Океан над головой
* * *
Я не помню, что было в начале,
Я не знаю, что будет в конце, —
Просто небо с землей обвенчали
И сомкнули в едином кольце.
И живем мы в придуманном мире,
Между явью и кружевом снов,
И мечтаем, чтоб нас полюбили,
Но упорно не верим в любовь.
И подобно певцам и поэтам,
Мы тревожно не спим по ночам,
Подбирая вопросы к ответам,
Как замки к порыжелым ключам.
Сколько лет суждено нам метаться,
Жать на газ и терзать тормоза?
Может, стоит чуть-чуть отдышаться
И поднять друг на друга глаза?
Царевна
Усталая Зима, царица-мать,
Передаёт корону юной дочке.
Уходит из дворца — скучать и спать,
Лишь белый шлейф
цепляется за кочки.
Идёт, идёт — и скрылась, наконец,
А молодая в тот же миг вскочила,
Схватила кисть,
раскрасила дворец,
Окно навстречу солнцу растворила.
Без промедленья выбежала в сад
Весёлая шалунья молодая,
И все цветы, её встречая взгляд,
Ей улыбались, глазками мигая.
Деревья пробудились ото сна
И потянули ветви к небосводу.
Запели звонко птицы, а она
Смеялась, вторя певчему народу.
Карета
На улице мальчишки
с утра гоняют мяч,
над крышами кружится
весёлый чёрный грач,
и ветерок резвится,
и раздаётся смех,
а небо бирюзою окутывает всех.
Спешат куда-то люди, немного влюблены,
они не замечают присутствия Весны.
Но звонкие копытца стучат по мостовой —
Весна-царевна мчится в карете голубой.
Она везёт с собою Мечты и Чудеса,
и солнышко сияет на спицах колеса.
И пронеслись, как ветер,
так близко от меня
четыре серебристых стремительных коня.
А из окна кареты вдруг выпало одно,
сверкая перламутром,
жемчужное зерно.
Но вот вдали растаял задорный перескок,
лишь маленький подснежник
качается у ног.
Мечта
Мне хочется от шума городов
Укрыться там, где бродит тишина
И речки тихой светлая волна
Поёт и нежится в объятьях берегов.
Мне хочется забыть свою печаль,
Упасть в траву, и слушать шум листвы,
И чувствовать касания травы,
И видеть неба голубую даль.
И раствориться в золоте лучей,
В дыханье ветра, запахе цветов…
Мне хочется от шума городов
Укрыться там, где мир ещё ничей.
Сказка
Вот картинка: домик, речка,
Ивы плачут у воды.
Тонко скрипнуло крылечко,
Тихо вздрогнули кусты.
Осторожно отворяю
Дверь: «Хозяева, ау!» —
Никого вокруг, я знаю,
Словно грежу наяву.
Дремлют старцы-домовые
Под немолчный звон сверчка,
Паучата-часовые
Строго смотрят с потолка.
В этом царстве позабытом
Слева — лавка, справа — печь,
Столик, скатертью накрытый,
Есть, где сесть,
и есть, где лечь.
Солнце смотрится в окошко,
Пляшет зайчик на стене —
На окошке будет кошка
Намывать гостей ко мне.
В этом царстве безымянном
Я останусь навсегда,
Буду слушать, как с туманом
Разговор ведёт вода.
А когда зима закружит,
Я усядусь у огня —
Домовой былину сложит
Или сказку для меня.
* * *
Там, где в крапинку крапива
у дремучего плетня
смотрит строго и счастливо
на несчастную меня;
там, где свет краснеет в окнах
и манит теплом уют,
и мадонны на полотнах
нам о радости поют;
там, где лес стоит в тумане,
там, где пьёт дожди река, —
мир распался вдруг на грани —
на цветы и облака,
на солому, камни, доски,
тьму ночей и свет зари,
разноцветные полоски,
звуки, блики, отголоски —
всё, что нравится, бери!
Километры — расстоянья,
время — тонкий звон веков,
невесомые признанья
мудрецов и дураков.
Пыль дорог — слуга разлуки,
взгляды, лёгкий поцелуй,
неразомкнутые руки,
голоса, как шёпот струй.
Шёпот чистых вод ручьистых
обо всём и ни о чём,
перевитье серебристых
лент, повенчанных с дождём.
Ты, конечно, не услышишь,
а услышишь — не поймёшь,
почему столетья дышат
и стыдится правды ложь:
слишком просто, несерьёзно,
слишком странно и смешно,
и к тому же слишком поздно —
ведь уже почти темно.
Чернота глядится в небо,
тает время на часах,
слишком страшно и нелепо
рассуждать о чудесах —
вдруг узнают, вдруг заметят
затаённый свет в глазах —
сразу в книжечках отметят,
похоронят в зеркалах.
Отражения мелькают,
заменяя свет души, —
знать, у всех судьба такая,
кто осмелится прожить
по неписанным законам,
под прицелом ста миров,
смело сдавшись эскадронам
красок, запахов и слов.
