***
1
И долги вечера, и ночи кратки,
и лупит блажь в висков колокола,
и, как ни складывай, не сходится в остатке
с ответом жизнь, и в óтсвете стекла
часы идут обратно, леворукий
мне машет мой взъерошенный двойник,
и в немоту стекающие звуки
щекочут слух, и догорел ночник,
и на посту заснул служивый кочет,
и смены нет, хотя пора давно,
и кратки вечера, и долги ночи,
и утро будет слишком мудрено.
2
Так на рассвете знобко, что впору плакать,
зябнут на травах слёзы, а в горле сухо,
и пересохшая напрочь яблок глазных мякоть,
и одуревшее вусмерть от тишины ухо.
Со стороны глянешь сам на себя – нафиг,
что бы заткнулся что ли чёртов будильник-кочет?
Жди, он заткнётся, как же... Сонного бреда трафик
месит уныло слякоть и рассосаться не хочет.
И не проснуться толком и не заснуть обратно.
Хрустнет суставами утро, тихо вздохнёт джезва,
мол, как ни ясно солнце, но и на нём пятна,
только какая разница, если взглянуть трезво?
Если взглянуть трезво, разницы не заметишь.
Резво секундная стрелка чешет слева направо.
Каждому дневи довлеет злобы его ветошь.
В каждом глотке смешаны снадобье и отрава.
Выпить с утра – грядущий день от забот свободен.
В пьяницы что ли податься или в аристократы?
Господи-Боже, чем же мир Tебе так неугоден,
что Ты вздыхаешь грустно: «Да, натворил когда-то»?
Да не грусти, не надо. День наступил – и ладно.
Чай не впервой, перебьёмся, глядишь – и выскочим в дамки.
Что-то лопочет утро – что из того, что нескладно?
День прижимается к жизни, словно ребёнок к мамке.
24-25 февраля 2012
***
играли на ангельских лирах
по капле цедили коньяк
а после мочили в сортирах
мотали кишки на кулак
и лбы по церквам разбивали
прощенья прося за грехи
и музам покорны писали
симфонии вальсы стихи
колени любви целовали
вели за собою умы
и грабили и убивали
и всё это господи мы
10 марта 2012
***
На грохочущем трамвае
от кольца и до кольца –
куда вывезет кривая,
от начала до конца.
И душа вспорхнёт с подножки,
полетит на смертный свет,
как судьбу зажав в ладошке
пять копеек на билет.
13 апреля 2012
***
Проснуться в заполуночном бреду,
искать опору в шаткой половице,
пока бубнят свою белиберду
обрывки сна и тьма в глазах двоится.
И не понять – в раю или в аду
слепых теней блуждает вереница,
тропинку ищет к Страшному Суду
душа заблудшая – ответчица, истица.
Свет фонарей играет в чехарду,
в стекло стучится ангелом ночница,
подмётки режет Месяц на ходу,
затерянная в были небылица,
черновика зачёркнута страница...
И жизнь со смертью режутся в балду.
23 апреля 2012
***
Ах, как бы это, господи, забыться на часок,
чтобы светло и радостно, как в детстве поутру,
когда на лбу два лучика сплетались в поясок,
а за окном два облака качались на ветру.
Ах, как бы это, господи, чтоб музыка плыла
рассеянно, задумчиво, так просто, никуда,
как будто между нотами прорезались крыла,
как будто между пальцами не утекли года.
Ах, как бы это, господи, ах, как бы это так
почудилось-поверилось, что живы мать с отцом,
по свету бойко катится, как Колобок, пятак,
пока вздремнуть не вздумает под золотым крыльцом.
Ах, как бы это, господи, проснуться на часок
на танцплощадке старенькой, где вместо соловья
играет радиола незатейливый вальсок
и так робеет девочка, и так робею я.
Ах, как бы это, господи... Но, господи, никак.
Ну, разве сон привидится, когда уснуть нет сил
и память подаёт тебе прозрачный тайный знак
о том, что скоро сбудется всё то, о чём просил.
Ах, как бы это, господи... да, господи, легко –
смычок луча касается незримых струн души
и жизнь в три такта кружится легко и широко,
и звук переливается в неслыханной тишú...
Замри и не дыши.
10 мая 2012
***
Невзрачной рыбки запах огуречный
весною петербургской скоротечной
витает в серебристом кураже
и память задыхается счастлúво
прохладным ветром с Финского залива,
куда приду – конечно, е.б.ж.
Б.ж., б.ж. – какие к чёрту если,
когда года покойные воскресли,
как мать, что появляется во сне –
лишь руку протяни... Не тут-то было –
что было, между пальцами уплыло,
а не было – достанется не мне.
