В настоящий момент психология находится в странном положении науки, описывающей предмет слишком большой, чтобы его можно было охватить целиком (при нынешнем развитии теоретической базы), а потому страдающей явной обрывочностью и неполнотой. Но даже на этом общем фоне дисциплина психологии творчества выглядит сумбурной подборкой более или менее субъективных заметок о чем-то туманном и до сих пор даже четко не сформулированном.
Однако искусство явно имеет объективную природу (хотя бы потому, что наблюдается в формах визуальных, музыкальных и драматически-вербальных у всех известных народов вне зависимости от ступени развития, а также, по археологическим источникам, и у предков людей, в том числе тупиковых ветвей антропогенеза).
Не претендуя на окончательное решение этого сложного вопроса, хотел бы изложить точку зрения (для теории научной здесь будет слишком мало ссылок на труды авторитетов, что зато, по-моему, позволит сформировать текст более читабельный), охватывающую феномен искусства как часть общей психологии, не растекаясь по его слишком обширной поверхности.
БАЗА
Для решения любого вопроса ключевым является проблема – с какой стороны мы осуществляем «заход на тему». В зависимости от направления этого захода речь может идти о совершенно разных вещах. Поэтому стоит сразу определить и для себя, и для читателей сей вектор: в данном тексте искусство будет рассматриваться как артефакт (термин, обозначающий «внеплановый» эффект, возникший побочно) ориентировочного инстинкта, причем в процессе исследования мы плотно затронем механизмы познания вообще (без привязки непосредственно к творческой деятельности, хотя и с привязкой, разумеется, тоже).
Что такое ориентировочный инстинкт? Этология (наука о поведении животных) определяет его как «инстинкт любопытства» – механизм высшей регуляции поведения, который заставляет животное (или человека) активно исследовать реальность вокруг себя, даже если в настоящий момент отсутствует для этого объективная потребность. Реальность (а сюда относится не только окружающее пространство, как сразу следует из названия, а вообще проба всего: потенциальной пищи, новых моторных навыков, новых ощущений, социальные знакомства и пр. и пр.) может меняться непредсказуемо, если она не исследована! Непредсказуемость же опасна, т. к. в экстренной ситуации у субъекта не окажется ни готового решения для правильной реакции, ни, возможно, времени на его нахождение.
Исследование производится про запас – т. е. авансом, «на случай».
Таким образом, в ориентировочном инстинкте мы видим прямой корень, из которого растет любая познавательная деятельность (в отличие от реактивного поведения в ответ на внешние раздражители). Это очень важный момент, принципиальный для наших рассуждений. Обнаружение такой «коренной» матрицы – необходимый элемент исследования поведения «на верхних этажах». Эволюция, как правило, развивает инстинкты, надстраивая новую инстинктивную схему на базе другой, уже существующей. Ибо под развитие подпадают в первую очередь уже успешные, показавшие свою «выгодность» поведенческие шаблоны, так же как наиболее развитыми у дерева будут те ветви, которые расположены на солнечной стороне.
Спускаясь вниз по «стволу» инстинкта, мы найдем базовый поведенческий архетип. А именно это является нашей задачей.
Более того, ориентировка в еще не известной реальности (местности, ситуации) предполагает максимальное задействование аналитических возможностей организма. А значит, мы попали в самый центр познавательной деятельности мозга.
Итак, если мы примем ориентировочный инстинкт как базу познания вообще, поставим себе 2 вопроса:
1) почему познание доставляет радость;
2) как работает познание.
РАДОСТЬ
Определиться с ответом на первый вопрос нетрудно.
Любопытство необходимо (!) стимулировать положительной эмоцией, ибо сама по себе ориентировочная деятельность не несет прямых непосредственных выгод в виде подкрепления едой и пр. – т. к. (как уже было указано) ведется авансом, без каких-либо гарантий. Эмоция не должна быть увязана с ожидаемым результатом (должна быть «бескорыстной») – просто потому что его может не быть! Эмоция должна быть достаточно сильной, чтобы балансировать с ленью (читай: другой, противоположный, регулятор – экономящий энергию).
Такова радость путешественника, такова радость ученого, такова радость читателя стихов (к чему мы постепенно придем).
