В 1974 году была издана на русском языке книга американского психолога, теоретика искусства и педагога Рудольфа Арнхейма «Искусство и визуальное восприятие». Представленный в ней фактический материал и, что еще важнее, способ его рассмотрения, взгляд на многообразие процессов и форм изобразительного искусства до сих пор, как мне кажется, не утратили своей актуальности, хотя оригинальный текст этой книги был завершен еще в 1954 году. Для меня это своего рода «компас», ориентирующий в открытом пространстве как истории культуры, так и ее современного состояния. Избранный теоретический приоритет позволяет избегать «узкопартийных», цеховых пристрастий и эмоций при восприятии иных концепций, при восприятии произведений искусства и, как хотелось бы думать, при попытках анализировать результаты собственного творчества и намечать собственную систему теоретических координат. Не будучи фанатиком «американизма» или гештальтпсихологии, я открываю для себя определенные параллели между исходными предпосылками и выводами Арнхейма и результатами исследований русского философа и богослова П. А. Флоренского, а также известных советских ученых А. Ф. Лосева, Л. С. Выготского, А. Н. Леонтьева. Развитие структур восприятия, бытие и преобразование символов, взаимодействие предметной и мыслительной деятельности – все эти аспекты имеют общую «Точку схода» в искусстве, в том числе и изобразительном. Это единство наводит на мысль о сущностной связи слова, изображения и геометрических пространственных структур и о теоретической возможности их взаимного перекодирования (что практически осуществляется ныне в компьютерных технологиях). Любое изображение может быть интерпретировано как текст, и семиотические исследования современного искусства (Ф. Тюрлеманн, Ж-М. Флош) показывают, что даже беспредметная живопись несвободна от скрытой «литературности». Творчество Кандинского прямо связано с поиском универсального языка цвета и формы. Фрейд и Юнг искали элементы универсального языка в архетипах подсознания. Фундаментальное исследование, посвященное графическим символам и их речевым аналогам – «Миф и символ» А. Голана (1994 г.), – еще раз подтверждает продуктивность поисков в направлении смысловой и знаковой интеграции, попыток преодоления ситуации «смешения языков», распада семиотического пространства, проще говоря, – взаимного непонимания.
Так или иначе, культура – это общее пространство, непрерывно расширяющееся, растущее, и намеренная изоляция какой-либо ее части путем создания элитарных или «эзотерических» знаковых систем вряд ли идет на пользу этому «организму». Вероятно также, что экстенсивный период живописных исканий уже закончен, о чем свидетельствуют почти академичные эксперименты концептуализма с произвольными знаковыми носителями и зачисление живописи в разряд заурядной дизайнерской продукции или любопытного, но отжившего свой век этнографического материала. Однако этот «этнографический материал» представляет, на мой взгляд, необозримую и практически неисследованную область, причем ее исследование требует не только научных, но и художественных средств и методов.
Одна из самых запутанных и даже мистифицированных проблем – проблема изобразительного пространства. Классический вариант ее разрешения художественными методами – творчество голландского графика М. К. Эшера. Это еще один из моих приоритетов и ориентиров. При всей изощренности и современности графических фантазий Эшера их форма принципиально проста и доступна.
И все же пространство – это только конструкция сцены, на которой должны действовать живые персонажи с неповторимым лицом, именем, судьбой. Не только предметность, фигуративность, но одушевленность и мифологичность – вопреки всем запретам академизированных «измов», вопреки даже реализму, теряющему миф в погоне за правдой момента. Для одушевления, анимизации мифа необходимы реальные впечатления, наблюдения, штудии, но картина – мир свободного воображения. Чем дальше от эмпирической действительности, тем ближе к подлинной жизни. Это уже мои личные творческие принципы – практика, связанная с субъективными эмоциями. Лабиринт без Тезея и Минотавра – бессмыслица, так и для меня причудливые сочетания пространственных планов и масштабов в картинах «День Гулливера», «Пластилиновый рыцарь», «Волшебное царство», «Битва у источника» обусловлены жизнью героев, их населяющих. Я использую семиотическое пространство, завоеванное сюрреализмом, постмодерном и стилем «фэнтези» для своих целей, избегая открытых мотивов абсурда, секса, агрессии, политики, религиозной и националистической экзальтации, поскольку рассчитываю на широкую (в том числе и на детскую) аудиторию. Если существует детская литература, то почему не быть живописи для детей? Соответственно и мифология видится как волшебная сказка, а не темная и свирепая «правда» языческих обрядов.
