Мой Нюрнбергский0

Понятию человеческой нравственности

противоречит позиция – скрывать

имена палачей, участвовавших в

преступлениях против своего народа.

Нельзя уводить от суда тех, кто совершал

злодеяния, прикрываясь интересами их

ныне живущих детей. Имена палачей

должны быть названы вместе с именами их жертв.

  Игорь Кузнецов 

 

Не наказывая, даже не порицая злодеев, <…>

мы тем самым вырываем всякие основы

справедливости.

  Александр Солженицын

 

Советский  режим подверг репрессиям и уничтожил

десятки миллионов ни в чём неповинных людей.

Точные данные о количестве пострадавших по сей

день остаются гостайной. Правовая оценка

произошедшего до сих пор не дана, коммунистическая

номенклатура не понесла никакой ответственности ни

перед Россией, ни перед миром. 

  Игорь Чубайс

 

Что ж? Начинаю новую тему о делах минувших дней, ни участницей, ни свидетельницей которых я не была. В моей семье в годы сталинского террора были репрессированы пять человек: две инженера, учитель рисования, священник и учительница начальных классов. Ни один из них не был членом ВКП(б). Никакими оппозиционерами они не были. Все пятеро были осуждены как «враги народа». Все пять уголовных дел, заведённых на них, были сфабрикованными. Все пятеро были незаконно репрессированы. Один из инженеров и учитель были расстреляны. Другой, судя по присланной мне справке[1], не выдержал чудовищных условий лагерной жизни, хотя обладал мощным здоровьем. Ни у одного из них нет могилы. Есть только места захоронений в неизвестных далях... Только учительница смогла вернуться из лагеря. После XX съезда все пятеро были  полностью реабилитированы.

По этому поводу юрист А.И. Ваксберг писал: «Юридическая реабилитация в том виде, в каком она сейчас существует, – акт совершенно абсурдный. Если вдуматься, – он задним числом придаёт легитимность самой тогдашней юстиции. Стало быть, сталинские «суды» имели полное право судить и осудить многомиллионную «контру», да вот только в данном, данном и данном случае просто малость ошиблись… Но политические жертвы советского времени заведомо не виновны уже потому, что были судимы несвободным судом, всецело подчинявшимся деспотическому режиму… Подлый режим, уже стремившийся выглядеть респектабельно, всё ещё ограждал тайны мучителей и палачей, чувствуя себя не без оснований законным наследником издохшей власти, но ему было решительно наплевать и на добрые имена им убиенных, и на муки тех, для кого те убиенные были не арестантами номер такой-то, а мужем, отцом, братом, любимым…»[2].

Не могу не поклониться памяти великого гражданина России А. И. Солженицына, мужественнейшего человека, раскрывшего миру картину злодеяний советского режима. Поклон мой памяти выпускника филологического факультета МГУ Ю.М. Щеглову. Поклон мой и тем пострадавшим, кто выжил и нашёл в себе мужество сообщить нам жёсткую правду о том, как это было. Историки и краеведы многое сделали, чтобы назвать имена сотен тысяч репрессированных. Работа идёт уже много лет и всё ещё далека от завершения. Эта работа нужна, чтобы помнили и понимали, что произошло. Чтобы такое никогда не повторилось.

Пятеро репрессированных в одном семейном клане – горстка в многомиллионном море жертв сталинского террора. Это невосполнимые потери не только для семей, но и для государства. Это кровоточащая рана на истории России. Для её излечения не сделано главного – осуждения режима…

Написать биографии родственников-жертв террора мне не под силу: с ними мне не пришлось познакомиться, их не стало ещё до моего рождения. Два инженера погибли в расцвете лет. Учителю рисования было пятьдесят пять. Самым пожилым был священник отец Александр из вятского города Слободского.

Своей задачей я поставила предание гласности имён тех лиц, которые причастны к незаконному преследованию и гибели моих (и не только моих) родственников. Мне не дано равнять Добро и Зло, не ведая ни жалости, ни гнева… Пепел Клааса стучит в моё сердце – как забыть? Как простить? Да и можно ли такое простить-забыть? Кто-то считает, что можно и забыть, и простить. А кое-кто считает и даже воинственно проповедует, что тут забывать-прощать нечего, потому что ничего особенного и не происходило, что страна строилась, что лес рубили – щепки летели, зато вона какая держава поднялась с колен (а кто конкретно, когда и за что поставил её на колени или сама, бедная, упала, об этом не говорят)…

Лето перестроечного 1992 года… Прошёл почти год, как «мы» кого-то победили. Чуть-чуть было повеял соблазнительный ветерок демократии. Сослали на выселки, к Крымскому мосту, железного Феликса, который так долго стоял, и, казалось, вечно ему стоять на площади перед страшным домом на Лубянке… В тот день цель моей поездки на Кузнецкий мост была проста и далека от неожиданно случившегося прорыва: в ту пору в Лавке архитектора в изобилии водились книги по архитектуре древних русских городов, до которых я большая охотница. На обратном пути, по дороге к метро, совершенно неожиданно, случайно, вдруг, мелькнула мысль: а не зайти ли мне в приёмную ФСБ и не спросить ли, могу ли я узнать о репрессированных родственниках: о брате моего отца, муже сестры отца и ещё о трёх мучениках. Всем пятерым была вменена 58-я статья, а это дела спецподсудности.

На Кузнецком мосту у дверей приёмной ФСБ стоял охранник. Задала вопрос – получила ответ. В комнате, куда я была направлена, сидел немолодой и какой-то незаметный с виду человек. Но что в нём горело, выделялось и запомнилось – это его голубые глаза, веки которых почти не моргали. Глаза энкавэдешника, а тогда – фээсбэшника. Я изложила свой вопрос и получила ответ: «Да, вы можете ознакомиться со всеми делами ваших родственников».  Процедура была тогда не сложна. Надо было запросить Киевскую, Кировскую и Ленинградскую службу ФСБ, что я на следующий день и сделала.

Первый мой поход состоялся к станции метро Сходненская. Многоэтажный жилой дом, а слева незаметная дверь со звонком и никакой таблички. Конспирация? Звоню. Открывают дверь. Говорю, кто я и зачем пришла. Меня проводят в маленькую комнатку слева, где только стол и стул. Приносят довольно пухлое уголовное дело. Это всё, что осталось от моего дяди Бориса Константиновича Завойского. Нас навсегда разлучил выстрел опричника. Чиновник просит меня ничего не вырывать из дела. Отвечаю, что об этом он может не беспокоиться. «А если что-то захотите скопировать, то это мы можем сделать». Благодарю, но для себя решаю, что из принципа ничего и ни за что не попрошу. Бумага и ручка есть, вот и буду писать. Да, мне ещё было сказано, что я не имею права преследовать следователей и других «товарищей», упомянутых в деле. И в уме такое не родилось.

«Дела» такого рода, заведённые на отдельных граждан, представляют значительный интерес для историка. Среди бредовых вопросов следователей НКВД мы всё же можем найти слова наших родных, а ведь часто это их последние слова. В делах зафиксированы имена сотрудников НКВД, принимавших участие в сталинской вакханалии. При массовом изучении такие «дела» могут дать ценнейшую информацию о движении кадров в ведомстве НКВД, о контактах «коллег», об их «карьерах».

Переписать пухлое уголовное дело Б.К. Завойского за один раз не было никакой возможности. Сказала сотруднику, что приду ещё пару раз. Назначил дату. Шла к метро, а голове одна мысль: за что надо было убивать моего дядю, отца моего двоюродного брата Лёни? У какого-то железного гаража истерика бьёт через край: реву в голос. Становится легче, иду к метро, а мысли всё вертятся вокруг того же вопроса: как такое могло быть? 

Пару лет назад потомок русского писателя, которого русская и мировая общественность заслуженно признаёт великим, этот убелённый сединами старец не придумал ничего лучшего, как высказать поистине идиотское мнение, что его прадед, отсидев в тюрьме и побывав на каторге, смог достичь высот в литературе, что и те, кто сегодня сидят в тюрьме, смогут выйти оттуда гениями. Зачем на «верховное» совещание было приглашено это чудище? Ведь туда кого ни попадя не приглашали. А именно затем и было приглашено, чтобы подтвердить правильность «сажания». Почему бы и впрямь, в качестве эксперимента, не попробовать на потомке, на ком Природа, должно быть, уже сумела основательно отдохнуть? Может быть, хотя бы поумнеет?

Трудно сознавать, но после смерти тирана оставалась в живых не подсчитанная никем армия тех, кто «стучал» и строчил доносы, тех, кто производил обыски, кто «судил» и выносил противозаконные обвинения, бил-истязал допрашиваемых, работал «наседкой», соглашался имитировать «защиту» в суде, хотя наперёд знал, что ничто не изменит обвинительного приговора, доставлял заключённого по этапу, кто начальствовал и секретарствовал в тюрьмах и лагерях, строил эти лагеря, натягивал «колючку», стоял с ружьями на наблюдательных вышках, шмонал зэков, водил и натравливал на них злющих немецких овчарок, варил баланду, а также расстреливал, подавлял бунты… Это же была целая армия людей, граждан той же самой страны, обетованного социалистического рая, той же самой страны, разделённой невидимой, адской чертой: одни сидят – другие пока не сидят. Кто считал этих «трудяг»? Как и репрессированных, их до сих пор «не подсчитали». Репрессированных действительно подсчитать непросто. Ведь для государства – это «щепки»: сбросил труп в общую яму и лады. Ну, а этих-то подсчитать, скорее всего, несложно: они же были «на службе». И эта армия была уверена, что ОНА РАБОТАЕТ и законно получает за это не правовое дело заработную плату.

Сейчас «деликатная» тема о зарплатах служивших в НКВД 1930-х годов перестала быть тайной: так, в 1933 г. помощник уполномоченного получал 200 руб. Начальствующий чекистский состав – в разы больше рядового. Так как НКВД, суд и прокуратура страны работали в одной связке, то для сравнения стоит привести и заработные платы председателя Верховного суда СССР, который в 1938 г. получал ежемесячно 1.200 руб., а глава Военной коллегии Верховного суда – 1.000 руб.[3]. Кроме того, привилегированное сословие работников НКВД получало продовольственные пайкú, никак несравнимые с лагерными пáйками заключённых, и дополнительно, противозаконно, кое-что из конфискованного при арестах. Плюс полная экипировка. Как номенклатурные работники они имели свои закрытые распределители и приоритет в нормированном снабжении. Это ведомство имело свои больницы, санатории, дома отдыха, пионерские лагеря. Наверное, экономисты могут сказать, какую долю бюджета страны советское правительство тратило на содержание этой армии «трудяг», нанятых для уничтожения сограждан.

Едва ли кто-то припомнит массовые да и единичные раскаяния представителей этой армии. А самое главное – моё уходящее поколение так и не дождётся осуждения ни самогó преступного режима, ни его главарей. Да, и мы жили в то время… Не так давно кто-то суперсовестливый предлагал покаяться всем гражданам в причастности к ленинщине-сталинщине. Нет-нет, всем-то каяться зачем? Да, впрочем, сейчас уже и некому этого делать – вымерли… Вымерли?

Теперь нарастает новое поколение клевретов, считающих Сталина «успешным менеджером», «вождём-отцом народов», «сильной рукой» и т.п. Отчего до сих пор жив «усатый»? Мой жёсткий ответ: от недостаточного уровня образования, от нежелания самостоятельно думать. Ведь вышли и выходят тома изданий «Мемориала» с именами миллионов жертв ленинско-сталинских и иже с ними репрессий, публикации исторических документов, аналитические материалы. А миллионы неспособных самостоятельно думать всё долдонят «великий», «успешный», «с его именем на устах»... Современные писатели, прославляющие сталинизм, не уставая, строчат свои «истории». Можно ещё как-то понять, когда родной внук тирана видит в своём предке святого[4]. Но не все же авторы дифирамбов внуки по крови. И всё это идёт в открытую. Если «Mein Kampf» Гитлера формально запрещена, то литература, прославляющая Сталина и сталининщину, спокойно лежит на книжных прилавках. За один год об «успешном менеджере» появляется не менее десятка книг, не говоря о выплесках в Интернете. Уверена, внуки по духу пишут по заказу, а заказ неплохо оплачивается. Кто стоит за этим?.. Наследница ВКП(б)-КПСС «вечно живая» КПРФ? Ещё не наигралась? Или не только она?..

«А я люблю Сталина», – озорно и вдохновенно заявила однажды в моём присутствии  пожилая женщина, жившая до 1944 г. с отцом в Магадане. На мой вопрос, кем был её отец, бросила: «Преподавал математику». В Магадане преподавал математику, не будучи ссыльным? Лгала, конечно. Вроде бы, отец её был очень высоким чином. Мне же она как бы случайно время от времени задавала вопрос: «А что сделал ваш репрессированный родственник?» На ответ: «Ничего!» – полное  недоверие и наигранное недоумение. Если бы так «любили» Сталина только люди 1928-1956 годов рождения, это ещё как-то можно было понять. А современная молодёжь? Ей-то что до этого «менеджера»-убийцы? Она вряд ли удосужилась ознакомиться с его биографией, не говоря о «бессмертных» творениях, которые теперь переиздаются! Может быть, всё проще: срабатывает индивидуальная генетическая память?.. Или это гены режима?

Стоит напомнить пророческие слова академика И.П. Павлова (декабрь 1934 г.), которого кровавому сталинскому режиму volens-nolens приходилось снисходительно терпеть – как-никак нобелевский лауреат: «Надо помнить, что человеку, происшедшему из зверя, легко падать, но трудно подниматься. Тем, которые злобно приговаривают к смерти массы себе подобных и с удовлетворением приводят это в исполнение, как и тем, насильственно приученным участвовать в этом, едва ли возможно остаться существами, чувствующими и думающими человечно. И с другой стороны, тем, которые превращены в забитых животных, едва ли возможно сделаться существами с чувством собственного человеческого достоинства»[5]…

В самом центре Москвы, недалеко от Кремля и от Лубянки, на улице 25 октября, вновь ставшей Никольской, в доме 23 располагалось то самое место, где Военная коллегия Верховного суда СССР принимала преступные решения. Говорят, заседания коллегии сталинских судей происходили на втором этаже. Дом этот раньше шёпотом называли «расстрельным». Он и сейчас существует. Теперь, когда шептать вроде бы не к чему, правозащитники хотели разместить в нём нечто мемориальное, посвящённое невинным жертвам сталинского террора, гражданам СССР. Оказалось, зря надеялись: это же были «щепки», а в центре столицы земля нынче, должно быть, очень дорогá…

   

Москва. Зачехлённый расстрельный дом № 23 на Никольской улице. Здесь палачи Военной коллегии Верховного суда СССР решали, кому жить, кому умирать. Август 2015 г. Фото Н.З.

 

Рисунок Д.С. Балдаева

 Жертва первая

Борис Константинович Завойский

   (27 ноября1902- расстрелян 26 декабря 1937)

 

Время наполнилось страхом.

Криком. Доносом. Допросом.

Расстрелом.

Российским ура-беспределом.

Дом разорен. Сломаны

Судьбы жены и сына.

Читаю расстрельное дело.

Это – невыносимо!

Руки в крови – у Клеймана,

Пытавшего Бориса…

Мне говорят, не в праве я

Преследовать садиста…

  27 сентября 1992 г.

  

  

 Инженер Б.К. Завойский. Фото из уголовного дела. На обороте надпись: Днепропетровск, 1933 г.

Открываю первое уголовное дело, дело Б.К. Завойского № 4901 (38551 ФП) СБ, которое прислала мне Служба безопасности Украины. Оно, как миллионы дел советских граждан такого рода, начинается с ордера на обыск и арест.

