* * *
Наше время опять отклонилось от верной оси.
Шапки летят – значит, головы рубят.
Вечером, когда осень пробьют часы,
Вспомним мы то, что будет.
Накрапает дождь путевые заметки,
Двигаясь по проселкам страны,
А листья серые будут хвататься за ветки,
Которым они не нужны.
И взахлеб, то сбиваясь с ритма,
То переходя на жесткий размер,
Кто-то зафиксирует в рифмах
Время сопряжения сфер.
Кто-то лучший, чем я, рассказчик
О нас поведает нежившим, другим.
Не бойся волхвов, дары приносящих, –
Я стихи слагаю к ногам твоим.
По знаменьям, кофейной гуще
Мы прочли гимны новых дней...
Ты над нами рассмейся жгуче –
Юность старости мудреней.
Отразит все земные царства,
Словно взгляд пропуская за...
Горький сгусток антипространства –
Неопознанная слеза.
* * *
На поле, где бились крики
Ликующей злой победы,
Набить свежатинкой брюхо
Собрались трупоеды.
И был один молоденек –
От крови ворочал рыло.
А главной была старуха.
Всего их семеро было.
Вот где для них раздолье –
Набраться жирка и силы.
Не нужно в гнили копаться,
Не надо вскрывать могилы.
Надолго они б наелись
И спать завалились в норы,
Но только в поле стемнело –
На поле пришли мародёры.
Они разогнали нежить.
Достали мечи и наганы.
И стали обшаривать ранцы,
Рвать зубы и лезть в карманы.
Попрятались трупоеды,
Скулили в кустах ракиты.
Но я всё это не видел –
Я в поле лежал убитый.
* * *
Как из смерти в холод ушла душа,
Из глазниц пустых – бирюза.
Из застывших жил в землю жизнь ушла.
Мне остались твои глаза.
Крови полон был твой свинцовый вдох,
И теснился крик – боль в изломах скул.
Я забыл, что где-то над нами Бог,
Когда ты это небо выдохнул.
Тишина ушла с онемевших губ,
Нашептала ветру про то, что смерть...
Злой вороний вопль подняла с халуп –
Вот и крылья есть о что опереть.
Разметалась тень с ночи на восток,
Опрокинулась черным выкрестом…
А когда закат с твоей раны стек –
Это я глаза твои выклевал.
* * *
Это ключ был – не нож, не спина, а замок,
Где замочная скважина – рана,
Но забыл захлебнувшийся в жизни клинок
Провернуться и выпустить в алый поток
Мою душу из тела-капкана.
И душа, уколовшись о стылую сталь,
Заметалась по мертвой темнице.
Мне ни света, ни тени, ни жизни не жаль,
Мне бы только судья мой невидимый дал
Умереть, чтобы снова родиться.
Разве может быть так, чтобы в теле душа,
Когда сердце застыло как камень,
Когда кровь замерла, в вязком сгустке глуша
Слабый пульс, когда боль разъедает как ржа...
Ты не верь, если скажут, что ранен.
Да, я мертв, и сто раз повторю для тебя:
Я – душа, не нашедшая выход.
А не веришь, спроси у того, кто, кляня
И смеясь, словно в шутку, заставил меня
Мое тело умершее двигать.
* * *
Ты помнишь путь наших прежних рождений?
Быть может, в памяти где-то след их отыщем;
В памяти, что называют ложной, встретим их ветхие тени.
Вспомни меня – я был профессиональным нищим.
Ты помнишь, как проходила мимо, отворачиваясь брезгливо,
А я протягивал к тебе тщательно скрюченные пальцы.
Медь звенела в глиняной плошке, а серебро суетливо
Прятал я под лохмотья в кожаный пояс, отнятый у испанца.
Но ты, конечно, не знаешь, как напивался я в грязной харчевне,
Выл и швырял монеты под ноги страшной как грех проститутке.
Ты даже представить не можешь, хотя бы вчерне,
Что она вытворять умеет и знает какие шутки.
Той ночью я дрался за доходное место у церкви.
О, как удобно наваха в ладонь ложится!
Ночная стража разогнала нас, когда фонари уже меркли,
И я понес свои взносы старшине нищих столицы.
А днем на паперти я был королем в своем роде –
Слюни пускал, выворачивал язвы, лез на глаза прохожим...
Может, поэтому я и не брошу сотни в замызганном переходе
Нищим, глядя на их похмельные, после вчерашнего рожи.
Случайность, что мы с тобою, ведь я был один и буду –
Сотни лет до тебя, а после, может быть, тыщи.
Ты воплотишься в принцессу, во все времена и всюду,
Я – в самого себя, я буду, конечно, нищим.
АЛХИМИЯ
На золото пошли свинец и медь,
Грибом поганым растекался атом,
Стремясь взлететь за облачным собратом
За стратосферу сполохом гореть.
Собрат был слаб – питательный озон,
Его и так не всем уже хватает.
Уран распят – распад проистекает.
На медь пошли плутоний и ксенон.
Теперь свинец – его не занимать,
Он где-то здесь: в виске или в кармане,
Он, одинокий, дремлет в барабане.
В бокале ртуть – она металлов мать.
Ты ждешь врача, чтоб экзорцизм творил.
Ты прячешь взгляд – в нем жалость недоверья.
Пустое! В воск я окунаю перья
Твоих уже почти готовых крыл.
Всю смесь в кристалл. Играет черный блик,
В нем василиски, гады и химеры.
В заветный мир я открываю двери.
Я сделал все. Гермес – триждывелик!
Восьмой этаж бессолнечных руин.
Ломают дверь… Нас ждет восход Венеры!
Там, за окном, наш мир! Летим! Скорее!
Не веришь?! Что же, я лечу один.
* * *
Вечером дом забывает город.
Он похож на башню звездочета.
Его огибают метеоры –
У метеоров своя работа.
Их работа исполнять желанья
Тех, кому ночью не спится,
Кому видятся хрупкие лани
На тетрадных страницах.
А тетрадные страницы пусты.
Что хотите чертите – не жалко:
Экзотические цветы,
Просто фразы (как эти), помарки...
Пусть помарки – в них прочесть несложно
Карту заглянувшей мне в окно страны.
Я читаю не вслух, осторожно:
«Государства и империи Луны».
ВЕЛИКИЙ МАСТЕР
А в башне, над последним этажом,
Вы если мне не верите – рассмейтесь,
Живет никем не узнанный гроссмейстер.
По лестнице он сходит винтовой
И сквозь ему лишь ведомые двери
В подъезд приносит пыль былых империй.
Там, выше всех, куда не ходит лифт,
Спит древность – и соседи будто стихли,
Там философский камень варят тигли.
Гроссмейстер спустится в ближайший магазин,
Возьмет кефир, сок мандрагоры и бумагу.
Вернувшись, в шкаф повесит плащ и шпагу.
Он изучает череп птицы Рух,
Он улыбнется, встретив в фолианте
Рассказ о выдуманном звере Элефанте.
С ним в выходные за одним столом
Пьют пиво Ланселот и Уленшпигель,
Он их последний друг и утешитель.
И я туда осмелюсь заглянуть,
Чтоб в каплях вечности, отмеренных клепсидрой,
Услышать угловатый ритм верлибра.
* * *
…плавать в море черного мрака или летать…
…ловить сетью напряженных пальцев чужую жизнь…
…или душу звать, над мраком клонясь, и руками бить по черной воде…
…в омут пасть, голову сунуть в пасть водоворота змею, шагнуть…
…вынырнуть, будто из жизни в чужую, и взять…
…вытолкнуть и пропадать самому –
если б не тот, кто держит тебя на краю…