Да и не жаль. Я закурю на Стрелке.
Шипит звезда хабариком в тарелке
сырого неба. Бог устал творить.
В Неву вползают ладожские льдины.
Узлы на памяти зудят, но всё едино
не развязать связующую нить.
Что будет, е.б.ж.? Где та гадалка,
которой нагадать судьбу не жалко,
как меч над головой на волоске,
и прочитать в сплетениях невнятных
руки или в слепых кофейных пятнах
когда порвётся жилка на виске?
Да ничего не будет – будет то же,
что было, но на было непохоже,
уж ты не тот, и музыка не та,
и только голос в трубке телефонной
и свет, во мгле дрожащий заоконной,
и на столе нетронутость листа.
Орёл и решка, правда и обманка,
и серебрится корюшка-бананка,
в рот не попало – по усам текло.
Катает в пальцах Бог седую глину,
затёкшую почёсывает спину
и мошкара колотится в стекло.
И, е.б.ж., ещё сыграю в прятки
со смертью, убегая без оглядки
в прозрачный запах призрачной весны,
где белой ночи завязь серебрится
и жизнь с ладони склёвывает птица
с горчинкой привкуса печали и вины.
21-23 июня 2012
***
I
Переиначить всё, переиграть.
Ошибки подтереть. Простить огрехи.
В огонь отправить старую тетрадь.
На прожитóм перелатать прорехи.
Былое и ушедших воскресить.
Концы упрятать. Всё начать с начала.
Тоску свою верёвочкой завить.
Печаль понянчить, чтобы замолчала.
Колпак переколпачить. Боль унять.
Потёртую судьбу – в перелицовку.
Морщины подтянуть. Жирок убрать.
Придумывать счастливую концовку.
II
Оставить всё, как есть, не теребить –
ведь всё одно, что дóлжно, то случится.
Дамоклов меч. Растрёпанная нить.
Рак на горе. Напиться из копытца.
Оставить всё, как есть, не мельтеша
и выпрыгнуть не пробуя из кожи.
Благая весть. Заблудшая душа.
Монета на ребро. Небес рогожа.
Оставить всё, как есть, без слёз, без слов,
без пальцем по стеклу до скорой встречи.
Живица вдоль обугленных стволов.
Уж полночь близится, а всё ещё не вечер.
Оставить всё, как есть, а если нет,
оставить с жизни на чекушку сдачу.
На дне заката прячется рассвет.
Чекушка. Хлеб. И луковка впридачу.
III
В шкафу хрустит суставами скелет.
Шатаются по стенам сонно тени.
Старательных мышей кордебалет.
Неслышный рост невидимых растений.
С чадящей свечки пальцем сбить нагар.
Вчера ушло, а завтра не настало.
Земной в ночи постанывает шар.
Ему в ответ сова запричитала.
Так было, есть и снова будет так.
Хлопочет ёж. Рассохлась половица.
На явное ложится тайный знак.
Томленье духа. Чистая страница.
26 июня 2012
***
Осенины. И, стало быть, бабки
подбивать, счёт цыплятам вести.
Прошлогодние флаги – на тряпки.
Cтруйка дней из разжатой горсти.
Остаётся ни много, ни мало,
хочешь – пей, хочешь – пой, хочешь – вой.
Очертанья чужого вокзала
да осин вдоль дороги конвой.
Яблок стук в такт мелодии грусти.
Дозревающий болиголов.
Заучить этот ритм наизусть и
повторять под шуршанье снегов
и дыханье прощания хвойное,
и морзянку капéльную с крыш.
Старой яблони тень подконвойная.
Солнца лист опадающий рыж.
19 августа 2012
***
В трёх заблудиться соснáх на пятачке леска.
Ноги сбивать. В лицо узнавать каждый лист.
По имени откликаться на каждой пичуги свист.
Смотреть как съедают черви тело боровика.
Думать, что где-то рядом должна протекать река.
Становиться всё меньше и меньше. Шарахаться от куста.
Пить из сухого ручья. Накатывает темнота
и зеленее тоски только сама тоска.
А там, откуда пришёл, что ни Спас – на крови.
Злоба довлеет дневи и пенится на губах.
И на небесном оргáне, плача, играет Бах
«Страсти по Иоанну» с печальным хором любви.
21 августа 2012
2 сентября
Припадает полёт на усталость крыла.
Облаков на ветру сыроватая вата.
Багровеет закат. Бронзовеет ветла.
И сорока-воровка косúт воровато.
Дневи каждому счастье и боль пополам.
Каждой ночи достанет любви и печали.
Оставаться собой. Остальное – не к нам.
Умер год. Отпоёшь. И проснёшься в начале.
2 сентября 2012
