Критика

О книге «Суп гаспачо»

О книге Бориса Берлина «Placenta previa»

О книге Ксении Август «Солнечный бумеранг»

О книге Веры Зубаревой «Между Омегой, Альфой и Одессой: Трамвайчик-2»

В центре внимания – «Сады и бабочки. Антология помнящих об утраченном рае»

Заметки о видеоклипе Игоря Еварда

Ровесник ХХ века, Сеферис не принимал лично активного участия в политических событиях и не ставил своей задачей их описание, более того: он держал определенную дистанцию от этих событий, как и надлежит художнику «чистого искусства». Может быть, именно поэтому в его художественном творчестве отобразился сам дух времени в той мере, насколько бури ХХ века оставили своей отпечаток на более чем трехтысячелетнем древе греческой истории.

Роман «Аэлита» написан весьма пластично, художественным языком, который отличает литературу серебряного века вообще, а проза Толстого ещё и пушкински лаконична. Толстой его строит, как строят дом, великолепным языком, продуманно, и прочно связывает с эпохой, потому и его герои уже в начале повествования становятся живыми людьми.

Неожиданно возникшая трансцендентная связь социологической, культурологической книги «Невосторженные размышления» с фантастической повестью «Трудно быть богом» и одноименным фильмом усиливается, превращается в некую реальность в силу того обстоятельства, что в первом томе книги есть интервью с одним из авторов повести — Борисом Стругацким и создателем фильма Алексеем Германом.

Но, Б-же мой, до чего западная интеллигенция вставала перед Сталиным на задние лапки! В книге Окунева есть глава про Леона Фейхтвангера, обласканного Сталиным и написавшего позорную апологетичную книгу «Москва — 1937» в разгар года, ставшего символом самой большой жестокости в истории человечества. Так если он настолько ничего не понял из того, что происходило перед его глазами, как можно доверять ему, когда он пишет об истории далёкого прошлого?

Судьба безвестного дедушки, которому не посчастливилось дожить до того дня, когда его многолетний, заветный труд выйдет из печати, стала для меня неотделимой от судьбы великого произведения русской литературы, которое тоже долгие годы было запрещено к публикации, передавалось только из рук в руки, оставаясь Самиздатом, употребляя сегодняшний термин.

Что характерно для Германа Гецевича – чуть ли не пушкинская легкость. Всякое отсутствие модерновости, умствования и изыска. То есть, он вовсе не чужд новаций, на своем сайте он приводит короткий перечень близких ему поэтов, среди которых были Генрих Сапгир, Игорь Холин, Петр Вегин. Себя самого Герман Гецевич, похоже, считает поэтом-экспериментатором...

О книге Ефима Бершина «Мёртвое море»

О книге Бориса Кутенкова «Решето тишина решено»

О книге Юлии Мельник «Алконост»