*** *** ***
Никого вокруг — ни родных, ни ближних,
Лишь мерещится, почему-то, море,
Да светило фишкой засело в вышних,
Да волна с другой в непременном споре…
Никого кругом (в стопаре отрава),
Только вечер как темноты сподвижник
Накрывает жизнь: не в порядке штрафа? —
Говорил подобное чернокнижник
В кинофильме (кто киноленту помнит?),
Впрочем, там стоял за Творца охотник…
Никого кругом, только морок комнат,
Только призрак — где? — будто вражий сводник
Между миром тем и — на время — нашим:
Между нашим и темнокнижным слоем,
Вот нырнём туда и тогда попляшем
Смельчаком ли, трусом, любым героем…
Там своих с огнём… или там их больше?
Никого окрест — ни родных, ни близких,
Только звёздный свет да бухло, не горше
И не слаще, чем в «Золотых записках».
Никого вокруг... В каждой букве Яхве
Или аспид о четырёх решалках?
Сколько я стою на Кастальской вахте?
Разбери теперь — все стихи в помарках,
В перекличках с мойрой (приелась пряжей)
И, конечно, с девушкой, что Вермеер
Нам оставил (чтоб понимали…), даже
С Тем, который ветра ослабил веер,
С тем, который облачком над погостом —
Херувимом маленьким притаился
В тех краях, где хоспис за Чёрным мостом
С молчаливой теменью породнился.
ВЕСЬ БЕРЕГ В ПТИЦАХ
Баклан ли, чайка, может быть, сапсан,
Припомнишь птицу — проступает Север,
Над сопками курящийся туман,
Плывущий к берегам нелёгкий сейнер.
Весь берег в птицах, в бухточках… Ветра
Привычно перелистывают волны.
Большие лодки, джонки, катера,
Знакомый мир пустынности и воли.
Знакомый мир окраины, волна
С другой волной пульсируют и — тихнут.
Как будто полдень? Поздняя весна?
Вчерашний день сегодняшним настигнут.
Знакомый мир, две чаечки над тем,
Который был в иные годы мною, —
Неужто я? В какой смотрю эдем?
Былую жизнь сближаю с тишиною…
С какою птицей выдохну строфу
В знакомый мир, в каком теперь едва ли
Я окажусь (в других мирах живу).
Темнеет небо. Пропадают дали,
В которых был прописан рядовым,
Был Севером, подробностью пейзажа…
Я постарел? Скорее — стал другим,
Я — точно незаметная пропажа.
Нередко жизнь и призраки топлю
В большом вине и в маленьких заботах.
Я смутное прошедшее люблю…
Так много было в северных широтах.
КО́́́́ММЕНТ К ФИЛЬМУ
«АНГЛИЙСКИЙ ПАЦИЕНТ»
Будет день…
Будет ветер из Африки кожу сушить…
Е. К.
Ощущаю себя пациентом английским… Любовь
Потерявшим в пустыне, в какой-то случайной пещере,
Обессиленным графом, смешавшим чужбину и кровь
Окружившей войны, где солдаты, орудия, звери…
Без любви и победа, ты слышишь, Создатель, — озноб…
Бедуины спасли, и барханы как будто ожили…
Ощущаю себя пациентом, которому — гроб,
Для которого жизнь растеклась, как песчаные мили.
Ощущаю себя этой Африкой, ветер сушить
Будет Африку сильно, дрома́дер на фоне светила
Не таким романтичным вам будет мерещиться… Выть
Буду старым шакалом среди бесноватого мира.
Пациент из Британии — слепок Второй мировой,
Обожжённый любовью, глядящий в сиротское небо,
В желтоватый Каир под плывущей щербатой луной…
…Я оставил в пещере ей воду и ломтики хлеба.
Будет солнечный день, будет Африка вязнуть в песке,
Караваны устанут идти по горячим сугробам,
Будет ветер кричать о такой нашумевшей тоске
И других сокрушать будет жизнь африканским ознобом.
*** *** ***
Укрыться бы в гогеновскую глушь —
Вокруг вода, тропическая сушь…
Быть братом птице, рыбе, что атолл
Облюбовала, вышептать глагол,
В кокосовых иллюзиях молчать,
Под листьями пандануса писать
На Хива-Оа: в захолустье, где
Ещё рожают в хижинах детей.
Запрятаться, заманивать слова…
Там женщина туземная права,
Когда берет, кого захочет в кайф,
До капельки вытягивая life
Под птичий сленг, мычание коров,
Под взгляды сверху фаллосов-плодов.
На жертвенном огне спалить «вчера»,
Смотря, как тлеет золотая мгла,
Стирая в тамариндовом огне
Дурные колебания во мне…
Укрыться бы в гогеновскую глушь —
Кругом вода, тропическая сушь…
Где б мне кричали дикой желтизной
Тугие апельсины… Сильный зной
Въедался б в кожу, изменял бы дух:
Сидел в подкорке таитянский юг.
6 ЯНВАРЯ
На улице и дома
Снег обнимает снег:
Можно писать о снеге,
Слышен ребячий смех,
Вьюжные саундтреки.
Небо — там добрый Бог,
Ангелы детворою
Учат какой урок?
