Проза

Я сказал, чтобы получились хорошие русские стихи, нужно взять большую кастрюлю воды, поставить её на медленный огонь, нарезать нью-йоркскую газету «Новое русское слово». Потом добавить луковицу, чёрный перец и лавровый лист. И получатся прекрасные русские стихи.

Этот врач – то ли человек, то ли демон, то ли ангел. Образ может меняться в ту или иную сторону по ходу продвижения сюжета. Он – обладатель таинственной египетской книги. Это книга мертвых...

...мы вместе кинулись к Дуньке. Пристав разрезал её путы, перевернул на спину и приложил ухо к груди: жива! Вдвоём мы подхватили бесчувственную девку под руки и, уворачиваясь от продолжавшегося камнепада, поволокли к выходу из подземелья. Бросив взгляд назад, я заметил торчащую из-под каменной глыбы руку чудовища – она была шестипалой…

Какой-то мужчина вышел на улицу. Я заметил, что сзади у него вырос ослиный хвост. Вскоре я услышал крики, затихавшие по мере того, как он убегал всё дальше, стуча копытами по дороге...

...Но в последние лет двадцать-двадцать пять вкусы его определились, и Борис Николаевич полюбил перечитывать только третью часть, называемую «Путешествие в Лапуту, Бальнибарби, Лаггнегг, Глаббдобдриб и Японию».

Больше всего на свете я люблю слегка подвыпившую мужскую компанию. Я прямо сразу возвращаюсь в детство, в Серебряный Бор к своим дружкам Андрюхе и Сашке, с которыми мы гоняли на тележке с откоса Москвы-реки, раскапывали в подвалах финки с фашистскими знаками, разводили тритонов в аквариуме и бросали в лужу негашеную известь...

Бухнув сковородку на плиту и мигом нашинковав сала, дядя Коля решил добавить праздника и скрошил туда же три здоровенных луковицы. Мы зашмыгали носами и отодвинулись к дверям. Что-то напевая себе под нос, он достал лоток с яйцами и начал разбивать их сначала о сковороду, потом о плиту, последние о стену, периодически оборачиваясь с лихим видом знаменитого повара-виртуоза.

Я почувствовал нарастающий жар и слабость в теле, температура снова стала подниматься. В голове у меня помутнело... Я стоял на крепостной стене Киева и вместе с защитниками лил на головы татар кипящую смолу. Над нами свистели стрелы, а снизу доносились дикие вопли и проклятия изувеченных осаждающих. Но вот они пробили тараном городские ворота и ринулись внутрь. Защитники крепости обречённо ахнули и, схватив мечи, бросились вниз наперехват... Я потерял сознание и забылся.

Когда всё было закончено, Сашка открыл дверь, чтобы позвать мужа нашей мамочки, и я не сразу поняла, что происходит, увидев обступивших машину мужчин. Они стояли на ледяном ветру, закрывая салон машины спальниками, кусками брезента и просто расстёгнутыми полами меховых курток.

Маркозов приблизился настолько, что смог рассмотреть, насколько позволял свет луны, лицо женщины. С большими, навыкат, глазами, широким ртом, который тронула улыбка (пришла в себя!), скуластое ее лицо не было ни красивым, ни молодым. Но все это компенсировалось необычной, вызывающей трепет обстановкой знакомства. Ведь он стоял голый рядом с незнакомой женщиной, а вокруг – ни души.

В их каком-то талмуде записано: «Женщине лучше терпеть несчастливый брак, чем оставаться незамужней». Они мне эту цитату однажды в качестве ультиматума и предъявили. Я их ужасно люблю, берегу, жалею. Видела, что мама последнее время плачет часто украдкой, что у папы сердце прихватывает... Этим они меня и сломали, как соплячку какую-то уговорили и – без любви, без желания, без необходимости – выдали замуж.

Мы с Ладой не следили за временем, нам его катастрофически не хватало. Но, расставаясь, мы знали, что завтра нам будет ещё интереснее, что мы неисчерпаемы и вдохновенны. На долгую-долгую жизнь…

– Николай Васильевич, – докладывал один из его подчиненных, – Мы только, что задержали на улице Огородной автомобиль «Нива». За рулем сильно пьяный водитель, скандалит и кричит, что он районный прокурор, грозит всех пересажать. Фамилию свою назвал – Данилов.

Ровно в семь часов пришли хозяева кошки, с тортом и роскошным букетом розовых астр. «Свои, на даче у нас такие красавицы растут», – сказал гость, вручая цветы. Невысоких, симпатичных старичков звали Николай Антонович и Анна Ивановна. Муся с громким мяуканьем бросилась к хозяйке, обняла её лапами за шею, прижалась головой к щеке и замерла. Анна Ивановна вытирала слёзы. Через минуту кошка, совсем как ребёнок, потянулась к Николаю Антоновичу.

Мама Лариса благосклонно взирала на возню своих мужчин. Ещё бы, лучше не вмешиваться, а то и самой можно оказаться в сугробе. Коля, он такой. Не раз уж прикапывал жену в сугробах, на виду у многочисленных прохожих. Так гуляли они часто. Зимой с санками, летом просто так – дышали воздухом. Хорошая семья, благополучная.