Культура

«Интересна жизнь людей, живших и живущих вокруг тебя, со своими заботами, мечтами, делами, свершениями. Пусть эти свершения и микроскопические по меркам страны (или даже района), но ведь каждый день любого человека наполнен ими, они не только придают людям силы, но и ведут их вперед…»

Еще в 1970 г. Я.Б.Зельдович аналитически показал, что положительная флуктуация плотности собирается в плоский блин (термин «блины» прижился надолго). Таким образом, структура из пересекающихся блинов была предсказана еще до своего открытия.

Вот эта афера и не прошла даром. Забытый украинский композитор-помещик — одно, а всесоюзный конкурс — совсем другое! Пришлось Гольдштейну уезжать из Москвы от греха подальше.

Это была эра того особого балета, который сформировался ещё в 20-х годах, драмбалета, действа, основанного, прежде всего, на танцевальной пантомиме и драматическом танце, при отказе от классических танцевальных форм, на пластическом, то есть, как тогда считалось в советском официозе, наиболее доступном для понимания массами воплощении сюжета, в основном, героико-революционного.

Итак, между московскими нонконформистами и выпускником Тбилисской Академии Художеств существовала заметная поведенческая и этическая пропасть, поэтому Канделаки не слишком почтительно отзывается о своих московских коллегах, называя их не нонконформистами, а “леваками”.

Отношение И.Е. Репина к Иерусалиму и его личные впечатления в дальнейшем наполнили портреты библейских персонажей художника духовным светом, оставшемся в нем после паломничества на Святую Землю, — это то, что подвело Виктора Бриндача к мысли о создании картины «И.Е. Репин в Иерусалиме».

Мозаика со свастиками создана на той же вилле в III в., когда свастику (ещё за тысячу лет до новой эры) знали лишь как символ плодородия земли, благополучия и солнца. Увы, «культурологи» Третьего рейха сумели настолько испоганить свастику, что её ныне воспринимают как символ нацистов.

В то время, когда работа Гута по инфляции была у всех на слуху, Андрей рассказал про некоторые свои соображения по этому поводу. Это было в фиановской столовой. Как сейчас помню — ели борщ.

Известно, что некоторые выдающиеся и даже великие люди, например Конан-Дойль, Фламмарион, Маркони верили в жизнь после смерти и в возможность коммуникации с душами умерших. Даже Альберт Эйнштейн был готов обсуждать этот вопрос, Томас Альва Эдисон пытался создать прибор для контактов с умершими.

Очевидцы вспоминают ― нельзя говорить о том, какое впечатление произвела симфония на ленинградцев. Это было не впечатление, это было потрясение. Перед слушателями развернулась картина беспощадной схватки, свидетелями и участниками которой они сами были.

Я сомневаюсь, что сам Шопен сыграл бы свои Этюды и Балладу с таким изяществом и меланхолией, как это сделал Левин. Он — совершенный пианист и, более того, совершенный музыкант.

Этот знаменитый фильм вызвал такую бурную реакцию, что сейчас по Парижу, точнее по Монмартру, водят экскурсии по «местам Амели», там, где «жила и работала» Амели Пулен.

«Где мое место в мире? существую ли я на самом деле? жив я или мертв? — такие вопросы я задавал себе лет двадцать тому назад, когда сочинял эти строки. А теперь вот очень даже спокойно смотрю на мир, в котором меня нет. Ну, допустим, нет — и что с того? Я тут был, всё здешнее увидел и всё, в меру своего разумения, понял. Всё тут устроено на славу, но ничего нового больше не будет. Можно отвернуться и смотреть в сторону. Это, впрочем, совершенно не означает, что мне надоело коптить здешние небеса. Отнюдь нет, я с удовольствием позанимаюсь этим еще лет двадцать-тридцать. Но уже без той зверской жажды, без того аппетита, с каким я пожирал в молодые годы всё новое, сладкое, кислое, горькое…»

«Всегда радостно, что в этой филологической семье доброжелательно общаются авторы самых разных поколений, как это и должно быть в русском доме, где мудрость предков и предприимчивость сыновей и внуков дополняют друг друга...»

«На мой взгляд, талант — это высшее проявление искренности. Тут можно спросить, а искренности перед кем или Кем? Если только перед самим собой, то не мало ли этого?.. Человек может совершать ошибки как в достижении, так и в выборе цели. По большому счету, их не избежать. Да, к сожалению, цель может оказаться эфемерной, то есть человек может придумать своего, какого-то особого бога. Чтобы этого не случилось — есть Церковь. Есть ее опыт. Именно он не позволяет человеку остаться наедине с собой, в замкнутом кругу собственных ошибок…»