Мистерия
Рождение
Родился Ангел на земле в лихое время,
Когда с изгнАнными, неся святое бремя,
Иисус Вифанию смиренно покидал,
Детей земли Посредник выручал;
Он шел равниной шагом медленным,
На просьбы страждущих откликнулся немедленно
И сделал остановку для молитв и утешений;
Там, в поле, погрузившись в размышления,
Самаритянина себе представил вдруг
И вспомнил притчи: овца заблудшая, пастух
И белый гроб, похожий на гортань лжеца;
Он выслушал признанье ханаанки до конца
И одинокой девушке дорогу указал;
Рукой провел - слепой открыл глаза,
Прозрев, не понял он прозрения науку;
На головы детей вознес Спаситель руку,
Глухого, прокаженного коснулся,
Глухой стал слышать, прокаженный улыбнулся
И, благодарные, они слезу пустили,
Пустыню покидая, где изгнанные жили.
Так начал Иисус святое восхождение;
Сын человеческий, страдавший от рождения,
Оставил родину, прошел все испытания,
Исполнив то, что было в предсказании.
Предчувствуя беду, он волею сердец
Друзей из Иудеи отсрочил их конец,
Но с Лазарем не виделся уж больше года,
Когда любимый друг готовился к отходу.
Смысл жизни в Господа благоволении.
Спаситель шел в ночи в сопровождении
Родных сестер любимейшего друга.
В страданиях от странного недуга
Внезапно умер Лазарь на руках сестер.
Мария тело умастила, не сдержав укор.
Напрасно говорил Иисус: «Он спит», когда
Увидел саван, то заплакал. Как звезда,
Слеза святая по щеке его скатилась,
В невидимую смертным урну погрузилась,
Что Серафимы осторожно наклонили,
Не отдали ветрам и не пролили,
Как чудо поднесли, на диво небесам,
Искристую эссенцию к Предвечного стопам.
И милостивый взгляд всевидящего ока
Все осветил неописуемым потоком,
И Дух Святой над эликсиром наклонился
И, наделив его душою, растворился.
Подобно ладану, от солнечного света
Огонь пречистый загорелся алым цветом,
Из глубины сияющей хрустальной урны
Вставала форма облаком фигурным,
Воскликнул чей-то голос: «ЭлоА!»
И Ангел во плоти ответил: «Вот и Я!»
Вся в украшениях, лазурь в глазах небесных,
Она идет навстречу Богу, будто в Храм невеста,
Лик чист и бел, подобен лилии чудесной,
Прозрачная вуаль прикрыла лоб прелестный;
Светла коса ее, как колосок пшеницы,
Что к ветру клонится, чуть дрогнули ресницы,
Кометы будто яркий след блеснул в ночи
И в небе заиграли грациозные лучи;
И розы алой, и зари шелкОвый глянец
Не так красив и свеж, как девственный румянец.
Луна на небе, освещая рощ густую тень,
Не так нежна и трепетна; светлы, как день,
Серебряные крылья, как у ее собратьев,
Сверкнула ножка белизной под платьем,
Едва заметно грудь в дыхании вздымалась
И в легких складках ткань над нею колыхалась.
Чистейший эликсир с небесным светом слился
И женщиной в обличье ангельском явился
Из рода Духов, что любовью к нам светились
И ревностно без устали за нас молились.
Когда пришел на Землю Архангел Рафаил,
Он тайну райской колыбели приоткрыл:
Сестра божественных созданий среди нас,
Нет большей радости Блаженным в этот час.
Херувимы дивные, раскрыв крыла свои,
Серафимы нежные и Божества любви,
Троны, Принцы, Страсти, Добродетели,
Величия Хранители и Роскоши Радетели,
Высокие Мечты, божественные Ангелы,
Святые Почести, великие Архангелы -
Все те, что прячутся от смертных глаз,
Под золотыми крыльями скрываются от нас,
К ее стопам восторженно приникли лбом.
За рУки взявшись, сестры Девы шли гуртом,
Сплотившись, как Луны вечерние огни,
На чудо дивное взглянуть пришли они.
Покорны арфы целомудренным рукам
И неземной красы цветы, невидимые нам,
Густым дождем посыпались к ее стопам.
Отрадно вторить несравненным голосам:
"Счастливый мир возлег к ее ногам.
Когда пройдет она среди несчастных, их
Утешит Дух, распространясь на них.
Какая из планет и в век какой родится
Среди других небес, чтоб Деве подчиниться?»
Однажды… (Ни день, ни время не решусь назвать,
Без продолжения и без движенья вспять
Язык людской лишь суете бросает вызов,
Но вечности закрыт, не потому что низок,-
Не может донести он имя сотворенья,
Из глубины веков короткое мгновенье).
