К 80-летию со дня рождения Валентина Распутина
15 марта Валентину Григорьевичу Распутину исполнилось бы 80 лет. Судьба распорядилась так, что день рождения и день памяти нашего классика стали одной датой. И в этом еще одно подтверждение мистики судьбы Распутина, невольно наводящее на глубокие раздумья. По долгом размышлении я решил опубликовать фрагмент своей будущей книги «Валентин Распутин. Жизнь и творчество. Наши встречи за 50 лет». Над книгой еще работаю, торопиться в таком деле нельзя, осмысление значения Распутина для России суеты не терпит. Но, думается мне, юбилейная распутинская дата — значимый повод представить читателям этот материал.
Казалось, как вчера имел я счастье встречаться и беседовать с Валентином Григорьевичем! И по прошествии нескольких лет никак не могу поверить, что его нет среди нас. То, что мне его очень не хватает — встреч с ним, разговоров, писем, просто дружеского общения — полбеды. Распутина очень не хватает России на ее очередных непростых исторических путях.
Как утешение достаю и перечитываю его письма ко мне, перечитываю дневниковые записи и словно бы въяве слышу его голос, вижу внимательный, доброжелательный взгляд. Этот текст создан по праву моей памяти общения с выдающимся писателем, быть может последним классиком в смысле верности Распутина великим заветам русской литературы.
***
В пору, когда Валентин Григорьевич работал над повестью «Мать Ивана, дочь Ивана», нам как-то довелось с ним неспешно прогуляться по парку в Доме творчества Переделкино. Остановились около пруда. Погода была прекрасная — легкий морозец, ни ветерка.
— Эдуард, — обратился ко мне Распутин. — Я заметил, что ты, когда приезжаешь в Переделкино, обустраеваешься в старом двухэтажном корпусе. Но ведь там, в номерах, нет условий проживания таких, как в новом корпусе. Может, тебе не хватает денег снять номер в новом корпусе? Так я помогу!
От такого вопроса-предложения я немного растерялся, но решил ответить как есть:
— Видите ли, Валентин Григорьевич, в старом корпусе даже стены пропитаны, намолены присутствием в них в разное время великих писателей... Они здесь жили, общались, работали над своими знаменитыми произведениями, подходили к телефону около дежурного и вели разговоры с родными, издательствами, редакторами. А в новом корпусе, признаюсь, хоть и условия хороши, да вот того писательского духа нет, который бы подзаряжал творческой энергией. Не пропах еще в полную силу новый корпус писательским духом!
Валентин Григорьевич задумчиво улыбнулся:
— А ты, наверное, прав... Вот ты сказал про великих писателей прошлого, а я вспомнил Читу и давний-предавний семинар молодых писателей Сибири и Дальнего Востока, где мы с тобой познакомились. Там тоже было немало выдающихся писателей…
Наши с Распутиным добрые отношения, собственно, имеют своим истоком ту нашу первую встречу в Чите уже более полвека назад. С тех пор каждое его письмо, каждый личный и телефонный разговор с Валентином Григорьевичем становились событием в моей жизни, о котором я долго помнил. Порой некоторые писатели, зная нашу с Распутиным дружбу, косились, мол, Анашкин, видимо, Распутину надоедает, пытаясь просочиться на страницы журналов. Но честно скажу, мне и в голову никогда не приходило просить Валентина Григорьевича помочь мне напечататься. Не хотелось тратить драгоценное время, отпущенное на общение с ним, на такие житейские темы. Пересеклись мы как-то в правлении Союза писателей России на Комсомольском проспекте, на втором этаже, около приемной. Поздоровались, пожали друг другу руки. «Как дела?» — спросил Распутин и вдруг поинтересовался, — А где новая рукопись? С собой?».
Рукопись у меня была с собой. Кто из нас, писателей-провинциалов, приходя в главное писательское правление, не берет с собой произведения в надежде, а вдруг да случится познакомиться с редактором издания, которому как раз в это самое время ты позарез нужен со своими «нетленками»! Я протянул Распутину папку с рукописью.
— Посмотрю, скажу свое мнение, — сказал Распутин и начал спускаться по лестнице на первый этаж, на ходу добавив:
— Время и желание будет, приходи ко мне домой. Всегда рад встрече. Надеюсь найдешь, не заблудишься.
Заблудиться я не побоялся, а вот опасение показаться навязчивым сказалось. На квартиру Валентина Распутина в Староконюшенный переулок я пойти не осмелился.
Возвращаюсь домой в Самарскую область. Через несколько дней после возвращения домой от Распутина звонок: «Ты почему не пришел ко мне? Я разыскивал тебя в Переделкино, не нашел, сказали, что уехал. К твоей новой книге я написал короткое предисловие. Когда получишь письмо, позвони, если с чем-то не согласен. Буду ждать звонка. Смотри, не зазнайся у себя в деревне (в трубке раздался смех). Светлане Ивановне очень понравились твои рассказы, она даже плакала».
Может, и нехорошо в том признаваться, но, услышав слова о том, что я довел до слез Светлану Ивановну, я обрадовался!
Подумалось, что, наверное, не со мной одним, как автором, он поступал, как врач, главная заповедь которого «не навреди». Памятно мне одно письмо от Валентина Григорьевича от 28 ноября 2001 года. Вот цитата из него: «Вполне может быть, что мое суждение о рукописи Вам не понравится. В таком случае откажитесь от него, а с моей стороны никаких обид быть не может. Повредить Вашей книге было бы для меня неприятно…».
