Воспоминания

Указатель журнала "Слово\Word": с №80 по №100 (2014 - 2018).

Прочитав множество книг и статей об Эйнштейне, я выработал для себя удобный критерий сразу определить слабо подготовленного автора, к утверждениям которого надо относиться с опаской – уж очень велика вероятность встретить ляп. Этот критерий я называю «профессорским»: если утверждается, что Эйнштейн – профессор Берлинского университета, то жди ошибок при описании научного ландшафта и конкретных процедур научного роста в Германии и других странах, где прошла научная деятельность Эйнштейна.

В то время трудно было себе представить, чтобы большой ученый так много занимался хлопотами, связанными с условиями работы и жизни своих сотрудников и друзей, в самом утилитарном административном смысле. Кронрод обладал уникальной «пробивной силой» и, в частности, благодаря ему Госплан выделил современную ЭВМ, одну из первых в высшей школе, для преподавания программирования в МГПИ (Педагогический Институт).

Чандрасекар был раздавлен. Один из его кумиров, прекрасно знавший о его результатах, видевшийся с ним чуть ли не каждый день, ничего не сказал ему приватно, а решил изничтожить его публично, на глазах всех членов Королевского астрономического общества. Удар был силён и ниже пояса. Авторитет Эддингтона был настолько велик, что какой-то молодой аспирант никак не мог надеяться победить его.

Я позволил себе говорить о том, что человек — имя существительное, а советский — прилагательное, и надо воспитывать человека, а потом уже прилагательные к нему прилагать. В перерыве меня взяла в оборот горкомовская дама, мол, вы не понимаете: советский человек — это имя существительное, которое на существительное и прилагательное не делится.

Искажения подобного типа традиционно преобладали в культурологии и гуманитарных науках, но в настоящее время они распространяются и на точные науки. Ущерб от постмодернизма может быть огромным для культуры и цивилизации, но все-таки до настоящего момента он не менял физических формул и не портил инженерных конструкций.

Надо сказать, что в последние годы многие из редких книг русскоязычного зарубежья переизданы в России, но обаяние первоизданий, понятное только коллекционеру, остается неизменным, так что, надеюсь, рассказ о них покажется небезынтересным.

В этой квартире, в которую нужно спускаться по лестнице вниз, чтобы, оказавшись в ней, понять, что ты поднялся почти вровень с холмом за окном, живут два человека, способные доказать любому скептику, что любовь и преданность не выдумка поэтов. Вот только доказывать они никому ничего не станут.

Чувство позора от наличия какого-то недостатка становился тем крепче, чем больше я думал о его связи с психикой. Может у меня был какой-то затор, или травма, или подавленный страх не давал мне играть? Некоторые психотерапевты размышляли над тем, нет ли у меня так называемого конверсионного расстройства, которое также называют истерией, из-за того, что я демонстрировал симптомы без всякой известной психологической причины.

С «бардами» в русскую культуру пришло ошеломляюще новое. Они создали новый городской фольклор. Более того, песня стала новым способом жить, новой религией. Концерты были службами, служениями свободе. Сотни, а иногда и тысячи людей собирались и слушали «бардов», затаив дыхание. Это создало уникальную ситуацию в русской культуре. Она продолжалась до тех пор, пока вал эпигонства не накрыл остров блаженства.

Наташа училась в Институте иностранных языков на факультете французского языка. Будучи моложе меня на четыре года, она воспринимала и чувствовала жизнь так, как будто, наоборот, я был намного младше. Лаская меня, она часто повторяла: «Ну хоть какая-нибудь морщинка была бы на этом милом личике». Ей хотелось, чтобы её любимый был более мужественным, зрелым, а я мог лишь обещать, что когда-нибудь буду таким, по крайней мере морщины обязательно избороздят мою физиономию.

Мира оказалась замечательной молодой женщиной, разговорчивой, наблюдательной, умной, сияющей тёплыми своими глазами, подвижной, какой-то, мне подумалось, особенно лёгкой, воздушной, напоминающей изображения египетских цариц или танцовщиц, — с точёной головкой, длинной шеей, на которую так и хотелось надеть ожерелье, вся тонкая, гибкая, стройная, длинноногая, вся — порыв и радость встречи.

Были у них плановые полёты и летун на вертушке спикировал на тётку-кавалеристку, мчавшуюся галопом куда-то по монгольской степи по своим делам. Спикировал слишком низко — хотел напугать, но перестарался и напрочь снёс ей голову колесом шасси. Тётка же на лошади сидела уверенно — и труп остался в седле. Перепуганный конь прискакал в родное стойбище с этим материализовавшимся майн-ридовским «Всадником без головы».

Очевидно существенное расхождение в понимании смысла труда и смысла жизни в России и Германии. Работа — время, вычтенное из жизни, нужно трудиться, чтобы жить или во имя идеи, во всяком случае, труд — жертвоприношение, таков русский подход к проблеме. Труд — важнейшая и, может быть, прекраснейшая часть жизни — немецкая позиция. Гедонистический смысл европейской культуры противостоит сотериологическому (поиску Спасения) характеру русской.

Человеку, внутренне богатому, интересно с самим собой. А люди, увы, становятся все менее самостоятельными. Русские крестьяне во время долгой зимы хоть лапти плели, чинили телеги для лета. Теперь они сидят и смотрят телевизор со скуки. Эта скука — от развития технологий, от исторически сложившейся невозможности что-нибудь делать самостоятельно, так что в итоге потерян вкус к работе руками, головой, к общению друг с другом. Скука такого рода опасна.