Культура

В самом начале двадцатого века, вскоре после переезда в Симферополь, Яков Богорад написал два военных марша для духового оркестра 51-го литовского пехотного полка: «Тоска по Родине» и «Прощание со Славянкой». Оба марша написаны в миноре. Исполненные один за другим, они слушались, как единое произведение.

Евреи, страдая от своей «чуждости», стали самыми верными, самыми яростными почитателями национального культурного канона. Никто не знал наизусть столько стихов Культурных Спасителей, никто не декламировал их так упоённо, как евреи.

Посетив Иерусалим, он велел на его развалинах построить новый город Элия Капиталина (Colonia Aelia Capitolina, так как одно из имен Адриана было Publius Aelius Hadrianus), украсив его храмами в честь языческих богов. Это решение привело к одному из самых крупных восстаний в еврейской истории — восстанию Бар-Кохбы (132-135 гг.), с огромным трудом подавленному римлянами.

Об опасности этого явления написаны в 20-м веке библиотеки, как блины пеклись бесчисленные вариации на тему "Ромео и Джульетты" – вспомните хоть "Вестсайдскую историю". Но почему-то ни разу не случалось мне ни читать, ни слышать, чтобы какой-нибудь борец за всеобщее братство задался вопросом: а можно ли без этого обойтись?

И если внезапно спросить исследователя: «А ты уверен, что Большой взрыв был на самом деле?» - он посмотрит и ответит примерно так же, как капитан времен Джеймса Кука, если бы его спросили «А ты уверен, что Земля – шар?».

Читая Пушкина и наслаждаясь прелестью его стихов, мы зачастую просто забываем, что перед нами строки, написанные полтора столетия тому назад, и воспринимаем слова поэта в привычном для нас, т. е. современном нам смысле.

Несмотря на большой диапазон захватываемых в этом тексте примеров и тем, это не академический каталог или научное исследование. Это рассуждение о мистификаторах и плодах их труда.

Глубочайший парадокс состоит в том, что самые рациональные виды творчества: математическое и теорфизическое, требуют таланта, прозрения, нисходящих из самых глубин жреческого, пророческого прошлого.

Добрый и порядочный человек с большими, чем у других, возможностями, Евтушенко пытался спасать тех, «кто в опале, куда за совесть все попали», и сделал много хорошего для личных судеб опальных писателей и других представителей российской культуры.

Венеция – тревожная раковина, бросок воды из глубин моря, форма интригующей интуиции – уловка, движение, мимолетность, прихоть природы. И если Венеция произведение искусства, то бесспорно, как и всё созданное, она - искусство Творца.

И каждый раз я думал: а что же Борис Пастернак, а Иосиф Бродский, а Давид Самойлов, а Наум Коржавин? Только не надо говорить, что у них не случилось в тот момент, когда стала известна трагедия Бабьего Яра, вдохновения или что они не умеют писать «на случай», или что-то другое занимало их ум и сердце.

...Мы попили хороший крепкий кофе. Он расплатился. Я спросил его, почему он не носит бумажник? Он ответил, что так ему легче с этими долларами. Я сказал, что он потеряет их. Он сказал: - Добуду новые...

...Обладая неплохим чувством юмора, Евтушенко довольно любопытно ответил: "Я сказал, что иногда использовал формальные приемы Урина в своих стихах, а мед... да, употребляю на десерт, так же как варенье, джем и сухофрукты..."

«6 апреля 2017 года в Национальной библиотеке Республики Татарстан в Казани состоялась презентация нового номера журнала “Аргамак-Татарстан”…»

«Давно просятся на сравнение два близких по замыслу и сути романа из великого “пятикнижия” Достоевского — “Идиот” (1868) и “Братья Карамазовы” (1878–1881). Прежде всего объединяет их общая идея — авторский поиск “положительно прекрасного человека” в жизни пореформенной России, попытка найти нового героя — “идеального христианина” в пику “новым людям” из романа Чернышевского “Что делать?”. Спрашивается, зачем понадобились два романа на одну тему? — Видимо, автор дает два не совсем тождественных ответа на один и тот же вопрос с разницей в десятилетие; явно делает две попытки, два захода к теме...»