Не ждал, а ты пришла с любовью ниоткуда.
Воистину, чудны, Господь, твои дела.
Кого благодарить (или винить?) за чудо,
за то, что живы мы, а жизнь уже прошла?
Прошла, как тот трамвай сквозь радужное лето,
сквозь лепет тополей и клёнов за окном.
Нехитрую цифирь счастливого билета
куда-то унесло горячим ветерком.
Оранжевый жилет пригрезится некстати,
расплющенная медь на зеркале стальном –
вот красная цена, вот общий знаменатель
того, что не вернуть нам никогда потом.
Неповторимых дней рисунок несводимый
прожёг своим теплом проталину в снегу.
За что мне эта месть: единственный, любимый, –
когда уже ничем ответить не могу?
* * *
Из букв на волшебном экране,
как сны, возникают слова.
Несуществования грани
их светом размыты едва.
Так легче: ни звука, ни вида –
как будто нас нет. За стеной
спасительного алфавита
пусть голос останется твой.
Пускай только чёрные строчки
обводит курсора копьё,
минуя лицо твоей дочки,
в котором родное – твоё.
* * *
О главном, не о главном... говорили
о всяком разном, просто ни о чём.
По солнечной реке как будто плыли,
согретые исчезнувшим лучом,
под облаком, сияющим в зените,
в эпоху чёрно-белого кино.
Всё выше, выше, голуби, летите!
Большое видится... А было ли оно?
С такого расстоянья-расставанья,
что не поймёшь, во сне ли, наяву,
прощенье снова перейдёт в прощанье,
как первый дождь в весеннюю траву.
Переживём разлуку по старинке...
Стирать не стоит с клавиш алфавит,
поскольку в этом позднем поединке
никто из нас уже не победит.
* * *
Нам вместе было тридцать шесть...
М.Ц.
Действительно, было такое:
по рельсам гремящий трамвай,
в котором мы вместе... нас двое...
Единственный – общий наш май
ведь был же! Так славно когда-то
весёлой прозрачной листвой
летел за окном мой двадцатый,
а рядом шестнадцатый – твой.
Те дни, то счастливое лето
у нас не отнимет никто.
Недаром мы вспомнили это,
когда нам без малого сто...
* * *
Давай обойдёмся без грусти...
Так вышло. Чего уж теперь?
Ещё раз простим и отпустим
друг друга – так лучше, поверь.
Твоя запоздавшая нежность –
мерцающая глубина,
в которой от нас с тобой прежних
остались одни имена.
Мы прожили жизни чужие,
о том, что есть ты и есть я,
узнали, читая слепые
записки из небытия.
Не стоит испытывать знаки
земные стихией огня.
Останемся оба во мраке
кромешном вчерашнего дня,
где будем стоять у останков
разобранного букваря,
как дети в крахмальных панамках,
которых обидели зря.
* * *
Угощение – борщ со сметаной,
золотистые с маслом блины.
Так тепло и легко – только с мамой.
Так давно – только детские сны.
Так бывает – как будто бы снова
в том же доме, за тем же столом
чай душистый... Душевное слово
отзывается прежним теплом.
Вот ведь как отражается время
в перевёрнутом календаре.
Чуть печальней глаза у оленя
всё на том же настенном ковре,
где хранит заповедная роща
запах мяты, мелиссы-травы.
Размечтался – любимая тёща!
Не случилось, не вышло – увы...
* * *
Улыбнись, дорогая, не надо слёз.
Вспоминай букет белоснежных роз.
Горевать не стоит о той пропаже.
Ниоткуда пришли и уйдём туда же.
Друг для друга снова сойдём на нет,
превратимся в тот несказанный свет,
разлетимся в воздухе лёгким пухом...
Чтоб к тебе не вернулся ни сном, ни духом,
ни во тьме ночной, ни средь бела дня,
просто щёлкни «мышкой» и... нет меня.
* * *
Как будто сыграли в чёт-нечет,
оставшись на птичьих правах.
Вид улицы бесчеловечен.
На память приходят слова,
несбывшиеся разговоры
за нашу счастливую жизнь –
единственную, без которой,
как видишь, вполне обошлись.
Живьём оказались забыты,
как без вести канувший свет –
случайный свидетель защиты,
ненужной за давностью лет.