Вообще каждое его письмо становилось для меня событием. Вот цитата из письма от 5 июня 2002 года из Иркутска: «Очень виноват перед Вами за молчание. Свой юбилей (тогда Валентину Григорьевичу исполнилось 65 лет — Э.А.) праздновали с вашим гостинцем — степным медом во главе стола. 15-16 марта уже у меня были тяжелые, я уже 17-го отправился на поезде в Иркутск. Дома пришел в полную негодность и два месяца не подходил к письменному столу ни для “художеств”, ни для писем. Забросил все, даже деловую переписку, так мне достается Москва. Полная психическая немощь. Только теперь начинаю с трудом отзываться на свое существование, виноват перед многими за свое “небытие”, но что делать!.. И еще одно: когда дойдет дело до книги, для которой я писал свои два или три листочка, дайте мне, пожалуйста, знать предварительно. Чтобы я мог свои листочки посмотреть…».
До чего обаятельны были распутинские письма — добрые и самоироничные, краткие, но при этом такие емкие по смыслу: «Я в своем духе, т.е. умею надолго пропадать. Наконец недостающие строчки для начала предисловия отправляю. Что выбрасывается, пометил. Удач Вам! В. Распутин».
И вот на излете 2002 года Самарское отделение Литературного фонда России выпустило мою книгу «Запрягу судьбу я в санки» с предисловием Валентина Григорьевича, которое называлось «На добро — добром!». Привожу его полностью вовсе не из авторской гордыни, а затем, что в этих строчках живет взгляд нашего классика на непростую жизнь народа, из гущи которого он никуда не выходил. А жил в народе и потому стал народом любим. А я что? Я лишь один из представителей русского народа, которому повезло познакомиться и общаться с Распутиным. Вот что он написал:
«В этой книге все, казалось бы, просто и нарочно обыденно. Простые люди, простые характеры и жизнь как жизнь, без стремительных и оглушительных подъемов и падений. И пишет автор простодушно и незатейливо, обыденно, но и бережно, как-то по-отцовски вникая в каждую предложенную судьбу. И герои его не врываются в читательский мир, а входят с осторожностью, как и полагается гостям, и уж после неторопливого общения появляется к ним дружеское расположение. В литературе, кроме техники письма и степени доверия к героям, есть еще одна составляющая, от которой ничуть не меньше зависит конечный результат. Техника может быть безупречной, события могут происходить как наяву, в самой естественной, не вызывающей подозрений форму, но у читателя тем не менее доверия к происходящему не будет. Он станет наблюдать за ними как бы со стороны, не решаясь войти внутрь и отдаться сопереживанию, потому что книга, в которую его приглашают, по профессиональным качествам котирующаяся высоко, написана холодным сердцем. В ней нет ни тепла, ни уюта, ни дружеского расположения, там по душам не поговоришь и душу свою не полечишь.
Эта книга написана бывшим детдомовцем, и вся она — от начала до конца — посвящена им же. Надо ли говорить, что это особого психического склада люди, униженные своим сиротством и оскорбленные той жестокой действительностью, которая с каждым годом все беспощадней продолжает плодить сиротство. Спасти их может только совокупное добро, получаемое от государства, от воспитателей и учителей, от окружающих и от таких же, как они, покинувших детдомовские стены прежде. Не воз гуманитарной помощи со “Сникерсами” и “Кока-колой”, доставленный из Америки или Европы, не компьютер, привезенный богатым дядей, который купил и огородил забором пустошь за холмом, где детдомовцы собирали грибы для общего стола, не пакеты со сладостями раз в год и не бесплатный Дед Мороз к Новому году помогут им смягчить боль своей раненой души. А повсеместное и сознательное наше родительство, не скупящееся на ласковое слово и поощрительный взгляд, деликатная поддержка, целительное внимание, охранение от зла. По отношению к ним не должно быть чужих и посторонних. Все мы вольно или невольно виноваты в их сиротстве.
В этой книге из всех литературных достоинств есть самое главное — она удивительно добра. Добра, в некоторых случаях может показаться даже чересчур, добра неестественно, неоправданно, несовместимо с тем, во что сегодня превратилась Россия и во что превратился в ней человек. Но вот вопрос: разве может быть где-то, в том числе и в литературе, излишнее добро? И как это — много? Разве мы уже, как у Достоевского в рассказе “Сон смешного человека”, все зло преодолели и погрузились в сияющую, как солнце, нравственную гармонию? Напротив, мы погрязли во зле, у нас огромная, бесперебойно работающая идеологическая система, вырабатывающая зло. И за всякий лучик добра мы хватаемся, как за спасение.
А вот герои книги Эдуарда Анашкина живут добром так же естественно, как все мы дышим воздухом, — и никаких! “А все-таки она вертится!” — сказано было одним упрямцем о нашей планете, считавшейся в его пору центром Вселенной. “А все-таки добра больше!” — с тем же упрямством уверяет автор этой книги. И что бы вокруг него ни говорили, какие бы ни вели подсчеты, а он прав. Без любви к человеку и без веры в него жизнь теряет всякий смысл. Поверим же ему. В любой области человеческой деятельности, если она терпит крушение, начинать следует с азов. И всюду эти азы — одно: любовь и вера. Валентин Распутин».
***
Конечно же, сразу после выхода книги я отправил один экземпляр с дарственной подписью Распутину. А 19 января 2003 года, в день Крещения Господня Валентин Григорьевич пишет мне письмо: «Поздравляю Вас с выходом книги; это всегда событие для писателя из глубинки, а для Вас, должно быть, событие вдвойне, потому что уж очень с большими трудностями она выходила. Это-то ладно, и вышла, казалось бы, и хорошо, но что-то уж очень поскупились с тиражом. Что это за тираж — 500 экз.! Ох, и комментировать не хочется! Я искренне рад рождению Вашей книги. Это хороший Ваш новогодний подарок. Будьте здоровы и новых Вам книг!»
