Философия

Создается впечатление, что огромный сектор современного искусства активно участвует в деле развенчания искусства как такового, нагружая сферу образа и воображения обязательной тоской, сопрягая эстетику с обязательной тоской, с ощущением потерянного времени, а это влечет за собой общую меланхолию, пропитывающую всю сферу эстетического, так что сама эта сфера способна продлевать свое существование лишь за счет «рециклирования», искусственного воспроизведения элементов своей истории и эксплуатации следов истории (но надо заметить, что роковая обреченность на то, чтобы жить не просто не по средствам, но и за пределом поставленных целей, затрагивает не только искусство или эстетику).

Наука изымает вещи из контекста, превращая непостижимое в простое, потихоньку перетекающее в тривиальное. Тут мы, кажется, начинаем понимать, что имел в виду Мефистофель, ведь тривиальное – безжизненно, мертво.

Верхний палеолит - стартовая площадка для бурного разветвления и автономизации подсистем культуры. Уже самое начало этого разветвления протекало в противоборстве центростремительных и центробежных сил.

Письмо, шрифт, как вам уже, наверное, известно - вещь далеко не случайная. Письмо несет идею. Буквы несут в себе идею... Наше современное письмо - "ктав ашури" - конечно, более высокого порядка, выражающее великие истины. Поэтому, оно использовалось только пророками.

Талмуд – самое, пожалуй, сложное для перевода древнееврейское произведение. Один европейский раввин, выживший в пламени Холокоста, разговаривая как-то на идише со своим товарищем, родившимся и выросшим в англоязычной Америке, но отлично знавшим идиш, заметил, что тот его слышит, но не понимает.

набор витальных программ культуры, связанных с самосохранением, ростом, расширением жизненного пространства, поглощением и накоплением энергии, втягиванием людей в партиципационные поля ее подсистем, борьба за ресурсы и пр. - это тоже пока не цели, а все еще «органика».

Мы много услышали за последние три столетия о человеке как политико-экономическом существе и мало как о религиозно-этическом. Впрочем, не столько мало, сколько односторонне, поскольку стало популярным сведение религиозно-этического человека к политико-экономическому (и далее просто к экономическому.

Реальность, в которой мы живем, можно разделить на три области: область запрещенного Торой, область обязательного и область разрешенного. Область разрешенного, возможно, самая большая, ибо она охватывает основную часть времени, занятий и помыслов человека.

Одна из основных идей книги состоит в том, что Бог (кстати не названный в книге, но подразумеваемый) "не дремлет" - он постоянно контролирует действия людей, и тем более, “вмешивается” как будто ненароком, при опасности, угрожающей избранному народу.

Можно книгу читать в ночи при свете свечи, слушать премудрых старцев, галдящих наперебой. Вот так жизнь! Сначала учись, а потом учи, а в старости слушай, как учат обученные тобой.

По мнению Л.Полякова, Чехов был единственным русским писателем из «нового поколения» (то есть поколения после погромов 1881-1882 года), который позволял себе в многочисленных рассказах «высмеивать евреев без желчи, но и без малейших комплексов».

Отделение слов от вещей оказалось необычайно эффективным, разрешившись теорией относительности и квантовой механикой. Но, кажется, эта программа, запущенная Декартом, зашла несколько дальше, чем об этом думали ее основатель.

Как соотносятся нисходящая линия имманентного горизонтального эволюционного доразвития психофизиологии человека и линия развития сознания? Какая из этих двух линий преобладает и будет определять эволюционную динамику человека в будущем? Каков эволюционный режим у развития сознания: линейный или циклический?

Бытие псалмов (не Теhилим) в русской культуре было предопределено греческим посредничеством – Септуагинтой. Поэтому и древнеславянский и русский перевод весьма далеки от оригинала – и с точки зрения смысловой, и тем более – с точки зрения поэтической. Читатель же этой книги – читатель перевода с оригинала.

Барух д'Эспиноза остается в истории философии и просто человеческой истории ярким примером верности себе, свободолюбия и решительного противодействия попыткам навязать человеку чуждый ему образ жизни и убеждения.