Эссе

Второй раз Штейнберга арестовали на излете войны. Боевой путь начался на Северном Кавказе, вместе с Ильей Френкелем и еще одним литератором он служил в отделе контрпропаганды политуправления 18-й армии, его начальником был Леонид Брежнев. Переводил или писал тексты по-немецки, воздействуя ими на солдат противника. Радиотрансляции велись прямо на передовой: превосходная мишень! Этот третий там не задержался — ретировался со словами: «Я не герой Советского Союза, я автор гимна Советского Союза!».

Кажется, что вопрос о том, что первично, проступок или идея, может быть легко разрешен эмпирическими исследованиями. Однако статистические процедуры часто допускают неучтенные факторы, которые смешивают карты. Предположим, мы желаем оценить эффективность программ перевоспитания злодеев на основании эмпирических данных. Выясняется, что после успешного окончания принудительных курсов для wifebeaters, многие таки перестают бить своих жен. Но означает ли это, что они на самом деле перевоспитались?

Чтобы хорошо, внимательно и пристрастно воспринимать город, надо уже заранее хоть немного по нему скучать, хоть немного заранее его оплакивать. (Сквозь слёзы, хоть бы и воображаемые, предмет, как это ни удивительно, лучше виден, чем ясно распахнутыми глазами, которым всё равно.) Надо пережить его как драгоценную — и, может быть, невозвратимую потерю. Дать ему заранее развернуться в памяти — большим тёплым цветком.

Рассказчиком у Долгопят обычно является персонаж, очень похожий на писательницу, сценариста, автора четырех снятых фильмов, сотрудницу Музея кино, живущую в ближнем Подмосковье Елену Долгопят. Даже имена их совпадают — и ту и другую зовут Елена Олеговна. И нет сомнений в том, что писательница Долгопят делится со своей литературной функцией почти всем — начиная от биографии, от истории родителей и кончая множеством деталей своего образа жизни…

Вообще надо сказать, что Стаут очень бережно относится к возникающим в его творчестве мотивам, характерным ситуациям — словом, к своим художественным находкам. Он не даёт им пропасть, заглохнуть, он повторяет их в изменившихся условиях и с другими персонажами, зачастую доводя мотив «до логического конца».

В своем становлении поэта Чичибабин благодарно называет многие имена, но развитие личности, появление собственных мотивирующих представлений о поэзии, эмоциональную и логическую силу поэтического слова он связывает с именем Бориса Пастернака. Сопоставление этих имен естественно возникает, например, при обращении к функции пейзажа в их философской лирике. Именно эта жизнь, именно эта судьба настойчиво притягивала внимание Чичибабина.

"...Либералы заступаются за жидов. Какое им дело, что теперь жид торжествует и гнет русского?.. Юдофилы прежде всего космополиты и распинаются за евреев, главным образом, во славу космополитизма". Как видим, Достоевский не только антисемит. Примыкая к лагерю охранителей, он и русскую либеральную интеллигенцию ненавидит.

Оказалось, что между разными бедами пульсирует какая-то общая плазма, какая-то мыслящая плацента, объединяющая их все в одно, а именно память. Услышишь сегодня топонимы — Барвенково, Изюм, Бородянка, Ирпень, Дробицкий Яр, — и невольно вздрагиваешь, утыкаясь в коннотации совсем другой войны!

В нашем классе было несколько еврейских детей. Слово “еврей” я услышала тогда впервые. Оно звучало в доме ежедневно, как и другое — уже известное мне — слово “Гитлер”. Дед часто повторял: “Ему не удалось сломить нас”. Бабушка и дедушка были тихими и печальными. Наверно, им нелегко было жить в доме умершего сына, где всё о нём напоминало.

В свое время администрация ГУЛАГа делила своих подопечных на две категории: социально близкие и классово чуждые и соответственно к ним относилась. Примерно по такой же схеме, комментируя столкновения левых и неонацистов в Вирджинии, наши авторы осуждали обе стороны. Догадайтесь: кто был назначен на роль классово чуждых? У вас три попытки плюс звонок другу, если он, конечно, не левак.

Сионистское движение всегда утверждало, что арабы и евреи могут мирно жить вместе в Палестине. Увы, разразившие в мае беспорядки показали, что прошлогодний апрельский погром в Иерусалиме не оказался уникальным событием. Теперь, утверждал Бен Цви, «если весь арабский мир против нас, мы так и должны сказать это».

Яков Борисович Зельдович незадолго перед смертью в 1987 году с горечью заметил: «Как мы радовались успеху испытания тогда, в августе 1949 года! Но ведь это позволило Сталину в июне 1950 года начать Корейскую войну, одну из самых кровавых в истории». А в октябре 1973 года во время войны Судного Дня, когда войска Израиля перешли Суэцкий Канал и двигались к Каиру, Зельдович собирался покончить с собой, если СССР нанесет термоядерный удар по Израилю.

Я уже почти потеряла надежду, но то ли упрямство мешало остановиться, то ли убежденность в том, что прошло не так много времени для того, чтобы память о человеке исчезла бесследно. В какой-то момент появилось предчувствие, что ищу неправильно, что разгадка прямо под носом.

По территории дурдома, обосновавшегося на территории монастыря, прогуливались пациенты. Над их головами пылали красные транспаранты с призывами ЦК КПСС к очередному празднику. На фоне крестов над церковью и постных лиц пациентов сия наглядная агитация выглядела зловеще.

Я помню себя лет с двух. Конечно, это всего несколько отдельных картин, по какой-то причине врезавшихся в память, а не полноценная последовательная память. По рассказам мамы, я начал говорить примерно в том же возрасте, что и ходить — около десяти месяцев от роду.