ПОЗНАНИЕ ЧЕРЕЗ ПОДОБИЯ
Вообще говоря, первоначально познание исходит из простейшего (а природа разви-вается от простейшего к сложному) перебора вариантов. Так действуют насекомые (доступный каждому для наблюдения пример: муравьи, тянущие добычу в муравейник; вообще-то они тянут ее в разные стороны, откуда какой пришел, но с ближней к дому стороны их, разумеется, больше – вот туда они все и передвигаются), так действуют неразвитые теплокровные (например, если на виду у голодной курицы за стеклянной перегородкой разбросать зерно – она начнет хаотично метаться вправо и влево, с некоторой вероятностью найти необходимый путь), да и развитые зачастую тоже!
Однако метод этот, конечно, слаб, т. к. затратен и по ресурсам, и по времени. А потому природа предлагает более развитый инструментарий, который практически используется большинством живых существ, а также человеком (и, забегая вперед, является главным в восприятии искусства), – установление подобий.
Установление подобия между предметами, ситуациями дает основание для применения к ним (группе подобных) одних и тех же подходов с высокой вероятностью положительного эффекта. А значит, процент правильных реакций в новой обстановке резко повышается, достаточно только установить подобие ее с уже известной и исследованной.
А раз так, то и познание будет по преимуществу (если позволяет развитие нервной системы) оперировать этой, прогрессивной методой, – не перебор, а установление подобий.
Подобия бывают двух типов:
1) подобие по соседству;
2) подобие по сходству.
Подобие по соседству устанавливается на основе географического (рядом) или временного (в одно время или одно за другим) соседства двух предметов/явлений.
Т. о., например, легко устанавливается взаимосвязь между молнией и громом, а и того и другого – с тучами.
Физиологически это, видимо, работает по одновременному возбуждению разных структур мозга (это относится и к «рядом», ведь подразумевается, что в таком случае предметы или явления и воспринимаются примерно в одно время, т. к. одномоментно попали в поле зрения, а значит, «рядом» для мозга – это фактически то же самое, что и «одновременно»).
Подобие по сходству несколько сложнее, т. к. оперирует критериями сходства, а они могут сами видоизменяться.
Однако, если отвлечься от этого частного момента, который нам сейчас разъяснять нет смысла, такой механизм познания тоже становится прозрачен. Известно, что мозг имеет структуры, отвечающие за определение отдельных характеристик предметов (например, размер, цвет, вес и пр.), соответственно, если два разных предмета вызывают аналогичное возбуждение или комбинацию импульсов, то для мозга они будут признаны родственными, сходными в некоем качестве. А значит, и подобными.
ЛОГИКА
Прежде чем перейти к исследованию рифм, я хочу отметить вот какой отчаянно важный момент: логика – это иной (!) способ познания, нежели описанный выше механизм подобий.
В чем разница?
Во-первых, механизм подобий гораздо более древний, а следовательно, работает бессознательно и не требует обучения (передается генетически, вместе со структурой мозга, характерной для данного биологического вида). В то же время логическое мышление – процесс сознательно контролируемый, требующий усилий (попробуйте почитать учебник по высшей математике хотя бы час!) и обучения.
Во-вторых, в отличие от подобий (в первую очередь по сходству), логический аппарат позволяет анализировать качества и характеристики, не заложенные в структурах мозга генетически (см. выше про вес, размеры, созвучие и пр.), а дает возможность формулировать анализируемые качества по желанию, группируя и т. д.
В-третьих, логика позволяет использовать память на полную мощность, увязывая очень далеко отстоящие друг от друга явления (подобия же все-таки фиксируются по одновременному возбуждению структур мозга, а следовательно, имеют суженные рамки охвата).
Можно указать и другие отличия, но достаточно этих, ведь главным предметом нашего разговора являются подобия, а не логика. Стоит только отметить, что разделить в реальной практике логику и уподобление не так просто, т. к. по большому счету логика во многом копирует методы поиска подобий или использует их как источник для последующего пристального анализа (с этим, кстати, связаны характерные ошибки логического мышления, когда мощный аппарат задействуется для обработки некорректного материала). Так же и наоборот – легко могут уподобляться логические конструкции, если совпадают в неких своих свойствах (например, для многих «сливаются» со временем число Пи и число Е, если нет регулярной математической практики).
