Воспоминания

– Николай Васильевич, – докладывал один из его подчиненных, – Мы только, что задержали на улице Огородной автомобиль «Нива». За рулем сильно пьяный водитель, скандалит и кричит, что он районный прокурор, грозит всех пересажать. Фамилию свою назвал – Данилов.

Ровно в семь часов пришли хозяева кошки, с тортом и роскошным букетом розовых астр. «Свои, на даче у нас такие красавицы растут», – сказал гость, вручая цветы. Невысоких, симпатичных старичков звали Николай Антонович и Анна Ивановна. Муся с громким мяуканьем бросилась к хозяйке, обняла её лапами за шею, прижалась головой к щеке и замерла. Анна Ивановна вытирала слёзы. Через минуту кошка, совсем как ребёнок, потянулась к Николаю Антоновичу.

Мама Лариса благосклонно взирала на возню своих мужчин. Ещё бы, лучше не вмешиваться, а то и самой можно оказаться в сугробе. Коля, он такой. Не раз уж прикапывал жену в сугробах, на виду у многочисленных прохожих. Так гуляли они часто. Зимой с санками, летом просто так – дышали воздухом. Хорошая семья, благополучная.

Представьте, что к нам прилетят великаны/ Пернатые – розовые пеликаны…/ Не жалкий погоныш, не крохотный чиж./ А сам Пеликан! Это будет – престиж!

Семь лет назад, отдыхая в деревне, я подобрала тайского котёнка-подростка и назвала Котэ. Он был очень хорош в своей светлой шубке. Ушки бурые, лоб полосатый, глаза ярко-голубые. Три лапки полосатые, а правая передняя – белая. Как я называла – серебряная лапка, добычливая.

Эта сага о первой любви юной девушки и пленного солдата в тяжёлые послевоенные годы начинается издалека. С тех самых времён, когда частично уничтоженный османами многострадальный болгарский народ в силу политических решений был вынужден массово эмигрировать в Россию.

Моя религия — Россия./ Ей изменить что в землю лечь./ И мой удел: пока есть сила/ От чёрных сил её беречь.

Экипаж нашего буксира был против. Хотя назвать нас экипажем – громко сказано. У нас как всегда недокомплект: боцман и два матроса. А по штату положено четыре. Зато имеется первый помощник капитана. Он и сообщил нам, что капитан, как мог, пытался отбодаться от этого явно провального рейса.

Самые бдительные стали звонить в 112 и требовать разъяснений и защиты. Телефоны на пульте единой дежурно-диспетчерской службы спасения раскалились. Они бурлили и клокотали, как закипевшие чайники. Охрипшие операторы-психологи хором отвергали предположения о космических кораблях, спутниках НАТО, беспилотниках и другие варианты.

Если в России люди, служащие государству, смыкаются в особую касту холодных и надменных, то в Украине этого не чувствуется, даже СБУшники кажутся обычными живыми людьми, хотя, возможно, дело в очистительной силе всеобщих страданий. Опять приходится сказать «несмотря на», поражает общая доброжелательность и радостное отношение к жизни. О климате, о плодородности говорить незачем, географию не выбирают, но мне кажется в современной истории ключевую роль сыграла — Свобода.

На Ситникове была старая футболка, напоминающая решето, – столько дыр пронизывало ветхую ткань, что она просвечивала насквозь, наглядно демонстрируя всем гостям крепкое, плотно сбитое тело, старые спортивные брюки тоже, как пулевыми отверстиями, сверху донизу были покрыты дырами, обут был художник – в лапти.

Преимущество, которое имело советское эйнштейноведение перед зарубежным в середине ХХ века, к 1990-м годам было полностью утрачено. Качество публикуемых на русском языке книг об Эйнштейне заметно упало и в XXI веке остаётся на недопустимо низком уровне. Серия «Эйнштейновские сборники» оборвалась на выпуске 1990 года. К этому времени эйнштейноведение в Западной Европе, США и Израиле перешло на новый, чрезвычайно высокий уровень и опирается на уникальное полное Собрание документов Эйнштейна.

В день выхода его статьи в Nature в номере от 9 октября 1965 года газета The Daily Telegraph сообщала: «Профессор Кембриджского университета Фред Хойл сегодня отрёкся от своих взглядов, согласно которым Вселенная находится в стационарном состоянии. Он придерживался этих взглядов на протяжении последних двадцати лет».

Глянем на циферблат наших часов. Что мы видим? Правильно: секундная стрелка бежит, минутная за ней неторопливо поспешает, часовая ступает степенно и размеренно. Все при деле, никто на месте не стоит. А ведь если вдуматься, это как-то странно. Ведь мы-то знаем, что есть такая вещь, как «настоящий момент».

Вырисовывавшаяся к тому времени блоковская позиция, по утверждению А. Эткинда, «свободно переливалась из христианского социализма в политическое безумие». Я бы добавил: сильно отягощенное тем густопсовым антисемитизмом, когда в своей ненависти человек доходит до неодолимого желания бить пахнущих чесноком «жидов» «в зубы» (согласно одной из записей его дневника за 1917 г.).