Рассказ

«...Вот как раз Набоков в своей «Лолите» и попытался «это всё в голове не думать», а просто «кончить» раз и навсегда, перенеся «центр тяжести мысленной вселенной» в «сугубую промежность мира», туда, где «уже восторг в растущем зуде неописуемый сквозил»; герою, возможно, это отчасти удалось, а вот автору – вряд ли...»

«...Серков ничего этого сейчас не замечал. Будущее представлялось ему блестящим, как новая форменная звездочка, которую он, предварительно обмыв в стакане в кругу сослуживцев – армейская неписаная традиция, – недавно торжественно прикрепил к своему погону. В мыслях Серков уже встретился с родителями и с гордостью принимал их поздравления с новым воинским званием...»

Не знаю, не знаю… Шекспира перевели гениально, и Бернса перевели гениально, и на музыку положили, как в гроб вколотили гвоздь посмертного имиджа, а все никак мне не верится, что можно перевести адекватно (да чего там адекватно – просто перевести!) желто-черно-белого Мандельштама или даже того же Чичибабина, не рядом будь, конечно, помянуты, хотя почему бы и нет? «Клубится кладбищенский сумрак у смерти хороший улов…»

Европа угнетала своих евреев изысканнее, нежели ее восточная имперская соседка. Два века тому назад властители стран хотели видеть своих ветхозаветных подданных равными среди равных. Так, по крайней мере, казалось самим властителям. И так же казалось многим иудеям из просвещенной касты. Они узрели рассвет новой истории, и слагали гимны во славу правителей и их начинаний, подставляли плечо, пером и словом увлекали жестоковыйных единоверцев. Имя им было “просвещенцы”, ибо они полагали благо народа в потеснении талмудической мудрости новым знанием.

И объяснять мы ничего никому не обязаны.

«...Он подождал вечером, когда родители уснут, разделся до майки и трусов и открыл окно. И стоял на сквозняке. Так долго, что сквозняк и они почувствовали. Первой что-то заподозрила мама и пришла в комнату сына, позвала отца. Мальчику стало плохо...»