Видимо, с легкой руки Распутина моя книга пошла по России. Иначе, как же она попала к главному редактору журнала «Уроки литературы» Надежде Леонидовне Крупиной? Хотя уточнять этот вопрос я не стал ни у Валентина Григорьевича, ни у Надежды Леонидовны, а только однажды получаю бандероль, в которой были несколько номеров журнала «Уроки литературы». Начал перелистывать страницы журнала и обомлел: мой рассказ «Вовкин поцелуй» журнал не только опубликовал, но по этому рассказу, оказывается, во многих школах России прошли уроки. И учителя средних школ на страницах журнала делились своими впечатлениями о проведенных уроках.
Позже многие рассказы из сборника «Запрягу судьбу я в санки», крестным отцом которого стал Валентин Григорьевич, были напечатаны и в других столичных журналах: «К единству!», «Россия молодая», «Наша улица». А редактор газеты Союза писателей России Николай Дорошенко опубликовал все рассказы в нескольких номерах газеты «Российский писатель». Уверен, что именно предисловие Валентина Григорьевича Распутина к этой моей книге проложило ей такую широкую дорогу к читателю!
***
Валентин Григорьевич был настоящим русским интеллигентом. За все годы нашей дружбы я не слышал от него ни одного скверного слова. Помнится, однажды после ужина в Переделкино я провожал Распутина до нового корпуса. О чем-то разговорились, и я, возмущенный несправедливостью по отношению ко мне персонала, загнул по-русски. Валентин Григорьевич вдруг резко остановился, поднял голову, и я увидел его глаза, испытующе глядящие на меня:
— Эдуард, никогда не пачкай душу об эти слова. У нас такой богатый язык. Следи за своей речью. Не забывай, что ты писатель!
Его удивительный талант, конечно, не мог оставить равнодушным никого. Одни его пламенно любили, другие писали на него доносы за его гениальные, но якобы «антисоветские» повести. Когда начальник политического управления Советской Армии и Военно-морского флота А.А. Епишев узнал о повести Распутина «Живи и помни», то запретил подписку на опубликовавший эту повесть журнал «Наш современник» для библиотек воинских частей.
Известный русский поэт-иркутянин Владимир Скиф вспоминает о Валентине Распутине: «За чаем (этот разговор произошел на даче Распутиных в порту Байкал — Э.А.) я спросил у Вали: “Я знаю, что тебе пишут очень много доброжелательных и восхищенных писем. А есть ли письма, в которых тебя ругают?”. “Случается”, — коротко ответил он… Однажды пришло просто разгромное письмо. Это было после публикации повести “Живи и помни”. В нем автор разносил Распутина в пух и прах, грозился обратиться с письмом в соответствующие органы за подрыв советской идеологии и с просьбой, чтобы его наказали за разрушительную работу против СССР. ”И что? Ты ответил?” — коротко спросил я. “А зачем?” — Валя замолчал. “А подпись? Подпись была? И кто автор письма, он указал — кто он?” — “Некто Иванов Николай Петрович, фронтовик, орденоносец”. — “Тебе, наверное, стало худо от этого письма…” — “Было, конечно, очень неприятно. Но потом я привык. Такие письма теперь для меня не редкость”. — “Да, странно”. — “Ничего странного. Мне-то понятно, кто водил рукой того же Иванова”. — “А где это письмо?” — “Я выбросил. Я все выбрасываю…”».
***
Когда в ноябрьском номере журнала «Наш современник» за 2003 год была опубликована повесть Валентина Григорьевича «Дочь Ивана, мать Ивана», то очень точно о ней высказался заслуженный деятель искусств России, академик РАЕН, искусствовед, историк, писатель, лауреат многих наград Савва Васильевич Ямщиков: «Читая о дочери и матери Иванов, я отчетливо понял, откуда глубокие борозды и тени на лице их создателя. Пропустить через себя такие коллизии не каждому под силу. Уверен, что критики немало слов напишут о новой распутинской повести. Наиболее шустрые враз прорезались. С легкостью необыкновенной вездесущий Дм. Быков, не поняв и малой доли многоосмысленности классического сочинения, успел уличить писателя в “русофильстве” и свысока поучить “товарища по цеху” уму разуму!». Прав оказался Савва Васильевич Ямщиков!
Сначала, после публикации новой распутинской повести, воцарилась тишина, как всегда она воцаряется после редкого в море разливанном лжи правдивого слова. А затем началось. И по нарастающей. Не только в столице! Судили-рядили об этом новом детище Распутина все, кому не лень. Местные писаки, ничтоже сумнящеся, сравнивали Валентина Григорьевича с местными гениями, а в каждом регионе эти местные-поместные, как известно, свои. Попутно вспоминали предыдущие повести Распутина, особенно «Живи и помни». Даже сибиряки не остались в стороне, тоже захотелось лягнуть выдающегося коллегу-земляка, видимо, за то, что «посмел» стать классиком при жизни.
