Поэзия

Автобиографическое эссе

«Я достал кофейник из Вселенной, / чтобы грезить, как поэты те. / В пять утра. Поэт обыкновенный. / В майке то есть. То есть в наготе. / Перед остальной литературой, / что, конечно, — классика уже. / В зеркале прошелся кто-то хмурый. / Я, наверно. С грустью на душе…»

«Неспелый октябрь. Дорога / из жёлтого кирпича. / И памяти очень много. / На целую жизнь. Качай / закат на плечах, Тотоху / домой волоки силком. / Однажды забудешь плохо, / а после найдёшь легко…»

«Дам тебе я покой и уют, / Сытый погреб и меды хмельные. / Жаль, рассказов твоих не поймут / Нелюдимые старцы лесные. / Ты напьешься дурного вина, / Захмелеешь от ласки и скуки, / И печаль твоя будет темна, / Роковыми окажутся муки…»

«Смотрят собаки из лютой тоски / И мертвецы смотрят косо. / Кровь оторвётся с железной доски — / И загрохочут колёса. / Ржавчиной сыплют и души везут, / Ночь рассекая, составы. / Хочешь, тебе подарю я слезу / Бывшей, как солнце, державы?..»

«Темнеет нынче рано. / А в храме у меня / То проповедь туманна, / То лампа без огня. / А темноту не славлю. / Я лампочки вкручу / Да проповедь исправлю. / И снова — помолчу…»

«Светила зимняя луна, / Когда средь дум заветных / Бродила я совсем одна / Вдоль городских проспектов. / Холодный ветер под луной / Свистел и выл, неистов... / Шуршал под каждой из чинар / Ковер опавших листьев…»

Отголосили, откричали/ ольха, береза и ветла./ И всё полно такой печали,/ что жизнь становится светла.

Из киевского детства довоенного,/ Тобой рассказанного, мной уже растраченного,/ Мне светит солнце сверх обыкновенного,/ И деревенское выглядывает, дачное.

Прозрачнее, легче и тише./ Закроешь глаза и порой/ Такое родное услышишь/ Внутри пустоты мировой.

На каком языке дышу, на каком целую,/ На каком языке, задыхаясь, тасую звуки,/ На каком языке не люблю эту зиму злую,/ Ее почерк армейский, ее ледяные руки?

Есть порода людей, зачарованных речью своею,/ И в себе и в других порождающих форменный страх…/ Я теперь научился… вполне различать их умею/ По стеклянному блеску в сияющих круглых глазах.

И глядишь ты с портрета в оконце,/ улыбаясь чему-то вдали.../ Без тебя я как небо без солнца,/ как листва без корней и земли.

Клочок мироздания взявши в аренду,/ мы часто летали/ по-над континентом:/ трещали устои, свободы крепчали,/ планету сорвать норовило с причала

«Семь искусств» — словно цветная радуга над миром. Семь нот гаммы превращаются в этом журнале в полифоническое, величественное звучание, в ту щедрую, благословенную и спасительную музыку жизни, которая всем нам так дорога.