Борис был сыном супругов К.И. и Е.Н. Завойских[6]. Он родился в г. Гирине (Северная Маньчжурия), куда военным врачом был направлен его отец[7]. В 1921-1924 гг. учился в Военно-инженерной школе им. Коминтерна в Москве, а в 1925 г. был переведён в военно-железнодорожную школу и по окончании зачислен на должность начальника мостовой команды 6-го железнодорожного полка, а в мае 1936 г. стал помощником начальника 3-го отделения 3-го отдела Штаба Киевского военного округа. Имел ряд благодарностей, в том числе за активное участие в постройке железнодорожных линий Орёл-Лепель и Чернигов-Овчуг. На момент ареста (05/06.11.1937) Борис Константинович проживал с женой Людмилой и девятилетним сыном Леонидом в Киеве, хутор Грушки, 6-й железнодорожный полк, д. 26, кв. 3. Слышала от отца, что перед арестом Борис Константинович был занят на строительстве моста через Днепр.

Доносы, на основании которых Борис Константинович был арестован, в деле отсутствуют. По инструкции, из дел они изымались. Из уголовного дела явствует, что доносы рассматривал уполномоченный 5-го Отдела УГБ УОУ НКВД УССР Лобовский. Б.К. Завойский обвинялся по статьям 54-1б, 54-8, 54-11 Уголовного Кодекса УССР. В обвинительном заключении, где присутствовала подпись помощника прокурора СССР Вышинского, говорилось: «органами НКВД вскрыт антисоветский военно-фашистский заговор, возглавлявшийся агентами иностранных разведок – Тухачевским, Якиром и др., ставивший своей задачей свержение Советской власти путём вооруженного переворота в СССР, организацию поражения Красной Армии на время войны, в целях реставрации капитализма».

Ну, и понеслось!.. В августе 1937 г. был арестован начальник 3-го отдела штаба Киевского ВО полковник С.С. Куликовский, за ним последовал его помощник майор Г.И. Кулешо[8], Они оба были осуждены как польские агенты и приговорены к «вышке», т.е. к расстрелу. Затем как участники  военно-фашистского заговора были арестованы С.П. Павловский[9] и М.Д. Соломаха[10]. Зловещая волна всё ближе и ближе подбиралась к Б.К. Завойскому. И вот в ночь с 5 на 6 ноября того же года пробил трагический час для Бориса Константиновича.

Что это было? Чисто параноидальное создание дела о мнимом заговоре по заданию верховного лица, имитация справедливого судебного процесса (это над невиновными-то!), где за кадром сокрыты избиения и изощрённые пытки, но вполне реальное исполнение приговора – «вышка». Когда читаешь допросы Б.К. Завойского, создается впечатление, что и допросы-то эти вообще не были нужны. Следователь Клейман и другие, вероятно, получали садистское удовольствие от моральных и физических страданий подследственных, но в принципе клейманы могли бы и сами сочинить свои зловещие «сказки». К реальности они не имели никакого отношения. Ключевыми словами их были: заговор, вербовка, контрреволюционная организация, вредительство, дискредитация советского правосудия, диверсия… Такой замес густо сдабривался антисоветскими настроениями. Эти бредни подследственные должны были подписывать собственноручно. Редко кто из них сразу понимал, что происходит на самом деле. Кто-то надеялся, что арест – это ошибка и «всё скоро выяснится». В ход шло рукоприкладство следователей и средневековые пытки, содержание в невыносимых условиях, лишение сна, обливание ледяной водой и т.п. Признание в виновности вышибалось из подследственного в прямом смысле слова. Широко использовались «подсадные утки»…

Б.К. Завойский был арестован в ночь с 5 на 6 ноября 1937 г. При обыске, который проходил той ночью в присутствии жены и сына, у Бориса Константиновича были изъяты облигации второй пятилетки выпуска 1934 г. на сумму 2080 руб. (естественно, «добровольный взнос» на содержание хотя бы ниже поименованных мною лиц); удостоверение личности; разных документов – 11, блокнотов – 1, фотокарточек – 13, револьвер «Корвина» – 1, «бенокль» – 1.

 

Киев. Лукьяновская тюрьма

Борис был отправлен в Лукьяновскую тюрьму г. Киева, затем переведён в тюремное подразделение при Киевском областном управлении НКВД и помещён в камеру № 7. «Пребывая на свободе, может скрыться от суда и следствия». Очень сомнительно, что это было возможно. Борис обвинялся в том, что он является «участником антисоветского военно-фашистского заговора, ставившего своей целью свержение советской власти путём вооруженного переворота и поражение Красной Армии в военный период». Заметим, что до начала вторжения войск в Советский Союз оставались ещё почти четыре года, но речи о возможном поражении советской армии уже преследовались органами НКВД. Сержант ГБ Лобовский вынес постановление о начале предварительного следствия. Тут же в деле ещё две подписи: согласие о проведении следствия от начальника 5-го отдела КОУ старшего лейтенанта Стрижевского и подтверждение от заместителя начальника УНКВД капитана ГБ  И.Я. Бабича.

Записи допросов в делах подследственных нельзя рассматривать как аутентичные ответам подследственного. Задачей следователя было гнуть спущенную сверху параноидальную линию обвинения. Следователь сыт, здоров и враждебно настроен по отношению к арестованному. Причём ему доподлинно известно, что, если он захочет поиздеваться над обвиняемым, даже изощрённо-садистски, закон ему этого не запрещает. Арестованный же, как правило, уже достаточно надломлен арестом и заключением в тюрьму, специально организованной бессонницей, парашей и пр. Вот отрывок из записи допроса Б.К. Завойского от 11 декабря 1937 г., проведённого следователем Клейманом: «Как я уже показал на предыдущих допросах, участниками заговора Павловским и Нововым в 6-м ж/д полку проведена большая вредительская работа. В целях понижения боеспособности полка на военный период железнодорожное войсковое имущество находилось в большом хаосе[11]. Имущество находилось в неисправных складах, которые всегда были сырыми от протекания крыш. В имущество НЗ[12] зачислялось бывшее в употреблении (домкраты Борета[13], Беккера), изношенное имущество не ремонтировалось и числилось как исправное. В 1937 г. на учениях был изломан домкрат Беккера, который до последнего времени отремонтирован не был, причём числится как НЗ. В складах хранятся баллоны для кислорода незаряженные и числятся в НЗ, в случае объявления войны полк будет лишён для работ кислорода. Наряды на кислород спущены были 3-м отделом Генштаба РККА, но ни один завод кислорода не отпустил. Вредительство, проводившееся в полку Павловским и Нововым, дополнялось вредительством по линии 2-го отдела Штаба КВО и Генштаба РККА, например, в 1932 г. в полк было прислано несколько нивелиров-автоматов без описаний и инструкций. При передаче осенью 1936 г. нивелиры были признаны негодными для работы и требующими ремонта, а осенью 1937 г. благодаря наличию специалиста было установлено, что нивелиры-автоматы исправны и к работе годны. Таким образом, в полк засылались агрегаты, которые не использовались вследствие отсутствия специалиста. В складе полка, где хранится разное войсковое железнодорожное и инженерное имущество НЗ, также находятся баллоны с ацетиленом, являющееся веществом большой силы взрыва и могущее воспламеняться от одной искры. Таким образом, склад НЗ всегда находится в большой опасности взрыва…»

 Сержанта госбезопасности Клеймана вовсе не интересовали ни домкраты, ни нивелиры, ни кислород, ни ацетилен. Ему нужно было, чтобы капитан Завойский «выдал» как можно больше «подельников», а себя «закопал». А ведь для НКВД не было проблемой связаться с любым отделом кадров любого предприятия и получить список работавших. Это же не времена Ивана IV, с тех пор бюрократическая машина существенно усовершенствовалась. Оказалось, что звериная суть ивановской опричнины, как бацилла пост-средневековой холеры, в определённых условиях способна возрождаться:

… Бациллы репрессий живучи.

Что им года и столетья?

Что им Восток или Запад?

Наметить бы жертвы при свете…

Варфоломеевские ночи. 1982 г.

В протоколе закрытого судебного заседания выездной сессии Военной коллегии Верховного суда Союза ССР записано: «Виновным себя не признаёт и от своих показаний на предварительном следствии отказывается… Эти лица его оговаривают. Личных счётов с ними не имел. В антисоветском военном заговоре он не состоял и вредительством не занимался… В последнем слове подсудимый заявляет, что он ни в чём не виновен»[14]… К «родному» Сталину не писал…

Младшему брату Бориса на всю жизнь запомнился тёмный ноябрьский вечер 1937 г.: «… Мы с мамой сидели в кухне у топившейся голландской печи. Неожиданно раздался настойчивый стук в дверь. В то время поздние визиты были так же страшны, как похоронки во время войны. Я пошёл открывать. Какой-то незнакомый человек, явно не почтальон, сунул мне в руки вскрытый, а затем небрежно заклеенный конверт. Жена Бориса Константиновича писала, что её мужа арестовали…»[15].

В хрущёвскую Оттепель вдове Бориса, по её запросу, было выдано свидетельство о смерти мужа, где говорилось, что он был осуждён Коллегией Верховного Суда СССР 25 декабря 1937 г. и, отбывая наказание, умер 7 июля 1939 г. Налгали, конечно. Борис был расстрелян в том же декабре 1937 г.[16] «Приговор окончательный и в силу постановления ЦИК СССР от 01.12 34 г. подлежит немедленному исполнению». Борису было 35 лет. Ещё была жива его мать. Для матери нет худшего горя, чем смерть ребёнка. Тем более что здесь смерть пришла от рук нелюдей, от беззакония…

Вот список тех (здесь и далее в алфавитном порядке), на ком несмываемая печать – результат сфабрикованного уголовного дела – расстрел моего дяди Бориса Константиновича Завойского: Бабич И.Я., Батнер А.А., Зарянов И.М., Клейман И.Н., Климин Ф.А.,  Лобовский б/и[17] – на момент ареста Б.К. Завойского (5/6.11.1937) – уполномоченный 5-го отдела УГБ КОУ КНВД УССР, сержант ГБ; Орлов А.М., Рагинский М.Ю., Стрижевский Л.И., Филатов б/и.

Из десяти лиц пять сотрудников ГБ, а остальные – советские юристы, верно служившие сталинскому преступному режиму.

Остановимся на том, что это были за «люди». Почти все они – отнюдь не мелкие «винтики» сталинского режима, Итак:

   

  Гэбист И.Я. Бабич

Персона: Бабич Исай Яковлевич[18] (1902-1948). Образование – 2 класса школы. Едва стукнуло 18 лет, как он уже в Николаевском ГУБ ЧК, и с того самого момента его карьера – только «в гору»: от капитана до генерал-лейтенанта. 20.12. 1932 г. в связи с 15-летием ВЧК-ОГПУ  – почётный работник органов. В момент ареста Б.К. Завойского (5/6.11.1937) – зам. начальника Управления НКВД по Одесской и Киевской областям капитан ГБ. Начальник 4-го отдела ГБ Днепропетровской области А.А. Волков вспоминал, что «после совещания перед отъездом Ежова из Киева на квартире Успенского состоялась большая пьянка, на которой присутствовал ряд сотрудников НКВД: Ежов, Успенский, Радзивиловский,… Бабич…»[19]. С 25.02.1938 г. заместитель начальника Облуправления НКВД по Киевской области, майор ГБ; в марте 1938 г. в Управлении особых отделов НКВД, оперативное обеспечение автобронетанковых и технических войск, майор ГБ; с 26.05.1943 – генерал-лейтенант. В 1943-1946 гг. – заместитель начальника ГУКР «Смерш» НКО СССР. В 1947-1948 гг. начальник высшей школы МГБ. Имел награды: орден Ленина, четыре ордена Красного Знамени, орден Кутузова, орден Красной Звезды, Отечественной войны. Похоронен не где-нибудь в «местах захоронения», а на престижном Новодевичьем кладбище[20]. Сколько невинных жертв надо было принести на людоедский сталинский алтарь, чтобы добраться до гэбистских забрызганных невинной кровью вершин?

Персона: Батнер Александр Александрович (1902-1974). Неизменный участник многих заседаний Военной коллегии Верховного суда СССР, своеобразный фигаро здесь-фигаро там – то на одном выездном заседании секретарил, то на другом, но почти все приговоры с «вышкой» (декабрь 1936 г. – в Ленинграде; в августе 1937 г. и 1938 г. – в Новосибирске[21], в сентябре 1937 г. – в Донецке и т.д.).  Выездные сессии были специально созданы для ускорения процесса террора. Они проходили по всей стране (поездки, конечно, из бюджета, за счёт граждан, в том числе и тех, кого они приговаривали к «вышке»!). Носившиеся по стране «двойки», «тройки» и «четвёрки» Военной коллегии Верхсуда выносили приговоры и заверяли своими подписями документы на расстрелы. В зале заседаний гремело торжественно-грозное Батнера: «Встать, суд идёт» и «Прошу садиться».

На момент ареста Б.К. Завойского (05/06.11.1937) Батнер был военным юристом 1-го ранга. С 10.10.1940 – бригвоенюрист, старший инспектор Военной коллегии Верховного суда СССР. 19 июня 1945 г. он фигурирует в газете «Известия» как полковник, секретарь суда над польскими подпольщиками в тылу Красной Армии на территориях Польши, Литвы, западных районов Украины и Белоруссии.

Известный прозаик, публицист, драматург и юрист Аркадий Ваксберг включил в свою книгу «Моя жизнь в жизни» эмоциональный рассказ снохи Батнера Т.А. Баруиной. «В молодости, – писала она, – мой свёкор “рубал беляков” в армии Будённого, а потом огнём и мечом устанавливал советскую власть в Туркестане. Со смаком бахвалился, как бился с басмачами: насиловал женщин, отрезал им груди, жёг дома и людей в них. Никого не оставляли в живых, чтобы не было свидетелей…» До того как он неведомыми путями попал в Верховный суд, А.А. Батнер металлической пряжкой от ремня забил насмерть свою четырехлетнюю дочь, когда та с воспалением лёгких и температурой в 40о не попросилась на горшок. Работал ночами, приходил, напивался. Он говорил, что за ночь убивал до 150 человек. «В 1946 году его арестовали якобы за халатность, дали 10 лет. Но Ульрих выручил, он ещё был в силе, Батнер отбывал наказание где-то рядом с Москвой[22], жена и сын ездили к нему на свидания… Когда после смерти Сталина его освободили, вызвали в ЦК, чтобы он рассказал про какие-то старые дела, ему известные, он испугался, сказал, что ничего не знает и не помнит, хотя ему обещали и ордена вернуть, и ещё разные привилегии. Но он чего-то очень боялся[23]. Предпочёл получать минимальную пенсию, но чтобы про него забыли. Устроился кассиром на Ярославском вокзале… Батнер Александр Александрович – из приволжских немцев, из Самары. Хотел обязательно стать русским и стал им[24]. Для этого он сделал всё, чтобы, кроме него и сына, не осталось других Батнеров: всех до единого отправил под пули, вся родня выполота на корню, исчезла даже из архивов. Её просто не было – и всё”»[25].

Было бы невероятным надеяться на то, что полковник, дважды ленинский орденоносец а, по сути, палач Батнер, человек с явно больной психикой, оставил воспоминания. Редкий палач на это способен: убивая, он как бы спасает себя, сметая врагов. Те, кто знал об этой стороне «деятельности» Батнера, предпочли молчать. По той же причине, что и сам Батнер. Панический страх перед низвержением в тот самый ад, который им, столпам кровавого режима, было разрешено устраивать для своих же соотечественников.