Как видим, логика предлагает инструментарий куда более богатый. Платить за это приходится относительной медленностью рассудочного мышления (например, человек мгновенно узнает лица, даже в большой толпе, и это не требует никакого напряжения или усилий, в то время как установить связь между падающим яблоком и вращающейся вокруг Солнца Землей доступно лишь гению, превосходно для своего времени обученному и проводящему время в многолетних размышлениях!).
Как нетрудно догадаться, в условиях цейтнота логика часто уступает место уподоблению.
РИФМА
Для простоты дальнейшего изложения я предлагаю ввести термин «рифма» как признак формального подобия (по соседству или сходству). С одной стороны, это базовый элемент познавательного («все всему уподобляющего») процесса. С другой, рифма – это воздействующее средство искусства.
Важно понимать, что наша рифма может относиться к любому качеству или форме; так, например, огурец и разрешающий сигнал светофора будут рифмоваться по совпадающему цвету и т. п. Если в дальнейшем тексте будет необходимость упомянуть традиционную рифму, мы станем ее называть «фонетической рифмой».
Сразу же предупредим тех, кто решит, что рифма – это другое название совокупности тропов.
Принципиальное отличие! Рифма есть тот механизм установления закономерностей, которым пользуется нервная система не только человека, но и любого из животных. По сути (исключая безусловные рефлексы и врожденные инстинкты), ориентация в окружающем мире осуществляется живыми существами через «рифмование» наблюдаемой действительности. Тропы же остаются языковыми следами работы этого механизма, и свидетельства эти лишены тотальности и всеохватности своего родителя.
Когда рифма используется в искусстве, это, вообще говоря, естественный способ сообщения связей между фактами, но в случае сознательного эстетического использования – своего рода мозговой вирус, познавательный паразит, автоматически запускающий сложные механизмы установления подобий и в конечном итоге ими управляющий. С помощью рифмовки можно доказать слушателю совершенно неочевидные для рассудка вещи (отчего так распространены в дискуссиях случаи, когда оппонента «срезают» ловкой метафорой, часто не выдерживающей критики постфактум, но именно постфактум!..).
Я бы назвал поэтический, фонетически рифмованный и ритмизованный язык – наиболее близким к естественному, внутреннему насквозь прорифмованному языку нашего мозга. На этом языке работает память, на нем базируется повседневный мыслительный процесс. А значит, и воздействие сообщения, оформленного на таком языке, окажется наиболее сильным, а воспринимающий его – беззащитным. Рифма – это чистая глюкоза, без барьеров всасывающаяся в кровь.
АНАТОМИЯ РИФМЫ
Пожалуй, стоит сделать перерыв в сухой теории и предложить читателю рассмотреть только что описанные механизмы на живом примере.
Рассматривать мы будем поэзию, которую я считаю (как уже сказано выше) концентрированным выражением сути искусства и чрезвычайно наглядным материалом для исследования познания.
Давайте перечтем известное стихотворение М. Цветаевой.
Имя твое – птица в руке,
Имя твое – льдинка на языке,
Одно единственное движенье губ,
Имя твое – пять букв.
Мячик, пойманный на лету,
Серебряный бубенец во рту,
Камень, кинутый в тихий пруд,
Всхлипнет так, как тебя зовут.
В легком щелканье ночных копыт
Громкое имя твое гремит.
И назовет его нам в висок
Звонко щелкающий курок.
Имя твое – ах, нельзя! –
Имя твое – поцелуй в глаза,
В нежную стужу недвижных век,
Имя твое – поцелуй в снег.
Ключевой, ледяной, голубой глоток.
С именем твоим – сон глубок.
Стихи замечательны в любой их части, возьмем, например, последнюю строфу:
Имя твое – ах, нельзя! –
Имя твое – поцелуй в глаза.
Форма этих двух строк графически и ритмически рифмуется с первыми двумя строками стихотворения, выставляя таким образом связь начальной и завершающей строф, внутренний стержень произведения. Читатель замечает подобие по сходству, а установив его – закономерно ожидает подобия и по соседству, что и позволяет передать ощущение связности начала стихотворения с его концом.
