* * *
Если б ведала только, как холодно мне без тебя.
Даже северный ветер не кажется злым и суровым,
Незаметною осенью, первым листком сентября
Начался листопад — жёлтым, серым и ярко-багровым.
Оглянись на меня, это я поднимаю листок —
Черновик этой осени, словно пустую страницу.
И увидишь во мне неуклюжую чёрную птицу —
Занесённую стаей на Ближний, но дальний Восток.
Эльгрегор
Возле дома растёт родное дерево — пальма.
Что стерильно кругом — не скажу, но всегда юдофильно.
Чужая страна была — а теперича матерь-альма,
А та, откуда сюда,— иногда лишь в кадриках фильма.
Вот смотрю по ТВ: когда горько, когда прикольно.
Ностальгия ко мне не приходит, не мучает, шельма.
Ни Нью-Йорка не надо мне, ни тем паче Стокгольма,
Только память мерцает огнями святого Эльма.
У врача
Что наше сердце, друг,— беспомощная мышца,
Сам чёрт не разберёт, как лечится она.
Не разорвать ей круг, чем издавна томишься,
И не нащупать брод там, где не видно дна...
Приподнимает жизнь таинственный свой полог,
Сердечко-то она вручила напрокат.
И смотрит на меня печально кардиолог,
А я гляжу в окно, где плавится закат.
* * *
Двенадцатый месяц уже на исходе, дружок,
Вот-вот — и зарубкою станет на дереве жизни.
Останется только баланс подвести в укоризне,
С трудом вспоминая, за кем запылился должок.
И, вновь оживая, как высохший чертополох,
Для новых обманов январь рассыпает мякину.
Ты не оставляй меня только,
а я уж тебя не покину,
Давай не спешить:
тот лишь глуп, кто считает до трёх...
Поэт
Поэт — неповторим,
он так подобен чуду,
Беспомощный порой,
порою — едкий шут.
Порой настолько мал,
что виден отовсюду,
Порой настолько тих,
что слышен там и тут.
Не требуй от него
геройства и отваги,
Он плачет по себе,
и плач летит во тьму.
Чужую боль несёт
на листике бумаги,
Необходимый всем,
не нужный никому.
* * *
Мы от поэзии в убытке,
где от неё дохода ждать!
Порой разденешься до нитки,
чтоб книжку тощую издать.
Сидим,
безвестные кликуши
литературного труда,
и в строках раскрываем души,
чтоб каждый
плюнуть мог туда.
Осеннее
Как-то незаметно станет тяжко.
Вроде изменений зримых нет.
Кажется иной многоэтажка,
Где живу я столько долгих лет.
Ни запала нет в душе, ни пыла
В ожиданье завтрашнего дня.
Это значит — осень наступила,
Наступила прямо на меня...
Остроумие
Конечно, остроумие — талант,
Которым нужно пользоваться гибко,
Не уколоть, как шпагой дуэлянт,
А просто осветить лицо улыбкой.
Мы всех не помним, павших от острот,
Молчит порой история немая...
А всё же по таланту выше тот,
Кто хохотать умеет,
понимая...
* * *
Всё живу —
и трачу,
трачу,
трачу...
Не коплю на день последний свой.
Даже не надеясь на удачу,
Знаю — всё окупится с лихвой.
Где ни спишь —
в постели,
на скамейке,
как живёшь — достойно ли,
греша,
если в жизнь не вложишь ни копейки,
то она не стоит ни гроша!
Non c’è pace tra gli ulivi
Сижу под густой и зелёной оливой.
Не ждите, товарищи, рифму «счастливый» —
Нет счастья пока что от этих олив
Для тех, кто воинственен и тороплив.
Оливки не ем в маринованном виде,
Хотя на оливу совсем не в обиде,
И воет над нею в полёте фугас,
Поскольку нет мира давненько у нас.
Сижу под густой и зелёной оливой,
Жду рифму, товарищи...
Я — терпеливый...
* * *
Отпусти меня, жизнь, на свободу,
заверши незаметно мой путь.
И с ладони позволь к небосводу
мотыльком безмятежным вспорхнуть
высоко над песчаною пылью,
отрешившись от бремени дел.
И пока не рассыпались крылья,
улететь за бескрайний предел...