Не стоит сомневаться, что очень многие были в курсе происходившего в подвалах советских лубянок. Не было у нас Нюрнбергского…

   

Диввоенюрист И.М. Зарянов (справа) и генерал М. Крамер (США)

 Персона: Зарянов Иван Михеевич[26] (1894-1975), его имя встречается часто в делах репрессированных. Член КПСС – с 1919 года[27]. В 1934-1938 и в 1945-1955 гг. был членом Военной коллегии Верховного суда СССР.  27 января 1936 г. ему как её члену было присвоено звание бригвоенюриста, 4 марта 1938 г. – более высокое звание диввоенюриста. В августе 1937 г. вместе с М.Ю. Рагинским, а в августе 1938 г. вместе с А.А. Батнером приговаривал к расстрелам преподавателей вузов Свердловска. Его подпись стоит под приговором писателю Б.А. Пильняку, хирургу П.Н. Обросову[28]. С 11 марта 1943 г. по июнь 1955 г. – состоял в звании генерал-майора юстиции. С 1942 г. четыре года был начальником Военно-юридической академии РККА. Когда при Прокуратуре Союза ССР был организован и начал работать Методический совет, Зарянов вошёл в него[29]. Был представителем СССР на Международном военном трибунале для Дальнего Востока (Токио, 1946 г.), в котором принимали участие одиннадцать государств. В Токио ему были предоставлены лучшая гостиница и машина. Согласно инструкциям Сталина, этот палач, угробивший на родине массу людей, выступал, против смертных приговоров японским военным! Ещё в 1952 г. он подписывал «вышки» в Сталинске (Новокузнецке). После смерти Сталина был исключён из КПСС «за допущение и грубое нарушение социалистической законности во время работы в Военной Коллегии Верховного суда СССР». В июне 1955 г. был лишён звания генерал-майора юстиции. Это было связано с участием Зарянова в так называемом «Ленинградском деле» и подготовкой Н.С. Хрущёва к разоблачительному XX съезду. Подвело колесо Истории. И – ах, с горы! Немного перефразирую В. Высоцкого: «За что ж вы Ваню-то Зарянова? А он ни в чём не виноват. Страна сама его морочила. А он ни в чём не виноват… Эх, Ваня, Ваня, что ж, ты, Ваня, ты сам по проволке идёшь…»

Персона: Клейман Илья Наумович (1907-сентябрь 1941) – тот, что вел допросы Бориса Завойского, издевался над ним, избивал. Вывод об избиении несложно сделать по почерку дяди: время от времени его роспись становилась неузнаваемой. И тут же запись следователя Клеймана: «Допрос прерван». На момент ареста Б.К. Завойского (5/6.11.1937) – помощник начальник 3-го отделения 5 отдела УГБ, сержант ГБ. Затем лейтенант ГБ, заместитель начальника отдела УНКВД Киевской области. Член ВКП(б).

Персона: Климин Федор Арсеньевич (1900-1985) – на момент ареста Б.К. Завойского (5/6.11.1937) – военный юрист 1-го ранга. С 30 сентября 1939 г. бригвоенюрист. Полковник. Член Верховного суда СССР. Его подпись как члена суда стоит под протоколом закрытого судебного заседания Военной коллегии Верховного суда СССР в деле биолога академикакНиколая Ивановича Вавилова[30]. Его подпись и в деле Льва Гумилёва, сына гениальной Анны Ахматовой и не менее гениального Николая Гумилёва. Его подпись в расстрельном деле академика-тюрколога А.Н. Самойловича. Его подпись в деле академика математика М.Ф. Кравчука[31], за которого бесстрашно, но безуспешно, заступался математик профессор Казанского университета, бесстрашный член-корреспондент Академии наук Н.Г. Чеботарёв. Несть числа его жертвам…

О том, что и сталинским прокурорам высочайшего ранга были свойственны некие человеческие чувства, свидетельствует «признание» одного из монстров сталинской законодательной системы Ф.А. Климина. На склоне лет он решился оставить потомкам сокровенное откровение, поместив его в пакет, который должны были вскрыть после его смерти. Вот что он написал: «В марте 1939 года я был членом Военной коллегии Верховного суда Союза ССР, когда судили комбрига Константина Константиновича Рокоссовского. Я взглянул в лицо подсудимого и как-то растерялся: какие же я увидел глаза? Открытые, честные, они как бы свидетельствовали: этот человек не способен говорить ложь, ему можно, дóлжно верить. Мне даже почудилось, что я в чём-то виноват перед Рокоссовским. Мне ли, члену суда, впадать в сентиментальность? На предварительном следствии Рокоссовский отверг все обвинения и отказался подписать протокол допроса. А на столе лежали сорок объёмистых папок свидетельских показаний. Все свидетели категорически утверждали: Рокоссовский – враг Родины, он подло изменил ей. Протоколы подписаны свидетелями, но только один остался в живых, и тот отказался от показаний. Что делать, думал я? Довериться глазам? Честным и открытым? Это не доказательство для суда. Согласиться с показаниями мёртвых свидетелей? Тогда нужно немедленно осудить Рокоссовского по страшной статье. А она повелевала определить только высшую меру без права обжалования. Днём приговорили к расстрелу, а ночью приговор приведён в исполнение. Но в виновности Рокоссовского у меня возникли серьёзные сомнения. Глаза Константина Константиновича, мягкие и доброжелательные, с нежным голубоватым отливом, продолжали оставаться спокойными. Ответы на вопросы тоже ровные, спокойные, гордые. Полные достоинства. И опять меня терзают навязчивые сомнения: может ли быть такой человек врагом Родины? Вопрос сложный, психологически трудный, хочется разобраться во всём объективно и справедливо. Я стал придираться к явным нарушениям в ходе следствия. Даже зло упрекать в полном невежестве следователей: мол, неужели не понятно, как вести допрос? К счастью Рокоссовского, такую же позицию занял и второй член суда. Дело отложено… Через полгода, осенью 1939 года – следующее заседание. Рокоссовский ещё больше похудел, был бледен, щёки его запали. Но глаза, глаза! Я теперь окончательно был уверен, что предо мной оклеветанный человек. Председательствовал другой див-юрист, но второй заседатель был тот же. Не сговариваясь, члены суда оказались единомышленниками. Снова придирки к следователям. И второй раз дело отложено…. Третье заседание не состоялось: Константина Константиновича освободили, и он вернулся в строй. Гораздо позже, когда в приказах Верховного Главнокомандующего я встречал имя Рокоссовского (а оно появилось в печати), я всегда думал о том, что хоть как-то помог выдающемуся полководцу выйти на волю и занять достойное место в рядах сражающейся армии»[32].

Да-а-а. Задаюсь вопросом: глазам Рокоссовского он поверил, а глазам Бориса Завойского и многих-многих других, не верил? Или невиновные, попавшие в сталинскую дробилку люди в глаза ему – Климину – не смотрели? Или ответы были недостаточно гордыми? Б.К. Завойский тоже не признал своей вины. И что? А как же насобирали сорок папок лжи и клеветы на Рокоссовского? Вот они-то, собиратели, выходит, и виноваты, что самая Верховная коллегия сáмого Верховного суда страны получала клеветнические, преступные сведения! Значит, наказать нужно и тех «свидетелей», которые лгали. И чуть глаза обвиняемого после избиений и пыток сотрудников КНВД не смотрят открыто, тут можно сразу и черкнуть: виновен – к «вышке» его, гада! А Климин и вся Верховнейшая не при чём! В этом-то самооправдании «высочайшего» Климина и заключена суть «откровения». Нет, ночами Климин спал спокойно… Он чувствовал себя комфортно в этом перекорёженном не без его содействия мире и умер своей смертью, в своей постели. Прах на Новодевичьем[33].

Вообще-то, любой судья на земном шаре – это один из сынов Фемиды. У него в руке такое же простое устройство, что и у неё, – весы, причём в нейтральном положении при начале любого судебного процесса. При решении вопроса о виновности подсудимого сын Фемиды обязан руководствоваться Законом, а не цветом и выражением глаз и прочего. Кстати, не забудем, что глаза у этой дамы завязаны. Конечно, есть у Фемиды и меч. Но прежде, чем его пустить в ход, она тщательно взвешивает факты на своих примитивных весах. Вернёмся однако к советским юридическим «столпам» и «подстолпникам».

Персона: Орлов Александр Моисеевич (1896-1965) – помощник председателя Военной коллегии Верховного суда СССР, генерал-майор юстиции. На момент ареста Б.К. Завойского диввоенюрист, член выездной сессии Верховной коллегии Верховного суда СССР. Окончил еврейское училище, гимназию, юридический факультет МГУ. Уже тогда служил в ЧК. В 1923 г. поступил в РККА. Служил в военных трибуналах. С 1934 г. член Верховного суда СССР. В Военной коллегии  в 1943-го суда 1948 гг. Был ближайшим помощником В.В. Ульриха. Его считали аккуратистом и щёголем. Сапоги «бутылочкой» были всегда начищены до зеркального блеска. Имел награды: ордена Ленина, Красного Знамени, Отечественной войны II степени, Красной звезды. О нём писали, что «в течение короткого времени проштамповал несколько десятков дел в отношении «врагов народа». «Орлов, несмотря на свой малый рост и плюгавую фигуру, видимо, был исполнен сознанием своей значимости, держался важно и явно пыжился»[34]. Носил тонкую ниточку усов. В 1965 г., повстречав в санатории генерала, которого перед войной он отправил в исправительно-трудовой лагерь по сфабрикованному делу, и, увидев, что тот готов разорвать его на куски, еле унёс ноги. Через несколько минут Орлов умер от разрыва сердца[35]. Похоронен на столичном Введенском кладбище. Подписи А.М. Орлова и выше названных И.М. Зарянова, Ф.А. Климина и А.А. Батнера встречаются во многих расстрельных документах (в том числе, в приговоре украинскому историку, археологу и писателю К.Е. Коршаку, писателю Б.А. Пильняку, поэту-футуристу М.В. Семенко, научным сотрудникам Института истории Украины[36].

  

  

 Прокурор М.Ю. Рагинский

Персона: Рагинский Марк Юрьевич (1903-1991). Из выше названных лиц самую значительную советскую карьеру сумел сделать М.Ю. Рагинский. Родился в г. Гомеле, в многодетной семье (Николай, Владимир, Иосиф, Софья и Мария)[37].  В 1936 г. –  «следователь по важнейшим делам»[38]. На момент ареста Б.К. Завойского (5/6.11.1937) – помощник прокурора СССР. 20 июля 1937 г. он – «следователь по важнейшим делам Прокуратуры СССР», был награждён орденом Трудового Красного Знамени в связи с 15-ой годовщиной органов советской прокуратуры. В статье «Из зала суда» в духе Вышинского его помощник Рагинский изощрялся по поводу «подлой мрази», «кнехтов[39] фашизма, кровавых бандитов» и «взбесившихся псов»[40], напропалую клеймя Бухарина, Рыкова, Ягоду и др.  В 1944 г. ему был присвоен классный чин государственный советник юстиции 3-го класса[41]. В 1946 г., успев приговорить к расстрелу, конечно, не одного Бориса Завойского, полагаю, поднаторев в сталинской юриспруденции (чего ж проще?: «Кто не с нами – против нас», «Если враг не сдаётся, его уничтожают» и т.д.), он сделался помощником главного обвинителя от СССР на Нюрнбергском процессе Р.А. Руденко (!!!)[42]. Его бы самого надо было судить за участие в преступлениях в своей собственной стране, а он попал в верхи международного процесса, осудившего злодеяния главарей фашистской Германии. И тут у меня возникает вопрос: те деятели Запада, которые участвовали в организации Нюрнбергского процесса, не знали-не ведали о том, что творили тот же Рагинский да и главный обвинитель у себя на родине?

Говоря о шефе Рагинского, А. Звягинцев пишет: «Конечно, он был продуктом сложной эпохи. И не только он… Но ведь как сказал поэт: «Времена не выбирают, в них живут и умирают»[43]. На это могу сказать следующее: простых эпох История человечества вообще не знает. Миллионы репрессированных, в том числе и мои родственники, не выбирали время своего проявления на Земле. Но в то же самое время появились их современники, которые сумели незаконно присвоить себе право решать, кому жить, кому умирать. Пора называть события сталинского террора преступлением перед человечеством, а не сетовать из книги в книгу, что эпоха была сложна. Эпохи делается людьми.

Вспоминая Нюрнбергский, Рагинский писал: «Я внимательно следил за тем, как вели себя Розенберг, <…> и Зейсс-Инкварт, приговорённые к смертной казни. За исключением Зейсс-Инкварта, они, убийцы миллионов людей, не могли скрыть свой страх…»[44]. Эти слова являются свидетельством того, что рагинские, подписывая смертные приговоры своим соотечественникам, никак не отождествляли себя с фашистскими убийцами, а осуждённых граждан СССР всё же ставили на одну доску с фашистами-розенбергами.

После Нюрнбергского процесса Рагинский стал доктором юридических наук[45], профессором, заслуженным юристом РСФСР и до 1989 г. «трудился» в ВНИИ прокуратуры. Был награждён шестью орденами. Он и его семья с середины 1930-х гг. жили-поживали в престижном Доме на набережной.

   

  Дом на набережной Москвы-реки. Август 2015 г. . Фото Н.З. 

«Сам Марк Юрьевич, – писал А.Г. Звягинцев, – в самый разгар Перестройки, в 1987 году, как-то сказал мне: “Понимаете, объяснить в новой жизни при новой власти то, что творилось тогда, невозможно. Никто не поймёт…”»[46]. Жаль, что даже на закате своей жизни М.Ю. Рагинский, на полвека пережив моего родственника, приговорённого им к расстрелу, не нашёл других слов. Что же тут такого мудрёного, чтобы не понимать?.. «Убивший всё равно всегда убийца»[47]…

Брат моей родственницы[48], о которой речь будет впереди, профессиональный юрист, поняв, что происходит, в 1937 г. круто изменил свою жизнь, покинув юридическую стезю. Работал в оркестре Кировского оперного театра… Для более сильных личностей существовали и другие пути.

Последним пристанищем Рагинского, проповедника советской классовой юстиции[49], стало Донское кладбище[50]. Благообразный старец смотрит на нас невинным взглядом, словно убеждает поверить тому, что написано о нём в Энциклопедии[51].

А у моего дяди и трёх других жертв вот таких рагинских, орловых и др. вообще нет могил. Есть только «местá захоронения». Мои родственники были превращены в тюремно-лагерную пыль…

А что жертвы Рагинского, неужели никогда за долгую жизнь они не припоминались Марку Юрьевичу? И он считал свою совесть кристально чистой? Вот у пушкинского Бориса Годунова, отнюдь не слабонервного правителя, мелькали «мальчики кровавые в глазах». Видимо, поэту захотелось наделить Годунова молекулами совести. Люди, которых Рагинский осуждал на смерть, были для него не лучше щепок. К чему о них вспоминать? Да и в эпоху реабилитанса советское юридическое сообщество, отлично представляя ход карьер рагинских, оказалось трусливым, не потребовало осудить их и им подобных как пособников сталинского режима. Но тогда и генеральному прокурору СССР Р.А. Руденко пришлось бы «саморазоблачиться»… Не говоря о главе государства…

В 1996 г. вышла книга «Прокуроры. Документально-публицистический сборник о делах и людях Прокуратуры»,  введение к которой было написано тогдашним генеральным прокурором РФ, действительным государственным советником юстиции Ю.И. Скуратовым. Вот что он писал: «И сегодня, для того чтобы постичь психологию прокуроров, надо заглянуть в историю: в прокуратуру всегда шли люди, не согласные жить рядом со злом и мириться с несправедливостью… Иногда подвиги, которые совершали прокуроры и следователя во время войны, не видны, не заметны. Но трудно переоценить их значение. Марка Юрьевича Рагинского назначили в мае 1943 г. уполномоченным ГКО на один из военных заводов на Урале. Вместе с работниками облпрокуратуры, реализуя свои прокурорские полномочия, он добился разрешения использовать на военном заводе труд лиц, осуждённых за самовольный уход с предприятия. Само преступление, порой, было невелико. Люди там попадались чаще всего  и квалифицированные, и порядочные. Вышли с представлением к Прокурору СССР. Получили поддержку. В результате в отношении нескольких сотен человек исполнение приговоров приостановили, и они были направлены на завод, где самоотверженным трудом искупили вину. После войны многие из них стали орденоносцами. И заводу, армии – польза, и люди спасены, выхвачены из безжалостного ГУЛАГа»[52].

