Titanic
С легкой руки айсберга (как вам такой оборот?)
Именем существительным считает "Титаник" народ.
Меж тем как он - прилагательное! Точнее - оно.
Точней, по-английски - она, та, что ушла на дно.
Она была - "Титанической"! Кстати, правда была:
Пятьдесят две тысячи триста десять тонн, такие дела,
Восемьсот восемьдесят два фута и девять дюймов в длину,
Примерно полторы тысячи человек, пошедших ко дну.
Забавно: мы знаем точно тоннаж, длину, высоту,
Но только лишь приблизительно - число людей на борту.
Что, впрочем, вполне логично: суда суть плоды труда,
Расчета и денег, а люди сами плодятся, да.
Она была - фантастической, когда покидала порт:
Все эти панели, лестницы и даже теннисный корт,
Но не они воплощение подлинной красоты,
А турбина и генераторы, котлы ее и винты.
О людях "Титаник" (так правильно - вы помните, женский род)
Написано, нарисовано и снято невпроворот.
И многие биографии (хоть мне фатализм - табу)
Как будто специально писаны для верующих в судьбу.
Там было немало забавного. К примеру, Милвина Дин,
Бывшая всех беспомощней, дожившая до седин,
О главном своем приключении не помнившая ничего
(Ей было в момент крушения девять недель всего).
Альфред Вандербильт, в последний момент свой сдавший билет,
Казалось, имел все шансы дожить до преклонных лет.
И что б вы, однако, думали? Три года спустя, в войну,
Он вместе с "Лузитанией" таки пошел ко дну.
Стюардесса Вайолет Джессоп. Какой помогал ей бог?
"Олимпик", "Титаник", "Британник" - и выжила на всех трех.
До пятидесятого года потом бороздила моря...
(Все три корабля были "сестрами", еще о судьбе говоря.)
Эдвард Смит, капитан. Виновен во многом, но
Последний рейс перед пенсией - пошлейший штамп из кино!
И, отправляясь в Нью-Йорк - еще фаталисту восторг -
"Титаник" едва не столкнулась в порту с пароходом "Нью-Йорк"...
Все это - уже история. Увы или не увы,
И сгинувшие, и спасшиеся теперь уже все мертвы.
И ныне из всех их - выживших и канувших в глубину
(Заслуженно, незаслуженно) - жалко ее одну.
Она была - непотопляемой! Без всяких шуток, была,
Ежели ночью и в холоде не гнать двадцать три узла,
Слушать предупреждения и управлять уметь,
Если хотя бы бинокли, черт побери, иметь!
Ее, инженерное чудо от мостика до винтов,
Ставшую жертвой не айсберга, а глупых людских понтов,
Ее - и Томаса Эндрюса, конструктора и отца,
Судьбу своего дитяти разделившего до конца.
Я так написал бы на памятнике средь глубоководных рыб:
"Здесь лежит Титаническая, Royal Mail Ship.
В первом же девичьем плаванье прервалось ее житье.
Разум ее породил. Глупость убила ее."
2016
На смерть Виктора Баррио
Мир в состоянии раздора,
И, свой удел поправ,
Бык забодал тореадора,
В чем был, конечно, прав.
Однако прав был и тореро,
Не показавший класс:
Он мог наемником, к примеру,
Поехать на Донбасс,
Стать рэкетиром, сутенером,
Грабителем ларьков -
А он лишь стал тореадором
И убивал быков.
Быков, сиречь четвероногих,
Быков, а не людей,
И был лишь этим - лучше многих
И вовсе не злодей.
Вполне понятная картина
И ясная мораль:
Бык - неразумная скотина,
И нам его не жаль.
И пусть зеленые придурки,
Что плачут над быком,
Жуют банановые шкурки
И ходят босиком,
А тот, кто в обуви из кожи
Ест мясо, например,
А на корриду корчит рожи -
Кретин и лицемер.
А бык бы даже на свободе
Закончил, околев -
Быков едят в живой природе,
Дерут и волк, и лев.
И эта смерть - когда терзают
Их заживо клыки -
Страшнее, чем когда вонзают
Тореро в них клинки...
Однако голос мизантропа
Не сдержит неприязнь:
Вы ж, блин, гуманная Европа,
Поотменяли казнь,
Маньяк, замучивший жестоко
Три дюжины детей,
Живет до окончанья срока -
Его убить не смей!
Тирану, что обрек на муки
Не дюжину - мильон,
Вы смирно подаете руки,
Пока у власти он,
А ежели в Гааге все же
Он свой закончит путь,
То и его убить негоже,
О мести позабудь!
А мало ль сволочи пожиже -
Насильников, воров,
Продажных журналюг и иже?
Да просто будь здоров!
Вот их бы всех бы на корриду,
И чтоб под общий рык
Мог каждый выместить обиду!