Имя твое – поцелуй в глаза.
«Внезапная рифма» – постановка рядом не связанных ранее в сознании читателя образов, тут: имени и поцелуя. Эффектное средство, т. к. эмоционально всякое новое открытие безусловно ощущается как важное и приятное (см. выше про инстинктивную стимуляцию познания).
Имя твое – поцелуй в глаза,
В нежную стужу недвижных век,
Имя твое – поцелуй в снег.
Развитие образа из предыдущей строки, сложная нарастающая и трансформирующаяся на наших глазах рифма из «имя-поцелуй» до «имя-снег». Поцелуй оказывается мостиком, промежуточной рифмой, помогающей читателю установить уже очень далекую связь. Сюда же присовокупим антитезу первой рифмы (поцелуй очевидно горяч) результирующей (снег – холоден). Вдвойне сильный эмоциональный (познавательный!) эффект оттого, что читатель явственно рифмует внешнее, образное поле строфы с реальной историей человеческих отношений в их развитии. Уподобление столь далеко разнесенных понятий несомненно будет атрибутировано мозгом как «очень ценное для познания» с соответствующим эмоциональным подкреплением.
Отдельно отметим фонетическую рифмовку слов «нежную» и «снег». Опять видим здесь рифму вопреки привычной оппозиции. Тоже «весьма ценно»!
Имя твое – поцелуй в снег.
Ключевой, ледяной, голубой глоток.
Рифма развивается и, в свою очередь (как и все стихотворение), закольцовывается, т. к. началась от «имя-поцелуй» и закончилась близким «имя-глоток». Очевидно, что «поцелуй» и «глоток» ассоциативно близки. Эта близость подтверждает весь пройденный рифмический круг, убеждает в его верности, неошибочности. Важный способ оценки точности приобретенного знания! Часто используется в риторике, а нацелен – на мозг, положительная эмоция гарантирована.
С именем твоим – сон глубок.
Последняя строка одновременно повторяет еще раз ритмическо-графически начальные (как всего стихотворения, так и финальной строфы), а по месту в строфе и фонетически рифмуется с двумя последними строками второй строфы «И назовет его нам в висок / Звонко щелкающий курок» настолько, что читатель вправе понять эту рифму в трагическом смысле.
Еще раз подчеркнем, что нахождение каждой из рифм, установление каждого прежде неизвестного подобия – это переживание эмоционального положительного ощущения.
Не об этом ли с удивлением говорит Аристотель в «Поэтике»: «На что мы в действительности смотрим с отвращением, точнейшие изображения того мы рассматриваем с удовольствием». Тут же объясняя: «На изображение смотрят с удовольствием, потому что, взирая на него, приходится узнавать и рассуждать, что каждый (предмет обозначает), например, что это – то-то...».
РИТМ И МУЗЫКА
И вслед за Аристотелем упомянем тут же о ритме как разновидности рифмовки. (Опять повторю: наш термин «рифма» гораздо шире рифмы фонетической! Говоря о рифме, мы имеем в виду готовую связку, установленную через формальное подобие, взаимозависимость неких предметов или явлений.)
Ритм – это структура, кратное повторение, что, как несложно вспомнить из предыдущего материала, является основой для установления подобия как по сходству (повторяются одни и те же сигналы), так и по соседству. Несомненно, стоит понимать ритм как формальный «рифмогенератор», – строки становятся подобными благодаря срежиссированному сходству. А выраженные в ритмизованных строках образы начинают восприниматься читателем или слушателем как смыслово связанные между собой. Фонетическая рифма является разновидностью ритмизования.
Вообще ритм есть первый структурирующий фактор. Именно поэтому он составляет суть музыки, единственного (!) искусства, доступного для восприятия не исключительно человеку, но и животным (факты общеизвестны, не буду даже приводить). Ритм же свойственен архаическому искусству, например орнаменту, настолько, что, по сути, и он есть это искусство (замечание, относящееся и к современному абстрактному, – что оно станет, если исключить из него ритм?!). Из ритмизованной речи, несомненно, появилось и стихо-сложение. Фонетическая рифма явилась только на последнем этапе становления этого жанра как способ дополнительной окраски общего ритмического строя текста. И позволила качественно разнообразить ритмический рисунок, дав ему полифонию. Широко говоря, есть два базовых искусства, в которых с максимальной ясностью вынесены на первый план и тщательно исследованы ритм (музыка) и рифма (поэзия)... Впрочем, мы отвлеклись.
