***
Приятен глазу белый цвет,
и я, весь в чёрное одет,
как неопознанный объект
пересекаю: а) проспект;
b) тротуар; тропинку — с);
газон с бордюром на торце...
Пересекаю (сквозь дома)
дворы, знакомые весьма,
затем — соседние дворы,
где не бывал до сей поры,
кусты, мосты, торговый ряд,
пересекаю всё подряд,
вокзал, газон один ещё —
он с тротуаром совмещён,
фонтаны, улицу, опять
газон, киоск «Союзпечать»,
эпоху, звёздочку в окне,
Петра на бронзовом коне,
театры, площади, музей,
врагов, приятелей, друзей,
свободным шагом, на бегу,
пересекаю, как могу,
любовь, которой много лет,
любовь, которой больше нет,
и — выхожу на белый свет.
***
Честнее быть несчастным человеком,
но я счастливый, кажется, вполне.
Какой петух с утра прокукарекал
и разбудил смирение во мне?
Всё тот же мрак, всё те же разговоры
с самим собой и — бесконечный чай,
но точка вездесущая опоры
уже коснулась пальцев невзначай.
Куда девались прежняя ранимость,
незащищённость? Будто сам не свой...
Земная ось легонько накренилась
и завертелась против часовой.
***
Мы с тобой на коне
и вокруг ни единого мрака —
эта часть бесконечности
больше законного брака.
По траве ли, по гравию,
чувствуя сложенность крыл,
и не важно, кто правит
и кто кому спину прикрыл.
***
Захотелось очень-очень
стать простым чернорабочим:
в пять утра вставая с койки,
думать о масштабах стройки,
на которую к шести
нужно будет подгрести.
Вира, вира! Майна, майна!
Как дела идут? Нормально!
Я без прав и полномочий,
шнырь, батрак, чернорабочий,
спецодежду нацепив,
излучаю позитив.
Без опасности работа —
как обеды без компота.
Здесь на каждом механизме
есть клеймо: угроза жизни.
Хоть с утра пол-литра вмажь,
но прослушай инструктаж.
Слишком строгие порядки
на строительной площадке.
Даже топая к сортиру,
поклоняюсь бригадиру —
за усердие хочу
быть похлопан по плечу.
От зарплаты до зарплаты
широченный взмах лопаты.
Можно о литературе
размышлять на перекуре,
просекать бла-бла, сиречь,
понимать пустую речь.
Никакой теперь обузы,
типа вороватой музы,
что умеет на излом
брать за письмен-
ным столом.
***
Хоронили мёртвые живых,
не было у мёртвых выходных.
Родом из расплавленной руды
поднимались, двигались ряды,
шли одна колонна за другой,
выгибалась каждая дугой.
Хоронили партиями — впрок,
вдоль дороги, будто поперёк,
и не ради красного письма
добавлялся, значимый весьма,
к именам учёных и невежд
перечень утраченных надежд.
***
Куда бежать,
когда — тебе приснившись
вот этой ночью, этой вот зимой —
не ощущаю радости всевышней
и гордости не чувствую земной?
Каким галопом
вспенивать сугробы,
какие посетить монастыри,
шатаясь и расшатываясь, чтобы
хотя бы вера грела изнутри?
Пока ты спишь,
пока ещё настенных
светильников не вспыхнули бока,
пока ты спишь и видишь сон пока,
я по другую сторону вселенной
лежу в обычной позе неизменной,
разглядывая контур потолка.
***
Я бы встал и пошёл, кабы знал куда…
Ключевая внутри у меня вода
тяжела, потому берега круты —
не ведут коридоры к воде кроты.
Берега-то вокруг, а вода — в кругу,
не желая того, расплескать могу.
***
У Бога за пазухой тесно,
и всё-таки лестно, поди,
пластами слоёного теста
лежать у Него на груди.
Забыться, отринув печали,
не ведать земной суеты,
когда упадают ночами
с небес ледяные цветы.
Его аккуратные длани
любого к себе приберут.
Каких ещё надо желаний
святому и грешнику тут?
***
К служителям официальной церкви
питаю нежность, равную любви:
терпимы ритуалы и расценки —
услуги в пересчёте на рубли.
В каком бы храме ни был, замираю
при виде позолоченных икон.
Стремления к заоблачному раю
нижайший провоцируют поклон.
Ряды старушек, свечек батареи —
молитвой церковь русская полна,
а вкруг неё курсируют цыгане,
как менеджеры среднего звена.
Да, грешен, да, на исповеди не был,
признаться честно, дьявольски давно,
но верю в то, что мне кусочек неба
дарован будет Богом всё равно.
***
И где мой дом теперь,
куда вернусь под вечер...
Уставший от потерь
приду никем не встречен.
Войду, открыв ключом
заржавленные двери, —
не думать ни о чём
и ни во что не верить.
Тут пыль, как чернозём,
хоть разлинуй на грядки
и прошлое в своём
унылом беспорядке.
Но где-то есть мой дом,
на этот не похожий —
там чистота кругом
и свет горит в прихожей.
В окне отражена
хрустальная подкова,
и ждёт меня жена
хорошего такого.
***
Задевая носом по пути
паутины слабенькую нить,
умереть со всеми, отойти,
чтобы никого не хоронить.
Никаких прощаний, панихид,
девять, сорок неусыпных дней.
Обновить бумажный свой прикид
и пойти до утренних огней,
налегке, со всеми, далеко,
без печали праздной, без оков,
наблюдать, как Божье молоко
льётся вдоль кисельных берегов.
***
Зависим от времени суток,
по радуге, как по мосту,
души обезличенной сгусток
опять покидает Москву,
свою расписную обитель,
жилище — какое уж есть,
чтоб цельные цепи событий
на свалку эпох перенесть,
вернуться очищенной, куцей
по радуге той же — назад.
Пусть новые цепи куются,
ложатся на старый фасад.