* * *
Океан над головой,
Ночи летние, бессонные.
Звёзды светят надо мной —
Жемчуга сереброзвонные.
Ходит по небу луна,
Млечный Путь дорожкой стелется.
Эту ночь живу без сна —
И в мечту, и в сказку верится.
Льётся музыка с небес —
Звуки нежные, нездешние…
Сладко знать, что счастье — есть
И оно, как мир, безбрежное.
* * *
Лебединых рук твоих
Горделивое скольженье.
Как подарок для двоих,
Улыбнулось отраженье —
И исчезло в глубине
Серебристого кристалла.
Нам не пелось в тишине, —
Только музыка играла.
Звуки падали, кружась,
Как снежинки, злы и колки,
И вонзалась в сердце страсть,
Словно тонкие иголки.
Заколдованной змеёй
Смотришь мне в глаза упрямо,
Неоконченной войной
Обернётся наша драма.
Кто кого и чья вина —
Это всё уже не важно,
Надо чашу пить до дна —
Значит, буду я отважна.
Но почудилось на миг:
Это — братина, не чаша,
Это — зелье для двоих,
Это — смерть моя — и ваша.
Отчего же только мне
Пить из чаши той пристало?
Отраженье в глубине
Усмехнулось — и пропало…
Битва
Стена, стена, стена,
Окно и потолок.
Моя ли в том вина
И мой ли в том порок,
Что я — навек? — одна...
Но вечность —
краткий срок…
А за окном видна —
Вверху, наискосок —
Пятнистая луна,
Ночной, слепой зрачок.
И шепчет мне она
Переплетенья строк.
Слова — осколки сна —
Ложатся на листок.
И шепчет мне луна:
«Шагни через порог,
На улице война,
И враг силён, жесток.
Лишь только ты одна
Поможешь нам, дружок».
Мне гибель не страшна,
И я беру клинок.
Как будто от вина,
Мне кровь стучит в висок.
…Ночь выпита до дна,
Уже горит восток.
Рука была верна,
Мой враг лежит у ног.
Ушла — навек? — война...
Но вечность —
краткий срок…
Гамлет
Я видел тень,
и тень взывала к мести.
Готов ли я возмездие нести?
Я заплутался в лабиринтах лести
И понял, что отныне дело чести —
Не сбиться с благородного пути.
Но что мне делать, помоги, о Боже!
Виновен враг.
Виновен?
Подскажи!
Я не хочу быть на него похожим,
И мысль одна всечасно сердце гложет...
Конец моим сомненьям положи!
Ведь если призрак — бред, свою я душу
Отправлю в ад на радость сатане.
А если правда всё — обет нарушу,
И сам к себе доверие разрушу,
И лучший друг в лицо не глянет мне.
Пусть назовут меня созданьем слабым,
Осудят нерешительность мою,
Но я раскаянье мечтал — на миг хотя бы —
В глазах врага узреть; судить не абы,
А так, чтоб честь не запятнать свою.
Но молодой Лаэрт решил иначе,
Не стал он колебаться и стонать.
Клинок уже отравлен, час назначен,
Я строил планы, но врасплох захвачен:
Иду я мстить,
иду я умирать.
Я верю людям, и в людей я верю.
Быть может, он — герой,
а я — подлец?
Нет времени оплакивать потерю!
Прощайте все!
Уж Смерть стоит у двери,
И ждёт меня, косая,
под венец.
Солнечный зайчик
Ловлю холодные лучи —
Привет осеннего светила.
Ну, зайчик солнечный, скачи,
Сядь на мою ладошку, милый!
И зайчик тут же прибежал,
Обрадованный жарким зовом,
И на ладони задрожал
Опавшим листиком кленовым.
Пёс
Жил-был пёс, и была у него конура.
В конуре вместо дверцы зияла дыра.
Через эту дыру
Пёс влезал в конуру.
Он влезал и лизал себе лапу и бок,
И мечтал запереть конуру на замок,
Потому что в углу на голодный денёк
Он однажды большущую кость приберёг.
С той поры по ночам псу никак не спалось,
Он всё думал: вдруг кто-нибудь слопает кость?
Укусить бы за пятку злодея!
И пришла псу такая идея:
Чтобы кость не досталась вообще никому,
Надо слопать её поскорей САМОМУ!
Ослик
Не по часам, не по минутам —
проходит жизнь
своим особенным маршрутом —
с равнины в высь.
Не успеваю за другими,
а впрочем — пусть.
За скакунами удалыми я не гонюсь.
Мне чувства сладкого азарта не испытать,
ведь у меня иные старты, иная стать.
Для белогривых — перевалы и серпантин,
седые сумрачные скалы и блеск вершин.
А для меня — бежит тропинка среди полей,
речушка, выгнутая спинка моста над ней.
И под копытами досточки моста звенят,
на берегу другом цветочки к себе манят.
Но почему-то ближе, ближе всё небосвод…
По яркой радуге — увижу —
иду вперёд.