Так, некий, никому не известный далее города проживания (город Черемхов — Э.А.) Александр Середкин в статье «Предательство возвели в ранг доблести» («Литературная Россия», № 13 от 31.03.2006) пишет о фильме «В круге первом» Глеба Панфилова, экранизировавшего Солженицына: «Книги Солженицына читают немногие. И он решил наверстать не мытьем, так катаньем, чтобы донести до граждан поверженной России свои невостребованные тома сериалами». Я не большой поклонник идей и творчества Александра Солженицына. Но пресловутый Середкин зачем-то попутно не преминул лягнуть Распутина, проводя, мягко говоря, сильно натянутую параллель между творчеством Солженицына и Распутина, писателей, несопоставимых по уровню художественного таланта. И литературная Самара, увы, не осталась в стороне в попытке низвержения Распутина. Одна из местных газетенок (потому что уважаемые газеты вряд ли позволят себе такое неуважение к признанному во всем мире классику), рассказывая об экранизации режиссером Прошкиным повести Валентина Распутина «Живи и помни», назвала распутинскую повесть «непопулярной»… Как говорится, хотели обидеть, а получилось наоборот, если учесть, что сегодня популярны лишь вышедшие в тираж безголосые певцы и певички.
Но это я сейчас, по прошествии лет, понимаю умом всю глупость самарских «популистов». А тогда так меня задело это интервью самарской журналистки со столичным режиссером Прошкиным, что не смог я промолчать, написал статью, отправил ее на сайт «Русское воскресенье» Союза писателей России. Вот ее текст.
Популярно о непопулярном
Стыдно за самарское окололитературное хамство
С печалью приходится констатировать: окололитературный моськизм, когда местечковые «журналюшки» считают хорошим тоном гавкать на прижизненных всероссийских писателей-классиков, стал одним из принципов самарской журналистики. Намедни одна из самарских «желто-бульварных» газет [1], рассказывая об экранизации режиссером Прошкиным повести Валентина Распутина «Живи и помни», назвала повесть «непопулярной». По всему видно, что определением «непопулярная» горе-журналистка, яко моська слона, хотела укусить современного русского классика Распутина. Но не рассчитала силенок и попала впросак. Впрочем, о чем я? Где Распутин и где эта желтая газетка, коих в одной Самаре многая множество?! Видимо, обаяние популярности, помноженное на одичание из-за поп-культуры (культуры поп, как ее еще называют), среди журналистов дошло до такой степени, что они уже не в силах отличить хулы от хвалы. По себе, бедолаги, судят! Но разве уважающего себя и своих читателей художника может порадовать принадлежность его творчества к «культуре поп»? Не буду называть имя «популярной» газеты (на которую почему-то на селе заставляют подписываться в добровольно-принудительном порядке!). Не буду порицать иных особей местной журналистики. Сам я одно время работал в газете и знаю, как легко отупеть на журналистской работе, которая приучает человека к цинизму и поверхности суждений. О каких приоритетах можно говорить, когда пресловутая газетка пафосно пишет о проводимом их редакцией среди сотрудников и авторов газеты чемпионате по пьяным шашкам и даже называет имя победителя, не понимая, что тем самым дискредитирует человека подобной «похвалой».
Странно мне только, что сия газета, которая кормится с руки государства в лице областного правительства Самарской области, считает при этом хорошим тоном лягать это же государство в лице Президента России, который в 2004 году наградил «непопулярного писателя» Валентина Распутина премией Президента. Но странностей у нас сегодня в России предостаточно, никакого Салтыкова-Щедрина не хватит, чтобы их описать! Позабавило в этом материале, посвященном самарской премьере фильма по повести Распутина «Живи и помни», интервью режиссера фильма Александра Прошкина. Сразу скажу — точность этого интервью, якобы данного Прошкиным газете, оставляю на совести пресловутой «популярной» журналистки Татьяны Си…ковой. Цитата из Прошкина: «У Распутина вообще много литературщины, которую в фильм нельзя ставить. Повесть ведь очень принадлежит своему времени, невозможно сегодня читать ее…» Подивил режиссер — так подивил! Снял кино, а о чем оно, так и не понял! Разве предательство, являющееся основным предметом художественного исследования распутинской повести, не вечно на нашей земле? Господин Прошкин, да оглянитесь же вокруг — тотальное предательство стало едва ли не нормой жизни современной России. Президент Медведев чуть не за голову берется, когда говорит о неискоренимой коррупции в России. А коррупция — это то же предательство государственных и национальных интересов! Да если бы только коррупция была ныне единственной формой предательства на Руси!.. Далее популярный режиссер, экранизировавший «непопулярную» распутинскую повесть, якобы говорит «популярной» журналистке: «Вообще я стараюсь с авторами не общаться и предпочитаю экранизировать произведения уже мертвых писателей…». Конечно, куда как легче режиссерам иметь дело с покойными гениями. Покойные классики смолчат и не смогут отстоять свое детище — это нам показала недавняя премьера «Тихого Дона»… Насколько полнокровен «Тихий Дон» Сергей Герасимова, подбирать актеров для которого помогал сам Михаил Александрович Шолохов, настолько же выхолощен «Тихий Дон» Бондарчука…Я вообще уверен: чтобы экранизировать классику на должном уровне, надо быть режиссером, который по таланту сопоставим с экранизируемым писателем, как художник. Гениального писателя должен экранизировать гениальный режиссер, иначе будет ситуация, когда сапожник пытается судить произведение искусства «выше сапога», налагая свои «сапожные» критерии на понятия художественности.