Отмечу напоследок, что ритм имеет несомненную связь с экстатикой. А значит, через него мы имеем такой же прямой ключ к эмоциям самого высокого накала, как посредством рифмовки – к мировосприятию.
ПОЭТИЧЕСКАЯ НЕУДАЧА
Разумеется, надо понимать, что, рифмуя совсем не связываемые (или абсолютно бессмысленные) образы, автор потеряет доверие читателя. Вместо положительной эмоции, естественного, «полетного» восприятия иногда весьма сложных смысловых конструкций он получает головную боль от нестыковки и полную «разэмоциолизацию» (ибо «включиться» на инстинктивном уровне не получилось, будет попытка рассудочного анализа).
Здесь же уместно упомянуть о подготовленной аудитории. Для восприятия некоторых рифм может требоваться определенный культурный багаж (промежуточные рифмы), иначе образы окажутся слишком взаимно далекими для осознания связи.
Может быть, даже стоит говорить о генетической (?), гормональной (?) предрасположенности к усложненной рифмовке вследствие развитости внутримозговых связей, особых условий прохождения импульсов в нейронах или, может быть, специфики лево-правополушарного взаимодействия.
Но это же свойство таланта, недоступное профанам, позволит ему находить новые рифмы и доносить их уже до всех.
ИТАК, АРТЕФАКТ ПОЗНАНИЯ
Ну-с, перейдем к сладкому.
Теперь мы имеем представление о движущих силах познания («бескорыстное» любопытство) и его механизмах (рифмовка окружающего мира).
Собственно, мозг – это и есть орган познания, т. е. анализа и прогнозирования. Это его функция так же, как функция сердца – перекачивание крови, или желудка – переваривание пищи. Он работает и выполняет эту функцию постоянно, 24 часа в сутки (кстати, сон мы можем рассматривать, если вспомнить слова И. М. Сеченова о «небывалом сочетании бывалых впечатлений», неким этапом «раскассирования», хаотической рифмовки дневных впечатлений, установления их связей с уже запечатленными в памяти, в т. ч. и весьма давними, – отсюда такие странные, подчас действительно небывалые сочетания предметов и ситуаций).
Мозг – это вечная мельница, перемалывающая все, что фиксируют органы чувств и хранит память, с целью выявления рифм (и посредством их – причинно-следственных связей).
АБСТРАКЦИЯ
Несколько слов необходимо сказать о механизме абстракции, т. к. он впрямую касается нашей темы.
Абстракция – рифма высшего порядка, позволяющая вывести закономерности, не связывая себе руки мириадами частных случаев.
Вообще говоря, абстракция – это промежуточный механизм между рифмовкой и логикой, абстрактное мышление доступно в той или иной форме высшим приматам.
Схема познания всегда строится по «пилообразному» графику: первоначально набирается некий критический объем фактов (если мерить объем необходимой для хранения памяти, то он будет линейно расти), потом резко происходит «кристаллизация» знания – из фактов извлекается закономерность, которая позволяет для записи их же использовать гораздо меньший объем, т. к. они складываются друг в друга как матрешка – каждый отдельный факт становится просто реализаций одной и той же найденной закономерности, а значит, отпадает необходимость помнить их все; возможно, кстати, в этой связи предположить, что механическая феноменальная память, которую иногда демонстрируют уникумы, есть рудиментарная форма памяти, до-абстрактная, что, кажется, подтверждается частыми расстройствами именно абстрактного мышления у таких людей; видимо, сейчас в норме такая память перенесена в подсознание.
Познание только тогда эффективно, когда «перерабатывает» поступающий фактаж в простые формулы. Мир в процессе познания постоянно упрощается, осваивается, переплавляется, как снег в котелке – в воду, а вода – в соль.
Эта соль есть...
...ГЛОБАЛЬНАЯ КАРТИНА МИРА
Ранее мы уже упомянули установление причинно-следственных связей в окружающей действительности как главную задачу мозга.