Ну вот, оно и нашлось – благодеяние Рагинского! А куда смотрела справедливая советская прокуратура, подтверждая тяжкие сроки упомянутым выше квалифицированным и порядочным людям? Не проще ли было Ю.И. Скуратову написать: в годы войны заводу остро не хватало рабочих рук? Если и в Перестройку, оказавшейся куда более мощной, чем хрущёвская Оттепель, у нас был такой генеральный прокурор, то России нечего было и рассчитывать на очередное светлое будущее.

В начале 1960-х годов в объяснениях по поводу своих  прегрешений сталинского периода Рагинский сообщил, что ему как следователю по особо важным делам предоставлялись только протоколы допросов, а с материалами всего дела, как это по закону полагалось, его не знакомили[53].

Персона: Стрижевский Леонид Игнатьевич (1898-1938), на момент ареста Б.К. Завойского – начальник 5-го отдела КОУ старший лейтенант ГБ, видимо, слишком мало засудил и убил, поэтому о нём, кроме того, что он состоял заместителем секретаря парткома Управления ГБ Наркомата и «пасся» около наркома внутренних дел В.А. Балицкого, найти ничего не удалось. Вслед за последним Стрижевский был осуждён и в апреле 1938 г. расстрелян в Ленинграде.

Персона: Филатов б/и, видимо, тот, кто привёл противоправный приговор в исполнение, т.е. проще говоря – убийца. На момент ареста Б.К. Завойского – начальник 12-го отделения 2-го спецотдела НКВД, лейтенант ГБ. В 1942 г. в НКВД числился Филатов Константин Алексеевич, начальник оперативной части, капитан. Должно быть, это и есть палач.

    

Людмила Андреевна Завойская. 1983 г.

Жертва вторая

   Людмила Андреевна Завойская

   (1901-13.01.1984) 

Уголовное дело № 92795[54] по обвинению Завойской Людмилы Андреевны по статье 54-12 УК УССР. Начато в день её ареста 15 февраля 1938 г. в Киеве. Хотя в её деле имеется запись: «На основании приказа Наркома Внутренних Дел СССР от 15 августа 1937 г. за № 00486, семья осуждённого Завойского Б. подлежит репрессированию». Ну, что ж? Дали женщине пожить на воле почти три месяца. Провернули дело за неделю: окончено 22 февраля 1938 г. Будучи обвинена в «недоносительстве» на мужа и как член семьи изменника родины (ЧСИР), Людмила Андреевна была осуждена на ВОСЕМЬ лет в исправительно-трудовом лагере. Отсидела в Карагандинском исправительно-трудовом лагере (ИТЛ Карлаг) по 15 февраля 1946 г. (справка №18043/258122 от 15.02.1946 г.).

В тоненьком уголовном деле Людмилы Андреевны – две уже знакомые фамилии: Лобовский и Бабич. Все остальные из большой обоймы приговоривших к расстрелу её мужа не понадобились. НКВД тут было всё ясно: жена изменника родины должна сидеть, тем более что проблем с розыском её не было: сама пожаловала к ним в отдел. И тут же, в чём пришла, была отправлена в киевскую тюрьму. Вернувшись из лагеря, она рассказывала, что, будучи в тюрьме, слышала голос своего мужа, которого пытали в соседнем помещении. Однако Людмила Андреевна ошибалась: пытали кого-то другого: к тому времени Борис уже был расстрелян. На основании приказа Наркома внутренних дел СССР от 15 августа 1937 г. за № 00486, семья осуждённого Завойского Б. подлежала репрессированию[55]. Только по недосмотру «органов» сын четы Завойских остался на воле. Жилище опечатали, и мальчик скитался по чердакам. Голодал. Какое-то время жил у бабушки в Лепеле. Заболел туберкулёзом, пережил несколько операций и лечение стрептомицином, остался на всю жизнь инвалидом и скончался, едва дожив до 60-ти лет. Внешне выглядел как вышедший из концлагеря: кожа да кости. Отца Леня никогда больше не видел: его расстреляли почти сразу после ареста (5 ноября он был арестован, а 26 декабря расстрелян). Мать же вернулась, отсидев от звонка до звонка восемь лет. В 1960 г. мы с братом побывали в Киеве и очень хотели повидаться с Леней, но его дома не оказалось. Встретила нас Людмила Андреевна. Это была пожилая, седая женщина. Почему-то сразу же начала нехорошо говорить о своей невестке, хотя мы её совсем не знали. От этого визита у меня осталось неприятное впечатление. А Людмиле Андреевне, наверное, было неприятно видеть чистеньких детишек «благополучных» родственников. У её семьи сложилась совсем другая, трагическая судьба.

Откуда Людмиле Андреевне было знать, что арест Бориса аукнулся жившим в Казани родственникам? Как уж доходили вести об арестах на работу других членов клана Завойских, мне неведомо: то ли телеграфом, то ли шифрованной перепиской, конечно, уничтоженной[56]. В уголовном деле Бориса нет имён казанских родственников: ни матери, ни братьев, ни сестёр. Значатся только жена и сын. Но понятно, что зря энкавэдэшники-кэгэбэшники хлеб свой не ели. В Казанском университете, где работал тогда мой отец и учились его младшие брат с сестрой, имелся «первый отдел», или как он тогда именовался. После того как был арестован Борис Константинович, в университетский отдел были направлены соответствующие сведения, а уж из него тут же пошли в Москву сведения, в Управление университетов, что ещё в том же 1937 году хвалимый преподаватель физики доцент Е.К. Завойский[57], вдруг стал плохо читать лекции[58], и мало того, показал студентам на лекции фашистскую свастику[59], т.е. вёл фашистскую пропаганду среди учащейся молодежи, а, может быть, и среди всего населения Казани[60]. Студент КГУ Вячеслав Завойский и аспирантка профессора-биолога Н.И. Ливанова Вера Завойская сами ушли из университета. Может быть, именно это и спасло их от репрессий. А мой отец, не объясняя причин, ровно через шесть дней после ареста Бориса подал ректору университета заявление об уходе с работы[61], но увольнение не состоялось.

Оставшийся сиротой девятилетний сын четы Л.А. и Б.К. Завойских был вывезен с Украины и усыновлён братом Бориса Вячеславом. «Аферу» с усыновлением Вячеслав провернул с блеском: если бы где-то всплыло, что Лёнька – дитя «врагов народа», он в лучшем случае тут же оказался бы в детприёмнике да ещё бы заставили взять другую фамилию, а, скорее всего, попал бы в тюрьму. Вячеслав снизил Лёньке возраст, что-то наплёл о пропаже документов, а тогда это было рядовым явлением, и благополучно, но с непроходившей дрожью, они с истощённым от стрессов и голода Ленькой, добрались до Казани. Мальчик долгое время жил у старшей сестры своего отца, рос вместе с детьми репрессированного Павла Ивановича Харитонова, о котором речь пойдёт дальше.

Мать Лёньки, единственная из пяти моих репрессированных родственников, вышла из лагеря, отсидев полный срок. Была реабилитирована. Но что такое реабилитация по сравнению с незаконно отнятыми годами, проведёнными в лагерном аду? Некоторые отсидевшие неправедные сроки выходили из мест заключения без чувства ожесточения. Наверное, бывало и такое. Ну, а если память остаётся кровоточащей раной?.. У человека беззаконно отнималась жизнь, ломалась судьба и его самого, и семьи, а это ничем и ни кем, ни в какие времена не может быть компенсировано! В сентябре 1955 г. Людмила Андреевна, отбывшая восемь лет в лагерях, подала заявление о реабилитации. 31 июля 1956 г. уголовное дело Людмилы Андреевны Завойской было прекращено.

Вот «герои», исковеркавшие жизнь семьи Б.К., Л.А. и Л.Б. Завойских: Бабич И.Я. – (см. выше); Калошин [Алексей Андреевич], диввоенюрист, прокурор; известно, что он расправился с академиком-физиком А.Г. Гольдманом[62]; Лобовский б/и – (см. выше); Срубас Петр Осипович – на момент ареста Л.А. Завойской (Киев, 15.02.1938) был прокурором в чине бригвоенюрсита. До этого, в 1930 г. – прокурор Старорусской районной прокуратуры[63], в 1938 (апрель-июнь) – помощник военного прокурора Краснознаменного Балтийского Флота[64]. В июне 1938 г. уволен в запас, член Ленинградской коллегии адвокатов; Стрижевский Л.И. – (см. выше); Факторович б/и[65] – на момент ареста Л.А. Завойской – оперуполномоченный 5-го отдела УГБ КОУ. Сгинул до начала 1941 г.

   

П.И. и Т.К. Харитонова с детьми (слева) и родственниками Сучковым. Днепродзержинск. 1936 г.

Жертва третья

Павел Иванович Харитонов, инженер[66]

     (26 июня 1903 - погиб 9 сентября 1939)

Павел Иванович приходился мне дядей. Он был женат на старшей сестре моего отца Татьяне. К моменту ареста у супругов Харитоновых были двое детей – Володя (р. 18 сентября 1932 г.) и Наташа (р. 27 июля 1934 г.). С Павлом Ивановичем нам познакомиться не удалось. В июле 1937 г. он как «участник инженерско-троцкистской организации» был арестован.

После ареста и приговора суда Татьяна Константиновна с детьми смогла добраться из Днепродзержинска до Казани, где они поселились в квартире вместе с сестрой Верой и братом Вячеславом. В конце войны Вячеслав решил перебраться в Москву. Ему это удалось, и он начал работать у академика И.В. Курчатова в только что организованной Лаборатории № 2 (современный НИЦ «Курчатовский институт»). Ему удалось перетащить в Москву сестру Татьяну с детьми, а позднее и младшую Веру. Татьяна поселилась с братом на т.н. «кормокухне» Лаборатории № 2. Новым соседям было сказано, что это семья Вячеслава. Татьяна поступила на работу в ту же лабораторию в качестве врача-лаборанта[67]. Она сделала всё, чтобы дети росли без ощущения страха, чтобы никто посторонний не знал, что они – дети «врага народа». Все фотографии, связанные с прошлым, она уничтожила. Оставлена была только одна: на ней малыш, стоящий на лесенке. На вопрос, кто это, она многие десятилетия отвечала: «Это Олечка», и только незадолго до её кончины  я впервые услышала, что это Павлик Харитонов, её будущий муж. Где-то глубоко в закромах тётя хранила фото своего отца, военного врача К. И. Завойского – грудь в орденах, конечно, царского времени. За хранение такой фотографии можно было запросто попасть под уголовную статью. Никогда не корила свою тётю за то, что «развелась», за то, что сожгла старые семейные фотографии… Ведь она, как жена её брата Бориса и тысячи жён репрессированных мужей, могла попасть в ряды ЧСИР. А дети?.. 

 

 

Рисунок искусствоведа Г.К. Вагнера. Бухта Нагаево. Утро. Магадан. 1947 г.

 

П.И. Харитонов был сыном промышленника Ивана Николаевича Харитонова, владевшего в Казани крупной типографией. Сейчас о его отце вспоминают как о человеке, который способствовал народному просвещению. Павел Иванович был химиком, специалистом по производству азотной кислоты. До своего ареста он успел издать учебник[68] и опубликовать несколько статей в технических журналах. 28 марта 1938 г. П.И. Харитонову был вынесен приговор: ВОСЕМЬ лет в ИТЛ. В письме жене Павел Иванович смог написать по диагонали листка на немецком языке «acht Jahre». Тюремная цензура не заметила. Но не дано ему было выжить восемь лет. Согласно справке, присланной из Магадана по моему запросу, Павел Иванович скончался 9 февраля 1939 г. в лагере в бухте Нагаево в посёлке Хаттыннах Ягодинского района Магаданской области от флегмоны левого предплечья при наличии авитаминоза. Можно ли верить дате, а также диагнозу, не знаю. Ему было 36 …

 

 

  Вышка в лагере для заключенных. Колыма 

 

 

Памятник жертвам политических репрессий в поселке Хаттыннах, где погиб незаконно осужденный инженер П.И. Харитонов

 

В деле присутствует один из доносов на П.И. Харитонова, автором которого был инженер-механик Азотно-тукового комбината (железнодорожная станция Баглей) Давид Моисеевич Рубинский (1908-после 1956 г.). Донос, датированный 5 августа 1937 г., был направлен начальнику Городского отдела НКВД (Днепродзержинск) В.М. Паперману: «Считаю своим долгом коммуниста и гражданина поставить Вас в известность по материалам, приведённым мною в докладной записке. Материалы могут явиться некоторым подспорьем в следствии, которое ведётся, так как он [Харитонов. – Н.З.] арестован»[69]. Замечу, что 17 мая 1939 г. тот же Рубинский, уже в должности директора комбината, был награждён орденом «Знак Почёта»[70].

  

Ж/д станция Баглей. АЗТК (Листок «Событие». 15 мая 2015 г.) 

В деле Б.К. Завойского, поскольку оно решалось на выездной сессии Военной коллегией Верховного суда, чувствуется более «изощрённая» рука следователей, чем в деле П.И. Харитонова: если в первом и заговор, и диверсия, и вербовка, то здесь только «контрреволюционная инженерская организация». Видимо, первым, кто попал в лапы органов ГБ, формировавших крупное «дело» (оно почему-то не получило особого названия), был заведующий кафедрой основ химической промышленности Днепропетровского химико-технологического института доцент А.Я. Скидельский[71] (1900-1937). Он был арестован на полгода раньше Харитонова, а это означает, что к ноябрю, когда в мясорубку попал Павел Иванович, он уже испытал на себе все ужасы советского правосудия, т.е. так был замучен бессонницей, избиением, издевательствами, что был готов подтвердить любую бредовую версию следователя НКВД, в том числе и ту, что Харитонов был «главой контрреволюционной группы». Сломленному Скидельскому «признание в грехах» не помогло. Он был расстрелян. В деле Павла Ивановича фигурируют, по крайней мере, полтора десятка арестованных. Упомянут украинский физикохимик, профессор, член-корреспондент Академии наук УССР Владимир Соломонович Финкельштейн (1896-1937), также получивший «вышку». Был расстрелян академик-философ Всеукраинской Академии наук Семён Юльевич Семковский (1882-1937). Скорее всего, потому, что приходился двоюродным братом Л.Д. Троцкому. Заведующему кафедрой геохимии, профессору-минералогу Днепропетровского университета Александру (Исааку) Яковлевичу Микею (1901-1961), также притянутому к «делу», «повезло» остаться в живых. Он отмотал свой срок в колымских лагерях и едва смог дожить до своего 60-летия. Лагерями отделалась главный технолог АЗТК Злата Исааковна Орлинская. В деле упомянут также родной брат физика академика И.Е. Тамма Леонид, с которым Харитонов учился в одном институте и у которого он работал на Бондюжном заводе[72]. Инженер-химик Леонид Евгеньевич был в то время заместителем главного инженера Главного управления азотной промышленности Наркомата тяжёлой промышленности. Для имитации своей верноподданнической ДЕЯТЕЛЬНОСТИ НКВД надо было повсюду видеть троцкизм – вот увидели его и в химическом производстве, приплюсовав «врагов народа»-специалистов вузов. Харитонова обвинили в умышленной задержке монтажа труб на заводе. Он твёрдо стоял на своём, что доставленные трубы (27/42) были непригодны для работы, и поэтому он должен был подать заявку в Отдел оборудования на их замену. По показаниям Скидельского, с которым они обсуждали строительство АЗТК, Харитонов якобы говорил, что площадка под строительство была выбрана неудачно, что производство компрессоров, необходимых для производства азотной кислоты, в СССР ещё не освоено и поэтому нужно обращаться к зарубежным фирмам, что фундаменты под компрессоры недостаточно прочны и требуют переделки. Обычный профессиональный разговор специалистов. Но как лихо и беззастенчиво лживо следователь переделывает радение инженера о работе во вредительство! П.И. Харитонову были предъявлены обвинения по статьям 54-10, 54-11 Уголовного Кодекса УССР. В его уголовном деле неполный десяток фамилий энкавэдэшников. Это: Волков А.А. – (см. ниже); Здунис М.С. – (см. ниже); Иоффе [Абрам Михайлович][73] (1906-1941) – оперуполномоченный 4-го отдела УГБ младший лейтенант ГБ;Коган М. – начальник 1-го отделения 4-го отдела УГБ младший лейтенант ГБ; Паперман В.М. – (см. ниже);Репинский б/и – начальник райотдела НКВД Днепропетровской области лейтенант ГБ; Федоровский б/и– оперуполномоченный 4-го отдела УГБ лейтенант ГБ; Шилобрит б/и – врид. начальника 4-го отдела УГБ.