Однажды небожителей напутственная речь
Ей прозвучала вслед: "Должны предостеречь,
О ЭлоА! хотим предупредить мы Вас
Об Ангела падении, он лучшим был из нас,
Но добродетели святой уже с ним нет,
Из-за которой назван был Несущий свет,
Когда любовь и благо сеял много лет
И звездам нес указы Божьи, а в ответ
Земля дивилась несравненной красоте,
Дав имя Люцифера утренней звезде.
Алмаз во лбу его сиял и диадема рдела,
Как солнце, в кудрях золотом блестела.
Без диадемы он сейчас и нелюдим,
Дрожит от холода и всеми нелюбим,
Он разучился говорить на языке небесном
И мрак накрыл его лучистый взгляд завесой;
В словах - дыханье Смерти, тех, кто отзовется,
Сжигает взглядом, губит все, чего коснется;
Ни боли он не чувствует, ни сострадания,
Но злу не рад творимому, не рад страданию.
Вздыхает Небо, пытаясь что-то вспомнить,
Не смеют Ангелы историю напомнить
И вслух произнести утраченное имя»,
И Элоа, так думали, его отринет.
Но нет, лицо спокойное, ни тени страха,
И было то предвестием тревожным краха.
Не дрожь была ее движеньем первым,
То был порыв к утратившему веру.
Тревога тронула похолодевший взгляд
И скорбь проникла в сердце, словно яд;
Она мечту познала, лоб ее невинный,
Волнением подернут, хмурился наивно
И одинокая слеза блеснула на реснице,
Затрепетала, как израненная птица.
Унынье к ней пришло, известное лишь нам,
Оно преследует великих по пятам;
То ловит юные сердца среди банкетов,
То одинокого в толпе приводит в трепет;
Среди деяний Наций и Королей деяний
Не затихает громкий голос покаяний.
О арфы райские, без чуда вы чудесны!
В глазах пленительных достоинство уместно,
Хранят доспехи Божии святилища шатер,
Господь над миром свои длани распростер,
Пророческие звезды пали вниз с десницы;
Лаванды сладость, пряный аромат корицы,
Небесный свод златой, кадильницы сапфир,
Звук гармоничный, роскошь, беззаботный мир -
Постыло все, мечты встревожены, уже
Ничто не мило опечаленной душе.
Тогда Господь созвал всех духов сам,
Открыв свое величие, - не верилось глазам,-
Он показал на Небесах места рождения,
Глубины безымянные Тройного единения;
Тогда же Херувимы представили смиренно
Деяния Христа и действия Блаженных,
И каждый рассказал о новом чуде Небу,
Мистерию Христа Архангел всем поведал,
Открылись ясли взору пришедших издалЕка
Волхвов, семья в пустыне и пастухов уроки.
Но Элоа не тронута божественным спектаклем,
Уходит от толпы и, тяготясь мираклем,
Находит тучку легкую, укрывшись в темноте,
Где предается трепетной о вольности мечте.
Как людям, Ангелам известны ночи темные.
Источник чистый есть на Небе в месте скромном:
Струя воды бежит, песок там ярко-красный,
Как только зачерпнет водицы Ангел ясный,
Тотчас же засыпает безмятежным сном,
С каким и счастливЕйший на поприще земном
Не хочет расставаться: волшебный этот мир
Надежду в нас вселяет, что счастлив наш кумир;
Прелестная головка доверчиво к руке
Стремится приклониться и сладко на душе.
Напрасно Элоа воды той пригубила,
Тревога не прошла, сильнее сердце ныло,
А ночью снился сон всегда один и тот же:
Зовет несчастный Ангел, печаль ей душу гложет.
Чтоб устранить причину горестей девичьих,
Молитву пели девы, но все напрасно, кличет
Ее тот Ангел; девы, вниманье проявляя,
Заботой окружили, страдать лишь заставляя,
ЗасЫпали вопросами: что сердце приуныло?
Подарки ли нужны, чтобы печаль забыла?
Небес благословения неужто Деве мало?
Архангелов внимание ее не утешало?
В ответ им Дева с грустью: «Ни один из них
Не ищет наслаждения в горестях своих.
Но, говорят, есть тот… » И сестры, отступив,
Безмолвно удалились, то имя утаив.
Однажды, ненароком, их скромная подруга
Увидела напротив зеленый контур луга,
Расправив крылья, смело она летит с небес,
В воздушное пространство скользит и видит лес.