Теперь стоит разобраться, что происходит с выявленными закономерностями дальше.
А дальше происходит величайшая и самая сложная работа – работа по объединению отрывочных взаимосвязей в единую и непротиворечивую картину мира (!).
Картиной мира мы будем называть общее представление о реальности, сформированное у субъекта на основе опыта и его анализа (читай: рифмовки, инстинктивной по большей части, но и с привлечением аппарата логики также). Картина мира не есть механическое объединение фактов реальности – ибо она гораздо масштабнее, а главное – она является результатом проекционного и прогнозного видения мира. Т. е. картина мира лишь опирается на известные факты, но ценность ее заключается не столько в них, сколько в приложенных, просчитанных, найденных взаимосвязях – «мостах» между островами фактического материала. Это тот самое software (программное обеспечение), которое оживляет мертвое hardware (электрические и механические узлы компьютера). Собрание фактов само по себе представляет ценность, но по-настоящему его использовать можно только путем установления взаимосвязей отдельных фактов между собой. Это будет уже новый уровень, которого достигла эволюция, – анализ и прогнозирование. Другими словами – познание.
Ценность картины мира в том, что рифмованные факты позволяют «вырифмовать» неизвестные (так же как в детских стихах слушатели легко догадываются и договаривают недостающие слова – в рифму!) – и таким образом заполнять пустующие места в опыте. Субъекту уже нет необходимости все испробовать и исследовать лично (подвергая, во-первых, себя возможной опасности, тратя время и энергию – во-вторых): он может познавать (!), проводя эту работу внутри себя (!).
Ярчайшим примером вырифмовки в науке может служить периодическая система Менделеева. Открытия новых химических элементов производились исходя из теоретических постулатов, причем многие их свойства также предсказывались заранее!
Из этого следуют два качества, которые определяют ценность имеющейся картины мира:
1) связность (т. е. насколько факты внутри картины мира взаимозарифмованы; например, картина мира мистика или поэта сверхсвязна, ибо в ней счастливый или несчастливый номер трамвайного билета увязан с, скажем, любовной удачей; или для алхимика число планет увязано с числом металлов и пр.; сверхсвязные картины удобны тем, что дают возможность, начав практически с любого факта, дойти по короткой цепочке ко всякому другому);
2) непротиворечивость (если картина мира противоречива, значит она или неполна, или вообще неправильно построена и тогда не может эффективно использоваться для анализа и прогноза, ущербна и малоценна).
Следовательно, стратегически работа мозга всегда будет направлена на:
а) увеличение связности картины мира;
б) устранение выявляемых противоречий.
Связность устанавливается за счет рифмовки фактов и явлений. Рифмуются как простейшие элементы (цвет, форма, место, время, вкус и пр. и пр.), так и более сложные, производные структуры (социальные отношения, научные гипотезы, эстетические закономерности и т. д.).
Здесь я сразу должен сделать упреждающую оговорку: кто-то может попенять автору на то, что логика была выделена им в отдельный механизм познания (и выведена за рамки данного исследования), а сейчас он упоминает явственно продукты логического мышления (научные гипотезы) как объект применения рифмовки, в то время как рифмовка – это как бы более низкий уровень познания. Все так. Но вы забываете, что один механизм может использовать результаты другого, тут не возникает т. с. бюрократического разделения полномочий – и человек при желании может логически исследовать свои инстинктивные ощущения (чем мы, кстати, сейчас и занимаемся), а также и наоборот – готовые логические формулы могут поверяться на верность рифмовкой (так называемая «красота формул» – не отсюда ли?). Еще раз повторюсь: рифмовка есть механизм значительно более древний, естественный и экономный для мозга, – он первенствует всегда и везде, где достаточно лишь его. Более того, он постоянно (и осознанно, и нет) проникает на территорию рассудка. Это факт, от которого нелепо отмахиваться.
Противоречия – это беда любой картины мира. С ними связаны периодические кризисы как личного сознания (кризис веры, кризис подросткового или среднего возраста и пр.), так и общественного (смена политических и экономических парадигм, идеологий, эстетики).
