Проза

Теперь можно с уверенностью утверждать, что Сергей Сергеевич (Зусь Зельманович) Очаковский родился не 7 марта 1924 года, а возможно в 1923 или даже чуть раньше. Его имя, отчество и национальность были изменены («подкорректированы») в детдоме, где мальчик воспитывался с пяти лет. Так вместо достаточно сложного для произношения «Зусь Зельманович» подобрали созвучное – «Сергей Сергеевич», сделав его одного из всей семьи русским по национальности.

Моя профессия – переводчик, официально на немецком именуется "языковый посредник". Моя задача – помогать понять друг друга разноязычным людям. Но с годами мне все яснее, что в переводе нередко нуждаются и носители одного и того же языка. Психологи знают, что смысл сказанного (или написанного) зависит не только от того, кто сочиняет его, но и от того, кто воспринимает. От разницы между личным опытом и картинами мира в голове этих двух людей.

Однако дело было не только в этом. Подрастали дети, и нужно было думать об их образовании, их будущем. Все эти заботы подталкивали к переезду в Москву, что и случилось в 1978 г. О том, чтобы найти там работу, речь не шла, заниматься наукой ему пришлось в домашних условиях. Из Мерзляковского переулка Харитоновы перебрались в Сокольники, а через два года мне удалось помочь им вступить в жилищно-строительный кооператив ФИАН вблизи Нескучного сада у станции метро «Ленинский проспект». Володя стал бывать в Москве ещё чаще. Однажды он позвонил мне и спросил, не найдётся ли у меня тёплой куртки, свитера и некоторых книг по физике для Юрия Орлова. Его лагерный срок окончился в 1984 г., и он был вынужден отбывать пятилетнюю ссылку в глухих болотистых местах Красноярского края. Тёплые вещи Орлову отвёз его друг и коллега из ИТЭФ Юра Тарасов. Ещё в Ереване у Володи появились два увлечения: собирать картины современных армянских художников и коллекционировать почтовые марки. Этим занятиям он предавался с не меньшей страстью, чем научному творчеству. В 1975 г. семья Володиного коллеги и родственника физика-теоретика Семёна Хейфеца, женатого на Зоиной сестре Юле, эмигрировала из Еревана в Германию, а затем в США. И Харитоновы задумали последовать их примеру. В 1985 г. Зоя, Женя и Миша, а в 1990 г. и сам Володя навсегда покинули Москву и обосновались в Калифорнии. С началом в СССР эпохи перестройки многие светлые умы задумывались о способах наименее болезненного перехода посткоммунистической России от социализма к капитализму. Володя с его стремлением к решению глобальных научных задач, разумеется, не мог остаться в стороне. Но это не был подход дилетанта. Он перечитал горы экономической литературы и заново проштудировал всего Маркса. В 1989 г. результатом его размышлений стал капитальный труд на 50 машинописных страницах, озаглавленный «Экономика преобразования экономики. Памятная записка». Здесь, основываясь на оригинальной экономической модели, Володя предлагал решения, позволявшие совершить такой переход с минимальными потерями для простых людей. Краткое изложение «Памятной записки» оканчивалось словами, которые сегодня нельзя читать без волнения: «…преобразование экономики можно осуществить без бешеного роста цен, без инфляции и массовой голодной безработицы, без обнищания пенсионеров и элиминации стариков, без ущерба в социальной сфере, словом, без общественных катаклизмов». «Памятную записку» Володя отправил тогдашнему Председателю Совета министров СССР Николаю Рыжкову и получил от него благодарственный ответ. Её передали также академику Андрею Сахарову, который тоже поблагодарил Володю за «экономический ликбез», но из-за скоропостижной кончины прочитать её не успел. Сейчас мы знаем, насколько тяжкими для населения страны оказались последствия экономических реформ в России. Кто знает, нельзя ли было их облегчить, прислушавшись к советам таких людей как Владимир Харитонов!? Его жизнь в эмиграции, куда он попал уже на восьмом десятке лет, протекала спокойно и в комфортных условиях. У него появились две внучки, которым дали русские имена Наташа и Таня. Он был ухожен, получал достойное пособие, о нём заботились родные и близкие. Именно в это время (в 1996 г.) Володя закончил книгу под названием «Сотворение мира, или