Культура

«В конце мая заседал наш ростовский клуб любителей книги “Гармония”. Как не рассказать о том, кем и чьими произведениями наполнен каждый мой день! Более пятнадцати человек слушали затаив дыхание о жизни, прозе и поэзии Леонида Ивановича, о первых Бородинских чтениях; впечатление от отрывков из его произведений — сильное: реальное чудо! А где достать книги этого писателя, прочесть его?!»

«Быть милостивым вовсе не означает быть всепрощающим. Ибо милость проявляется тогда, когда позволяет человеку становиться лучше, сильнее; когда с помощью её энергий в окружающих начинают проявляться их лучшие качества. Поэтому милость не исключает сопротивления злу, но не насилием и осуждением, а силой добра...»

«— Какого автора, на Ваш взгляд, следует изъять из школьной программы, а какого – включить в нее? — Я бы изъял А.И. Солженицына, поскольку он в значительно большей мере публицист, нежели художник слова. Изъял бы, пожалуй, еще Чернышевского, так как его тексты чрезмерно идеологизированы…»

«— Что кажется Вам неприемлемым в художественном творчестве? — Пренебрежение к собственной стране, к ее истории и народу. Качество настолько отвратительное, что способно оттолкнуть от любого, даже очень добротно написанного произведения. И от автора тоже…»

Оба художника и Генри Мур, и Вадим Сидур принадлежали веку, олицетворяли век. Один ощущал его изломы, пропускал их через себя, и выражал искаженное бытие формой своего творчества. Он хотел понять душу природы и хоть как-то облагородить человека в общении с ней. Другой обличал, протестовал, требовал, заклинал человечество опомниться и понимал и переживал тщету своих усилий.

Мой папа был концертмейстером и солистом того оркестра, который играл на банкетах у Сталина. В конце вечера ему, как солисту оркестра, было предписано небольшое сольное выступление. Обычно отец играл один или два виртуозных «Каприза» Паганини, и пару «лирических» пьес Фрица Крейслера: «Муки любви», «Радость любви», «Венский марш», или что-нибудь Чайковского.

Губанов был чрезвычайно, болезненно восприимчив. И нередко чью-нибудь мысль, или фразу, или удачную, позабористей, поострее, с парадоксами, с юморком, непременно солёным, тираду, или шутку, порой грубоватую, он, сразу же переосмыслив и твёрдо усвоив её, простодушно считал своей собственной, принадлежащей, надолго, лучше бы навсегда, отныне только ему.

По мне не беда, что мой повар сквернослов, знал бы он свое дело. Впрочем, я не собираюсь указывать другим, как нужно им поступать (для этого найдется много охотников), я говорю только о том, как поступаю я сам. За столом я предпочитаю занимательного собеседника благонравному; в постели красоту — доброте; для серьезных бесед — людей основательных, но свободных от педантизма. И то же во всем остальном.

Обычно перед концертом Паганини долго отдыхал, лежа на постели в темноте. Потом поспешно одевался в черный фрак, закалывая белый шарф бриллиантовой булавкой, очень немного ел и отправлялся на концерт. Придя в уборную, спрашивал: «Много ли народу?» — и получив утвердительный ответ, восклицал: «Хорошо, хорошо! Есть еще славные люди!»

Вступительная статья

"В «Лагерных рисунках» важен масштаб. С высоты птичьего полета виден извечный пустынный пейзаж с заброшенными сооружениями, жизнь крошечных человечков, заселивших его, и третья сила – демоны и Смерть. Белый цвет бумаги – волшебное пространство, где разворачивается повествование. Он символичен – это и реальный снег, холодный и безжизненный, и абстрактное пространство – безграничность, Ничто, несущее успокоение и забвение."

Интересно, что если в ашкеназских общинах больше стремились всячески напугать и обратить в бегство демонов, то в сефардских и восточных общинах старались не столько изгнать, сколько задобрить их и даже подружиться с ними. Например, избегали выливать на землю перед домом горячую воду, чтобы не обжечь живущего под порогом духа.

У других народов эмоциональное напряжение снимается с помощью вульгарных, нецензурных выражений. Евреи же Восточной Европы облегчали душу не матерной бранью, а злыми пожеланиями, весьма живописными и зачастую юмористическими. Евреи понимали, что ни у добрых, ни у злых пожеланий нет магической силы.

Когда тема перестает быть закрытой, она теряет свою злободневность. С распадом Советского Союза в 1991 г. советология, как наука, умерла. Более того, даже в Израиле один за другим начали закрываться журналы, посвященные жизни евреев в России, СССР и Восточной Европе. Эта же тенденция проявила себя и в других странах мира.

Очарование аурой московской жизни привело к тому, что я пропустил момент, в который страна, в которой жил, духовно умерла. И заявление на эмиграцию в Израиль подал не в 1971 году, когда уже стало возможно, а только в 1979-м.