Поэт, прозаик, критик, переводчик. Родился в 1930 году в Южной Бессарабии. Автор многих стихотворных сборников и публикаций в литературной периодике России, Молдавии, Румынии, Польши и Болгарии. Член Союза писателей Москвы, редактор сетевого журнала «Пролог». Живёт в Москве.
* * *
Когда до учебных пособий
докатишься в славе своей,
окажешься среди подобий
и выйдешь на свет без теней.
От жизни останутся даты,
вопросы отменит ответ,
стихи обратятся в цитаты,
лицо превратится в портрет…
Побудь же у славы в отгуле,
поспорь со своею судьбой,
пока тебе рот не заткнули
строкой, сочиненной тобой!
Обзор современной поэзии
Поэты, поэтессы –
Гламур, деликатесы...
Фуфло и ширпотреб...
Большая редкость – хлеб.
* * *
В лес по грибы после всех –
всё равно что в Поэзию
после Пушкина и Пастернака.
И всё-таки...
* * *
Неосознанная вроде
с тайной смысла и числа
жизнь, которая проходит,
жизнь, которая прошла.
Карта, что была в колоде,
на ладонь мою легла –
жизнь, которая проходит,
жизнь, которая прошла.
И отводит, и подводит,
и творит свои дела
жизнь, которая проходит,
жизнь, которая прошла.
Тень заката в мире бродит,
но мучительно мила
жизнь, которая проходит,
жизнь, которая прошла…
* * *
Что такое старость? Проза
Романтической зари …
Телу бренному – угроза
Не извне, а изнутри.
Друг-философ, дальше носа
Загляни – увидишь свет,
Небеса – как знак вопроса
Там, где был прямой ответ…
* * *
Кто переступил порог смертельный,
не вернется, говоришь, оттуда?
Может быть, в другой сосуд скудельный
перельется влага из сосуда?
Жизнь моя подключена к потокам
вечного космического света, –
трепещу, вибрируя под током
галактического Интернета.
Может быть, покорны общим срокам,
мы избегнем воцаренья мрака:
саваном прикидывался кокон,
выпорхнула бабочка, однако...
* * *
Был закат Москве показан –
Рдяный, синий, золотой.
Был закат ничем не связан
С городскою суетой.
Беззащитна и прекрасна
Эта женщина, как сон.
С нею связывать напрасно
Братство, равенство, закон…
Красота идёт по свету,
Вырастая в высоте,
Словно требует к ответу…
Что ответить красоте?
* * *
Суждено горячо и прощально
повторять заклинаньем одно:
нет, несбыточно, нереально,
невозможно, исключено...
Этих детских колен оголённость,
лёд весенний и запах цветка...
Недозволенная влюблённость –
наваждение, астма, тоска.
То ль судьба на меня ополчается,
то ли нету ничьей вины:
если в жизни не получается –
хоть стихи получаться должны.
Комом в горле слова, что не сказаны,
но зато не заказаны сны:
если руки накрепко связаны –
значит, крылья пробиться должны.
* * *
Голову задрав,
у стены стоишь:
прошлогодний снег
сбрасывают с крыш.
Вот бы заодно,
торопя весну,
да смахнуть рукой
напрочь – седину!..
Надпись на обоях
В тот вечер я шел к ней с твердым намерением “перейти Рубикон”. Медлить больше нельзя, завтра будет поздно. Я решил сделать ей предложение – не больше и не меньше. Галя, милейшая студентка биофака, к тому же – моя землячка, я начал приударять за ней еще дома, и вот благодаря судьбе мы оба оказались в Москве. Уже с полгода я пересекал столицу с севера на юг, заявлялся в общежитие МГУ, где у Гали была отдельная комнатка в двухкомнатном отсеке, очень уютное гнездышко, чистенькое, со вкусом обставленное. Она к моему удовольствию угощала меня бутербродами и чаем, – моя студенческая жизнь сытостью не отличалась.
Мы болтали о том о сем, о генетике и экзистенциализме, о новых фильмах и книгах, потом начинали, как дети, шалить, валять дурака, в шутку боролись. Я частенько опрокидывал ее на кровать, мы то смеялись, то затихали. Галя не слишком противилась, я не слишком настаивал, ни до чего серьезного дело не доходило. Галя была положительная девушка, честная и умная, с ней нельзя было просто так, я это чувствовал и не переступал черту, все откладывал, мне и так было хорошо, тем более что я был влюблен не в нее одну, каюсь.