что может Бог». Её следует считать главным научным наследием, «лебединой песнью» Володи. Его всегда волновали философские проблемы физики. В этой книге он постарался ответить на вопрос, почему наш мир устроен так, а не иначе, показать неизбежность именно того мира, в котором мы живём. Так что при существующих законах физики возможности Господа Бога были весьма ограничены, и другой альтернативный мир попросту не мог бы существовать. Для издания этой книги Володя специально приезжал в Москву. В 2008 г. я получил от него письмо, где он просил прислать ему список обзорной литературы, посвящённой ионизирующей способности релятивистских зараженных частиц. Он снова обратился к той же проблеме, которой столь усердно занимался в молодые годы. Сделать это Володя, однако, не успел. Он скончался 11 июня 2009 г. у себя дома в Беркли на 89-м году жизни. В ноябре того же года мы, несколько его родных, друзей и коллег захоронили привезённую в Москву урну с его прахом на Новодевичьем кладбище рядом с матерью и сестрой. Декабрь 2013 г. ПРИЛОЖЕНИЕ Памяти В. М. Харитонова (1920–2009)* 11 июня нынешнего года не стало известного ученого-физика доктора физико-математических наук Владимира Моисеевича Харитонова. В.М. Харитонов родился в 1920 г. в Ленинграде в семье революционеров. Его отец член РКП/б/ Моисей Маркович Харитонов в 1910-е годы несколько лет находился в эмиграции в Швейцарии и был близок к В.И. Ленину. В 1920–1930-е годы М.М. Харитонов занимал высокие партийные и государственные должности в СССР. Мать В.М. Харитонова Раиса Борисовна после революции работала в Наркомате просвещения вместе с Н.К. Крупской. В 1937 г. во время сталинских репрессий М.М. Харитонов был арестован, провел 10 лет в заключении и чудом остался жив. Вскоре после своего освобождения в 1948 г. он был арестован повторно и пропал без вести, Р.Б. Харитонова была выслана из Москвы и вернулась домой только после 1953 г.. Владимир Моисеевич Харитонов окончил в 1941 г. Московский государственный университет. В 1946 г. он начал работать в Ереванском физическом институте Академии наук Армянской ССР (ЕрФИ), возглавляемом членом-корреспондентом Академии наук СССР, Академиком Армянской ССР А.И. Алиханяном. В.М. Харитонов сразу же проявил себя как способный молодой ученый и активно участвовал в разработке новой физической аппаратуры для исследования космических лучей и активно участвовал в измерениях спектра масс космических частиц. Очень скоро он защитил кандидатскую, а в 1953 г. и докторскую диссертацию. Последняя была посвящена крайне актуальной в то время проблеме ионизационных потерь энергии при прохождении быстрых заряженных ядерных частиц через вещество. В этой работе В.М. Харитонов показал себя не только блестящим физиком-экспериментатором, но и прекрасным теоретиком и значительно способствовал развитию этой области физики. Со второй половины 1950-х годов научная деятельность В.М. Харитонова была связана с созданием Ереванского электронного кольцевого ускорителя (ЭКУ) с энергией 6 ГэВ. Под руководством А.И. Алиханяна и вместе со своими коллегами Ю.Ф. Орловым и С.А. Хейфецом он подготовил подробное Техническое задание на сооружение ускорителя, а затем курировал разработку его проекта и строительство, готовил кадры и аппаратуру для проведения первых экспериментов. С момента запуска ЭКУ в 1967 г. В.М. Харитонов -- неизменный участник множества экспериментальных исследований, выполненных на высочайшем научном уровне в электронных и фотонных пучках этого ускорителя. Им (совместно с А.В. Петраковым) была написана монография «Высокоточные измерительные комплексы для исследования быстропротекающих процессов». С годами В.М. Харитонов все более стал интересоваться философскими проблемами физики. Его занимал вопрос, почему наш мир устроен так, а не иначе. Свои мысли он изложил в 1996 г. в книге «Сотворение мира, или что может Бог», которая стала сейчас библиографической редкостью. В 1990 г. В.М. Харитонов переехал в США и продолжил там свою научно-литературную деятельность. Он скончался у себя дома в Беркли, (Калифорния) на 90-м году жизни. ---------------- *) Некролог опубликован в республиканской русскоязычной газете «Голос Армении в конце 2009 г.

