В знаковом для 60-х годов прошлого века фильме Михаила Ромма «Девять дней одного года» один из ироничных персонажей, которого блистательно сыграл Иннокентий Смоктуновский, высмеивает плакат в физическом институте: «Откроем новую частицу в текущем квартале!» Как ни странно, история любит такие шутки и революцию в физике подгадала точно к началу ХХ века.
Говоря языком математики, революция – это всегда разрыв непрерывности. Плавное развитие физики от Архимеда, Ньютона и Галилея до Фарадея и Максвелла привело к концу XIX века к тому, что стало казаться, будто практически все физические проблемы уже решены. Физики могли рассчитать траектории любых движущихся тел, разобраться в сложнейших электромагнитных, тепловых и оптических процессах… До структуры атома, правда, дело тогда еще не дошло, но считалось, что нет больше таких задач, которые были бы не под силу классической физике.
Показательно, что когда юный Макс Планк собрался изучать теоретическую физику, профессор Мюнхенского университета Жолли отговаривал его, убеждая, что в этой области все уже сделано и молодому человеку не стоит тратить время и силы на это бесперспективное занятие. К счастью, Макс не послушался совета старого профессора и стал одним из основоположников новой физики. Именно Планк в самом конце 1900 года сделал смелое предположение, что свет распространяется не непрерывно, а сгустками, квантами. Из этой гипотезы родилась вся квантовая физика, позволившая объяснить строение микромира.
Через пять лет появились знаменитые статьи Альберта Эйнштейна, никому еще не известного сотрудника патентного бюро, взломавшие представления классической физики о времени и пространстве, выбросившие из рассмотрения идею мирового эфира, без которой физики XIX века не представляли себе свою науку.
Об этом интереснейшем времени рассказывает в своей небольшой, но насыщенной событиями и фактами книге Евгений Беркович. Но не только научной революцией примечательно начало ХХ века. Примерно тогда же закончилась «прекрасная эпоха» в развитии Европы, и Первая мировая война ознаменовала начало века Катастроф. Война бесцеремонно вмешалась в судьбы героев книги. Один из них – физик Петер Прингсхайм – оказался на долгие пять лет в концлагере для военнопленных и интернированных лиц в далекой Австралии. Другой – тоже физик, знаменитый нобелевский лауреат Джеймс Франк – стал офицером, храбро сражался на фронте, хотя до конца войны не избавился от интеллигентской привычки добавлять к военным командам слово «пожалуйста».
Кстати, оба героя книги выросли в еврейских семьях. Среди ученых, участвовавших в революции в физике, евреев было немало. В книге объясняется и этот феномен. К социальным переломам рассматриваемой эпохи нужно добавить еще и завершение долгого процесса еврейской эмансипации в Европе, когда закончились формальные ущемления прав евреев и многие из них заняли заметное положение в обществе. Наложение во времени двух социальных изломов – революции в физике и еврейской эмансипации – одна из причин так называемой «нобелевской аномалии», означающей, что процент лауреатов с еврейскими корнями существенно превышает средний процент евреев среди остального населения. В книге Берковича на примере истории семьи Прингсхаймов показан непростой путь евреев от полного бесправия – в элиту обществе, образно говоря, из гетто в профессоры.
После непрочной Веймарской республики наступила двенадцатилетняя тьма нацистского господства в Германии. Первым гитлеровским законом, в котором упоминается слово «арийский», был закон от 7 апреля 1933 года ««О восстановлении профессионального чиновничества», запрещавший неарийцам занимать государственные должности. Удар пришелся, прежде всего, по евреям-профессорам университетов, ведь профессор в Германии – это высокопоставленный госслужащий. И Прингсхайм, и Франк потеряли свои должности и вынуждены были эмигрировать. Франк оказался, в конце концов, в США и принял активное участие в американском атомном проекте. А Петер снова попал в концлагерь во Франции, теперь ему грозил лагерь уничтожения Освенцим.
