* * *
Прохладно,
солнечно и сухо.
Над плавной медленной рекой
ракита скрючилась
старухой
и воду меряет клюкой.
А за рекой,
в страну Бохая,
по неухоженным полям –
дорога в прошлое
плохая
переломилась пополам.
И мы не знаем, что и как там,
пытаясь брод найти в реке,
не доверяя древним картам
и тёмным лицам удэге.
* * *
Метёт позёмка вдоль столбов
фонарных.
Лицо своё упрятав в воротник,
среди людей хронически
непарных
я жить привык.
Мы все, увы, единственные
в мире,
под этим небом, этой пустотой,
и дважды два, возможно,
не четыре
в системе той.
Но мы с тобой по правилам
играем
в беспамятстве и снов,
и дел дневных,
и ад квартирный называем раем
для нас двоих.
* * *
Вверх по распадку неба свод –
белёс,
и сучья – ноты,
что без должной цели
торчат в стволах невидимых
берёз,
а чуть пониже – притаились ели.
И тихо так, что слышен
каждый звук:
лай из посёлка –
подневольный, тощий,
и с неба – вздох, и дятла –
дробный стук,
и ключ – журчащий
под метровой толщей.
Похожим став на этот лес – седым,
где в полдень снег
на чёрных веках тает,
я человеком стал – немолодым,
и мне – не нот, а пауз не хватает.
* * *
Что за ночь наступает –
кромешная!
В чёрной дымке летучей – луна,
И лишь речка безмолвная
снежная
В расступившемся лесе видна.
Спи, мой разум,
собою измученный!
Всё, что ты ни надумаешь, – ложь.
Всё, что есть за речною
излучиной,
Ты узнаешь, когда повернёшь.
И как бы страсть ни наполнила
Берега твоих новых идей,
Речкой снежною будет,
безмолвною,
Продолжение речи твоей!
* * *
Мы уже не единый народ,
нас делили и тайно, и подло,
в нас
в едином порыве встаёт
лишь футбольных болельщиков
кодла.
* * *
Е.Д.
В подъезде дома
лестничная клеть
всю ночь одна мерцала
в тусклом свете,
и я готов был ночью умереть,
но ты моей не допускала смерти.
Тьма неохотно размыкала круг,
согрелись солнцем
каменные плиты.
Мне стало легче, и я понял вдруг,
что мы с тобой
уже не будем квиты!
И, понимая, головой поник
в раскаянье неискупимом
мужнем,
что я теперь
не столько твой должник,
как раб того, что совершил
в минувшем.
Пенсионеры
Скакать бочком с горы –
привычка,
почти что детская...
Жена
при мне, как серенькая птичка
при воробье
оживлена.
О эта осень! Ягод спелость
последняя – горчит уже,
чтоб напоследок слаще пелось
о том, что вызрело в душе!
Пусть дни по-будничному серы,
мне смехом вышибло слезу:
ведь скачут вниз пенсионеры
к больнице, что стоит внизу!
* * *
Когда от выстрелов толпой
бегут по внутреннему зову,
поэта слово – звук пустой,
хоть сто нолей пишите к слову!
