* * *
Мы слушаем дыханье океана
На берегу, подёрнутом туманом.
Так миллионы вопрошают манны,
Так миллионы шепчут: «О, Осанна!»
Ты — мира животворная граница,
Здесь сходятся земля, вода и воздух,
Здесь узнают друг друга звери, рыбы, птицы,
Здесь отражённо вспыхивают звёзды.
Какой простор, какие дни и ночи
На берегах пустынного залива!
Из века в век здесь волны камни точат,
А океан вздыхает молчаливо.
И пусть мой край речной, таёжный, горный
В моей душе хранится непрестанно,
Меня зовёт дыханье океана,
И души звёзд, и бездна ночи чёрной.
Ты — соль земли, ты — первенец Творенья!
Густела магма, превращалась в скалы.
И Дух Святой открыл твои теченья,
Паря по водам, и заря настала.
Ты великан, родивший великанов,
Тех трёх китов, что вечно держат сушу.
Я слушаю дыханье океана
И даже словом вечность не нарушу.
* * *
Звени, звени, звени, звени, не умолкая,
Красавица моя ты, речка быстрая.
Верни меня, верни от самого от края,
Откуда без тебя не возвращусь и я.
Когда я уходил, был весел лес весенний
И сказочный костёр горел на берегу.
Но я ещё тогда не думал о спасении,
Не знал, что без тебя прожить я не смогу.
И вот, когда уже давно всё стало ясно,
И некого винить, и не на что пенять,
Я обернусь к тебе мучительно и страстно,
Чтоб вымолвить: верни, верни, верни меня.
* * *
В. А. Новикову
В потемневшем зеркале постарели лица.
Слава тебе Господи, гости разошлись.
То ли мне печалиться, то ли веселиться,
То ли просто посидеть, думая за жизнь.
На листке черновика — пролитое пиво,
Дух сомнения с утра мучает нутро.
Что-то, видно, к старости стал я суетливым:
Хлопочу и хлопочу, только всё не впрок.
Только всё неможется, теплюсь еле-еле:
Вот и гости разошлись, а стакан в руке.
Разлеглась бессонница на моей постели,
Да молитва за полночь крутится в башке.
Не прошу у Господа славы и отваги,
Ни дороги дальние, ни казённый дом...
Ниспошли Ты, Господи, для меня, бродяги,
Тропку вдохновения на поприще мирском.
* * *
Кого я жду на гулком побережье
Среди туманов и среди огней?
Ведь на себя надеюсь я всё реже,
А на тебя надеюсь всё сильней.
Какая глушь, какие дни и ночи...
Тебя я жду, любимая, к себе,
Ведь с каждым днём становится короче
Та жизнь, в которой было столько бед.
Расстался я с виденьями дурными,
С холодным «завтра», с призрачным «вчера».
Кружу один и повторяю имя,
Один в ночи под небом до утра,
Я повторяю имя, как молитву,
И до утра в ночи глухой зову.
Какая глушь! Но небеса открыты,
Они для нас открыты наяву!
Детство
И вот гасили на ночь дома свет.
И кот, свернувшись, прятал нос (к метели!).
И по сугробам голубые тени
Гнала луна летящим тучам вслед.
Тепло, дремотно бормотала печка —
Домашний бог, уютный и большой.
И дом затихший мне казался вечным,
Как звёздный странник в стороне земной.
Нас время уносило вместе с ним
Сквозь снег и лес навстречу снам моим.
А утром было холодно вставать
И весело...
И разве мог я знать,
Что я уеду, старый дом снесут,
Что жизнь не ждёт
И что её не ждут?
Мария
Черемши наелся до икоты,
Больше было нечем закусить.
С вермутом покончили мы счёты,
Оставалось только водку пить.
Мы сидим вдвоём со странным другом
В мастерской зачуханной его,
Голова плывёт гончарным кругом:
Слышу всё, не вижу ничего.
Говорил он, брызгая слюною,
Как велик он в горестных трудах,
Как сейчас покажет мне такое,
Что взойдёт, нетленное, в веках,
Что его ещё поставят рядом
С Босхом, Гойей, Врубелем, Дали...
Я хотел сказать, что врать не надо,
Но не стал и по глотку́ налил.
Но когда совсем осточертела
Мне его пустая болтовня,
Красота неведомых пределов
Вдруг с холста взглянула на меня.
От неё не по себе мне стало,
Как во сне — ни крикнуть, ни сказать:
Лишь лицо — сияющим овалом,
Да на нём печальные глаза.
Как же ты, пресветлая Мария,
Забрела неведомо куда,
Где в распадках кедры вековые,
Где на реках взгорбилась вода?
Неужели кореш мой случайный,
Что кривлялся с пеною у рта,
Лик твой разгадал, и взгляд твой тайный
Осветил угрюмые места?
Неужели над водой и твердью
Он тебя провёл, как поводырь?
К твоему взывает милосердью
Богом позабытая Сибирь.
Похотью реакторов и топок,
Жлобством пристяжных временщиков
Сыты мы по горло, в горле копоть,
Так спаси, Мария, дураков.
Может быть, тебе виднее свыше
И Тюмень, и устье Колымы,
Весь тот край, откуда мы все вышли?
Так скажи: зачем на свете мы?
Ночь в окне, и льётся мрак бесшумный,
Спит художник мирно, как святой.