По иронии судьбы кинокартина Прошкина по «непопулярной» повести Валентина Распутина «Живи и помни» получила Гран-при как лучший фильм 15-го Российского кинофестиваля «Литература и кино» в Гатчине. Операторы Геннадий Карюк и Александр Карюк награждены специальным призом фестиваля за лучшую операторскую работу. Роман Дормидошин отмечен призом жюри имени композитора Андрея Петрова за лучшую музыку. Но вряд ли бы хороший фильм состоялся, не будь изначально хорошего литературного произведения, положенного в его основу. Даже либеральная кинематографическая «тусовка» не смогла при всем желании замолчать фильм по гениально «непопулярной» повести Распутина «Живи и помни». Фильм получил сразу несколько призов на фестивале «Тэффи» у Михаила Швыдкого…Короче, фильм высоко оценили и красные, и белые, и почвенники, и либералы — все, но только не самарская бульварная газетка! Я считаю себя писателем-почвенником, поскольку всю жизнь живу на этой самой русской почве и тем горд. Чтобы посмотреть фильм, вынужден был купить видеодиск. После просмотра, положа руку на сердце, не могу сказать, что прошкинская экранизация достойно выдержала конкуренцию с гениально самодостаточным распутинским текстом. Это тема отдельного разговора о том, насколько вообще нынешние режиссеры способны подняться до уровня экранизации «непопулярной» классики. Возможно, если бы я смотрел фильм на широком экране, он бы мне понравился больше. Но если впечатление от фильма кардинально зависит лишь от размера экрана, то… Знаю одно: если встанет вопрос, что лучше — посмотреть фильм или перечитать повесть, однозначно предпочту второе!
Валентин Распутин категорически непопулярный писатель. Само сопоставление Распутина и популярности кажется смешным. Не придет же нам в голову поверять критерием популярности наследие прижизненных классиков Габриэля Гарсиа Маркеса или Мориса Дрюона! К ним можно отнести немало эпитетов, но эпитет «популярный» будет едва ли не последним в этом ряду. Оставим популярность голосистым певичкам, сочинительницам дамских романов да журналюшкам желтых провинциальных газеток. Популярность преходяща. Приходят и уходят идеологии, мировоззрения, президенты. А «непопулярная» классика переживает всех. И повесть Распутина о таком непреходящем, увы, явлении, как предательство, останется в веках, потому что помогает нам постичь суть этого явления. Что касается Распутина, то категорически не может быть «популярным», как червонец, писатель — Герой Социалистического Труда, имеющий два Ордена Ленина, орден Трудового красного знамени, орден Знак Почета. Писатель, впервые лауреатом Государственной премии ставший еще тогда, когда наша страна называлась СССР. И ставший лауреатом именно за «непопулярную повесть» «Живи и помни»! Спустя десять лет Распутин вновь лауреат Государственной премии. Менялись властители, режимы, идеологии — на смену партократам пришли демократы. В 2004 году, как я уже упоминал выше, Валентин Распутин был награжден премией Президента России. В марте 2007 года Президент Путин наградил Валентина Григорьевича орденом «За заслуги перед Отечеством»… Можно долго перечислять награды «непопулярного» Валентина Григорьевича Распутина. Но сам он не любил этих перечислений. А я по опыту своего с ним общения знаю, что наиболее высоко наш классик ценил Международную премию имени Федора Михайловича Достоевского — куда более скромную в материально-финансовом выражении, нежели другие его премии, но зато освященную именем «непопулярного» Достоевского. Того самого Достоевского, который несколько лет назад был так гениально экранизирован режиссером Бортко. И не помешали режиссеру Бортко, который поставил «Идиота», сделать гениальный фильм пространные монологи, что произносят герои Достоевского. Может, режиссеру Прошкину лучше не гоняться за призрачной популярностью, а у режиссера Бортко поучиться умению понимать и ставить классику?
Зачем пишу эту статью? А затем, что стыдно за родное самарское окололитературное хамство и проистекающее из этого хамства стремление своим региональным обывательско-бульварным аршином измерять явления всероссийского и всемирного масштаба. Так ведь и аршин сломать недолго.
Когда статья была напечатана на сайте «Русское Воскресенье», я получил много писем и отзывов со всей России, авторы которых горячо меня благодарили. Неожиданно откликнулся и Валентин Григорьевич:
«Дорогой Эдуард! Спасибо за поддержку в Самаре моей работы и моего имени. От Симаковых никуда не деться. Эти безграмотные и подловатые люди для того и существуют, чтобы защищать дурное и набрасываться на иное. За последние десятилетия в России расплодилось столько Татьян Симаковых, что как-то и стыдно иной раз становится за Россию. С них, как говорится, взятки гладки. Но меня удивил так называемый режиссер Прошкин. Кто его, интересно, заставлял брать мою повесть “Живи и помни”? Кстати, текст ее от начала и до конца, должен быть мой, если Прошкин не напортачил что-нибудь. Не годился он для Прошкина — зачем брал, кто его заставлял? Меня это удивляет больше всего. Коли взял, да еще по своей воле…ты, и только ты, несешь ответственность за нее. Эта Татьяна Симакова и подобные ей могут говорить о ней все что угодно, а ты уже не можешь. Ну их подальше! Все, что требовалось сказать, ты сказал в своей работе. Я недели через две собираюсь лечь опять в больницу. А затем уже буду собираться в Иркутск. Но это уже ближе к маю. Работа твоя — я имею в виду “Популярно о непопулярном” — серьезная и о многом говорит помимо моих с Прошкиным отношений. Серьезная работа. Кланяюсь В. Распутин».
***
Долго думал, а стоит ли, говоря о Распутине, задевать тему его личной жизни? Сам Валентин Григорьевич был человеком закрытым; когда речь шла о его семье, публичности не любил. Хотя семья его была едва ли не идеальной, а уж с точки зрения литературной среды — и вовсе. Всю свою жизнь Валентин Григорьевич прожил со Светланой Ивановной, они воспитали двух прекрасных детей… Но, говоря о жене Распутина, придется мне вести речь об Ольге Владимировне Лосевой. Как ее только ни представляют наши СМИ: «…вторая жена великого писателя Распутина», «вдова Валентина Григорьевича Распутина» и т.п.
