Критика

Александр Айзенберг «36. Голографические импровизации», Санкт-Петербург, «Алетейя» 2013

Двадцать лет назад мы наблюдали показательное крушение марксистской утопии. Обитатели социалистических государств с надеждой смотрели на Запад, где, как им казалось, властвовали не утопические законы, но практика цивилизации. Оказалось, что гражданское общество с гарантированными свободами – такая же утопия, как развитой социализм.

О Шолом-Алейхеме Финкель пишет, что он "словно магнит… притягивал к себе обстоятельства". Так же и Финкель в ходе работы притягивал к себе сведения, рассказы, все, что так или иначе имело отношение к герою его книги.

О повести Вениамина Слепкова "Посланец Вселенной"

Кажется неэтичным как приписывать это определение А.Н. Колмогорову, так и сообщать, что это определение принадлежит Ф. Энгельсу, не сказав при этом о полном непонимании Энгельсом современной ему математики.

Если в «Сентиментальном путешествии» рассказчик Стерна на вопрос, как его имя, открывает лежащий на столе томик Шекспира и молча тычет пальцем в строку «Гамлета» – в слова Poor Yorick! (выдавая себя за Йорика, он, тем не менее, опасается на прямой вопрос об имени нагло лгать в глаза, могут и за руку поймать!), то в Примечании 16 Пушкин, подсказывая этот адрес, фактически тоже «тычет пальцем»: «“Бедный Йорик!” – восклицание Гамлета над черепом шута. (См. Шекспира и Стерна)»

В сухом остатке следующее. Книга написана не одесситами, а киевлянином, поскольку Дерибасовская охарактеризована как «лучшая улица на земле», а Крещатик – как «наилучшая». Аргументация не только очень слабая, но она еще и довольно обидная для Булгакова. Все-таки он был умным человеком с развитым чувством юмора и при всей любви к Киеву не заслужил подозрений в таком вот примитивном региональном шовинизме.

Каким бы гениальным ни был писатель, он не знает, сколько времени будет жить его книга, а это значит, что он не знает и ее финала. Гениальную книгу дописывает Бог.

Стихи Некрасова словно бы вторят житейскому крестьянскому разговору, задушевной народной песне. Кажется, что его поэзии изначально присущ национальный склад. Он открыл мир нашей бытовой жизни, как мир духовный и нравственный, найдя в этом сочетании русского быта и духовности истинную, бесценную красоту. В отечественной, да и в мировой, лирике немного найдется поэтов, которые бы, как Некрасов, рассказали столько житейских историй, составивших в совокупности то, что мы называем народным бытием; открыли столько людских судеб, составивших в совокупности народную судьбу. И все эти истории и судьбы освещены светом земной красоты и целительного сочувствия.

Как правильно отметил в свое время Аверинцев, там, где свободна только мысль, легко уверовать в осуществимость самых завиральных идей, ибо власть надежно защищает их от практической проверки. Именно в таких условиях родились и выросли Улицкая и ее читатели. Опыт Даниэля Руфайзена им совершенно чужд, вот и сотворяют они Даниэля Штайна по образу и подобию своему.

К 90-летию выдающегося прозаика и публициста, классика русской литературы Бориса Львовича Васильева (1924 - 2014)