Успокой, Мария, неразумных,
Пусть они умолкнут пред тобой.
Пусть по справедливости отметит
Взгляд твой и трудяг, и подлецов,
Пусть не проклянут нас наши дети,
Как и мы не прокляли отцов.
От стыда вином не откупиться,
На чужом пиру не отдохнуть.
Посмотри, Мария, в наши лица,
Дай нам знак: туда ли держим путь?
Всё должно когда-то повториться,
Вновь придёт твой первенец на свет.
Посмотри, Мария, в наши лица:
Есть за нами правда или нет?
* * *
...глас Твой внуши Мне.
Молебный канон Песнь Песней, составлен
протоиереем Геннадием Фастом, песнь 9
Нет, мне не отмолить запущенных грехов.
Я жизнь прошёл, и вот — почти у края...
Где столько мне найти и времени, и слов,
Чтоб вычистить тебя, душа живая?
Как возбудить в себе молитвенный порыв,
Чтоб жертвенник горел, не угасая,
И удержать его до той поры,
Пока не расцветёшь, душа живая?
Я тороплюсь, спешу, мне надо так спешить,
Успеть спастись, не дошагав до края.
Единственной тебе могу я посвятить
Мои стихи, моя Душа Живая!
* * *
Эта тонкая грань, за которой покой и молчанье.
Эта только игра в расставанье, которого нет.
Ты скажи мне, судьба, побренчав равнодушно ключами,
Почему так влекут миражи, появляясь на свет.
То вино, то зеро, то хранимый легендами опыт,
То внезапность открытья, а то мимолётность стиха.
На иконах моих настоялась столетняя копоть,
И никто не придёт посмотреть на меня, старика.
Почему ты молчишь? Ты не знаешь, что дальше отмерить?
Я на свет выхожу, точно старец, прошедший затвор.
Подбери-ка ключи и открой на удачу мне двери —
И забудь про меня и про этот пустой разговор.
Я уйду, чтобы жить, на себя и на Бога надеясь,
Подвяжу деревца, пусть и дальше до неба растут.
Я похож на отца и совсем не похож на злодея.
Дай мне, Бог, обрести в жизни новой по силам мечту.
Поэма пейзажа
И словно с картин из сгоревшего барского дома
Явились и разом сошли на пустой горизонт:
Долины, и гроты, и свет розовато-истомный,
Лишь вместо лошадок — железнодорожный вагон,
Да баржи, застывшие тупо у низких причалов,
Да синее небо с избитою кличкой — лазурь,
И сам я, играющий роль записного нахала,
И сказанных слов, соответственно, жуткая дурь,
И ты, по наивности слушать готовая лажу.
Но всё это вместе расставлено мудрой рукой,
Но всё это вместе зовётся осенним пейзажем,
В котором припутался исподволь сонный покой.
И этот покой, обречённый остаться под спудом,
Как Божью Идею навеки закрыли дымы,
И я, оглянувшись, ищу это прошлое чудо,
В котором любовью случайно отмечены мы.
И машет хвостом с пониманьем приблудная псина,
И преданный взгляд покупает меня на корню,
И девочку ту, что причуды мои выносила,
Я снова люблю и, вернувшись, ни в чём не виню.
И музыка сфер, и пространство, и время сомкнулись
С осеннею дымкой, «Столбами» на том берегу,
И чёрные брёвна домов с николаевских улиц,
Как будто судьбу постигаю на каждом шагу.
Я стойко врастал в эту местность деталью пейзажа,
Как Гоша безногий, земной принимая удел,
Как вяз под окном... Ну а ты? Ты, наверно, всё та же,
Всё та же, которой когда-то коснуться не смел.
И словно на волю толкнула настырная осень,
Незваною гостьей вломившись в привычное вдруг.
Хотя и не ждём ничего, и у Бога не просим,
Но что-то осталось и в нас после стольких разлук.
* * *
Не луч, но лучше, но светлей,
И не заря, и не жар-птица
Цветёт меж грозовых полей —
Меж туч ночных цветёт зарница.
Вот так в глухом теченье сна,
В теченье дня глухом, убогом
Бывает вдруг озарена
Душа прикосновеньем Бога.
И долго памятью живёт
И ожиданьем встречи новой,
Иной красы, иных высот,
Что осветятся Божьим Словом.
Тогда, напраслину кляня,
Вернусь из тяготы сомненья.
Зарница Божья, на меня
Сойди, верни мне слух и зренье!
* * *
Любых болезней долгую нудьгу
Перенести с упорством я пытаюсь,
Но есть одна незримая и злая,
Которую осилить не могу.
Когда тебя со мною рядом нет,
Мир из-под ног мучительно уходит,
Потеря затмевает белый свет,
Я сам не свой, и нервы все на взводе.
Когда тебя со мною рядом нет,
Груз одиночества на сердце страхом давит,
Одна молитва голос мой направит,
Но я слабею, как от многих бед.
Любых болезней вынесу я груз,
Один остаться без тебя боюсь!
* * *
Обжитое окно,
В нём кубики домов.
Февральское тепло
Снег превращает в мыло.
Перебираю вновь,
Что будет и что было,
Уже не торопясь.
Я ко всему готов...
Так пусть ещё не раз
Вернётся первый снег,
И лёгким станет шаг,
И речь немонотонной.
А если уж весна,
То чтоб ручьи по склонам!
Обжитое окно я распахну весне!