Время шло и – работало не на меня.
На горизонте появился Виктор. Высокий кудрявый аспирант, он запросто заходил к Гале (жил в соседнем корпусе) и не только стал нарушать мой привычный ритуал и поедать часть “моих” бутербродов, но восторженно не сводил с нее глаз и явно питал весьма основательные намерения. А что Галя? Она благосклонно приняла его в “компанию”, поддерживала вежливую и ровную атмосферу, предоставляя нам решать – кто кого пересидит. Легко сказать. Я жил на другом конце города, а этот кудряш был всегда под боком. После одиннадцати мне нельзя было оставаться в общежитии, а ему – можно.
Я понял, что стою на краю. Осознал, что Галя мне дорога и что уступать тому ученому парню не собираюсь. Как я мог быть таким размазней? Трус я, что ли? Галя ко мне привыкла, привязалась, готова полюбить – что ж я медлю – жду, чтобы она сама мне бросилась на шею?
Ее образ стал преследовать меня. Миловидное личико, таящее неожиданную изменчивость – задумчивое, сосредоточенно сдвинутые бровки – она будто собиралась хмуриться и ни с того ни с сего озарялась удивительной детской улыбкой. Она была смешливой. Голос низкий, словно слегка простуженный, но опять же неожиданный контраст – смех получался звонкий, тоненький.
Итак, в тот раз я отправился к Гале, готовый к решительному шагу. Как нищий студент или неотесанный чурбан, я пришел с голыми руками – ни цветочка, ни пирожного – зато с продуманным намерением. Я присел к столу напротив нее, разговор как-то не клеился, я силился перебороть волнение, молол всякую чепуху, а она, терпеливо слушая меня, вполне по-домашнему принялась вязать. Мелькание спиц буквально загипнотизировало меня, в горле стоял ком, я замолчал. Трус несчастный! – ругал я себя, но ни встать, ни подойти – приклеился к стулу. “Галя, выходи за меня замуж!” – репетировал я мысленно, а она продолжала спокойно вязать, цепляя петельки одну за другой.
И тут я придумал. Я повернулся к стене и карандашом медленно вывел на обоях: “Будь моей женой!” Галя с интересом глянула, но не ничего разобрала – была близорукой. А я, оглушенный ударами сердца, все же вздохнул облегченно: вот, я перепрыгнул через Рубикон! Теперь она встанет, прочтет и…
Но она не вставала.
“Что ты там написал?” – спросила.
“А ты подойди, подойди, прочти!” – хрипло вымолвил я.
“Прочти мне ты”.
“Нет, ты…”
“Ну как хочешь… я потом”.
И опять замелькали спицы. Несколько секунд прошли в полной тишине. Внезапно, сам того не ожидая, я схватил карандаш и стал густо зачеркивать написанное.
“Что ты делаешь? Ты портишь обои. Что с тобой?” – заволновалась Галя. Я перевел все в шутку, заторопился и стал собираться восвояси…
Боже мой, какими только словами я себя не обзывал! Я все провалил. Сдрейфил. Я весь горел от стыда. Не помню – когда и как я потом показывался ей на глаза, но через месяц я был приглашен… на свадьбу!
…Как сейчас, вижу такую сцену. Галя, Виктор и гости танцуют в холле девятого этажа общежития. Я, хорошенько подвыпивший, в состоянии какой-то горькой прострации выхожу на балкон, смотрю вниз – там на площадке маленькие человечки играют в волейбол. Уже смеркалось. Я перелез на ту сторону балкона, повис на
руках. Никакого страха. Только жалко себя.
Слава богу, никто не заметил – спустя несколько секунд я подтянулся обратно…
Кажется, даже потанцевал с невестой с видом несчастного и благородного рыцаря. Но наутро, проснувшись, я похолодел от ужаса, вспомнив себя висящим на балконе девятого этажа. До сих пор нехорошо…
Но вот прошли годы и годы, и меня однажды осенило: никаким я не был трусом тогда. Просто не догадывался, что на самом деле не хотел того, что собирался сделать.
А если б прочла она ту надпись на стене?
Не знаю. Знала – судьба…
