РЕМЕСЛО
Красные, синие полосы;
Локоны красные, синие.
Волки мы разноголосые,
Птицы мы некрасивые!
Крайние и блестящие
Лезвия на пути.
Выросли настоящие —
Не буди, не буди!
Синим вихрем закрутимся
В красное «ни при чём».
Это не наша улица?
— Учтем, учтем.
— Это не ваше логово!
— Будем кусать сильней.
Идолу тащат Богово,
Синее всё красней.
Синее в мак сливается,
Поле горит огнем —
Это закат срывается
С вечной узды конем,
Это судьба красуется
В сером эскизе дней,
Чтобы не наша улица
Стала вольней, вольней,
Чтобы не наше поле
Через асфальт росло.
Красное — наше горе;
Синее — ремесло.
СТИХИ ОБ УХОДЯЩЕЙ ЭПОХЕ
Когда она стареет на глазах,
Ей остается только мерный взмах
Расправленных до нетерпенья крыльев.
И трепет их по ветру величав:
Так расстилают флаги на парчах
И план рисуют на машинах пыльных.
Когда она кидается с моста,
Не досчитав (положено до ста),
Устав на девяносто (два, четыре?),
Она летит — и воды напрямик
Её влекут на бежевый родник,
Где прошлые крылатые почили.
Другою будут люди вспоминать —
Её судьбу им строить и стирать,
Но где-то там, на приграничье Слова,
Она опять ступает, голосит,
А молодых ребенок веселит,
И это всё не повторится снова.
АНГЕЛ РИМА
Ты меняешься так искренне в лице,
Что в этом виновато подсознанье,
И в Царскосельский в Питере лицей
Тебя влекут гордыня и призванье.
А я иду обочиной дорог,
Мне ни к чему колонны и лепнина,
Но дорог я тебе как скоморох,
А ты мне дорога как Ангел Рима.
И разница меж нами все сильней,
Когда пути и ближе и короче.
Порежу я на завтрак сельдерей,
А ты морковь граненую захочешь.
ШОРОХИ ЖУЖЕЛИЦ В СЕНЕ
Шорохи жужелиц в сене,
Горевший от праздника форт,
Метущий по улице веник
И тлеющий зимами торф.
Вот вещи, смешавшие с мраком
Движение тощих планет,
Как булку печеную с маком
И с порохом твой пистолет.
Заряжено всё от начала,
Начинка пресыщена — смерть.
Ты маком сегодня чихала,
Ты порохом чистила клеть!
Не видел я больше такого,
Но знаю, что скоро капут,
Ведь жужелиц в сене так много
И веника выверен прут.
V. U.
Слишком тоненькая — так, что боюсь сломать.
Только скажи слово — и «мир, держись!»:
Будут ветра по берегам стенать,
Будут валы в море утюжить жизнь.
Если уйдет в мысли, что глубоки,
Если веки покроют, как пеленой, глаза —
Это услышат как соловьиный крик
Или как будто рядом летит стрекоза.
Поговори теперь или иди на покой —
С нею всегда выбор: одно из двух.
Она кружит голову теплотой,
А глубиной захватывает дух.
ПО ЛЕЗВИЮ И ОБУХУ НОЖА
Хожу по лезвию и обуху ножа,
Мне все равно, зачем и где ходить,
Ты на меня пытаешься нажать,
А я тебе пытаюсь угодить.
И это обух только, оборот.
Я по иной ступаю стороне
И по-другому открываю рот,
И говорю «изыди» сатане.
Вот круговой назначенный мне путь:
Спиралью вверх и по спирали вниз.
И ты про это помни, не забудь:
Матерый волк и очень хитрый лис.
Внутри раздор и почва для стихов
Не заживает грифельной грядой,
И стая белых ласковых волков
Бежит сюда за небом и едой,
А стая рыжих огненных лисиц
Скрывается за выжженным холмом.
Бывает сон у вешних даже птиц.
На дне своих запущенных хором
Они сидят и ждут рассветный час,
На них находит времени набег,
Что каждого живущего из нас
Преображает в жаркий майский снег.
Напиться бы водою из ручья
И по ножам огромным не ходить.
Была бы ты, поэзия, ничья,
Но кто же будет в храме том кадить?
И на алтарь, забрызганный вином,
Не меньше сердца ежедневно класть.
Поэзия: украсить и украсть?
Поэзия в ином.
В ПОЛУПУСТОМ ВАГОНЕ
В полупустом вагоне
Сумрак и галдеж.
По городу ветер гонит
Пудру,
И ты идешь
Заснеженная, как остров
Тропический в ураган.
И оплетают остов
Пряди твоих лиан.
ГОСПИТАЛЬНЫЙ ВАЛ
Розе Солнцевой — моей бабушке
Рыжая в белую проседь
Женщина без каблука
В самую позднюю осень
Хилого прёт старика.
В серых щитах голубятни
Птичий разносится гул.
Сторожу было приятней,
Что у больницы уснул.
И проходя сквозь ворота
От Госпитального, 5,
Верила ты, что работа
Душу согреет опять.
«Мал золотник, да дорог!» —
Ей поговорка шла.
Искренне твой потомок,
Выросшая душа.
Всё, что сказать имею,
С нужного дня пишу.
Ты поняла затею?
Или я просто шут?