В книге Андрея Румянцева «Валентин Распутин», изданной в серии «Жизнь замечательных людей», в главе двадцать пятой под заголовком «Та, что скрасила трудные годы» говорится так: «После ухода Светланы Ивановны жизнь Валентина Григорьевича оказалась тесно связана с Ольгой Владимировной Лосевой, ставшей впоследствии его второй женой…»
О Светлане Ивановне, хотя она всегда держалась в тени своего великого мужа, говорить не стану. Ее знают все писатели как верную музу Распутина. А вот об Ольге Владимировне Лосевой многие, даже из числа коллег, знавших Распутина, слышат подчас впервые. Женщина 1957 года рождения, была замужем за профессором Евгением Владимировичем Назайкинским, волжанином из села Новая Малыкла Ульяновской области.
Е.В. Назайкинский родился в 1926 году. Был участником Великой Отечественной войны. Он известный музыковед, доктор искусствоведения. Ольга Владимировна приехала учиться в Москву из Подмосковья — города Ногинска. В 1975 году окончила музыкальное училище при Московской государственной консерватории имени П.И. Чайковского. В 1980 году закончила свое образование непосредственно в самой МГК. Руководителем класса Ольги Владимировны был профессор Е.В. Назайкинский. У молодой девушки вспыхнула любовь к профессору, а затем она переступила порог квартиры Евгения Владимировича в качестве супруги. Так и прожили они до 3 апреля 2006 года, когда умер ее муж. Их долгий брак был бездетным.
Многие музыканты не могли не заметить, что когда Ольга Владимировна вышла замуж за профессора Назайкинского, ее карьера стремительно пошла по восходящей. Защита кандидатской диссертации, стажировка в Вене. Потом она стала лауреатом шумановской премии ФРГ, доцентом теории музыки, заведующей редакционно-издательским отделом консерватории и одновременно старшим научным сотрудником отдела современного западного искусства государственного института искусствознания.
С 2012 года Ольга Владимировна — доктор искусствоведения, старший научный сотрудник сектора современного западного искусства Государственного института искусствознания. С семьей Распутиных Лосева познакомилась благодаря их дочери Марусе. В 1990 году дочь Валентина Григорьевича и Светланы Ивановны Распутиных Мария окончила Иркутское училище искусств и поступила в Московскую госконсерваторию, где среди ее преподавателей был Евгений Владимирович Назайкинский. Не хотелось бы лишний раз вспоминать страшную трагедию крушения самолета в Иркутске, где погибла Мария Распутина, но вспомнить придется, потому что Ольга Владимировна Лосева всюду позиционируется как любимый педагог Марии Распутиной. Однако на похоронах Маруси, Марии Распутиной, Ольги Владимировны Лосевой почему-то не было. Череда трагических событий преследовала семью классика. 8 мая 2008 года жене Распутина, Светлане Ивановне, в Москве сделали онкологическую операцию. Самоотверженно ухаживала за супругой нашего классика ее младшая сестра Евгения Ивановна.
— Наша Асланочка, так называли мы ее в семье с легкой руки моей дочери Даши, — написала как-то мне Евгения Ивановна, — была всегда сильной, деятельной.
Не устаю восхищаться сестрой Светланы Ивановны Распутиной — Евгенией, этой красивейшей, умнейшей и тактичной женщиной. Она, памятуя мою долгую дружбу с Распутиным, прислала мне некоторые дневниковые записи своей старшей сестры.
Стоит привести фрагменты этого дневника от 28 августа 1960 года. Совсем еще молодая будущая жена будущего классика русской литературы Светлана так формулирует свое жизненное кредо:
«Надо жить в полную силу. Дерзать. Творить. Не бояться повседневности. Подчинять ее себе. Всегда, везде быть сильной, независимой. И чтобы все это знали. И никогда не раскисать, по крайней мере, чтобы никто не видел этого…»
Это были не просто красивые слова. Этим принципам Светлана Ивановна следовала всю свою жизнь. После выписки из больницы Светлана Ивановна все делала по дому сама и возмущалась, если ей кто-то пытался помочь. Она знала, кто у нее муж, и берегла его. В золотой юбилей — 50 лет совместной жизни Валентин Григорьевич и Светлана Ивановна решили обвенчаться.
12 октября 2010 года Распутины венчались в храме в честь иконы Божьей Матери, именуемой «Касперовская», рядом с Князе-Владимирским храмом, в лесочке, по улице Лесная, 145. Таинство венчания совершил протоиерей Алексей Серединов.
…В конце сентября 2013 года я принял участие в проведении замечательного праздника «Дни русской духовности и культуры» в Иркутске. Однажды, когда гости праздника завтракали, в гостиничный комплекс «Русь» пришел Валентин Григорьевич Распутин. Накануне по телефону мы с ним договорились встретиться. Распутин сел на кожаный диван, я присел рядом. Валентин Григорьевич, это уже было заметно, очень изменился, измученный борьбой с недугом он, и без того никогда не отличавшийся лишний весом, еще более похудел. Глаза были усталы и печальны.
Я спросил:
— Валентин Григорьевич, а почему вы венчались со Светланой Ивановной в храме Касперской иконы Божьей Матери на окраине города, а не в своем любимом храме Михайло-Архангельском, рядом с домом, где вы живете?
— Это наше со Светланой Ивановной общее решение. Венчаться в Москве мы не захотели, решили совершить таинство на Родине, на иркутской земле. Да, старинная Михайло-Архангельская, ее еще называют Харлампиевская, церковь рядом, мы ее любили. Немногие знают, что в этой церкви венчался и Александр Колчак. Я видел в церкви запись о бракосочетании в марте 1904 года лейтенанта флота Александра Васильевича Колчака с дочерью действительного статского советника, потомственной дворянкой Подольской губернии Софьей Федоровной Омировой.
