Критика

Этому поколению поэтов суждено было на долгие годы «уйти» в перевод, а Штейнберг уже в 1937 году в первый и, увы, не в последний раз оказался в краю необетованном. А между двумя сроками, проведенными в лагерях, была война.

Откровения Бормашенко хочется выписывать кусками и периодами. Его проза пронизана близкими мне Стругацкими и далеким Марком Алдановым, мыслями о творчестве Чехова и титанических строениях Толстого – в книге есть целый раздел «Страсти по кириллице».

Олег написал тысячи писем. Ни одно из них не было случайным, ни одно не было отпиской. В формате журнала невозможно представить даже очень избранное. Ниже приведены лишь несколько писем, связанных с редакторской работой.

О книге эссе Алексея Макушинского «У пирамиды» (Москва, «Новый хронограф», 2011)

Истинность Бога проверяется простой констатацией: мир продолжает «становиться» после акта его сотворения. Но в Его руках «сотворять» и «становить» - акции одного смысла. Значит, под ногтями Творца уже чернели следы материи мира, существовавшего в таком же «становлении» до «начала» «сотворения» этого. Живому Богу необходимо от века «стоять» в творчестве.

«...я всю жизнь наблюдаю, в основном, литераторов, не знающих, какой стороной вбивают гвоздь, не способных сложить и разжечь костёр, бессильных взвалить на плечо мешок с картошкой… Я, конечно, помню, что, например, Варлам Шаламов был принципиальным противником физического труда, но ведь это Шаламов!.. Ручки - ручками. Однако и язык у них - современных писак - такой же. Язык невзрачных обитателей сайтов, офисов, многоквартирных общаг, коттеджей. Язык стерильных лабораторных мышей. Бледный гастритный язык едоков фастфуда...»

«...Тема графомании, затронутая в февральском номере «Литературного меридиана», для нас с Владимиром Тыцких очень актуальна. С этим явлением сталкиваемся в литературной студии «Паруса», на встречах, посвящённых Дням славянской письменности и культуры, в литературных конкурсах, на бардовских фестивалях. Прочитав статью Владимира Костылева, я сразу вспомнила о главах, посвящённых этой теме, в моей будущей книжке...»

Памфлет Вагнера и статья Достоевского отличаются крайним юдофобством, нелогичностью и пренебрежением к фактам с одной стороны и подлинной искренностью ненавидящего сердца с другой. Выход из печати этих произведений вызвал в свое время протесты европейской культурной общественности и одобрение другой части публики.

Как и все югославы, Кустурица оказался небритым, неряшливым, крупным мужчиной, который играл в брутальность. Бандерас для бедных, подумал я. Еще я подумал о том, что он всех уже, и себя прежде всего, задолбал солнцем, вином и цыганами. С другой стороны, вспомнил я, мои темы тоже не отличаются разнообразием. Так что я просто присел рядом с ним, поздоровался и взял пива. Не люблю, когда на меня давят.