В глуби лесов безбрежных в чужой Луизиане,
Качаясь под бамбуком на скрученной лиане,
Колибри появилась под солнцем уходящим,
Разбив золотой кокон движением скользящим;
Зеленый изумруд украсил ей корону,
Пурпурные крыла вспорхнули вверх под крону;
В борьбе с порывом ветра побеждает птица…
Она летит туда, где солнца луч искрится;
Лазурные доспехи грудь птичью защитили,
Коралловые крылья еще боятся пыли;
Под сенью тихой, рядом с сизой голубицей,
Отважный пилигрим под пальмою садится.
Равнина ароматная, цветы благоухают;
На мальву с ветки клена она перелетает,
На пиршестве лесном найдет еду отличную -
На ветках кипариса и в кронах пальм масличных;
Но слишком высоки они для нежных крыльев,
Цветов не видно здесь и снова крылья взмыли
И вниз ее несли, в зеленую саванну,
Где змеи-птицеловы стремглав наносят раны,
Но не страшны они, как засуха в лесах.
Там в солнечной Флориде жасмин на берегах
И, несравненная, в глуби лесных темниц,
Средь трав благоуханных клубника пала ниц.
Так Ангел Элоа, сильна своим рождением,
Мощь крыльев испытав в стремительном движении,
Прошла дорогу дальнюю, где вечные огни
У Божьих стоп пылают, как будто алтари;
Раскачиваясь плавно на молодых планетах,
Ступнями упираясь в хвостатые кометы,
Чтобы открыть рождения другие где-то там,
Она летела дальше - к нижайшим небесам;
Как только миновала бескрайнюю лазурь,
Свет Троицы закрыла купола глазурь,
Эфир неизмеримый ступенями возрос
До вечной темноты, где зиждится Хаос.
Здесь воздух уж нечист и пробегают тучи,
Вздымаются пары, резвятся грозы, кручи
Как гвардейцы встали, а дальше в глубине,
Сверкает Божья искра и гаснет в тишине.
Под солнцами палящими свисают атмосферы,
Плывут по кругу узкому, покачиваясь, сферы,
Пустынное пространство в печали и в унынье,
Кружится черный вихрь в проснувшейся долине.
День бледный тучи мрачные осветить не прочь:
Под ними Хаос вечный, неведомая ночь
И ветер обжигает огнем глубокий мрак, -
Не ощутив пустот, их не объять никак.
Ни в кои веки Духи, дневного света дети,
Пустынные места не посещали эти,
Там не бывал ни разу прекрасный Серафим,
И даже смелый, стойкий и верный Херувим
В краю неведомом, где Ада лишь начало,
Страшился нечистот, тьмы, боли и печали.
Они и не стремились преодолеть в полете
Опасность испарений, висящих над болотом.
А падая на дно, в тот Хаос ненасытный,
Что испытает там изгнанник беззащитный?
Неудержимый смех, злых духов оскорбления,
Обиды и насмешки, упреки, угрызения,
Чтоб, опустив глаза, краснеть от унижения.
Опасность превозмочь возможно ли умение?
Ему услышать песню отчаянья хотелось
И чтобы в песне той о сожаленьях пелось
Печальным голосом несчастного Архангела
И, напрягая слух, сочувствующий Ангелу
Мог позабыть свое небесное рождение,
Познав в ночи минуты наслаждения.
Как силу обрести, взлетев к лазури вновь,
Навстречу свету чистому, неся любовь,
Когда тускнеют волосы, густые и тернистые,
Свой цвет теряют крылья, становясь землистыми,
Бледнее воска, лоб несет печать страданий
И светлых лиц белее, не знающих стенаний,
Красны глаза от слез и почернели стопы
От пламени ужасного и мерзкой топи?
Обычно те места обходят стороной,
Благоразумные не ходят той тропой.
Не зная страха, здесь, под мрачными парами,
Где пальмы выстроились ровными рядами,
Уснула ЭлоА, боясь побеспокоить
Порядок этих мест и хрупкий мир расстроить,
Едва пришли к согласию греховные миры,
Планеты ход замедлили, рассеялись пары.
О! если бы, освоив новые дороги,
В полете покоряя дикие отроги,
Она задела бы кого-нибудь крылом,
Замолкли б в миг, коснулися челом
Соперники друг друга, обнявшИсь пошли,
Забыта ненависть, кинжалы не нужны;
Невольник, от цепей свободный, улыбнулся,
Преступник под закона сень вернулся,
Изгнанник принят во дворце у короля;
И высохли бы слезы, и зажглась заря,
Оставила бессонница в покое свою жертву,
Тогда бы в счастье, редком среди смертных,
Вновь встретились влюбленные у алтаря.