— Мы с женой, — продолжил Валентин Григорьевич, — не хотели, чтобы на нашем семейном празднике присутствовали журналисты, фотографы. Они бы, Эдуард, сделали из этого шоу. Потому все произошло скромно, по-хорошему и, главное, тихо…
15 марта 2012 года, в день 75-летия Распутина, Валентин Григорьевич и тяжело больная Светлана Ивановна покинули Москву, вернулись в Иркутск. Светлана Ивановна покидала столицу навсегда. Валентин Григорьевич старался все время проводить с женой. Когда наступили самые трудные дни, вообще не отходил от постели жены. И, конечно, постоянно рядом со Светланой Ивановной была ее младшая сестра Евгения Ивановна.
— Нам не удалось добиться, чтобы Светлане Ивановне, — вспоминает Евгения, — выписали сильнодействующие препараты, говорили, что это возможно только в хосписе…
Спросите, к чему я так подробно описываю последние недели жизни Светланы Распутиной? А потому, чтобы читатель понял: о помощи и уходе за Светланой Ивановной со стороны Ольги Лосевой, как пишут сейчас многие СМИ, не может быть и речи.
Скончалась Светлана Ивановна 1 мая 2012 года в день рождения своего отца — известного сибирского поэта, первого председателя иркутского отделения Союза писателей СССР Ивана Молчанова-Сибирского. Отпели ее в Богоявленском соборе областного центра 4 мая. Похоронили рядом с дочерью Марией на Смоленском кладбище.
Именно с момента смерти жены стала заметно прогрессировать болезнь и у самого Распутина. Он проходил курсы лечения в больницах Иркутска и Москвы.
«Валентин, — считает крестная Распутина Р.А. Григорьева, — знал, что у него рак, проходил курс химиотерапии, но считал делом чести оформить союз. И она (Ольга Лосева — Э.А.) продлила ему жизнь».
И еще крестная добавляет: «Света дала напутствие (О. Лосевой — Э.А.), чтобы та ради Бога не оставляла Валентина: “Как было бы хорошо, если бы ты взяла на себя и писательский архив”».
Именно это последнее обстоятельство было главной причиной оформления отношений: кто будет владеть правами литературного наследия.
***
Позволю себе немного хронологии из моего дневника. Вот что вспоминает друг Распутина — охотовед-биолог, предприниматель, меценат Николай Васильевич Терещенко из города Тулуна Иркутской области. Николай Васильевич прислал мне свои воспоминания о встречах с великим писателем земли русской: «У меня есть фотография с Валентином Григорьевичем за полгода до его смерти. В сентября 2014 года мы с ним созвонились. “Я в больнице лежу”, — сказал мне Распутин. Набрал гостинцев — сок, фрукты — и к нему. Взял он пакет с гостинцами. Я ему предложил: “Давайте на память сфотографируемся”. Тогда я не знал, что эта фотография с ним окажется последней. На фотографии хорошо видно, что рубашечка на нем застегнута неровно. Мы посидели с ним в вестибюле, поговорили. Он мне признался: “Я, Николай Васильевич, ничего не помню. Сосуды головного мозга совсем отказали. Ничего не помню. Лечат меня, системы ставят, только улучшения нет”».
Сравниваю эту запись со своими дневниковыми.
9 октября. Разговаривал по телефону с Валентином Григорьевичем. Сразу же после выписки из иркутской больницы и по приезде в Москву он попадает в столичную клинику.
15 октября. Распутин: «Эдуард, ничего не помню. Голова не работает».
25 октября. Опять позвонил Распутину, но он еще в больнице.
23 декабря. На мой звонок ответила внучка Антонина, пригласила Валентина Григорьевича. «Эдуард, прости, у меня гости. Позвоню сам».
27 декабря. Распутин выполнил свое обещание (внучка напомнила). Поздравил с наступающим Новым годом. Жалуется на страшную головную боль и потерю памяти. Спросил меня про статью о читинском семинаре молодых писателей: «Пришли мне, посмотрю, добавлю фотографии к материалу...».
…Последний раз я дозвонился до Распутина 21 февраля, в субботу. Ответил женский голос (но это была не внучка): «Что передать Валентину Григорьевичу? Он говорить не может, болеет сильно…».
Невольно возникает сразу несколько вопросов. В какой ЗАГС Москвы тяжело больной, за три месяца до смерти Валентин Григорьевич Распутин привел Ольгу Лосеву? Кто были свидетелями со стороны жениха и невесты? Зачем Ольга Владимировна Лосева привезла Распутина жить к себе за три месяца до его смерти, фактически вырвав тяжело больного человека из привычных ему годами условий? Почему все три месяца после заключения брака Валентина Распутина и Ольги Лосевой известие об этом браке находилось в тайне? Почему о женитьбе Распутина не знали даже и родственники Распутина?.. Ох, как хотелось бы получить ответы на многие вопросы, касающиеся судьбы и творческого наследия русского классика!
***
Немного отвлекусь от грустного, чтобы вспомнить о праздновании Дней духовности и культуры «Сияние России-2016» — праздника, обязанного своим появлением на свет несколько десятков лет тому назад Валентину Распутину. Получив приглашение на этот литературный праздник, я не раздумывая дал согласие на участие в нем.
