Культура

«Только ошиблась я... Просто не могла не ошибиться, потому что ни один математический гений не смог бы рассчитать нашу точку встречи с немцем. Наудачу мы смерть свою искали, и перед самым носом фашиста наш самолетик из облака вынырнул. Не мы его, а он нас таранил: осколки нашего “хвоста” в одну сторону брызнули, пропеллер от “мессера” — в другую. В грудь ударило так — только искры перед глазами сверкнули, а потом погасли искры... Как в бездне погасли…»

«Любовь христианская есть гармония противоположностей, здесь нет безразличного тождества. Моё “Я” никогда не сольется с твоим “Я”, а тем более, не станет равным Богу, ибо оно есть только Его образ. Мы, как мириады росинок на заре, отражаем единое солнце, но все различны и не можем сравниться со светилом, хотя им порождены и блистаем отражённым в нас его светом…»

«Характерно, что наиболее распространенные формы душевной болезни — мания величия и мания преследования — прямо вытекают из «повышенного самоощущения» и совершенно немыслимы для смиренных, простых, забывающих себя людей. Ведь и психиатры считают, что к душевной болезни (паранойя) ведут, главным образом, преувеличенное чувство собственной личности, враждебное отношение к людям, потеря нормальной способности приспособления, извращенность суждений. Классический параноик никогда не критикует себя, он всегда прав в своих глазах и остро недоволен окружающими людьми и условиями своей жизни..,»

«Стихи, как это ни забавно звучит, я начал писать из зависти. В 70-е мой друг, игравший в Молодежном театре-студии на Красной Пресне, решил написать роман. В стиле Эмерсона. Он принес мне полторы страницы текста, и я пришел в восторг. И сразу решил, что тоже должен чем-то отметиться. Но прозу писать следом за другом, понятно, уже не было смысла. И я написал несколько очень авангардных стихотворений. В итоге мой друг Николай дальше тех полутора страниц так и не продвинулся, а я через несколько лет поступил в Литературный институт. И так далее…»

«Рано еще устраивать “похороны русской литературы”, как это делают некоторые “лжепророки” от литературы. Русская литература была и останется путеводной звездой русской культуры…»

«Помню, написал я рассказ “Судьба”. И лишь потом случился со мной случай прямо по рассказу: волк уже прыгнул, клацнул зубами, в воздухе извернулся — и отскочил в сторону! Только, в отличие от рассказа, на деле в руках у меня была не бесполезная зажигалка, а тяжелая, из белотала, дубина...»

«Кино первостепенно для меня. В нем и пытаюсь разобраться, стать кинорежиссером. Музыка на втором месте, она очень многое значит и отвечает за “эмоциональный мир”. Живопись не менее прекрасна, но оставлю ее на третьем месте…»

«…причиной моего прихода в литературу стало другое. Оказавшись после всех “странных” и одиночных камер (уже осуждённый, в общей камере на сорок человек), я написал одному деревенскому бедолаге трактористу, арестованному, снятому прокурорами и милиционерами прямо с русского поля, с трактора и уже осуждённому по указу борьбы с хулиганством на три года, кассационную жалобу. Он ходил по камере с двумя листами серой, выданной ему бумаги и просил: “Ну, напишите хоть кто-нибудь, хоть что-нибудь!..”. Но над ним только весело ржали. Мне почему-то стало жаль его. Я смотрел на него и как бы его понимал… Понимал, что он не заслуживает такого наказания и не может в себя вместить то, что с ним происходит и что с ним делают… И кассационная жалоба кажется ему — надеждой!.. Совершенно несбыточной, все это знали и над ним смеялись. Но он не мог этого понять, поверить в безнадёжность своего положения и просил, чуть не слёзно… И я сказал ему: — Давай, что-нибудь нацарапаю…»

Можно понять сторонников ортодоксального иудаизма в их стремлении оберегать чистоту и единство Торы от вторжения в нее инородных элементов, создавать ограду для нее. Тем более, что понятие тарбут как перевод слова культура имеет в Танахе, в основном, отрицательную коннотацию ‒ как привычки и образ жизни других народов, живущих не по Торе.

Мы должны вернуться к подлинному видению 1960-х годов, которое рассматривает идентичность как исходящее из сознания, а это находится над вопросами пола и всеми этими разделениями на расы и этнические принадлежности. В этом уже нет смысла.

Как всякий художник, Серман ищет своего зрителя, собеседника, с которым он может поделиться своим чувством «сдвига в пространстве». Это чувство возникало у фотографа Сермана, когда он выбирал точкой съемки крыши ленинградских домов, когда устанавливал камеру на вершине небоскреба в Нью-Йорке.

Конкурсы хороши для тех, кто уже имеет опыт концертирования и солидный репертуар. Такие соревнования никак не поколеблют их позиций, потому что они любят музыку как таковую. Если же вы нацелены только на конкурс, то путь к успеху для вас закрыт.

Товарищу Сталину доложили, что в главные роли будут исполнять Леонид Утесов и Любовь Орлова. «Хрипатый? — Не волнуйтесь, товарищ Сталин, мы его научим петь, как положено!»

Реальная позиция такова, что до тех пор, пока достаточно холстов, чтобы продать, и пока покупатели воспринимают концептуализацию живописи как просто еще одно уточнение, добавленное к товару (то, которое не беспокоит их концепцию искусства), рынок не заботится о том, что живопись была слегка усложнена посредством концептуальной самокритики.

Заочно, вроде бы, закончит ВГИК. Потом работать, вроде, будет в новом жанре: уже не как смогист и сочинитель стишат, но как, представьте, сценарист документального кино. Вот так. Бывает. И не такое, а куда похлеще, бывает. Бат в стихах получит мат. Но в прочих жанрах — чёрт его собрат. Бесёнок лживый, он уедет за границу, в Германию. Надеюсь, не случится его увидеть. Хватит. Надоел. Есть Божий суд. И есть всему предел.