ГОЛОС БЫЛОГО
Вербы сбросили жёлтые шали.
Затекла увяданием ширь.
Листья падая, весь запятнали
Без крестов и оградок пустырь.
У оврага чернеет дорога.
Хмель стекает с терновника в тень.
И кричит надоедно сорока
Провожая тускнеющий день.
У холма, где стояла избушка,
В сыпкой ржави лежит борона.
И в бурьяне худая кадушка
До краев паутиной полна.
Не услышать мне голос былого,
Тех времён не увидеть лица.
Здесь безмолвье, лишенное слова,
И печали простор без конца.
19-21 СЕНТЯБРЯ
Умолкли звуки вечевые.
Но меч не вложен, смерть зовёт...
Россия гибнет не впервые
И потому она встаёт.
Напрасной смутою волнуя
По крови родственный народ,
Тобой, как женщиной торгуя,
Жирует самозваный сброд.
Сыны в потоке двоевластья,
Сойдясь, без злобы разошлись,
И не найдя ни в чём согласья,
О пули сердцем обожглись.
Лежат враги под хвойной веткой,
Её не слыша шепоток.
А рядом матери соседки
В один уткнулися платок.
***
И вот революция.
Он на коне.
На кожанке орден горючий.
Потом побывал он на финской войне.
Потом на последней...
Живучий!
Но в сорок восьмом к нему двое пришли
В бумагах его покопаться.
И старые письма от друга нашли,
И стал он врагом называться.
Водили ночами его на допрос.
Пытали немыслимой пыткой;
Совали железо калёное в нос
С надменной и мерзкой улыбкой.
Но имени он не забыл своего...
Когда его грудь обнажили,
Там некуда было стрелять,
и его -
Армейским шарфом задушили.
***
Что-то жизнь румянец скрасила.
Огрубела. Отцвела.
На дрожжах судьбы заквасила
Ополневшие тела.
Стали женщины округлые.
Мужики - хоть сваи бей.
Под глазами пятна смуглые
У подростков и детей.
Ни веселья нет, ни радости.
На заборах мат сплошной.
Говорят друг другу гадости
И в театрах, и в пивной.
Всё разграблено. Расхищено.
Суд в дремоте - сытый кот!
Для воров пути расчищены
Нынче вором быть - почёт!
Ну а честный вдруг оступится,
Заклюют как подлеца...
И такой-то вот распутице
Нет ни края, ни конца.
***
Выли волки.
Заря отзывалась
На бездомные в поле огни.
И трава, шевелясь, пригибалась,
За которой сидели они.
Чуя близость звериного духа,
Конь к хозяину жался, топчась.
И хозяин мой добрый Ванюха,
Говорил, никого не боясь;
«Что ты топчешься, конь мой отрада?
Успокойся, копытом не бей.
Не зверей нам бояться здесь надо,
А бояться нам надо людей.
Столько их развелось-размножилось!
То воруют, то режут за грош,
Что недаром поверье сложилось;
Не убьют, так от страха умрёшь...»
***
О крутой, смурной эпохи
Ныне вот что говорят;
« Коммунисты были плохи,
Демократы - просто яд,
Довели страну до ручки.
Обесславили народ.
Дали жить вертлявой кучке,
Тем, кто им кидает в рот.
Никакой тебе границы
Чести, совести, ума.
И защитник наш милиция
Это мафия сама.
С нею суд, прокуратура,
И вожди любых мастей.
Ну, а Дума?
Дума дурра,
Вся из тех же волостей...»
***
Рассыпается ветер играя.
Утомилась склоняться ольха.
И вода, отбегая от края,
Развернула под зорькой меха.
Шум и плеск, не мешая друг другу,
В соловьиную вкручены трель.
Дымка мелкая бродит по лугу,
Как дурманная легкая хмель.
Чакан кажет зелёные рожки.
Соловьи голосят вперебой.
И ольха уронила серёжки
В набежавший туман голубой.
Дремлют травы в росе синеглазой.
Отзывается отсвет волны.
И такой я не видел ни разу
Переполненной цветом весны.
БАБЬЕ ЛЕТО
Утихает заката свеченье.
Осыпается легкая тьма.
Паутины седое теченье,
Словно пробует силы зима.
Колоколят усохшие травы.
Облетает без ветра листва.
У забытой речной переправы
Отдыхает в реке синева.
Бабье лето - сквозит увяданье.
На цветах не роса, а печаль.
Не скрывает живое страданье,
Уходящая в сумерки даль.
Всё ж душа, утомлённая гарью,
Выбиваясь из тягостных сил,
Поклонилась Ивану да Марье,
И свеченье закат погасил.
***
Дождь окошко занавесил
И колышется звеня.
Лучи-ноги месяц свесил,
Слепит «зайчиком» меня.
Я рукою заслоняюсь,
Убежать во тьму хочу,
И невольно прикасаюсь
К забежавшему лучу.
Кошка лапками ловила
Рассыпные светлячки.
И случайно обронила
С подоконника очки.
А когда гроза плеснулась
И прошел с притопом гром,
Тучка с месяцем сомкнулась
Осветилась серебром.
Отплыла дождя завеса
От открытого окна.
И пахнула близким лесом
Вся в росинках тишина.
ДОРОГА
Была зима совсем не строгой.
Снега осели. И мороз
Над чуть проталиной дорогой
Развесил кружево берёз.
Уже пора к весне клонила.
Всё ласковей, всё мягче дни.
Рябинка бережно хранила
Ушедшей осени огни.
Прохлада сыпко облегала
Лицо, стекала по рукам,
И по дороге убегала
К прикрытым испарью холмам.
И за покатыми снегами
Село, как чудо наяву,
Вросло дрожливыми дымами
В морщинках алых, в синеву.
Душа крылила, словно птица,
Не в силах радость утаить;
Что есть еще на что молиться,
И есть еще куда ходить.
ЖУРАВЛИ
Смело дали весна распахнула.
Развязала потёмок узлы.
И по лёгкому небу катнула
Негасимое с детства «курлы».
Их не видно. Заря заслонила.
Наполняется крик тишиной.
И Земля, тень от крыльев ловила
Чуть привставшей в заливе волной.
По оврагу сбегает шумливо
В клочьях пены последний ручей.
И качают сады терпеливо
Неуёмные стаи грачей.
Просыхает тропинка по лугу.
А по лужам глаза пузырей,
Словно дети, толкая друг друга,
Ищут в небе следы журавлей.
ОЛЕСЯ
Вода с краев прохладой тмилась,
Хранила утра седину.
Заря на взлете прохудилась
И пролилась на быстрину.
Кусты разваливались пышно.
Из них, как будто бы на зов,
Олеся сказочная вышла
В венке из листьев и цветов.
Она о чем-то напевала.
И дымка, падая с ветвей,
Её узорно покрывала
Косынкой газовой своей.
Её шаги не отдавались
Молчало эхо. Иногда
С кустов заплёснутых срывалась
Капелью радужной вода.
Олеся мне рукой махнула.
И, шаловливая, она
Вдруг так игриво подморгнула,
Что всколыхнулась тишина. . .
Когда мелькнул венок прощально,
Гася видение моё,
Не разговорчивая тайна,
Сокрылась в образе её.
