Поэзия

Листья рыжие, которые В волосы свои вплетала я, Облетев, лежали ворохом, От зари кроваво-алые.

Она мне волосы ерошит Ладошкой маленькой своей, «Хороший, — говорит, — хороший...». Я почему-то верю ей.

Есть в осени погожий день. В нём запах солнечной опушки, Грибные шляпки набекрень, И лай весёлый у избушки.

У излучины древней реки, Вдоль обочин, поросших крапивой, Век за веком цветут васильки, Огоньки разметав торопливо.

С постели вскочишь - пульс несётся, и страх преследует как тень... Тяну глазами лучик солнца с надеждой на зачётный день.

Я войду, как в чарующий сад, В этот воздух небесно-весенний. И уже не воротят назад Груз и холод томящих сомнений.

Я книга. Чёрных строчек этажи. Открой, когда тоска скребёт когтями, Листок к больному сердцу приложи - Затянет раны. И сюжет затянет.

Я живу, шальная голова, Хоть порой дела мои плохи… Человек, играющий в слова, Ночью сочиняющий стихи.

Сугробом мартовским обмякла Бедняжка память…Что скрывать! Двенадцать подвигов Геракла - И те я начал забывать.

Нету альтернативы буковкам на бумаге,/ ну хорошо, на экране, разница невелика./ Нету альтернативы Клода Моне туману/ утреннему и в Дьеппе ярмарке Писсарро.

И настежь оконная рама —/ там птицы и неба слюда —/ на сердце бубновая дама/ опять, как в былые года.

Заметало колючей печалью крыльцо,/ Одиноко, и как-то несмело/ Из-под снега глядели кресты. И лицо/ Леденело. И всё — леденело.

Помню твою фразу, печальней которой нет:/ «И было врагу народа 18 лет». —/ Так вот она, террористка из «Нового величия» —/ На плечах косички, в комнате пенье птичье.

Как выстрелы возгласы с корта,/ Отметки удач — неудач,/ И дали лиловые стерты,/ И воздух звенящий горяч.

Всё-то ты видишь, всё-то ты слышишь, Мардук./ Небо давно на засове, но хляби разверзлись:/ Память о наших прогулках стекает на землю/ В тысячи шёлковых бледно-мерцающих луж.