Светятся теплотою,
Словно с картинок, что
В охре и позолоте.
…Белое вещество —
По́ две снежинки, по́ две,
Видишь, могу сказать:
В мире так много Бога!
Вышептать жизнь в тетрадь
Под натуральный мокко,
Вязкий кусок хурмы,
Что обдаёт Востоком,
Этот пейзаж с детьми,
Небо, что смотрит Богом,
Сколько зимы ещё —
Стужи, дуделок ветра?
В сумерках — хорошо,
В бедных остатках света.
Снег застилает снег:
Можно писать о снеге,
Припоминая тех,
Кто отвалил навеки…
Сколько до волшебства,
Сколько ещё осталось
До — Его — Рождества?!
Только самая малость.
ДЖИ́БО
Белеет парус одинокий
Михаил Лермонтов
Голос ветра залива Джибо
Так простужен — зови врача.
То затянет, то стихнет живо,
То волна набежит, шепча…
Тут маячится мореходство,
Одинокий невдалеке
Вижу парус, конечно, сходство
С тем белеющим, в той строке,
О которой нельзя не вспомнить
Рядом с морем таким большим
И — сознание переполнить
Тёмно-вайдовым и густым.
Вот и чудится-мнится кто-то,
Кто в другие ведёт миры, —
Это Муза. Её забота:
Занимательный дух игры
В тихотворчество возле моря…
Притекает волна к волне.
Чайки, крепко о птичьем споря, —
В споре — словно бы в западне.
Тут мерещатся те, кто стали
Википедией, мифом и
Детством многих, в таком запале
Дети выросли, и ушли,
И забыли о бригантинах
И — адамовой голове,
Людях Флинта, грошовых винах,
Кладах, храбрости, плутовстве…
Бухта. Море. Да «песни» кайры…
Это — Джибо, и — никого…
Лишь в глубинах — морские твари.
Белый парусник. Волшебство...
OMEGА
На приезд рок-группы
«OMEGA» в Москву
Было? Когда? В котором?.. Музыка — «Гаммаполис»,
Девушка молодая, я ещё молодой…
В синем горшке цветущий шпагами гладиолус,
Рифмы и риффы музы... Сумерки и покой
Места, в котором время остановилось вроде:
Справа базарчик, слева — старое синема,
Впрочем, навалом неба, впрочем, на повороте
Есть ресторан, в котором пьют и сейчас весьма!
Риффы гитары «GIBSON», Яноша сильный голос,
Звёзды стояли в окнах, точно подруги, в ряд.
Рокеры пели космос, двигали «Гаммаполис»…
Я целовался с музой и понимал — навряд
Что-то другое будет, так и помру в глубинке,
Кто тут поймет, в какую сторону я гляжу?..
Рокеры пели космос, я приникал к бутылке,
Это куда приводит? Ведомо и ежу
Местности, о которой я говорю сегодня.
Цвёл гладиолус дымный. Осень-зима-весна…
Праздники и работа. Девушка как находка.
Скверик, кино, прогулки… Жалкие времена.
Рокеры пели космос… И — отцвели цветочки.
Смылся из тех местечек автор текущих строк.
Выпито было много, но не дошёл до точки,
Не закусил маразмом, впрочем, конечно, мог.
…Нынче в Москве играют рокеры — в «Крокус-Сити»,
Старые? Молодые! — ровно на два часа.
Больше чем четверть века нам говорили: ждите…
Те, кто смогли дождаться, веруют в чудеса.
CD. JIMI HENDRIX: RED HOUSE
…Долгий протяжный звук
Хендрикса Джими.
Припоминаю юг,
Лёгкое имя
Стильной одной герлы
(Кажется, в синем?),
Быстрые ласки мглы,
Скоро покинем
Этот плохой отель,
Впрочем — у моря,
Птички какой-то трель,
Рядышком школа,
Белых акаций свет,
Пенное море.
Губ шизанутый бред,
Утро, что вскоре
Нас растворит в себе…
Дальше? Забылось.
…Тянется в ворожбе
Песня. Примнилось
Прошлое… Чудный звук,
Как из эдема?
Жалоба? Ветер? Дух?
Хендрикса тема.
Жёсткие риффы и
Пылкие ноты
Вписаны в ход судьбы,
В прошлые годы.
Это бессонный кайф,
Это «Red House»,
Жизни тягучий драйв:
Музыка пауз!
Вот и созвездья к нам
Хлынули в гости,
К музыке? К чудесам
Хендрикса? В острый
Мир напряжённый, как
Музыка эта,
Где прогоняю страх
Капелькой света:
Лампой настольной, где
С музыкой вместе,
К смертной плетусь черте,
Слышу в диезе
Хендрикса небеса —
Райские, что ли?
Ангелов голоса?
Музыка боли.
Евгений Чигрин — поэт, эссеист, автор 3-х книг стихотворений. Публиковался в литературных журналах, в ряде европейских и российских антологий. Стихи переведены на английский, испанский, польский, французский, арабский, турецкий, хинди, украинский языки. Лауреат премии Центрального Федерального округа России и премии имени Арсения и Андрея Тарковских.
