Чуть дымка. Одуванчик за стеклом
На ниточке порхает, несгораем.
Последняя равнина пред горами –
Уж тени прячут слабый, но уклон,
Уж лампа ярче неба за углом.
Я вдоль дверей иду, не отпирая.
Земля какая – первая? Вторая? –
Чей профиль мне принять за эталон?
Как прежде зодчих скалы-образцы
Рисуют вал, ристалище и рынок,
Как почва начинается с пыльцы,
Ржавеет рельс, но полон лес тропинок,
И скрипка у подножия стены,
И темные века населены.
1.
Чуть дымка. Одуванчик за стеклом
Со лба снимает пот на пятом гейте.
На дне дуги ни дом, ни кофе в "Пете"
Не дарят линзы. Впрочем, поделом:
Рассеянно связуя небосклон,
Ладонь летит лозой санскритских петель.
Сиэтл-Такома, как его ни клейте,
Архипелаг. И если б только он!
Я множеством рождений равен ламе:
Циклотимия. Вечер в этой лампе –
Приют финальней льда и янтаря.
Рубаху прочь! Крыло заденет краем.
Мой страж – не разум – глазом пескаря
На ниточке порхает, несгораем.
2.
На ниточке порхает, несгораем,
В железных крышах щебет миндаля.
Щербатым эхом день календаря
По колеям разбрасывает гравий –
Весна в Гилрое, как в Зеленограде,
Во сне у абсолютного нуля.
И, прежнего себя не отдаля,
Он тот, что был, хоть сам себе не равен.
Живи еще, не сбросив одеяла!
Вдруг стежка, что тебя соединяла
Мостами, перевалами, дворами,
Что горизонты плавила, пленя,
Которой шел до нынешнего дня –
Последняя равнина пред горами?
3.
Последняя равнина пред горами,
Где соль небес оставила волна –
Где, отойдя, рассыпалась она
Железом мостовых, водою в кранах,
Неузнанная в старых диорамах,
Но та же, крепче льда и проще льна,
Она врастет в другие имена –
Не тки знамен. Не платы жди о ранах.
Вздыхай, что карты высохли морские
В сиесты зное! Пусть пути людские
Кривятся не уменьем, не числом,
Но случаем. Сверяй теченье неба
Алмазом королей и инженеров:
Уж тени прячут слабый, но уклон.
4.
Уж тени прячут слабый, но уклон,
И леска мака капюшон качает.
Вдруг с треском, симулируя несчастье,
Стреляет куст не ящеркой – щеглом.
Отрог. За эшелоном эшелон
Из серпантина тянутся клещами.
Недолго колокольчики бренчали...
В долине семь. Просвету между крон
Ни в ракурсе одном не стать синее,
Уже не вяжут битумные змеи
Сердитые послания узлом.
Тропа мерцает, родом из Чешира,
Но я рулю направо от вершины –
Уж лампа ярче неба за углом.
5.
Уж лампа ярче неба за углом,
Дым факелов. И звон мешает зелья.
Как на костер в степи, на нас глазеет
Ущерб, рубец, Андреевский разлом.
Ушедшие в закат на Авалон,
Мы отразили Среди-морно-земье.
Вдовица Сара, чадо угрызений,
Кого ты собираешь за столом?
Вдоль книг иду. Поверить переплетам,
Так тех, что руль держали от себя,
Кто нервным окончаниям грубя,
Кто прилегая нервным поворотам.
Корунд, резец, сам воли истиранье,
Я вдоль дверей иду, не отпирая.
6.
Я вдоль дверей иду, не отпирая.
В аллее с пальм осыпалась кора.
¡El Niño, мальчик, школьная пора!
На арт иди чертить свои спирали.
Прохлада и отлив на литорали.
Чтоб строить корабли и флюгера,
Не нужно быть никем позавчера –
Картон, моток и день один стараний.
Камелия, фонарь, как белый рис,
Бросают бисер, мелок и ребрист,
Как голос старой дамы вверх и вниз
Качается, плетенье разбирая.
Где время то, где зерна поднялись?
Земля какая – первая? Вторая?
7.
Земля какая – первая? Вторая?
То ты плясала в мае у шеста,
То начинала с чайного листа –
Шурша листы лежат, перекрывая:
Там пепельно-весенние Гавайи,
Там южно-антарктический Кронштадт,
А те, что плыли с переменой дат,
Несли на бусах воздух Гималаев.