А что вам сделал бык?!
Быки живут себе на свете,
Невинны и чисты,
Все зло приносят на планете
Двуногие скоты!
Пусть ненасильственные меры -
Пустая круговерть,
Не бык - и даже не тореро -
Здесь заслужили смерть.
Но бубен пропаганды шумен,
А правды глас - увы.
А бык, конечно, неразумен,
Зато разумны вы -
Вы, сборище ханжей и трусов,
Скупцов и дураков,
Носителей шаблонных вкусов
И масок добряков,
Вы, чья мораль и убежденья -
Коллаж рекламных врак,
А кто свое имеет мненье,
Для вас - опасный враг,
Вы, даже в рамках вашей роли,
Расписанной без вас,
Лишившиеся всякой воли
К чему-то, кроме фраз:
"Мы озабочены! Убийцы!
Ах-ах, какой кошмар!",
И тут же вновь у кровопийцы
Вы купите товар;
Закрыв глаза, заткнувши уши,
Вы движетесь толпой,
Скормив телеэкрану души,
Предписанной тропой,
А если кто поверит даже
Глазам, а не словам,
"Что я могу один?" - он скажет;
На то и разум вам.
Бык неразумен. Он не ведал,
Что шансов он лишен,
Что враг его не раз обедал
Такими же, как он,
Что бросить вызов стадиону -
Ребяческий порок,
И он не в плащ, как по шаблону,
А в бок вонзает рог!
О символ бунта безымянный,
Как Сатана, рогат
(Тот тоже был за бунт свой странный
Низвергнут прямо в ад,
Хотя природные законы
Дают простой ответ:
Рога есть средство обороны,
У хищников их нет!) -
Ты показал, что одиночки
Сильнее королей,
Когда отбрасывают строчки
Предписанных ролей,
Что и один наносит в поле
Критический урон,
И что важнее сила воли,
Чем численность сторон.
И, стало быть, не все кромешно,
Не все предрешено!
...Хотя быка потом, конечно,
Убили все равно.
2016
Ночь
Даже шум дождя за твоим стеклом
Может быть уютен, когда теплом
Твой наполнен дом, и трещит камин.
И раскрыта книга. И ты один.
И уже неважно, какой там век
И в какие бездны стремит свой бег,
Наполняя мыслящего тоской,
Упоен безумием, род людской.
Ничего не важно, что там, вовне,
Кто там на вершине и кто на дне,
И что будет завтра - война, зима...
Только нить сюжета, игра ума.
Мягкий шелест капель, негромкий треск,
В водосточном желобе мерный плеск,
Полумрак, окутавший кабинет,
И лищь в центре - теплый неяркий свет.
В чашке чай и легкий парок над ней -
Только это важно. Не лет, не дней,
А страниц количество впереди.
Нет, не нужно, солнце, не восходи.
декабрь 2015
Когда все это началось
Когда все это началось, в саду цвели цветы,
Хотя на севере мела метель,
Турист с брюшком - мужская часть немолодой четы -
Нес чемоданы, сгорбившись, в отель.
Когда все это началось, была полна на треть
Кафешка на Девятой Авеню,
По телевизору шел бокс, но на него смотреть
Не жаждал гость, уткнувшийся в меню.
Еще два парня три шара гоняли по сукну,
Кокетничала парочка в углу,
И негр в наушниках, спиной оборотясь к окну,
Стирал пивную лужу на полу.
Когда все это началось, девица на мосту
Ловила пляж и гавань в объектив,
И парень рядом с ней глядел на эту красоту
И думал "взял ли я презерватив?"
Играла бликами вода. Стояли в ряд суда.
Белели мачты стройные, тонки,
И с яхты, пять минут назад причалившей сюда,
Довольные сходили рыбаки.
Когда все это началось, коричневый "Ниссан"
Сворачивал под знак "Морской музей",
Везя мамашу и отца (тот нынче вел не сам),
Их мальчика и трех его друзей.
В кудряшках девочка кидала хлеб для шумных птиц,
Взобравшись на широкий парапет,
И бородатый, в шортах, дед под стрекотанье спиц
По набережной гнал велосипед.
Когда все это началось, над морем высоту
Одномоторный "Пайпер" набирал,
И в полицейском "Форде" коп, скучая на посту,
С усов салфеткой кетчуп вытирал.
И поезд медленно вползал на солнечный вокзал,
И нечто в воздухе над ним вилось...
Когда все это началось, я этот стих писал,
Не зная, что все это началось.
2014
Юрий Нестеренко. Прозаик, поэт, публицист. Родился в 1972 в Москве. Окончил факультет кибернетики МИФИ с красным дипломом. В 2010 году эмигрировал в США, где получил политическое убежище. С 2013 живет во Флориде.