Найти хотя бы какие-то сведения оказалось реальным только о трёх антигероях. Это:

   

Гэбист   А.А. Волков

Персона: Волков Александр Александрович (1896-1941) – на момент ареста П.И. Харитонова (17.07.1937)  начальник IV-го отдела УГБ УНКВД (иначе: УГБ УНКВД АЧК) по Днепропетровской области, капитан ГБ. Член РКВ (б) с 1920, в органах с 1921 г. в Арзамасе, Махачкале и Ростове-на-Дону; с 1930 г. помощник начальника Черноморского оперсектора ОГПУ, Чеченского облотдела ОГПУ, с 1933 – начальник Сальского и Северо-Донецкого оперсекторов ОГПУ-КНВД; с 1936 – начальник Секретно-политического отдела УГБ УНКВД по АПЧ, затем по Днепропетровской области. Волков был арестован в июне 1937 года, находясь на работе в Днепропетровске, и был обвинён в антисоветской деятельности. В письме Ежову (от 26 июля 1937 года) он писал: «Моя преданность партии подтверждается… тем, что я неоднократно участвовал и отвечал за охрану вождя партии и народа Сталина… Я очень хорошо понимал, какую ценность Сталин представляет для нашей партии, страны и революционного движения всего мира. Я готов был на допросах глотку перегрызть тем, кто помышлял злодейское убийство вождя народа Сталина…» В этом письме бывший начальник секретно-политического отдела УГБ УНКВД указал и те причины, которые привели его в тюремную камеру: «Я попал в краевой аппарат НКВД в Ростове и не понял всей механики взаимоотношений аппаратных людей, избалованных культурой города, – я пошёл напролом, честно желая добиться успехов в работе… Я склонен все причины искать только в том, что мои ненормальные отношения с пом. нач. УНКВД АЧК[74] Коганом позволили принять на меня показания от врагов и без проверки…». Вот как характеризовал Волкова один из его бывших подчинённых: «В отношении к сотрудникам был страшилищем, оперативных сотрудников подвергал разным вульгарным оскорблениям, держал себя с вызовом… По отношению к чекистам напоминал наймита из гестапо. Да и все его черты имели характер настоящего фашиста»[75]. По личному распоряжению М.П. Фриновского (первого зам. наркома внутренних дел) был освобождён и послан в Киевскую область[76]. В январе 1939 г. исключён из ВКП(б), что было серьёзным предупреждением начавшейся немилости. К тому времени достиг звания майора ГБ. В октябре 1941 г. был расстрелян[77].

Персона: Здунис Михаил Савич (1903-после 1953) – на момент ареста П.И. Харитонова был в чине капитана ГБ. Будучи начальником IV отдела КОУ НКВД в чине старшего лейтенанта, принимал участие в аресте директора Житомирского пединститута  К.М. Табакмахера[78]. В 1939 г.– начальник УИТК НКВД УССР. Успел приложить свою руку к Катынскому делу[79]. С 17 ноября 1941 по 17 июля 1942 г. был в чине капитана первым начальником выделенного из Воркутинского – Интинского ИТЛ[80]. С июля 1943 г. по сентябрь 1945 г.– полковник внутренней службы, начальник УИТЛиК УНКВД по Приморскому краю[81]. Не позднее 4 ноября 1949 г. – не УИТЛиК УНКВД по Приморскому краю[82]. Не позднее 4 ноября 1949 г. – не ранее 4 ноября 1951 г. – начальник Юго-Западного Управления Дальстроя (Колыма)[83], полковник ГБ. Здунис попал в воспоминания заключённого Э. Багирова: «При повале леса <…> была оборвана линия электропередачи <…>. Поднялся шум, рудник простаивал, света нет. Полковник Здунис объявил ЧП, энкавэдешники в каждом подобном случае видели “вредительство” или “вражескую руку”. Оперчекисты начали таскать к Здунису всех, кто был в их поле зрения. Потащил меня и Ротштейна для объяснений. Здунис был латыш, говорил и ругался с каким-то акцентом…»[84]. В 1953 г. он появился на строительстве-585 и ИТЛ как исполняющий обязанности начальника лагеря[85].

Персона: Паперман Вениамин Моисеевич – в 1935 г. был следователем в Днепропетровском областном отделе НКВД. На момент ареста П.И. Харитонова был в чине капитана. С трибуны партийного актива он заявил: «Днепродзержинск – это город, в котором очень много врагов нашей партии, нашего правительства, способных пойти на всякие подлости». В феврале 1938 г. был на оперативном совещании чекистов, которое проводил в Киеве Ежов. «В Днепродзержинске массовые репрессии начались в середине 1937 года. Все жили в предчувствии чего-то ужасного и неотвратимого, хотя никто ни в чём не был виноват. Каждый день узнавали: то одного забрали, то другого… По городу поползли слухи о необыкновенной жестокости и пытках, которым подвергаются арестованные в городском отделе на  Пелина-13… Одно упоминание о начальнике НКВД лейтенанте Вениамине Моисеевиче Папермане наводило ужас…»[86

 

Днепродзержинск. Проспект Пелина,  д. 13. То, что осталось от страшного дома после пожара 2009 г. 

На выборах в члены бюро горкома кандидатуру начальника Горотдела НКВД Папермана прокатили. Его обвинили в том, что он занимался поборами. «В наказание» был переведён из Днепродзержинска на новое место работы, на строительство силами НКВД Богословского алюминиевого завода на северном Урале около Краснотуриньска Свердловской области. Паперман в чине полковника ГБ был там начальником 1-го ОЛПа[87].

Недобрым словом поминал Папермана чудом выживший незаконно репрессированный немец Поволжья Ф. Крюгер. Вот как он описал приезд заключённых на строительство алюминиевого комбината: «Зазвенели, заскрежетали засовы, и тяжёлая вагонная дверь резко отворилась. Ослепил пронзительный свет прожекторов. Когда глаза немного пообвыкли, мы увидели вокруг вагона вооружённых солдат с овчарками на поводках. Каждому из нас стало не по себе. Послышалась громкая команда: «Сюда с трапом!» Солдаты подтащили трап к нашему вагону. Командовали всем двое черноволосых мужчин в военной форме. Позднее судьба очень часто сводила с ними. Их фамилии были Энтин и Паперман. Паперман скомандовал: «Эй, вы там, в вагоне! Встаньте по четыре и выходите!» Но из-за тесноты было трудно осуществить команду. Паперман, не переставая, грязно ругался. Толкая друг друга и спотыкаясь, под громкий счёт мы все, наконец, вышли из вагона. «Ну, сколько их? – спросил Паперман. «Я сбился со счёта. Эти бараны не могут даже правильно встать!» – раздражённо крикнул Энтин, перемежая каждое слово отборным матом. «Назад в вагон, проклятые фашисты!» – зло прокричал Паперман…»[88].

После смерти Сталина Папермана и других судили за кражу продовольствия. Был осуждён на 10 лет лишения свободы. Однако через два года один из строителей этого завода, попавший туда в принудительном порядке как этнический немец, видел одного из осуждённых на з-де Уралмаш, их всех освободили «из-за плохого здоровья»…

 

   Жертва четвёртая

  Владимир Иванович Котелов, художник[89]

   (30.01.1887– расстрелян 6 января1942)

 

 В.И. Котелов. Тюремные фотографии. Вятка, июль 1941 г.

В ночь на 1 июля 1941 г. в квартире, где обитали супруги Л.П. и В.И. Котеловы и их сын Алёша[90], сотрудники УНКГБ Кировской области в течение девяти часов производили обыск. Людмила Петровна приходилась мне дальней, но всё-таки бабушкой. Она работала учительницей русского языка и литературы в школе для взрослых. Её муж Владимир Иванович преподавал черчение и рисование в школе им. Шевченко.

  

Музыкальный вечер в доме Котеловых. Слева направо: Н.П. Жилин, Л.П. Котелова, Е.И. Котелова, ? (юрист), М.П. Котелова и В.И. Котелов. Вятка, 1913 г.

 

 

 Супруги Л.П. и В.И. Котеловы. 1919 г.

Аресту предшествовали «поступившие в УНКГБ КО материалы о преступной деятельности: имеющими[ся] материалами Котелов изобличается в том, что: пред[о]ставлял свою квартиру для сборищ, на которых обсуждались вопросы антисоветского характера. Среди знакомых граждан г. Кирова систематически проводил антисоветскую агитацию. Восхвалял фашизм и Гитлера, а также жизнь в дореволюционный период. Высказывал пораженческие взгляды и положительно отзывался о деятельности врага народа Троцкого. Возводил клевету о руководителях партии и правительства, а также о положении в Советском Союзе. Все проводимые мероприятия  советским правительством и партией истолковывал в антисоветском духе и давал определение с антисоветских позиций»[91]. Ордер на арест подписан начальником УНКВД КО К.П. Егошиным.

Что это за имевшиеся материалы, которыми был «изобличен» В.И. Котелов?  Конечно, доносы. Известно, что архивисты «органов» должны были изымать их из дел. Это делалось из тех соображений, чтобы выжившие репрессированные и родственники погибших никогда не узнали, кто был причиной их несчастий. В объёмистом деле Котелова (182 листа) донос был не в самом начале, а на листе 31, его и не заметили. Почему я уверена, что это донос? Он помечен 30 января 1941 г., а обыск и арест состоялись 1 июля. Автором доноса была учительница той же школы, где трудился Котелов, Л.П. Гусева.

В деле художника В.И. Котелова, как и во всех других, были перечислены изъятые при обыске и аресте вещи: среди них значилась серебряная медаль, принадлежавшая его жене Людмиле Петровне, которая закончила Высшие женские курсы в Казани. Я решила, что ещё раз наведаюсь в приёмную ФСБ на Кузнецком мосту, чтобы задать вопрос о местонахождении медали. Вспоминаю давнишную аналогичную ситуацию с фамильной реликвией кольцом-печаткой[92]. Ответ, конечно, знаю заранее, но всё равно иду. Та же дверь. Охранник. И тот же незаметный мужчина с немигающими веками. Задаю вопрос, могу ли я получить медаль как память о моей тёте, ведь муж её, во время ареста которого была забрана медаль, реабилитирован. «Просить-то вы можете, но кто же теперь вам её отдаст?». Ага, значит, захапали. В иезуитском костре НКВД погибла обширная переписка семьи Котеловых (813 писем – потеря не только для семейной истории).

Владимир Иванович виновным себя не признал. Свои показания он вынужден был подписывать, не читая: очки у него были отобраны.

Вот список виновных в расстреле школьного учителя, художника Владимира Ивановича Котелова, а также причастных к неправедному суду над ним: Богданов б/и – на момент первого, кратковременного ареста В.И. Котелова (лето 1940 г., город Ленинград) – оперуполномоченный 2-го отделения I отд. УГБ сержант ГБ (г. Ленинград); Вылегжанина б/и – на момент второго ареста В.И. Котелова (01.07.1941 г. Киров) секретарь судебных заседаний Кировского облсуда. До 1956 г. переехала в Мурманск; Гаврик А. (см. ниже); Гапоненко А.М. – (см. ниже); Горева [Нина Михайловна][93], народный заседатель облсуда КО; Гусева Л.П. – (см. ниже); Дешалыт Л.М. – (см. ниже); Демакова б/и, секретарь областного суда КО; Егошин К.П. – (см. ниже); Зотов б/и – (см. ниже); Маракова Л.А. – (см. ниже); Николаенко [Георгий Ефимович][94] – начальник следственной части УНКГБ КО старший  лейтенант ГБ; Рябов[95] б/и, уполномоченный 2-го отдела сержант ГБ; Рябов71 б/и, старший следователь НКВД КО младший лейтенант;Сапожников Николай Петрович – местный сексот[96]; Скрябин б/и[97], на момент ареста В.И. Котелова (01.07.1941) – оперуполномоченный 2 отдела КРО УНКГБ младший лейтенант ГБ; Хардин[98]  б/и –  сотрудник УНКВД КО; Чекалина [Александра Михайловна][99]; при реабилитации В.И. Котелова (1956 г.) в суде никто не мог вспомнить, была ли она народным заседателем; Чурин [Дмитрий Тимофеевич][100]– на момент ареста В.И. Котелова – прокурор КО. Требовал расстрела В.И. Котелова; Шаблов [Александр Николаевич][101], – начальник 2-го отделения КРО КГБ КО лейтенант ГБ.

Итак, более подробно:

Персона: Гаврик А. – на момент ареста В.И Котелова (01.07.1941) – начальник КРО[102] УНКГБ по КО старший лейтенант ГБ. Возможно, что это о нём есть у Солженицына в «Архипелаге» впечатляющие строки: когда «… проступило ожесточение в набавке новых сроков, Гаврик на Мылге оформлял это картинно: впереди на лошадях ехали с факелами (полярная ночь), а сзади на верёвках волокли по земле за новым делом в райНКВД (30 километров)» и «На Мылге (подОЛПе Эльген) при начальнике Гаврике для невыполнявших нормы женщин эти наказания были мягче: просто неотапливаемая палатка зимой (но можно выбежать и бегать вокруг), а на сенокосе при комарах – незащищённый прутяной шалаш…»[103].

Персона: Гапоненко [Андрей Михайлович] [104], на момент ареста В.И. Котелова – член Кировского областного суда, номенклатурный работник. В 1943-1945 гг. – председатель Могилёвского областного суда. Награждён орденом Трудового Красного Знамени (1945)[105]. На момент реабилитации В.И. Котелова (1956 г.) проживал в Барановичах.

Персона: Гусева Лидия Петровна – стукачка[106]. Жила в г. Кирове, ул. К.Маркса, д. 35/9, кв. 2. Учительница. Муж работал в кировской тюрьме № 1. До 1956 г. переехала в Свердловск. К моменту реабилитации В.И. Котелова Гусева числилась умершей.

 

Коллективное фото 1928 г. Крайний справа гэбист Л.Д. Дешалыт

 Персона: Дешалыт [Лев Михайлович][107] – на момент ареста В.И. Котелова заместитель прокурора Кировской области по спецделам. О нём известно, что в 1928 г. он был помощником прокурора Карелии. Набив руку в советском «правосудии» в Карелии и Кировской области, работник центрального аппарата Прокуратуры РСФСР Л.М. Дешалыт, будучи в чине начальника отдела по надзору за милицией получил  классный чин старшего советника юстиции[108].