Мне нравится комбинировать приемы различных эпох и стилей, «переводить» с одного изобразительного языка на другой, отыскивая новые нетрадиционные оттенки формы и смысла. Результатами этих опытов явились работы «Хождение по водам», «Афродита», «Античный мотив», «Ангел», а также серия небольших картин по мотивам китайского фольклора. Работая с первоисточниками, я ничего не копирую, не иллюстрирую и не стилизую – просто рисую как вижу, как понимаю. В этом виртуальном мире случаются странные сближения, противоречащие как фактам истории, так и умозрительным ее схемам. К примеру, линейную аксонометрию китайских лубков оказалось неожиданно легко перевести в ренессансную живописную систему, дополненную приемами «обманки» 18-го века. Сказочные персонажи как бы выходят в пространство зрителя.
Диалог с традициями, иллюзорный контакт со зрителем – и, тем не менее, картина по существу остается авторским монологом. Полноценное общение не может происходить на разных языках, и диалог со зрителем предполагает возможность отклика не только зрительно–эмоционального или словесного, но и изобразительного. Эту возможность, эту идею, на первый взгляд утопическую, я пытаюсь реализовать, разрабатывая лексику и грамматику начальных ступеней общедоступного графического языка. И здесь требуется анализ и синтез многообразного и противоречивого сказочно-бытового материала: детского творчества и детских игр, древних ритуальных изображений, образцов современной массовой культуры. Эта область –на грани искусства и неискусства – обманчиво близкая и доступная, но совершенно «заколдованная». Далеко не просто преодолеть наложенные в разные времена «табу», психологические ловушки и ложные ходы, чтобы освоить пространство изначальных символов. Не рискну утверждать, что существуют какие-либо надежные научные, художественные или педагогические пути в этот мир. Пожалуй, только один путь, всем известный. Действовать в сказке как в сказке: нужно только набраться смелости и терпения, увидеть, понять, назвать волшебное слово – и рушатся преграды, возводятся мосты, открываются двери.
УФАЛЕНД НИКОЛАЯ КУПРИЯНОВА
Светлана СОБОЛЕВСКАЯ
Миллениум... Это слово обозначает условную границу тысячелетий, перейдённую недавно человечеством. Впервые я услышала этот термин от директора уфимского планетария Анатолия Денисова. Его американский коллега разработал программу «Миллениум» о важнейших вехах исследования космоса и предлагал купить её для демонстрации в Уфе.
В то время я работала в Башкирском филиале Российского фонда культуры, и мы с коллегами помогали по мере сил осуществлять уникальные проекты. Денег на иноземные инновации достать не удалось, но совместными усилиями был разработан свой, доморощенный план, в который вошли кроме авторских программ уфимского планетария оригинальные конкурсы и выставки.
Выставка «Возвращение уфимского дракона» была посвящена старинной легенде, записанной ещё в XVIII веке Петром Рычковым. Активное участие в создании «драконианы» приняли и дети, и взрослые. Была идея даже создать памятник легендарному чудищу, жившему когда-то на берегах Караидели. Давний друг планетария художник Николай Куприянов предоставил цикл фантасмагорий, над которым работал два десятка лет. Сюжеты картин разворачивались на узнаваемых ландшафтах Уфы – берегах Дёмы, Белой, Уфимки, в парке им. Ивана Якутова, на Сипайловском склоне и дамбе. Открывались места сказочной силы мегаполиса, задыхающегося под асфальтовой броней, – и это вселяло надежду на лучшее будущее. Впоследствии цикл получил название Уфаленд (земля Уфы) по аналогии с американским парком развлечений Диснейлендом.
Нашу инициативу поддержал Комитет по молодёжной политике Республики Башкортостан. Более того, предстоящую встречу Миллениума в Уфе решено было отметить проведением первого Симпозиума по фантастике. Он состоялся в конце июня 2000 года.
До сих пор вспоминаю своё удивление, когда увидела, как много в Уфе фантастов и любителей этого жанра. Открытие проходило в планетарии, и началось оно с диспута о смене литературной эры – научной фантастики на фэнтези. Гостями симпозиума стали представители российского журнала фантастики «Если» и популярный писатель-фантаст Сергей Лукьяненко. На форуме можно было приобрести издания собравшихся авторов, получить автограф, встретить единомышленников.
