У бабы Марии ладони в сухих мозолях,
И ноет спина; да и муж беспросветно ноет:
«Все нынче иное!» Иное, а песня та же.
Муж – старше. Мария помнит его лишь старым.
Себя она помнит юной: с веселым смехом
Она за водою с мехом бежит к колодцу,
Где голос глубокий кличет ее голубкой,
А ей, приголубленной, глупой блазнится радость.
А было ли это?
А, может, ей все приснилось?
А, может, она это все сочинила позже?
Что ей, приголубленной, глупой блазнится радость,
А голубь с голубкой парят в голубом сияньи.
Но счастие было недолгим, ей долгом – с мужем
Брести и не думать, как ослик покорный – возле,
По кочкам, по горкам, по горьким пучкам полыни.
И страх их немерян: их род ненавидит Ирод.
О, как же они устали! У стали острой
Ни жалости, ни усталости, ни пощады.
Вокруг говорят о крови: о крове жалком
Не грезилось - если ясли – уже кроватка.
А было ли это?
А, может, ей все приснилось?
А, может, она это все сочинила позже?
Что страх их немерян, вокруг говорят о крови,
Под стоны хамсина сына она качает.
Но что размышлять о бедах, обед готовя?
Заходит суббота, с субботой заходят дети.
Ее сыновья – как равы: равняя травы,
Мария вздыхает, что дочки ушли к свекровям.
С печальной улыбкой Мария глядит на мужа:
Пусть жизнь его давит, Давидов потомок стоек
И, даром, что в легких от вздохов нелегких хрипы,
Он скажет браху, и вино разольет по чашам.
А было ли это?
А может ей все приснилось?
А может она это все сочинила позже?
Давидов потомок вино разольет по чашам
Отведай вина: и вина и беда забыты...
Муж халу разломит. (Не зря ее руки тесто
Месили...) Мессию бы потчевать этой халой!
А внуки нахальные халу под полы прячут:
На крошки пичугам... Да сами они – пичуги!
Устали пичуги: зевают и трут глазенки;
Наивные крошки... А крошки Господней халы
Рассыпаны щедро по черному блюду неба,
И месяц – черпак рядом с хлебовом благодати.
А было ли это?
А может ей все приснилось?
А может она это все сочинила позже?
Огарками свечи... И вечер прошел на славу,
А месяц – черпак рядом с хлебовом благодати.
Но ковшик ладоней Мария не тянет к небу
Она не убога... У Бога Мария просит,
Чтоб внукам не выпала горькая доля бабки.
Под шелест хамсина Мария шепчет молитвы.
Она засыпает. Во сне, будто это в жизни,
Она засыпает муку и взбивает тесто,
И в дом ее входит Мессия. Он просит халу.
Он смотрит в глаза Марии глазами сына.
А было ли это?
А, может, ей все приснилось?
А, может, она это все сочинила позже?
Заходит Мессия и смотрит глазами сына -
Любимого сына, убитого на Голгофе.
Генчикмахер Марина. Поэт. По профессии – инженер-механик. Родилась в Киеве в 1962 г. Окончила Киевский политехнический институт. На Западе с 1992 года. Живет в Лос-Анджелесе. Печатается в лит. изданиях России, Украины, США.