 

 

Гэбист К.П. Егошин

Персона: Егошин Кузьма Пантелеевич[109] (1906-1988) – на момент ареста В.И. Котелова – начальник Управления НКВД КО, подписал ордер на его арест. Из-за удалённости Кировской области от Москвы узнать что-то вразумительное обо всех местных следователях, прокурорах и др. практически невозможно, а вот о начальнике Управления НКВД КО Егошине К.П. сведения имеются. Происхождением он был из вятской деревни Старые Благородны Уржумского уезда, где крестьян Егошиных было пруд-пруди. Как парень перебрался в Ленинград, об этом история умалчивает. Честолюбием обладал. Прославиться-взлететь, управлять людьми-«людишками» во что бы то ни стало! Любой путь хорош. К чёрту совесть. Бога нет и чёрта так же. Верховным судьёй над судьбами людей станет он сам. В Ленинграде Егошин прослушал курс партийных организаторов и взлетел в комсомольские секретари ленинградского завода «Трубосталь», а чуть позже добрался и до чина полковника ГБ. Пробыв в РККФ 4 года, Егошин добрался, наконец, до желаемого: вошёл в состав НКВД. «Поработал» он не только в Кировской, но и в Кемеровской, и в Тюменской, и в Харьковской областях. В 1939-1941 гг. – начальник управления НКВД по Кировской области[110]. После войны успел побывать в должности заместителя начальника оперативного сектора МГБ земли Саксония (тогда это была территория Германской Демократической республики). В 1950-1953 гг. был заместителем начальника УМГБ Харьковской области. Чем не карьера? Но государство, в котором людям предоставлена возможность делать такие карьеры, глубоко больно. Скольких человек отправил на тот свет Егошин? Скольких в советские концлагеря, в тюрьмы? Скольким семьям исковеркал жизнь? Конечно, Система таких сведений не выдаст. Система любит своих преданных псов. Но и одного Владимира Ивановича я тебе не прощу, Кузьма из Старых Благородных!

Персона: Зотов б/и[111], на момент ареста В.И. Котелова – начальник 1-го отделения КРО УНКО КО, лейтенант ГБ. Проводил обыск в доме четы Котеловых, на глазах у семнадцатилетнего сына Алёши. В декабре 1941 г. Зотов проводил обыск в г. Кирове у учительницы пения в музыкальной школе. Вообще-то этой скромной провинциальной учительницей была ни больше ни меньше, а красавица-певица Аврелия Иосифовна Дзирне-Добровольская (колоратурное сопрано), блиставшая на мировых и отечественных сценах. В Киров она приехала за сосланным туда мужем. 3 декабря 1942 г. певица мирового масштаба была расстреляна[112]. Как В.И. Котелову, так и певице не пришлось иметь такой малости, как собственная могила. Их трупы просто сбросили в ямы, после реабилитанса фигурировавшие как «места захоронения».

Персона: Маракова [Лидия Алексеевна][113] (1888-?), на момент ареста В.И. Котелова – областной прокурор или его помощник, номенклатурный работник. Вот один из её доводов: нет необходимости вызывать в суд свидетеля (а на самом деле осведомителя) Сапожникова, так как его адрес неизвестен. Это что за советский прокурор, что не может не из-под земли, а из известного номера дома и квартиры «выловить» свидетеля? Для Мараковой Сапожников СВОЙ. Без его «стук-стук-стук» и суду, глядишь, работать было бы сложнее. Маракова потребовала для Котелова[114] Высшей Меры Наказания и своего добилась. Откуда в женщине-прокуроре такая лютая «классовая» ненависть? Одним учителем рисования в СССР стало меньше…

Персона: Панишев Василий Семенович[115] (1900-?), член ВКП(б) с 1927 г. Образование низшее. Член суда, председательствующий на закрытом судебном заседании 8 августа 1941 г. Судья потребовал для В.И. Котелова 8 лет лишения свободы с отбыванием в ИТЛ с последующим поражением в избирательных правах сроком на 3 года. Но зловещий председательствующий Панишев заявил: «Мера наказания 8 лет лишения свободы слишком мягкая, а Котелова надлежит подвергнуть ВМН – расстрелять»[116]. Расстреляли… И в далёком от Москвы Вятском крае та же кровожадность…

 

   

   Гэбист С.С. Постников

Персона: Постников Сергей Сергеевич (1890, село Троице-Млево Тверской губернии-11.03.1983, г. Горький)[117] – на момент ареста В.И. Котелова – адвокат. Учился в духовной семинарии СПб. Недоучился. Поступил вольнослушателем на юридический факультет университета, который окончил в 1915 г.  В 1919 г. на Восточном фронте. Был эсером, потом «перекантовался», вступил в партию большевиков и сразу начал резво подниматься по служебной лестнице. В 1925-1928 гг. губернский прокурор. Дальнейшая деятельность Постникова – это ревтрибуналы, пропаганда, побывал даже в должности ректора Тверского пединститута. Был заместителем прокурора Нижегородской области, а с декабря 1934 г. прокурором Кировской области. В 1935 г. получил выговор от самого Вышинского за незаконченное следствие на фабрике «Белка»[118]. В январе 1937 г. дал интервью корреспонденту вятской газеты об «автолихачах», настаивая на «карательной политике в отношении хулиганов с шофёрскими билетами»[119]. В феврале 1938 г. был арестован и обвинён по статье 58-7, 58-11 УК РСФСР и исключён из партии. «Характерна судьба прокурора Кировской области Сергея Сергеевича Постникова, – писали А. Звягинцев и Ю. Орлов. – Он был арестован в феврале 1938 года. Когда в управлении НКВД, куда его доставили, он напомнил, что может быть арестован только с санкции Прокурора СССР, ему, смеясь, показали ордер, на котором карандашом наискосок было начертано: “Согласен на арест по согласованию с Вышинским. Знаю по прошлому Постникова. Он сволочь несусветная. Эсер!” И стояла подпись: “Ежов”. Чуть ниже — резолюция Вышинского: “Согласен”. Сергей Сергеевич вынес почти два года истязаний и издевательств и устоял до того дня, когда Военный трибунал Уральского военного округа оправдал его»[120].

Это действительно какое-то чудо: 17 декабря 1939 г. Постников был оправдан. Уж очень он СВОЙ. И таких СВОИХ было достаточно много, об их восстановлении в партии сообщали в газетах на последних страницах и мелким шрифтом. Постников, как льют слёзы блаженные граждане в XXI веке, «вынес почти два года истязаний и издевательств и устоял до того дня, когда Военный трибунал Уральского военного округа оправдал его». 28 февраля 1940 г. «Кировская правда» сообщала: «Бюро Кировского обкома ВКП(б) восстановило в партии Постникова Сергея Сергеевича членом ВКП(б), исключённого Кировским обкомом ВКП(б)»[121]. И снова были города Киров и Нижний Новгород. С января 1940 г. преподавал в юридической школе г. Кирова, с августа того же года – адвокат юридической консультации. Имел орден Ленина. С ноября 1955 г. на пенсии. Умер своей смертью в тогдашнем Горьком в 1983 г. В своей постели. Пережил В.И. Котелова на сорок с лишним лет!

Бедная жена В.И. Котелова, обратившаяся к Постникову! Людмила Петровна и Постников, были в совершенно разных гражданских статусах: она – сражённая внезапно свалившимся горем женщина, член семьи «врага народа», доверившаяся псевдозаступнику. А он, Постников – юрист, а в  прошлом ревтрибунальский деятель, отлично знавший, что процесс заведомо проигрышный, «зарабатывавший» на таких несчастных свой «кусок хлеба», должно быть и не без масла. Себя «выиграл», а скольких проиграл?

Персона: Сухов [Александр Матвеевич][122], на момент ареста В.И. Котелова – старший следователь спецчасти УГБ УНКВД КО, младший лейтенант ГБ. Родился в 1903 г. С марта 1921 г. служил в ЧК. В 1937 г. был переведён в УНКВД КО. До 1942 г. уполномоченный, начальник отделения, старший следователь, затем в тюремном отделе УНКВД КО в должности заместителя начальника тюремного отдела УНКВД по политической части, заместитель начальника особой инспекции, секретарь партбюро. С февраля по октябрь 1945 г. в действующем резерве 1-го Украинского фронта. С 15 октября 1945 г. по 1 сентября 1949 г. начальник Темрюкского отделения НКВД-МВД Краснодарского края. 20 октября 1959 г. в звании подполковника уволен из органов внутренних дел по болезни с правом ношения военной формы. Имел орден Красной звезды, Красного знамени, медали. Его хвалебная биография – в музее патриотического воспитания ОВД Темрюкского района. 

Понятыми при аресте В.И. Котелова были Чижевская Янина Тадеушевна и Иванов Алексей Николаевич. Может быть, соседи по дому…

Как могло статься, чтобы все эти люди не осознавали, что совершают юридическое преступление по отношению к тому, кого пришли арестовывать? Неужели все так и верили в тотальную преступность населения: своих родных, близких и далеких? Вот уж поистине чума мозгов XX века!

И вот что особенно знаменательно в этой связи: практически всех третьестепенных участников «процесса» над Котеловым – народных заседателей, судебных секретарей, включая квази-адвоката, – в оттепельном 1956 г. не оказалось в Кирове! Обнаружилось это в связи с тем, что потребовались свидетели неправедного судилища над Владимиром Ивановичем. В процессе реабилитации (нужна была имитация праведного суда, чтобы расстреливать, а в 1956 г. потребовался новый фарс, чтобы реабилитировать) речь не шла о вызове в суд полчищ энкавэдэшников, а также главарей, зачинщиков кровавых «чисток»: они ведь ни в чём не виновны, это миллионы жертв сами себя оклеветывали, сами строились в колонны и бодро топали в сталинские концлагеря, сами подставляли расстрельщику свои глупые затылки. Задумка состояла в том, чтобы из мелкой сошки – заседателей, секретарей, адвокатов сделать крайних, соорудить из них своеобразный живой щит для главарей, которых никто и трогать-то не собирался. Они – СВОИ. И в самом деле, если обратиться к документам 1953-1956 гг., то увидим там слова, что Военная коллегия, оказывается, «стала сбиваться  на путь огульного осуждения работников, которые были оклеветаны фальсификаторами из следственных органов НКВД-МГБ СССР»[123].

Недолгая хрущёвская Оттепель плакала слезами погибших миллионов. Оттепель – на то она и названа оттепелью: подтаяло да заморозило. Но тот шажок Хрущёва в Оттепель был великим событием в Истории России. Сам Хрущёв был таким же сталинским винтом, как и другие соратники Сталина. Но то, что он пошёл на этот шажок, заслуживает высокой оценки. И стыдно высоко усевшимся «орлам» вслед за Шолоховым называть Оттепель слякотью. Многие и тогда знали или подозревали, что у самого Хрущёва совсем не всё чисто в его прошлом. Краткий исторический миг Оттепели раскрыл истинную сущность строя СССР. Глянцевая картинка социализма была навеки испорчена. Беда же состояла в том, что шажок так и остался шажком. Дорожку снова занесло непроходимыми сугробами, которые по сей день так и лежат на ней не растаявшие. Сам ли, будучи из советской партийной мафии, Хрущёв застопорился? Или «плохие бояре» остановили?

Бывший глава Областного суда КО В.С. Панишев написал в своем заявлении Комиссии по реабилитации репрессированных, что болен и уже давно не выходит из дома. Вот так причина! Обвинять-приговаривать к «вышке» – это всегда – пожалуйста, а присутствовать на заседании комиссии по реабилитации невинно убиенного В.И. Котелова – так болен и не выходит. И как язык-то повернулся заявить, что «обвинительно уклона» не было! Значит, художник-школьный учитель был заговорщиком, почитай, государственного масштаба, раз его расстреляли!

«Дело» В.И. Котелова показательно в нескольких отношениях. Во-первых, оно содержит настоящий донос, по недосмотру не уничтоженный: в других четырех делах моих родственников доносы отсутствуют, а «дела» сразу начинаются с обысков и арестов. Во-вторых, указан  конкретный осведомитель НКВД –  «подрабатывавший» в свободное от преподавания время учитель Н.П.Сапожников (1888-после 1956). По заданию органов он «навещал» наивного интеллигента Котелова, заводил с ним провокационные разговоры, а потом бежал «стучать». Владимир Иванович решил на допросах просвещать следователя, что есть ленинская точка зрения на историю, а что есть ленинская точка зрения на историю, а что есть точка зрения Троцкого и т.д. По вопросам, касавшимся ситуации накануне Второй мировой (пакт Молотова-Риббентропа, финская война и т.п.) Владимир Иванович как современник событий имел адекватное суждение.

  

Карикатура Д. Лоу «Рандеву». Evening Standard. 20 сентября 1939 г

Как это могло произойти, когда не были опубликованы соответствующие  документы, когда из радиоприемников лилась одна сталинская пропаганда? Отвечу: просто. Это витало в воздухе, и тогда многие могли объективно оценивать события, получая информацию из советских газет, читая «между строк». Позднее примешался плотный пропагандистский туман, и разобраться в событиях стало значительно труднее, да и время шло вперёд, выдвигая новые проблемы и оттесняя старые. Сейчас, когда опубликовано громадное количество архивных документов-подлинников (!), когда кремлевские верхи были вынуждены (а как не хотелось!) признать расстрел польских офицеров под Катынью советским преступлением, когда договор Молотова-Риббентропа (а, вернее, Сталина и Гитлера) доказывает соучастие «эффективного менеджера» в преступлениях и пр., большая часть постсоветского общества (а вернее сказать, населения) не желает принять всё это за истину: мешает пропагандистский туман, выпущенный как в прошлом, так и нагнетаемый сегодня.

Так о чём же доносил наёмник «органов» Сапожников о бедняге Котелове? Оказывается, последний не подписался однажды на госзаём и не был членом профсоюза! Вот за эти «прегрешения» и за то, что хранил дома одну статью «контры» Н.А. Бердяева и читал Л. Фейхтвангера «Москва 1937», а также из-за того, что, будучи в Ленинграде, прошёлся случайно по мостовой Каменного острова, не подозревая, что за его спиной (а на самом дела, за квартал до того) дача всесильного временщика А.А. Жданова, ему была назначена «вышка». Но всё это Сапожников сообщал уже в оттепельный 1956 год, конечно, страшась за свою собственную грешную шкуру! Напрасно страшился. СВОИХ не сдают! На все вопросы Сапожников отвечал так, как обычно советуют юристы своим доверителям: «не знаю-не помню» – и взятки гладки. «Короче говоря, я могу показать, что какие-то антисоветские проявления со стороны Котелова были, и я сообщал о них в органы НКВД, но какие именно и какова была степень их опасности, я сказать не могу: за давностью времени не помню», – записано в расстрельном деле Котелова. Архивист ФСБ на Сходненской сказал мне с сочувствием, что мой родственник сам себя оговорил… Ну что ж, и на том спасибо…

Прошу у Вас прощения, вятчанин Владимир Иванович, за слова на сайте современной  прокуратуры Кировской области: «Российская прокуратура на протяжении двух с лишним веков считалась одной из лучших в Европе, отличаясь равно строгостью и гуманностью. Её этика предполагала верность долгу, преданность делу и внимание к человеку». Гуманная прокуратура забыла и Вас, и А.И. Дзирне, и А.П. Катаева, и тысячи других, безвинно пострадавших от её изуверского «внимания к человеку».

 

 

   Жертва пятая

   Александр Павлович Катаев[124]

   (1873- погиб 1939)

    

Скульптор Е.И. Чубаров. Стена памяти жертв сталинских репрессий. Москва. Парк искусств «Музеон». Июль 2015 г. Фото Н.З.

Это муж сестры моего деда Константина Ивановича. Фотографий не сохранилось. В его семье в 1921 г. спасалась от голода моя бабушка Елизавета Николаевна, приехавшая с тремя детьми из Казани в Слободской.

Вот уж не повезло людям жить на сломе времён! Поэт Ф. Тютчев, верно, не задумываясь, писал: «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые». Не Александра Павловича вина, что большевики принесли с собой «минуты роковые». По роду занятий он был потомственным священником, а по-советски, – «служителем культа». Слободской от центра за лесами-за горами, иначе сел бы Александр Павлович ещё в 1920-е годы и был бы расстрелян, а, может быть, и утоплен или заживо замурован. Ведь в декабре 1927 г. «добрый» С.М. Киров недвусмысленно сказал: «ЧК-ГПУ – это орган, призванный карать, а если попросту изобразить это дело, – не только карать, и карать по-настоящему, чтобы на том свете был заметен прирост населения, благодаря деятельности нашего ГПУ»[125].