Вот уж праздник так праздник! Мы, писатели России, проводили встречи с общественностью, школьниками, студентами. Побывали вместе с творческим коллективом иркутской филармонии на родине В.Г. Распутина, поселке Усть-Уда. Восхитились концертом «Встань за веру, русская земля» заслуженной артистки России, замечательной певицы Татьяны Петровой, посетили литературные места в поселке Листвянка, были на месте гибели известного драматурга Александра Вампилова. Большая работа по подготовке и проведению праздника проделана иркутским отделением Союза писателей России и лично поэтом Владимиром Петровичем Скифом.
Особенный душевный подъем вызывали встречи с иркутянами и сибиряками. Однажды после обеда мне в номер позвонил дежурный и попросил выйти в холл гостиничного комплекса, сказав, что меня ждут посетители. Подумал, что это кто-то из читателей или коллег. Я был изумлен, увидев красивую женщину и молодого мужчину с роскошным тортом в руках. Это оказалась известный иркутский модельер, ученица знаменитого Вячеслава Зайцева Людмила Васильевна Карелова и ее сын Руслан, скульптор и ваятель ледяных фигур. Огромный именной торт гласил: «Эдуарду, дружески, с надеждой на встречу в Иркутске».
«Вы не удивляйтесь, — сказала женщина. — Я прочитала вашу статью о нашем любимом земляке Распутине. Вы в ней приводите автограф на подаренной вам книге «Прощание с Матерой», выпущенной к его 75-летию издательством «Геннадия Сапронова» у нас в Иркутске. И я испекла этот торт и перенесла на торт этот автограф. Торт из измельченной иркутской черемухи. Примите его, пожалуйста, вы же сибиряк, и этот торт передаст вам запах и вкус Сибири».
Проговорив это, она вручила мне это кулинарное чудо, взяла сына под руку, села в машину да и была такова. Изумленный, я, кажется, даже не успел ее поблагодарить! Так и остался стоять, как вкопанный, с тортом в руках, где кремом был нарисован один из распутинских автографов…
Номер, где мы жили с поэтом из Братска Владимиром Корниловым на празднике «Сияние России», сразу стал местом паломничества прозаиков и поэтов. Весть о торте разошлась мгновенно, многие приходили посмотреть на него!
Однако торт под свою ответственность взяла моя любимая певица, друг Татьяна Петрова. Она попросила персонал ресторана, где мы питались, поставить его в холодильник, чтобы за праздничным столом всем писателям досталось по изрядному куску. А мне Татьяна Юрьевна подарила свой диск «Сто русских песен» с таким автографом: «Эдуарду — родному брату во Распутине на долгую дружбу. 1.10.2016, г. Иркутск».
***
26 сентября 2016 года, в понедельник, нам, писателям, предстояло посетить некрополь Знаменского монастыря, побывать на могиле В.Г. Распутина, где должно было состояться открытие памятника. Накануне вечером я заказал букет бордовых роз, чтобы положить их на могилу Валентина Григорьевича. Букет цветов был доставлен в гостиничный комплекс «Русь».
Народу в некрополе собралось много. Удалось лишь мимоходом пообщаться с сыном Валентина Григорьевича — Сергеем, младшей сестрой покойной Светланы Ивановны Евгенией Молчановой… Когда владыка Ангарский и Иркутский Вадим закончил службу и с памятника упало покрывало, я немного оторопел — на могиле стоял огромный, из серого камня, крест, более похожий на европейский, нежели на православный — тот православный деревянный крест, который прежде стоял на могиле Валентина Григорьевича Распутина. Многие переглянулись и опустили головы. Знаю, что работу по изготовлению креста оплатил сын Распутина. Сумма немалая. А вот кто автор проекта памятного креста русскому классику, так и не удалось узнать. Впрочем, если мы говорим о памятнике, то лучшим памятником великому печальнику земли русской стали его прекрасные книги о России, написанные с такой правдивостью, что порой вызывали яростные споры, как всегда вызывает яростные споры русская правда, сказанная с гениальной простотой.
Я рад, что мне удалось довезти в ценности и сохранности бюст Распутина, вылепленный заслуженным художником России, московским скульптором Николаем Селивановым. Теперь этот бюст красуется в Распутинской комнате Иркутской областной библиотеки им. И. Молчанова-Сибирского. И у праздника «Сияние России» появилась новая традиция — все писатели-гости расписываются на колонне, что находится в этой комнате. Бюст мне был подарен самим скульптором, знакомым со мной заочно, по моим материалам о Распутине. Хотелось бы немного сказать об этом скульпторе-подвижнике русской культуры. Он автор бюстов таких выдающихся русских писателей, как Василий Белов, Василий Шукшин, Владимир Солоухин, Михаил Алексеев… Одних только «Есениных» в творческом активе Николая Селиванова — 50! Так что намерения скульптора увековечить русских словотворцев в камне не остаются просто намерениями, воплощаясь в великолепные работы. Бюст Распутина Селиванов передал мне через нашу общую хорошую знакомую — доцента кафедры филологии Тольяттинского государственного университета Елену Кайнову. И эта женщина, тоже немалая подвижница русской литературы, не сочла для себя обузой везти из Москвы, чтобы передать мне, это произведение искусства, впоследствии переданное мной землякам Валентина Григорьевича. Так вот бюст Распутина совершил путешествие по всей России: из Москвы через Тольятти и Самару — в Иркутск.
И все-таки лучшим памятником Валентину Григорьевичу будет наша память о нем. Когда мы откроем его прекрасные книги, наполненные любовью к России и болью за нее, когда перечитаем пронзительные его повести, чтобы жить и помнить то, что завещал он нам своими строками.
Примечание
1. Татьяна Симакова «Очень немодное кино» / «Волжская коммуна», № 130 от 14.04.09.
