* * *
Эхо ловить – нежнейшая из забав:
Словно губами ловишь травинку, словно
Знаешь её по имени среди трав –
Тоненькую, поющую полусонно…
Эхо ловить – нежнейшая из забот:
Необъяснимым молчаньем встревожа душу,
Вдруг – отзывается… вспыхивает… зовёт –
И улетает прочь, тишину разруша.
Эхо ловить – опаснейшая игра.
Ибо из тех глубин, где твой голос тонет,
Часто приходят гибельные ветра
И за собой увлекают в бездонный омут.
Стой! Затаи дыханье! Глаза закрой…
Это проходит сквозь сердце твоё излука
Вечности, – полонённый её игрой,
Ты обретаешь младенческий лепет звука
И, превращаясь в речь, растекаясь в мёд,
Переплываешь сухой океан молчанья –
Это оно отзывается, тает, льнёт,
Мягким касаниям испуганно отвечая…
* * *
…Они ещё волки и братья по крови волкам,
И жажда струится по их филигранным клыкам.
Их плоские лица и гибкие злые хребты
Прижаты к земле невесомым столбом высоты.
В косые прорехи светящихся золотом глаз
Холодными искрами чёрная ночь пролилась.
Они ещё волки, весёлые дети беды:
Сухие века пролегли от воды до воды,
И стая летит, ощущая волнистой спиной,
Как небо, подтаяв, лавиной скользит ледяной…
Гости
И вина-то всем достанется,
И швыряют хлеб собакам.
Среди гула и беспамятства
Белым воском пол закапан.
Что за пир – а мы не позваны,
И не знают нас по имени,
Но с мороза щёки розовы
И ресницы в чёрном инее.
Рукава бобром опушены,
Пальцы струнами запутаны,
Очи строгие опущены –
За собою не зовут они.
Веселы, да не потешные,
Мы уйдём от вас в распутицу.
Наши песенки – нездешние,
Наша быль – не скоро сбудется.
* * *
Нам, переменчивым, как пламя,
Как свет, горящий вдалеке,
Нам трудно говорить с богами
На скудном нашем языке.
Но наступает, как проклятье,
Необратимый тайный час,
Когда учителя и братья
Уже не понимают нас…
* * *
Ты знаешь, как хочется нам красоты.
Ты видишь, насколько она невозможна!
Нахлынувший сумрак стирает черты,
Когда из дубовых дверей осторожно
Выходят под розовый свет фонарей
На пенье тишайшего снежного хора
Женщины в шкурах убитых зверей,
В сырых бриллиантах, в цепях из фарфора.
О, как драгоценная их суета
Хрустит под ногами, слепые осколки
Впивая в подошвы… Но полночь не та,
И небо линяет, и в городе волки.
Их стая черна, и черны вожаки,
Их жажда с амвона гнусаво воспета.
Свирепые джипы вонзают клыки
В горячую спелую мякоть проспекта,
И сразу за ними смыкается тьма,
Где еле видны из-за снега и дыма
Два тусклых, расплывчато-красных пятна,
Палящих, но тающих неотвратимо.
Бастион иллюзий
1
На секунду сердце смолкло,
Показалось: жизнь прошла…
Мандариновая смолка
Между пальцев потекла.
Нынче бабочки без платьиц
Спят, закутанные в свет.
Время бродит – что ты плачешь? –
Там, где нас с тобою нет.
У него в лугах сугробы,
У него в сугробах сны…
Ткани времени суровы,
Нити времени тесны.
Разве только недомолвка,
Да она почти не в счёт, –
Мандариновая смолка
Речкой по небу течет.
2
Цветёт луна, горит вода,
Плывёт слеза свечой сосновой…
Умри от нежности – тогда
Тебе придётся жить по новой.
Мы звери нежности – и в ней
Мы обитаем у истока:
Чем дальше в нежность, тем страшней
Волна высокого восторга!
Мы звери радости – и нам
Весь этот мир лучами выткан:
Здесь нас зовут по именам
И учат песням и молитвам.
3
О небо, небо, бастион иллюзий,
Твой гарнизон в осаде, но над ним
Горит звезда – сквозного света узел,
Горит звезда расплавом ледяным.
О небо, небо, крепость нашей тайны,
Направив копья в сторону земли,
Твой гарнизон стоит, гремя щитами,
И тайный мрак с горящими чертами –
Витийствует, пророчествует ли?..
О небо, небо, синий прах сомнений,
Что есть любовь, и что её закон? –
Огонь идёт по улицам селений,
Огонь целует золото икон!
4
Да, ваши жёны – как пух лебяжий,
А мы на огненный вдох похожи.
И рядом с нами – пустыня жажды,
И эта жажда – мороз по коже.
(А с виду вроде одно и то же…)
Мы не красавицы – мы красивы,
Когда мы в гневе, когда мы в небе,
Но нашей воле и нашей силе
В темницах ваших и жить-то негде!
Мы верим каждой полоске света –
Особенно если он не отсюда.
И нас опасно винить за это –
Но так же страшно любить за чудо.
5
Облака на закате меняют форму.
В гололёд асфальт становится глаже.
На морозе машины впадают в кому.
Бастион иллюзий меняет стражу.
Мы не видим снов. Мы не любим шуток.
Мы герои спецназа. Мы суперпрофи.
(Лично я люблю в это время суток
Перелистывать книгу за чашкой кофе.
Ненавижу войну. Что может быть гаже!
Ненавижу себя – тоже мне подснежник!)
Бастион иллюзий меняет стражу.
Эти парни, пожалуй, покруче прежних.
Бастион иллюзий, воздушный замок,
А вокруг него на сто вёрст – могилы.
Бросить эту бодягу да выйти замуж!
Как сказал Маяковский: «А вы могли бы?»
Да могли бы запросто! Но, покуда
Бастион иллюзий возносит башни,
Остаётся надеяться лишь на чудо –
Всё равно, ей-богу, – моё иль Ваше.
6
Это – горе, это – море, это – Волга.
Уплывает мандариновая смолка.
Это слёзы. Это сердце. Это холод.
Это сказано не нами: «Всё проходит».
В этой азбуке гордыни и смиренья
Буквы мая распускаются сиренью,
А в июне отзываются грозою,
А в июле расплетаются косою…
Вот и осень разворачивает знамя,
Вот и холод застывает зеркалами.
Остановишься – и дышишь долго-долго:
Ах, как сладко, – мандариновая смолка!
* * *
Кафешка, стёклышко, где мы с тобой сидели,
Где низок потолок, но всюду ариэли,
Летая по столам вперегонки,
Устраивали в сердце сквозняки…
Кафешка, закуток под боком шумной стройки,
Где окна в жалюзи линованы под строки:
Пиши что хочешь, благо не видна
По синеве чернил голубизна…
Кафешка сломана. Её хрустальный воздух
Блестит в пыли, змеится в острых звёздах
Рассыпанного по земле стекла…
Я плакала бы, если бы могла.
Но ариэлям, беспрестанно вьющим нити
Для невесомой голубой канвы событий,
Нужна свобода. Воздух между строк
Бывает так же радостно жесток:
Погибшие слова лежат в столетнем хламе,
То, что не названо, в восторге бьёт крылами,
И ты стоишь в изнеможенье сил
Пред тем, что сам на волю отпустил…