От драхмы геометра в кошеле
До платины редчайшей на земле,
Не смешивая, не перенимая,
Тряхнув главой, зовешь со всех сторон.
Так оттиском твоим, героем, магом
Чей профиль мне принять за эталон?
8.
Чей профиль мне принять за эталон?
В полукругах кленовых, тополиных
На площадях не селят исполинов –
Там старожилы мирятся с теплом.
Асфальт течет – спеши, води стилом!
Лежат под миражами Лебедь, Лира,
Лишь к ноябрю над зеркалом залива
Проходят клинья мраморных колонн.
Наутро фронт сведут нерастяжимо.
"Зима", – предупреждают старожилы;
"Нет, осень", – над крыльцами бубенцы.
За эту осень кофе пью до гущи,
И прежде "Дельты" мрежи чертят гуси,
Как прежде зодчих скалы-образцы.
9.
Как прежде зодчих скалы-образцы,
Наш древний лес шевелится клыками
Индокитайской мины, пумы, ками
В словах любых. Шиповника венцы
Свивает нам не ночи антрацит –
Адамов грунт, нетронутый веками!
Держи баланс дрожащими руками,
Не спи лисой, торговкою, Сун Цзы –
Нет прожитому двери прислониться.
Царевна Alga вклеена в грибнице;
Мечи в окно Харона серебро,
Журавлика стрелу, псалма отрывок –
Без пользы. Дети, пробуя перо,
Рисуют вал, ристалище и рынок.
10.
Рисуют вал, ристалище и рынок,
К цветам зовут и бронзу льют в огне.
С камерафона в чайном портмоне
Пророчит Серафим, свирепый инок,
В Карибах баржа манит окариной
Другие горы в черной вышине.
В корчме уже спланирован вчерне
Союз борьбы спасения от рыжих.
Мне кровь сосет молчания омела.
Я день бродил, и плевра опьянела,
Я здесь паду, как падают пловцы
В капрон релятивистского предела,
Как раковины извести и мела,
Как почва начинается с пыльцы.
11.
Как почва начинается с пыльцы,
Еще не близко глазу корневое.
Сияют над шипелью дождевою
Поддельною патиною квасцы,
Галдят на карусели праотцы,
И вкатаны в асфальт земля и воля,
И сохнет белка, плоская, как вобла,
И за мостком названивает цинк,
От Мандельброта нам передавая,
Что линия твоя береговая
Длиннее жизни. Надобно прямить.
Где ледники карбоном растопило,
Родник к ручью, непойманный, приник.
Ржавеет рельс, но полон лес тропинок.
12.
Ржавеет рельс, но полон лес тропинок.
Мошка звенит. Стрясая, бег стреми.
Но ёлы алы, ямбы Saint-Denis!
Под скат кому вы подняли стропила?
Чу – не росой, лишь хвоей окропило.
La vista, зазывала искони,
Блазнит: горячий камень расколи.
Двенадцать скажут слово после пира,
Но сколько зажиганьем не искри,
Уж четверо качнули, понесли.
И вальс мостят катками "Автодора"
Индейский барабан из Эквадора,
И колокол – коленный вал луны,
И скрипка у подножия стены.
13.
И скрипка у подножия стены,
И тянется туман, как дым кальяна.
С тяжелым молчуном педант Эль-Кано
Торгуется до прибыльной цены.
Вся соль морей от Лотовой жены!
Но я, из соли выделанный, встану,
Ста футов не дойдя до океана
И пены лишь касаясь, не волны.
Пишите здесь, стоящие у горна,
Что Mari Nostro нет другого горла,
Что правды знать не надо наперед,
Что мне ни мед не жмет, ни гнет не трет,
Но швы долин дрожат, накалены,
И темные века населены.
14.
И темные века населены:
Не то, что возвращеньем короля
(хотя и с этим тоже корреля), –
Но новый круг: не мамонты, слоны.
А если рвы тесны, и сны сумны,
И крепок брак жнеца и коваля –
Есть холод солнца, твердая земля,
Кофейное зерно, игла сосны.
Но пусть стучат костяшки домино,
Что каждому поднять доведено
На плечи не лавины снежный ком,
А легкий ранец собственной вины.
Бегут студенты к паре, зелены.
Чуть дымка. Одуванчик за стеклом.
Оригинал: http://7iskusstv.com/2017/Nomer3/Romanovsky1.php