«Дело» А.П. Катаева разыгралось в г. Слободском на реке Вятке в 1938 г., когда он уже был пожилым человеком. «Наградили» его статьёй 58-10, ч. 1. Приговорили к восьми годам ИТЛ и пяти годам поражения в правах[126]. Больше родные его никогда не видели.

Служил Александр Павлович в Екатерининской церкви г. Слободского. После революции она была оставлена действующей, а другие церкви в городе и монастырь были закрыты.

Назову антигероев пятой трагедии. В уголовном деле А.П. Катаева многие из них чины районного масштаба, зачастую не запечатлевшие своих инициалов: Абрамов б/и[127], народный заседатель;Аксенов Иван Тимофеевич[128], член Кировского областного суда, кандидат в члены пленума обкома ВКП(б)[129]; Возжаев [Сергей Васильевич][130], член облсуда КО, в июле 1937 г. он в облсуде, хотя должен быть народным судьёй в Кировском крае[131]; Грошев [Александр Лаврентьевич][132], следователь; Злыднев [Иван Алексеевич][133], помощник оперуполномоченного Слободского РО НКВД КО; Каплин[134], прокурор, государственный обвинитель; Кошкин[135], народный заседатель; Кощеева[Пелагея Георгиевна] [136], народный заседатель облсуда КО; Минин[137], прокурор; Лопатина[138];Павловский б/и[139] – начальник 4-го отдела 1-го УНКВД КО, лейтенант ГБ, применял лично к арестованным меры физического воздействия[140]; Пономарёв [Михаил Васильевич], оперуполномоченный Слободского районного отдела УГБ УНКВД КО, сержант ГБ; Рычков[141], народный заседатель; Сараев Р.Н. (см. ниже); Смольников[142], член Кировского областного суда; Созинов [Илья Васильевич][143], оперуполномоченный Слободского районного отделения; Сурнин Н[иконор Аверьянович][144], начальник Слободского НКВД КО, лейтенант ГБ; Харченко [Василий Васильевич][145], начальник РО УНКВД КО младший лейтенант ГБ; Шишляев [Николай Ефимович][146], член суда, автор статьи «О беспризорных детях»; Файтелович Макс Юлианович, защитник из Московской городской коллегии защитников;  Юдин б/и[147], зам. начальника УНКВД по КО капитан ГБ; Юревич В.И. (см. ниже).

 Подробности известны только о двоих.

  

  Гэбист Р.Н. Сараев

Персона: Сараев [Роман Николаевич][148] (1903-1973), на момент ареста А.П. Катаева (29 июля 1939 г.) – начальник 4-го отдела УГБ УНКВД Кировской области старший лейтенант ГБ. В Чрезвычайке Харьковской губернии с семнадцатилетнего возраста, далее пять лет – там же, в окружном отделе ГПУ, начальник УНКВД Тернопольской  и Станиславской областей. Полковник. Награды: орден Ленина, три ордена Красного Знамен, орден Богдана Хмельницкого II степени, орден Отечественной войны I степени и орден Красной Звезды; 1946 г. – отмечен знаком «Заслуженный работник НКВД». Применял лично к арестованным меры физического воздействия, что запечатлел вятский житель[149]. С полным правом могу считать, что в основании карьеры полковника ГБ Р.Н. Сараева[150] – косточки моего родственника, мученика Александра Павловича Катаева, реабилитированного тем же государством, которое не препятствовало противозаконным деяниям Сараева, а поощряло их. А себе Сараев это, скорее всего, простил…

    

 

Гэбист В.И. Юревич

Персона: Юревич [Виктор Иванович][151] (1906-26.01.1940) на момент ареста А.П. Катаева (29.07.1938) – начальник УНКВД КО капитан ГБ. С 1928 г. в ОГПУ-НКВД. В 1935 г. ему было присвоено звание лейтенанта, в 1937 – старшего лейтенанта, в 1938 – капитана ГБ. Январь-апрель 1938 – заместитель начальника 6-го отделения 4-го отдела ГУГБ НКВД. С апреля 1938  по 28 мая того же года – начальник 6-го отделения 4-го отдела 1 управления НКВД. С 28 мая 1938 г. по 28 сентября 1939 г. – начальник УНКВД КО. До сих пор карьера Юревича шла всё в горку. И вдруг в 1939 г. он был арестован, приговорён Военной коллегией Верховного суда к ВМН и расстрелян 26.01.1940 г. Чем не угодил?.. Перевыполнил или недовыполнил план по расстрелам? Или кому-то перешёл дорогу? Но точно не по жалобе какого-то подследственного.

Вот что мы читаем у М. Шнейдера и П. Нерлера: «Ранним утром 2 мая 1938 года Мандельштама в Саматихе арестовывают. Решение об аресте принимал старший лейтенант госбезопасности Юревич». Далее авторы расшифровывают, кто такой был этот лейтенант: «Виктор Юревич вообще-то был физруком в санатории ОГПУ "Прозоровка". Просто Витя, статный красавец-блондин. Ежов обновлял кадры и обратил внимание: "А что за симпатичный парень недавно так лихо выступил на активе?" Повысили в звании, направили на следовательскую работу. Очень скоро последним старикам-дзержинцам в аппарате НКВД его ставили в пример: "Посмотрите, как работает выдающийся молодой чекист Юревич!" А те признавались, что боятся проходить мимо его кабинета – так кричали там избиваемые Витины подследственные. К концу жизни у Юревича уже крыша ехала от крови и безнаказанности. Потом самого взяли. Теперь Юревич орал на допросах, били его страшно…»[152].

На IV областной партконференции, состоявшейся в Кирове в марте 1940 г. уже упомянутому начальнику управления НКВД КО Кузьме Егошину выпало сообщить о борьбе с религиозными  пережитками в области[153]. Не называя фамилии священника, обозначив его как «поп К.», начальник НКВД прошёлся по тем же основным моментам, которые были поставлены в вину Катаеву: агитация против вступления в колхозы, сбор средств на противозаконные действия, клеветнические высказывания против советской власти. А вот насчёт якобы желания «попа К.», чтобы Сталин был убит, сказать с трибуны не осмелился. На суде всё это Катаев отрицал: «Виновным себя в принадлежности к контрреволюционной группе церковников и проведении контрреволюционной деятельности не признаю».

Понятыми при аресте А.П. Катаева были Истомин Владимир Егорович и Пырегов Анатолий Николаевич, видимо, слобожане.

Александр Павлович Катаев был реабилитирован только в 1991 году. Сделало это то же самое государство, которое и загубило его жизнь. В Слободском ходил слух, что кто-то из выживших репрессированных видел А.П. Катаева в ИТЛ Медвежьегорска, где он, видимо, и погиб (сообщил вятский историк и поэт А.В. Рева). Могилы нет. Есть захоронение в неизвестном месте, на просторах родины чудесной.

  

 

Урочище Сандармох. Памятник жертвам политических репрессий

Вся выше названная камарилья, от Батнера до Юревича, «РАБОТАЛА» над истреблением своих же соотечественников! Конечно, в архиве ФСБ все сведения есть. Но кто же осудит СВОИХ?

А поняли ли бы все упомянутые, за что я хотела бы наградить их виртуальными пощёчинами? Верится с трудом. Безразличные к вопросам морали, легко внушаемые, алчные, прельщённые возможностью быстрого социального лифта, материальными благами и неограниченной властью над людьми, они же были уверены, что исполняют свой долг…

Двенадцать из шестидесяти трёх лиц, упомянутых в уголовных делах моих родственников, у которых известны даты жизни, умерли в возрасте от 45 до 93 лет. Четверо были осуждены в 1938-1941 гг. и получили ВМН.

Каждая египетская пирамида имеет мощное основание и вершину. Несомненно, любая из них строилась с основания. С небес таких громадин не построишь. А вот государственный террор строится только сверху. От одной вершины. У нас – начиная с Ульянова-Ленина.

 

  

Каждый год 29 октября у Соловецкого камня на Лубянской площади потомки репрессированных  зачитывают списки погубленных граждан России. Фото Н.З. 2012 г. 

  Москва, весна 2015 г.

 Примечания

 

[1]  См. ниже.

[2]  Ваксберг А.И. Моя жизнь в жизни. Т. 2. М., 2000. С. 328, 329.

[3]  Тепляков А.Г. Машина террора. ОГПУ-НКВД Сибири в 1929-1941 гг. М., 2008. С. 528, 529.

[4]  Джугашвили Е. Мой дед Иосиф Сталин. «Он святой». М., 2015.

[5]  Сувениров О.Ф. Трагедия РККА 1937-1938. М., 1998. С. 39; АПРФ. Ф. 3. Оп. 33. Д. 180. Л. 50.

[6]  Чтобы не возникало желания искать у Завойских польских корней, скажу: фамилия образована от небольшой речки в Вятском крае – Вои.

[7]  Завойская Н.Е. Военный врач К.И. Завойский // Чародей эксперимента: Сборник статей об академике Е.К. Завойском. М., 1994. С. 231-251.

[8]  Сергей Семенович Куликовский (1896-16.10.1937) и Генрих Игнатьевич Кулешо (1899-20.11.1937). Их имена остались в спецсообщении Ежова Сталину  (15 апреля 1938 г.) // Лубянка. Сталин и Главное управление государственной безопасности НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. 1937-1938. М., 2004. C. 519-526.

[9]  Станислав Павлович Павловский (1895-17 ноября 1937) - помощник командира 6-го железнодорожного полка по технической части (Киевский военный округ).

[10]  Михаил Дмитриевич Соломаха – о его судьбе сведений не имею.

[11]  Подчеркнутые мною слова явно принадлежат следователю Клейману. Далее идут слова обвиняемого инженера Б.К. Завойского, рисующие безотрадную картину боеготовности ведомства. В самом деле, откуда Клейману знать о дырявой крыше или о домкратах с нивелирами?

[12]  НЗ – неприкосновенный запас.

[13]  Скорее, Беретта.

[14]  Киев. СБ. Д. 38551. ФП. Л. 56 об.

[15]  Завойский В. Минувшее. Казань, 1996. С. 99.

[16]  В деле Б.К. Завойского имеется справка о расстреле с пометкой «секретно» (л. 58). По мнению жены его сына, расстрелянных закапывали тогда в Святошине.

[17]  Б/и – без инициалов.

[18]  Абрамов В. Евреи в КГБ. М., 2005. С. 104-105; Через трупы врага на благо народа. Т. 2. М., 2010. С. 60, 678.

[19]  Васильев В.Ю. «Большой террор» в Украине (1936-1938 годы) // http://liberte.onu.edu.ua/upload/file/file_3/vasilev_v.%20%D1%8E.(+).doc

[20]  Новодевичье кладбище. Участок 4, ряд 20. Некролог Бабича // Красная звезда. 1948. 10 декабря.

[21]  Вертилецкая Е.В., Ребрина Е.Ю., Федорова М.А. Репрессии в среде преподавателей высших учебных заведений г. Свердловска в 1937-1938 гг. // Архивы Урала. № 9-10.  2006. С. 192-292.

[22]  Может быть, в Сухановке (объект 110)? Но оттуда редко кто выходил живым. Разве что Ульрих «выручил».

[23]  Как чего-то боялся? Конечно, боялся получить выстрел в затылок.

[24]  Потому что знал о готовившихся репрессиях  немцев Поволжья.

[25]  Ваксберг А. Моя жизнь в жизни. Т. 2. М., 2000. С. 331, 332.

[26]  На фотографии  И.М. Зарянов справа. Слева генерал М. Крамер (США).

[27]  Реабилитация: как это было. Март 1953-февраль 1956 гг. Документы Президиума ЦК КПСС и другие материалы. М., 2000. С. 243, 404.

[28]  Кузыбаева М.П., Николаев А.В., Дыдыкин С.С. О профессоре П.Н. Обросове (1880-1938) // Вопросы реконструктивной и пластической хирургии. 2012. Т. 15. № 2 (41). С. 74.

[29]  Социалистическая законность. 1944. № 1. С. 44.

[30] Суд палача. Николай Вавилов в застенках НКВД. Биографический очерк. Документы. М., 1995. С. 513, 514, 515.

[31] Голгофа академiка Кравчука. Зiбрания документiв. Луцк, 2011. С. 108.

[32] Карчмет А. А. Рокоссовский: Терновый венец славы. М., 2001. Стр. 155-156.

[33] Новодевичье кладбище, участок 4, ряд 32.

[34] Ушаков С.Ю., Стукалов А.А. Фронт военных прокуроров. М., 2000. С. 25. Вот в таких записях – всякое лыко в строку. Не дело писать о росте и фигуре. Писать надо о ЖЕРТВАХ таких людей.

[35] Звягинцев В.Е. Война на весах Фемиды: война 1941-1954 гг. в материалах следственно-судебных делах. М., 2006. С. 55, 56.

[36] Iнститут iсторii Украiни нацiональноi Академиii наук Украiни. Документи i матерiали. 1936-1991. Кн. 1. Киев, 2011.

[37] Интернет: Библиотека Виктора Конецкого. Сообщение от 22.07.2009 о смерти младшей сестры Марии Рогинской. В журнале «Советская юстиция» имелась статья Г. и М. Рогинских (т.е. Григория и Марка с общей фамилией Рогинские. Позднее они разделились: Григорий писался Рогинским, а Марк писался Рагинским. Вероятно, они были родственниками.

[38] Вся Москва: Адресно-справочная книга 1936 год. М., 1936. С. 60.

[39] Кнехт – der Knecht – слуга (нем.).

[40] Социалистическая законность. 1938. № 3. С. 49; 1937. № 2. С. 12-16.

[41] Социалистическая законность. 1944. № 1. С. 46.

[42] Кстати сказать, сам генеральный прокурор, став в 1926 г. членом ВКП(б), прошёл к вершине своей карьеры от следователя до прокурора УССР именно на Украине, где НКВД свирепствовал  со всей мощью, не мог выйти совершенно не замешанным в репрессиях, о чем умалчивает А. Звягинцев (Звягинцев А. Руденко. Генеральный прокурор СССР. М., 2012). Историк В.М. Микушев писал: «Третьим членом Особой тройки был прокурор Донецкой области Роман Андреевич Руденко. Это потом, в 1945-46 гг., он будет выступать главным обвинителем от СССР на Нюрнбергском процессе, обвиняя и изобличая нацистских преступников. А в 1938 году в Донбассе он вёл беспощадную борьбу с «врагами народа» // Правда через годы. Статьи, воспоминания, документы.  Вып. 4. Донецк, 2000. С. 65. Более подробно о деятельности Руденко до 1945 г. – в: «Перед Нюрнбергом…» Ю. Щеглова // Континент. 2004. № 120. В статье «Тайна виллы прокурора Руденко» заместителя Генерального прокурора РФ А.Г. Звягинцева  описана шикарная вилла, в которой, наверняка, бывал или жил и Рагинский, принадлежавший к свите Руденко. Примечательны слова теперешнего владельца виллы: «Советская делегация умела погулять» (Прокурор. № 2. 2013. С. 103-109).

[43] Звягинцев А. Нюрнбергский процесс. Без графа «Совершенно секретно». М., 2011. С. 31.

[44] Рагинский М.Ю. Нюрнберг. Перед судом истории. М., 1986. С. 187.

[45] Кандидатская диссертация М.Ю. Рагинского – «Основные процессуальные вопросы организации и деятельности международных и военных трибуналов в Нюрнберге и Токио». М., 1950.

[46] Звягинцев А.Г. Грозный баловень судьбы, или По законам своего времени // Прокурор. № 1. 2013. С. 117.

[47] Слова поэта И.Северянина.

[48] Николай Петрович Жилин (1893-1989), брат Л.П. Котеловой.