Советская литература не дожила до перестройки. А непрерывная цепь литературных поколений, цепь, которая подразумевает развитие литературы, новые имена, художественные поиски и всплески, – разорвалась еще раньше. И тут есть какая-то загадка. Не случайно многое роднит поколение поэтов, не получивших или не полностью реализовавших наследие большой советской литературы, – поколение поэтов-семидесятников, которые творили в СССР от Москвы до Новосибирска, от Риги до Одессы, от Таллинна до Кишинева. И прежде всего их роднит непростая, а порой и трагическая литературная и личная судьба.

Я думаю, неслучайно романтический национализм создавали вовсе не капиталисты, но поэты и философы (кажется, больше прочих потрудились немцы, но, возможно, они всего лишь предоставили более громкие имена — Гердер, Фихте…), склонные искать в политике то, что может дать только религия, — иллюзию красоты, мудрости, справедливости, недостижимых в нашем трагическом мире, где все идеалы противоречат друг другу: служа одной святыне, непременно попираешь десяток других.

В начале 80х я закончила аспирантуру (так музыканты для форсу научного называют двухлетнюю ассистентуру-стажировку в консерватории) и начала искать работу. Её – безденежной, безконцертной, было полно. Иди в любую районную музыкальную школу и учи на здоровье, до первой язвы желудка! Что до игры – ни в один знаменитый оркестр женщине без крепкого блата было не попасть, а предлагать себя в солисты пусть даже заштатной филармонии смешно, не имея лауреатских званий. На выпускниках моей категории лежала печать своеобразной профнепригодности: в низы они сами не шли, верхи их не хотели. Проклятый, самый многолюдный, второй эшелон, к тому же, полный хорошо играющих баб!

Eму было тогда 25 лет. Хаим Вейцман некоторое время преподавал химию в Женеве, а в 1904 перебрался в Англию, в университет города Манчестера. Доктор любил говорить, что он просто “… еврeй из Мотоля и всего лишь неполный профессор в провинциальном университете …” - но это не следует принимать так уж всерьез. Oн хорошо усвоил обычаи своей новой родины, и знал, что такое "power of understatement" - "сила недоговоренности". В конце концов, доктор Вейцман был знаком с такими людьми, как Уинстон Черчилль, лорд Бальфур, и даже с самим Дэвидом Ллойд Джорджем - и не потому, что был "...всего лишь неполным профессором...".

Немного о культурной жизни того периода. Наши интересы пересеклись в музыке. Саша любил джаз, я больше увлекался классикой, но к джазу относился вполне серьёзно. В то кроткое время хрущевской оттепели (и еще коротенький кусочек времени уже по инерции) в стране был какой-то очень сильный интерес к музыке вообще, а в особенности к джазу и авторской песне. Всюду звучали в записи на магнитофон Булат Окуджава, Юрий Визбор, Юлий Ким и, конечно, Александр Галич. Было много концертов отличных советских джазовых музыкантов в столичных кафе и Домах культуры (которые часто назывались «клубами»). Были и редкие турне звезд мирового джаза в СССР. Я хорошо помню концерты Бени Гудмена, Дюка Эллингтона, Дейва Брубека. Приезжали чехи, поляки, немцы.

