* * *
ни крепкой хватки ни ума однако вот живу
а ты что делаешь вокруг как город соловьи
чужой удачей дразнишь после в пыльную траву
ложишься юбку задирая шепчешь мне "живи"
но это – эхо – хор червей на дне вселенских ям
акафисты поёт одной решающей из встреч
которой лето липкое так просто не отдам
на всякий волокно ночей переплавляю в речь
заныкать слиток я к тебе... проспект пересеку
но прежде чем обнимемся стряхнув подкожный плен
тончайший сладкий пар вещей до одури глотну
и сразу всё пойму ловя улыбки полутень
* * *
Вася сложил из грязной клеёнки
самолётик
не будет лета
всё вы врёте
спите и ждите чуда
а я улечу далеко отсюда!
Утром
у железной сетчатой кровати
пустовали сандалики
на тумбочке нацарапано гвоздём
улетел покорять прекрасные дали.
Такое чудо глупо отрицать даже
спустя двадцать лет
ерунда арматура решёток на окнах
важно
как он мечтал о выписке
как носилась по отделению
звонила главврачу тётя Лена
а я врал ей разглядывая жёлтые стены
что сдал мочу
что Васе уже лучше
он отлично устроился
либо кондуктором радуги
либо
поводырём облаков – это же
очевидно.
* * *
Нам было надцать
нас настигало на лавке и в подъезде
в любом замечательном месте
лилось настежь
делалось из горла
понедельник хлебал воскресенье
есть мнение
такое отношение
к общественному порядку
заложило основы деструктивного творчества
а мне и сейчас хочется
целовать тебя в пятку
нам тогда помешали
демонстранты и неформалы
по сей день они поют Леннона
помнят Ленина
бьются за права в летаргическом сне
самые умные носят бороды
и пристают со стихами ко мне.
В нас вошла абсолютная лёгкость
спустя каких-то пару строк биографии
в месте дымном и блядском
жаль морали уже не будет
откуда ей собственно быть.
* * *
с твоего девятого неба Сормово что ночной Нью-Йорк
тушу о гнилые перила балкона бычки
то ли от наготы по телу течёт холодок
то ли от предстоящей игры в поддавки
с философией майского коньяка
буду кричать мол аморально стоек и духовно пуст
а ты представила уже наверняка
искристую темноту позвоночный хруст
песни Курта в акустике на том конце
тающей комнаты. подпеваешь самодовольно: ла-ла
вечность не серьёзней нехватки витамина цэ
у девочки которая так и не поняла
допинги обманут усталости не снести
ведь мы ни хрена не умеем. только рок, только джаз...
но слушай если ты знаешь как без боли уйти
говори сейчас
* * *
кроны платанов припудрила зелень
кокаин февраля смыт дождями
цветут абрикосы
ветер молится на лепестки
заплетает их в земленистые волосы
но я не буду врать что дни легки –
оседают лазурной пыльцой на бумаге
прессуются в намерение
мёртвой хваткой памяти захапать
троллейбус с глупыми и милыми людьми
пить и пить в честь победы пустоты
шагать по южному шоссе
с душистой смертью сирени в потной ладони
ведь она в любом избалованном взгляде
уже срывает с тебя трусы
это преддверье, дружище,
это преддверье
не сама игра
а только эхо упавших фишек
на разделочный стол
это лесного соловьиного мира
чёрно-белая остановка
асфальт
скамейка
старуха
и сотни историй лезущих
сальной сединой из ноздрей
вместе с весёлым дымком
а я скачу воробьём
хочу жрать
потому что живой
не потому что "нельзя"!
подбираюсь к старухе ближе
выпросить чёрствую крошку
отскакиваю
думаю – преграда, стена
а это ты
просто улыбаешься моему
воробьиному биению жизни
ПРАКТИКА
Beketoff street. Сквозь крайнюю весну
бреду великовозрастный засранец
не каждая пощёчина к лицу
но жадный взмах ладони в чём-то танец
вся фишка в нежелании страдать
хвататься за mein kampf и за meine liebe
и вечно что-то да употреблять
каким ещё расхристанным верлибром
свести на нет лазуревую высь
ведь это шторки на окне в больнице
интерном здесь я мыкаюсь. Срастись –
задание – с предателем, убийцей
чтобы извлечь из раны тот апрель
где жизнь хохочет малолетней дурой.
Камо грядеши? где ещё больней!
всё остальное – так, литература.
ПАУЗА
Текст записан в столбик
вот пожалуй всё
что можно предъявить
в качестве признака
поэзии.
Это если забыть
о перекопанных границах.
Это если забыть
о высшей мере
языка
где
должно пройти или наступить
кованым сапогом
немыслимое
молчание.