[49] Социалистическая законность. 1937. № 11. С. 38.

[50] Донское кладбище, колумбарий 22, секция 43.

[51] Великая Отечественная война 1941-1945. М., 1985.

[52] Прокуроры. Документально-публицистический сборник о делах и людях Прокуратуры. М., 1996. С. 9, 12.

[53] Кудрявцев В.Н., Трусов А.И. Политическая юстиция в СССР. СПб., 2002. С.276.

[54] Есть ещё один номер дела  Л.А. Завойской: 36509 – фонд периферийных дел.

[55] Архив управления СБ У по Днепропетровской области. Фонд уголовных дел. Д. 92795. Л. 8.

[56] В 1990-е годы я интересовалась у ректора КГУ Ю.Г. Коноплёва насчёт секретных документов о моём отце. В архиве университета ничего не оказалось.

[57] ГАРФ. Ф. 2306. Оп. 70. Д. 3623. Л. 17. «Работает весьма успешно в области ультракоротких волн, на темы оборонного характера. Научно инициативен. Это – тип чистого исследователя. В общественной работе активен, читает лекции для изобретателей. Член Райсовета».

[58] ГАРФ. Ф. 2306. Оп. 70. Д. 3622. Л. 40 об. «1) Лекции читает неудовлетворительно, 2) брат арестован органами НКВД, 3) беспартийный».

[59] Чародей эксперимента. Сборник воспоминаний об академике Е.К. Завойском. М., 1993 и 1994. С. 215.

[60] Отца моего вызывали на Чёрное озеро (Казанская Лубянка). В Перестройку я наведалась в казанскую ФСБ и просила найти «дело» о спирали Эри. Мне было сказано, что дело было, видимо, уничтожено как «бесперспективное».

[61] Есть версия, что арест старшего брата был  главной  причиной того, что Е.К. Завойский, будучи действительным членом АН СССР, состоял в списке «невыездных».

[62] Кияк Б., Проскура О. Доля академика Гольдмана // З архiвiв ВУЧК-ГПУ-НКВД-КГБ.  1997. № 1/2 (4/5). С. 253-262.

[63] Прокуратуре Новгородской области – 70 лет // Прокурор. № 4. 2014. С. 95.

[64] РГАВМФ. Ф. Р-2192. Оп. 5. Д. 62827 (Срубас П.О.). На 12 л.

[65] Возможно, Факторович Михаил Сергеевич, в 1938 г. он отмечен в Харьковском военном округе.

[66] Архив управления СБУ по Днепропетровской области. Харитонов Павел Иванович. П-13015. На 143 л.

[67] Архив РНЦ «КИ». Ф. 3 л/д. Д. 15. На 16 л.

[68] Харитонов П.И. Производство азотной кислоты окислением аммиака. М.-Л., 1933. 198 с. Имеется до сих пор в РГБ (но, увы, книга заштабелирована).

[69] Архив управления СБУ. П- 13015. Л. 70.

[70] Орлянская Л.  «70-тилетию Баглейского района Днепродзержинска посвящается // Листок «Событие» 15 мая  2015 г.  (Л.Я. Орлянская – директор музея истории ПАО “Днепразот”).

[71] См.: Бруштейн Абрам. Одноклассники // Независимая газета. 6 октября 2000. Автор написал о преподавателе Александре Яковлевиче Скидельском, который преподавал на 3 и 4 курсах «Процессы и аппараты». По словам Бруштейна, А.Я. Скидельский был репрессирован и «сгинул без следа». Нет, след всё-таки остался. Поэтому и надо, чтобы историки, занимающиеся проблемами Большого террора особое внимание обращали на изучение дел «рядовых» репрессированных. Они достаточно информативны.

[72] Архив управления СБУ по Днепропетровской области. Д. 13015. Л. 23. Младший брат академика И.Е. Тамма Леонид проходил свидетелем по делу на организованном  А.Я. Вышинским процессе над Ю.Л. Пятаковым и др. П.И. Харитонова на судебном заседании он не назвал.

[73] Абрамов В. Евреи в КГБ. Палачи и жертвы. М, 2005. С. 421.

[74] АЧК – Азово-Черноморский край.

[75] Папчинский А., Тумшис М. Большая чистка. НКВД против ЧК. М., 2009. С. 35.

[76] Васильев В.Ю. «Большой террор» в Украине (1936-1938 годы). http://liberte.onu.edu.ua/upload/file/file_3/vasilev_v.%20%D1%8E.(+).doc  C. 62-77.

[77] Папчинский А., Тумшис М. Щит, расколотый мечом. НКВД против ВЧК. М., 2001. С. 315.

[78] Ершов В. Полiтичнi репресii в Житомирськом педiнститутi 1933-1941 рр. // Волинь-Житомирщина. Iсторико-фiлологiчний збiрник з регiональних проблем. Житомир, 1998. С. 61.

[79] Катынь. Пленники необъявленной войны. М., 1999. С. 170, 444. Здунис неплохо отделался: могли бы расстрелять как ненужного свидетеля, но удалили в Инту. 

[80] Система исправительно-трудовых лагерей в СССР, 1923-1960: Справочник. М., 1998. С. 229; Морозов Н.А. ГУЛАГ в Коми крае. 1929-1956. Сыктывкар, 1997. С. 64.

[81] Официальный сайт ГУФСИН России по Приморскому краю.

[82] Официальный сайт ГУФСИН России по Приморскому краю.

[83] Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. 1923-1960. М., 1998. С. 518.

[84] Багиров Э. Горькие дни на Колыме: Воспоминания политзаключенного. Баку, 1999. С. 167.

[85] Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. 1923-1960. М., 1998. С. 438.

[86] Слоневский А., Слоневская И.-Бухман. Четыре поколения, или исповедь за усопших. Семейная хроника на фоне исторических событий. Днепродзержинск, 2014. В архиве  Могилёв-Подольского окружного исполкома есть дело В.М.Папермана – Ф. Р-489. Оп. 1. Д. 676. 28 июня. 1926. На 2 л.

[87] ОЛП – отдельный лагерный пункт.

[88] Крюгер Ф. Отверженные. Воспоминания  // Так это было. Национальные репрессии в СССР. 1919-1952 годы. Т. I. М., 1993. С. 225, 234, 235. См. также: воспоминаия Е. Ойриха [E. Eurich] «С партийным билетом за колючей проволокой» // Osteuropa – Institut München Mitteilungen. № 50. November, 2003. S. 53.

[89]УМБ РФ. КО. СУ-4704. На 182 л. О нём я опубликовала статью «Творец исчезнувших картин, или трагическая история простодушного // Вятский еженедельник «Выбор». № 7 (154). 26 февраля-5 марта 1994 г. С. 8. Я упросила архивиста ФСБ дать мне две тюремные фотографии В.И. Котелова до утра следующего дня для пересъёмки. И в самом деле: мой адрес и телефон им известны, ничем ведомство не рисковало. Так что можно считать, что художник сутки побывал на свободе. Утром фото были возвращены. 

[90] Судьба Алёши Котелова сложилась трагично. Он окончил исторический факультет ЛГУ по специальности археология. Три года его не принимали на работу из-за анкетных данных. Во время испытания атомной бомбы находился в экспедиции в Казахстане. Конечно, экспедицию никто не оповестил об опасности. Алексей скончался от рака крови. Потомства род Котеловых не оставил.

[91] Киров.СБ. Д 279, СУ-4704. Л. 1.

[92] Архив русской революции. Т. 7. С. 275.

[93] ГАСПИ. Ф-1290. Оп. 17. Д. 924. На 10 л.; Оп. 19. Д. 297. На 17 л.

[94] ГАСПИ КО. ФП-1290. Оп. 17. Д. 3327. На 32 л.

[95], 71  Эти два сотрудника НКВД могут быть одним лицом. В ГАСПИ КО в ФП-1290. Оп. 19. Д. 1369; по описи 17. Дд. 4156-4164. Всего Рябовых 10 лиц.

[96] Сексот – сокращённое от секретный сотрудник.

[97] Скрябиных в ГАСПИ 9 человек: ГАСПИ КО. ФП-1290. Оп. 17. Дд. 4420-4427; Оп. 19. Д. 1460.

[98] ГАСПИ КО. ФП-1290. Оп. 17. Два человека.  Дд. 5107-5108. Оп. 19. Д. 1724.

[99] ГАСПИ. КО. ФП-1290. Оп. 19. Д. 1762. На 12 л.

[100] ГАСПИ КО. ФП-1290. Оп. 17. Д. 5361. На 16 л.

[101] ГАСПИ КО. ФП-1290. Оп. 17. Д. 5391. На 14 л.

[102] КРО – контрреволюционный отдел.

[103]Солженицын А.. Архипелаг ГУЛАГ. 1918-1956. Опыт художественного исследования. III-IV. Вермонт-Париж, 1987. С. 117, 115. В деле В.И. Котелова имеется только один инициал Гаврика, у Солженицына инициалов нет.

[104] ГАСПИ КО. ФП-1209. Оп. 17. Д. 803. На. 6 л. Упомянут в Кировской правде. 1940, 14 июня. № 135 (1531). С. 4 (Его подпись под  некрологом  Я.С. Зайцева).

[105] Социалистическая законность. 1945. № 4. С. 5.

[106]  Киров. СБ. Д. 279, СУ-4704. Л. 31.

[107] ГАСПИ КО. ФП-1290. Оп. 17. Д. 1099 (05.02. 1939-30.10.1942 г.). На. 15 л.  Упомянут в Кировской правде. 1940 г., 14 июня. № 135 (1531). С. 4.

[108] Социалистическая законность. 1944. № 1. С. 47.

[109] ГАСПИ КО. ФП-1290. Оп. 17. Д. 1224. На 20 л.

[110]См.: Кировская правда. 1940 г.17.03. № 63 (1458). С. 3. Речь тов. Егошина на IV областной партконференции.

[111] В ГАСПИ КО имеется два Зотовых: Михаил Андреевич и Павел Михайлович. ФП-1290. Оп. 17. Д. 1515. На 12 л.; Д. 1516. На 11 л.

[112] Садырин Б.В. Вятский Шаляпин.  Киров, 1998. С. 79.

[113] ГАСПИ. ФП-1290. Оп. 19. Д. 936. На 21 л. Фото на л. 3.

[114] Киров. СБ. СУ-4704. Д. 279. Л. 114.

[115] ГАСПИ КО. ФП-1290. Оп. 17. Д. 3567. На 19 л.; Оп. 19. Д. 1162. На 11 л. Фото на л. 4.

[116] Киров. СБ. СУ-4704. Д. 279. Л. 90.

[117] ГАСПИ КО. ФП-1290. Оп.17. Д. 3886. На 8  л.

[118] Советская юстиция. № 21. 1935. С. 11, 16.

[119] Кировская правда. 1937 г., 10.01.  № 10 (624). С. 4.

[120] Звягинцев А., Орлов Ю. Прокуроры двух эпох. Андрей Вышинский и Роман Руденко. М., 2001. С. 156-157.

[121] Кировская правда. 1940 г. 28.02. № 48 (1443). С. 4.

[122] ГАСПИ КО. ФП-1290. Оп. 17. Д. 4723. На 11 л.

[123] Реабилитация: как это было. Март 1953-февраль 1956 гг. Документы Президиума ЦК КПСС и другие материалы. М., 2000. С. 240.

[124] УМБ РФ КО. Д. СУ-3512 На 58 листах.

[125] Соловецкие лагеря особого назначения: Фотолетопись / Науч. ред. Ю.Б. Демиденко. Авт.-сост. Т.А. Сухарникова. СПб., 2004. С. 22. Приношу благодарность заведующей Музея С.М. Кирова Татьяне Анатольевне Сухарниковой за указание на этот печатный источник. В музее, надо полагать, имеется подлинный документ.

[126] СБ КО. СУ-3512. На 57 л.

[127] ГАСПИ КО. ФП-1290. Оп. 17. Дд.4-7; Оп. 19. Д.3. Абрамовых значится  4 лица.

[128] ГАСПИ КО. ФП-1290. Оп. 17. Д. 39. На 11 л.

[129] Кировская правда. 1940 г. 16.03. № 62 (1457) С. 1.

[130] ГАСПИ КО. Ф. 1290. Оп. 17. Д. 678. На 17 л.

[131] Советская юстиция. 1937. № 13. С. 28.

[132] ГАСПИ КО. ФП-1290. Оп. 19. Д. 320. На 8 л. На сайте ГАСПИ Кировской области имеются имена, отчества и фамилии номенклатурных работников. Если у указанных лиц нет однофамильцев, то в скобках я поставила имя и отчество.

[133] ГАСПИ КО. ФП-1290. Оп. 17. Д. 1479. На 21 л.

[134] Каплиных в ГАСПИ КО два: Александр Андреевич и Николай Иванович.  ФП-1290. Оп. 17.  Д. 1702 и Д. 1703. По описи 19.  Д. 582. Всего три лица. Одно из этих лиц был в 1937 г. председателем спецколлегии облсуда КО (Кировская правда. 1937 г.. 2, 5, 24 октября). 

[135] ГАСПИ КО. ФП-1290. Оп. 17. Дд. 2256-2262. Оп. 19. Д. 733. Всего 8 лиц.

[136] ГАСПИ КО. ФП-1290. Оп. 17. Д. 2275. На 9 л.

[137] ГАСПИ КО. ФП-1290. Оп. 17. Дд. 3069-3072. Всего 4 лица.

[138] ГАСПИ КО. ФП-1290. Оп. 19. Дд. 873, 874. Всего 2 лица.

[139] ГАСПИ КО. ФП-1290. Оп. 17. Дд. 3551 и 3552. Всего 2 лица.

[140] Мильчаков Е. Грозы и травы. Жизнь и творчество Алексея Ивановича Мильчакова. Киров, 2001.

[141] ГАСПИ КО. ФП-1290. Оп. 17. Дд.  4147-4153; Оп. 19;. Дд. 1366-1368. Всего 12 лиц.

[142] ГАСПИ КО. ФП-1290. Оп. 17. Дд. 4510-4513; Оп. 19. Д. 1499. Всего 5 лиц.

[143] ГАСПИ КО. ФП-1290. Оп. 19. Д. 1509. На 16 л.

[144] ГАСПИ КО. ФП-1290. Оп. 17. Д. 4699. На 13 л.

[145] ГАСПИ КО. ФП-1290. Оп. 17. Д. 5122. На 12 л.

[146] ГАСПИ КО. ФП-1290. Оп. 17. Д. 5602. На 23 л.; Кировская правда. 1940. 4.02. № 28 (1422). С. 4.

[147] Юдиных в ГАСПИ КО 6 человек. ФП-1290. Оп. 17. Д. 5753-5758.

[148] ГАСПИ КО. ФП-1290. Оп. 17. Д. 4237. На 8 л.; НКВД-МВД СССР в борьбе с бандитизмом и вооруженным националистическим подпольем на Западной Украине, в Западной Белоруссии и Прибалтике (1939-1956). Сост.  Н. Владимирцев, А. Кокурин.  М.,  2008. С. 429, 435, 438, 449, 457, 463.

[149] Мильчаков Е. Грозы и травы. Жизнь и творчество Алексея Ивановича Мильчакова. Киров, 2001.

[150] Органи державноi безпеки Киiвщини (1919-1991) у фотографiях i документах. Киiв, 2004.

[151] ГАСПИ КО. ФП-1290. Оп. 17. Д. 5765. На 8 л.

[152] Шнейдер М.П. НКВД изнутри: Записки чекиста. М., 1995. С. 44-46. См. также: Нерлер П. Слово и «Дело» Осипа Мандельштам. Книга доносов и обвинительных заключений. М., 2010. С. 107.

[153] Кировская правда. 1940. 17.03. № 63 (1458). С. 3.

 

Оригинал: http://7iskusstv.com/2017/Nomer3/Zavojskaja1.php