Мнение

Не стоит принимать всерьез самоиронию с общим нулевым балансом или даже знаком «минус». Цель ее — обезоружить противника: поскольку я уже, дескать, сам себя первым высмеял, мне теперь все дозволено. Вроде получил отпущение грехов и даже право смеяться над другими.

Задавая себе вопрос «зачем жить», я нахожу два ответа — ради удовольствия и ради познания. Помощь другим, бескорыстная, искренняя, тоже в конце концов приносит удовлетворение, а значит, и удовольствие. Но ведь и познание приносит удовольствие. Значит, я живу ради удовольствия.

Говорить серьёзно — (едва ли не) всегда некоторое упрощение. В хихиканьи, ёрничестве, иронии и бог ещё весть в чём входящем в традиционный арсенал средств самозащиты — на самом деле множество указаний (и настоящих, и плодотворных) на дополнительные смыслы.

И все же, когда Борис Камянов покидал СССР, он нашел слова прощания с родиной, достойные сильного человека, мужчины, умеющего любить, ненавидеть, прощать и отвечать за свои поступки — перед собой, перед людьми, перед Богом.

Проживая страницу за страницей, прикасаясь к сотне очаровательных мелочей, вдруг открываешь волшебство в самой обыденной жизни: бесконечное лето детства, утренние сеансы в кинотеатре за углом, дворовой футбол, сердцебиение первой любви, слезы юности и бесстрашные полеты в молодых снах.

«Разбудить современника, помочь ему стряхнуть с себя морок будней, заглянуть в себя и за горизонт бытия — задача, требующая от писателя не только таланта и дерзновения, но и большой личной ответственности. Именно поэтому, растормошив читателя, Виктор Левашов не оставляет его, взъерошенного и растерянного, в предрассветном мареве, но щедро делится с ним путеводным светом своих поэтических озарений…»

«— Неблагодарное занятие — толковать свои стихи. Но в данном случае я попробую. Мне хотелось выразить простую мысль: хорошо, когда над ним и над ней возвышается икона, которая освящает их отношения. И очень важно, чтобы это был не музейный образ, а семейная икона красного угла, перед которой теплится лампада. Кажется, толкование у меня не получилось. Стихотворение, конечно, богаче по смыслу, чем моё ненужное объяснение…»

«…Между тем для ответственных родителей, желающих воспитать своих детей честными патриотами своей страны, является не только естественным разъяснение им в любом возрасте границы между действующими в мире силами добра и зла, чтобы уберечь их от последних, но и привлечение детей к сознательному противостоянию злу. В русской политической эмиграции детям с малых лет давали такое знание и в семье, и в русских школах при храмах, брали с собой на митинги в День непримиримости у советских посольств, на акции в защиту верующих и политзаключенных на нашей Родине…»

Translation of Lermontov’s most anthologized poem “The Sail” is a superhuman task if only because it was translated into English many times before.

Наверно, проще всего указать на то, чего не надо делать. И по моему убеждению, как минимум, переводчик не должен использовать слова и выражения, которые автор мог употребить, но не сделал этого. Так, например, в наиболее известном переводе Кружкова замечание Bellman’а о Пекаре (Baker) «His form is ungainly — his intellect small» (приблизительно: «Он лицом неказист и умом невелик») переведено как «Он умом не Сократ и лицом не Парис»...

Утром 12 марта 1985 года страна СССР проснулась, не зная, что входит в смертельное пике одного из наиболее серьезных пролетов советского ХХ века. На улицах еще висели обветренные и обснеженные физиономии членов ЦК КПСС, в магазинах еще стояли очереди за стиральным порошком, гречкой, мукой, у киосков Союзпечать - за еженедельником "Аргументы и факты" и журналами "Огонёк", "Крокодил".

...однажды дом Ноткина посетил сам Александр I. “Остановись!” – воскликнул вдруг Нота Хаймович, увидев царя. Государь спросил, что это значит. Тот объяснил, что счастье человеческое имеет границы и когда оно доходит до крайнего предела, то начинает убывать. “Счастье же мое с приходом Вашего Величества в дом, - продолжал Ноткин, - достигло своего апогея. Вот я и кричу ему: «Остановись!»”

Цейтлин всю жизнь провел среди пишущих людей и прочел старых и новых книг без счета. В эмиграции ему встретился человек, превративший свою жизнь в эксперимент и рассказавший об этом (Николай Боков); человек, писавший очень хорошо, но упорно, из принципа (неясно, какого) ничего не печатавший (Роман Вершгуб), а еще настырный вымогатель подаяний, на которые издает милую его сердцу макулатуру...

А. Д. – Молчание – это последняя радость несчастных; не выдавайте никому своей скорби. Любопытные пьют наши слезы, как мухи пьют кровь раненой лани.

Основной задачей смершевцев в эти дни стали поиск, выявление и разоблачение среди бывших военнопленных не просто нацистских пособников, служивших у немцев на вспомогательной службе: ездовых, поваров, шоферов, строителей, ремонтников, подносчиков снарядов, но самое главное — военных преступников, служивших в различных карательных подразделениях.