Вообще говоря, любая картина мира в конечном счете заключает в себе противоречия (хотя бы потому, что мир безграничен и изменчив), которые рано или поздно обнаружатся. Например, марксистская теория в целом достаточно непротиворечива, однако рассматривала современный ей капитализм и впоследствии утратила адекватность, а следовательно – привела своих последователей к краху.
В таком случае процесс исправления проходит через две стадии:
1) до предела возможности предпринимаются попытки вписать новые факты в имеющуюся картину, частично за счет непринципиальных «косметических» поправок, частично за счет отрицания самих фактов; особенно долгой может быть эта фаза при большой и разработанной картине мира, которую, с одной стороны, менять слишком сложно и накладно (придется увязывать заново слишком многое), а с другой, гибкость множества связей позволяет до времени ими манипулировать;
2) картина переписывается заново, как правило не полностью, но неисправный кусок заменяется безжалостно.
Работа над противоречиями всегда неприятна (вплоть до головной боли), т. к. очень напряженна (за короткий срок переделывается результат целого отрезка жизни), и, собственно, должна быть неприятной с т. з. эволюции (охранительная функция отрицательных эмоций – трогать «красную кнопку» только при неотложной необходимости).
Люди с глубокой, сформированной, подчас выстраданной картиной мира могут вообще отказаться от ее замены, особенно это касается пожилых или заплативших слишком большую цену (например, среди участников военных действий, неважно в какой стране и в какое время, широко распространена «упертая» уверенность в правоте своей стороны конфликта).
РЕКЛАМА
Идеи, выраженные через рифмы, легко «внедряются» в сознание в связи с естественностью, «нэйтивностью» языка рифм внутреннему языку мозга. Найти примеры рекламных манипуляций через рифмовку может любой заинтересованный наблюдатель. Тема обширная и, в общем-то, не требующая доказательств (скорее – разоблачений).
Для нас важным моментом будет очередное подчеркивание «усвояемости» рифмованного материала мозгом, вплоть до неконтролируемой суггестии.
СНОВА ЛОГИКА: МЫСЛИТЕЛИ И ТОЛПА
Напоследок позволю себе вернуться к тезису о логике как неестественном (пока) для мозга языке, а также оппозиции «мыслители – масса».
Собственно, одно следует из другого. Логический (более глубокий и общий) анализ, в отличие от рифмовки, требует усилий, тренировки и таланта. Он доступен среднему человеку, но утомителен и не подпитан положительными эмоциями (видимо, соответствующий функционал мозга еще не успел развиться).
Однако информативная и непротиворечивая картина мира востребована каждым, ибо это «карта местности», «компас» всех поступков и жизненных целей.
В результате, как на любую специализированную работу, на картину мира (или ее элементы) существует спрос. Человек (причем это свойственно любому – и бомжу, и академику, т. к. просто экономно по отношению к себе и своему времени) ищет готовые части картины мира, которые можно использовать для собственных нужд. Следовательно, авторитетный производитель таких кусков и кусочков (или – в случае религии – всей картины мира сразу) всегда будет пользоваться благодарным вниманием.
Мыслители в обществе выполняют функцию генерации участков картины мира, увязывания ее фрагментов и устранения противоречий. Искусство, несомненно (в силу тотального и изощренного пользования вышеописанными методами), выполняет ту же функцию. Поэтому я бы поостерегся читать все подряд (и особенно – поэзию). В современности опасность эта нивелирована информационным шумом, окружающим нас ежесекундно (достойны удивления «туристы», слушающие транзистор – в лесу!), однако были и иные времена, когда сила слова стояла выше и оценивалась соответственно.
Сшивка (коллективной или личной) картины мира похожа на некоммерческий программный проект (Linux и т. п.), в который может внести вклад каждый, и каждый может принять его целиком или по частям.
С этим связаны как свои преимущес-тва, так и родовые недостатки. Большинство конечных пользователей принимают готовый продукт некритично, а методы оценки его...
...впрочем, дальнейшие размышления могут нас привести к некоторым, в том числе практическим, выводам из области политики и идеологии, которые я предпочитаю оставить пока при себе. Учитывая, что в целом на главный вопрос – «Что есть искусство?» – мы уже ответили, давайте поставим точку.