«За свои три десятилетия политической жизни бывший актер Рональд Рейган сыграл множество ролей: он был последовательно профсоюзным деятелем, представителем, а затем руководителем зарождающегося нового консервативного движения, двукратным губернатором Калифорнии, политиком, противостоящим президенту из своей собственной партии, наконец – Президентом США в течение восьми лет, который коренным образом изменил политическую обстановку как в Америке, так и во всем мире. Была в этом «повинна» его система ценностей, его жизненные принципы, политическая философия? Безусловно была, но в своей важнейшей сути ее не понимают даже самые искренние его обожатели.

Да и дипломный проект тоже отнюдь не тайна за семью печатями: выбираешь тему, удобную для компиляций, и соединяешь несколько технических идей в одну, под которой можешь смело подписываться. Некоторые при этом модничают, современничают, а я учинил технологический анекдот, выбрав такую вот тавтологию: «Автоматическая линия для окраски банок для краски». Краска банок для краски – это же Хармс! Кроме того, в моём автомате применялся закон Архимеда как принцип действия: впихнутая в раствор банка выпирала наверх еще 72 предварительно впихнутых туда банки – действуя весом выпертой ею краски! В общем, не проект, а символ прогресса...

Сергея раздражала бессовестная реклама. Раньше рядом с его домом, на углу Профсоюзной и улицы Дмитрия Ульянова, висел огромный плакат. На нем лысый человек с бородкой и хитрыми прищуренными глазами протягивал руку в сторону соседнего вьетнамского ресторана “Ханой”. На плакате было написано: “Верной дорогой идете, товарищи!” Теперь на этом месте стоял щит с рекламой кухонной мебели. Наглый молодой человек со свирепым выражением лица держал на руках обвисшее тело измученной девицы. Под рекламой стояла подпись: “Это я делаю на кухне”.

Разнузданных отдельских праздников, с водкой, винегретом, селедкой и большим кремовым тортом, было в году четыре. Новый год, 23 февраля, 8 марта и 1 мая. Остальной мелочи – посиделок в честь дней рождений – было не счесть, но они проходили скромно, в рабочее время, пили чай с тортом, вручали символический подарок и все – церемония считалась завершенной.

Повторю: «стук» в нашем институте был поставлен образцово. А тут, главное, даже не слова, а то, что сказаны публично, при аудитории. Вызов! Такое особенно не прощалось. Может, Ишутин считал, что терять ему уже нечего, но все же, все же, все же… Если вещь один раз пропущена цензурой («залитована»), то потом она идет автоматом, цензура ее и не смотрит. В 1984 году, увидев рассказ напечатанным в журнале «Наш современник», сотрудник «Правды» (ставший через десять лет министром по делам печати) сказал: «Вы что делаете, вас же всех посадят!» Вот какой была реакция… Морок. Сегодня, тридцать пять лет спустя, я предлагаю рассказ «Сауран» вниманию читателей журнала «7 искусств». С.Б.

Незадолго до этой поездки я с группой журналистов побывал на собрании паствы церкви Иисусовой. Там было несколько человек, которые чудом спаслись от смерти, а некоторые из них уже побывали за чертой. Именно чудо возвращения к жизни – говорили они, рассказывая свои жутковатые истории – привело их в лоно этой церкви. Вот у них в глазах было нечто похожее. Я тогда ещё подумал, что встреча со смертью даром не проходит. Но Виктор Сергеевич был слишком полон жизни, чтобы подавать повод для подобных аналогий. Вот разве что только глаза…

Нечто грандиозное произошло с Бродманом за эти две лихорадочные недели, невыразимые откровения явились ему. Отстегнутый от строп времени, преступивший земные пределы, он увидел истинные очертания своей жизни, увидел, как она вращалась вокруг оси долга. Не только его жизнь, но и жизнь его народа: три тысячи лет зыбких воспоминаний, глубоко чтимого страдания и ожидания.