Я не буду пересказывать запутанную интригу освобождения Петера из французского концлагеря. Эта часть книги читается как закрученный детектив. Отмечу только еще одного героя книги, который незримо присутствует при всех драматических испытаниях, выпавших на долю физиков, героев книги. Это прославленный немецкий писатель Томас Манн, ставший после женитьбы на Кате Прингсхайм зятем ее брата Петера. В книге писатель раскрывается с новой стороны, мы видим его активным общественным деятелем, одним из учредителей Чрезвычайного комитета спасения (Emergency Rescue Committee, сокращенно ERC), задачей которого была помощь антифашистски настроенным интеллектуалам – художникам, писателям, ученым, – кому грозила опасность попасть в руки гестапо. Благодаря деятельности ERC удалось спасти из оккупированной Франции от двух до четырех тысяч человек, которых ожидала во Франции неминуемая гибель. Среди них писатель Лион Фейхтвангер, философ Ханна Арендт, художник Марк Шагал… Среди спасенных были и сын Томаса Манна Голо, и брат писателя ‑ Генрих. Американский период жизни Томаса Манна в книге Берковича показан ярко и подробно. Это новая страница в отечественном «манноведении». Не случаен подзаголовок книги: «Томас Манн и физики ХХ века».
Не только против евреев был направлен карательный меч нацистской диктатуры. Знаменитый Вернер Гейзенберг, отец квантовой механики и чистокровный немец, тоже был объявлен врагом народа и «белым евреем». В небольшой по объему книге Берковича есть и об этом, здесь сошлось вместе множество сюжетных линий. Они переплетены, по выражению автора, как «корни и ветви в густом кустарнике». Случай с Гейзенбергом стоит выделить особо, ибо здесь ярче всего проявилось пагубное влияние тоталитарной идеологии на теоретическую науку. Нацистская идеология изобрела «арийскую физику», с которой оказались несовместимы труды Эйнштейна и Гейзенберга. В Советском Союзе времен Сталина ее роль играла «мичуринская биология», с которой были несовместимы труды Николая Вавилова и отечественных генетиков. Результаты в обоих случаях сходны: и «арийская физика», и «мичуринская биология» привели к страшному отставанию в истинных науках ‑ физике и биологии, к гонениям на настоящих ученых.
Несмотря на обилие действующих лиц и на сложность рассматриваемых научных проблем, книга читается легко, изложение увлекательно и доступно неспециалистам. С особенным блеском написана первая глава книги, где рассматриваются письма Томаса Манна его шурину в Австралии. Изложение построено в форме захватывающей литературной игры, и читатель до конца главы не может найти ответ на поставленный автором ребус-вопрос: как в небольшом письме из восьми абзацев обнаружить следы драмы, случившейся с молодым ученым? Этот «литературный детектив» позволяет автору незаметно ввести читателя в круг обсуждаемых проблем, показать особенности эпохи, детали культурной жизни Германии времен Первой мировой войны.
Известный польский математик Гуго Штейнгауз как-то сказал, что если двум людям поручить незнакомое дело, то лучше с ним справится математик. Евгений Беркович, математик по своей первой профессии, справился с задачей отменно. Судьба словно специально подвела его к теме этой книги. По образованию автор – физик, выпускник кафедры математической физики физфака МГУ, кандидат физико-математических наук, по роду нынешних занятий – историк, издатель известных в сети журналов, признанный в профессиональных кругах исследователь творчества Томаса Манна (статьи Берковича публикуют специальные филологические журналы, такие как «Вопросы литературы» и «Иностранная литература»). Эта книга – естественный результат скрещивания столь разных профессий и навыков. Поэтому она выглядит свежо, убедительно и читается с неослабевающим интересом.
С легким сердцем рекомендую эту книгу всем любителям истории науки и литературы, а также новейшей истории.
Хочется надеяться, что эта книга лишь первая из большой серии «Физики и время», ведь одной книгой тема далеко не закрыта, да и близкое знакомство соседей по Принстону Томаса Манна и Альберта Эйнштейна словно специально подсказывает направление для новой работы.
Оригинал: http://7iskusstv.com/2017/Nomer3/Melihov1.php