Картины Николая Куприянова были развешаны в фойе планетария. Они вызвали неподдельный интерес зрителей, их фотографировали на память, особенно феерии «Битва у источника» и «Волшебное царство», созданные на основе культовых для Башкортостана литературных произведений «Урал-батыр» и «Аленький цветочек». Сергей Лукьяненко высоко оценил картину «Пластилиновый рыцарь», сказав, что по глубине художественного образа её можно назвать и более масштабно, к примеру так: «Рождение планеты фэнтези».
В картине увлечённо творящий ребёнок изображён на фоне Хрустальной планеты, таинственной хранительницы космических знаний из романа «Заповедник гоблинов» Клиффорда Саймака. У Саймака тайны Хрустальной планеты помогает раскрыть уникальный технический аппарат и вернувшийся из заточения дракон. Куприянов сохранил дракона, а аппарат Саймака заменил собственным изобретением – биокомпьютером, работающим на энергии творческой мысли. И это в 1984 году, когда и обычных-то компьютеров у большинства ещё не было, а биокомпьютер подобного рода вряд ли когда-нибудь будет создан! Прототипом маленькой героини картины стала юная художница Елена Сведенцева. Фрагменты её удивительных рисунков в картине соединены с творениями гениев прошлого: пейзаж написан в стиле Альтдорфера, а биодома «спроектированы» по фантасмагориям Босха. Этим художник отдал своеобразную дань феномену ХХ века – детскому творчеству и вкладу детей в развитие космического искусства, которое до сих пор по достоинству не оценено.
Николай Куприянов и сам пришёл в искусство на волне всеобщего увлечения космосом. Ему было шесть лет, когда 12 апреля 1961 года Юрий Гагарин совершил свой великий полёт. Он до сих пор вспоминает пережитое волнение и метаморфозу восприятия окружающего мира: Земля вдруг показалась маленькой и беззащитной лодкой в безграничном океане Вселенной. Бабушка привела его в студию Уфимского дворца пионеров к Владимиру Степановичу Сарапулову. Педагог, чтобы проверить данные ребёнка, попросил его придумать новый летательный аппарат. Николай нарисовал их целых пять, один причудливей другого. В 1967 году он становится лауреатом Республиканского конкурса детского творчества, получив за рисунок «Экспедиция на Венеру» путёвку в Москву для знакомства с музеями и космическим павильоном ВДНХ. Из Москвы вернулся окрылённым, с массой впечатлений, а также редким по тем временам альбомом репродукций Николая Рериха и твёрдым намерением стать художником.
Профессиональное образование Николай Куприянов получал на художес-твенном отделении Уфимского училища искусств и Уфимского института искусств (первый выпуск). В студенческие годы, находясь под обаянием своего наставника Рашида Нурмухаметова, увлёкся искусством портрета, со временем всё больше трансформируя реалистический метод во всевозможные «измы». После окончания института написал серию портретов деятелей культуры Уфы – режиссёра Павла Мельниченко, журналиста Иосифа Гальперина, художника Владимира Жигулина, балерины Леоноры Куватовой, писателя Рима Ахмедова. Вдохновившись книгой Михаила Чванова «Загадка штурмана Альбанова», написал картину «Ледовый поход штурмана Альбанова». Работал над ней долго, всё больше проникаясь не столько судьбой затерянного во льдах человека, сколько могуществом природы и одной из её первостихий – воды. Тут, безусловно, сказалось влияние фильмов Андрея Тарковского. Водной стихии Николай Куприянов посвятил множество композиций – от философского осмысления смерти и возрождения живой природы в пейзаже «Изумрудная река» (1983) до непостижимого таинства веры, которая творит чудеса, – композиция «Хождение по водам» (1988).
Античный миф гласит, что сама богиня любви Венера рождена водной стихией. А где это произошло?
Куприянов пишет картину «Античный мотив», где в водной стихии резвятся богиня и грифон. Действие перенесено на берега реки Белой, железнодорожный мост трансформирован воображением художника в старинный акведук, и ожившие мифы так же реальны, как букет нарциссов на переднем плане.
Впоследствии, создавая «фантазии в живописи», Николай Куприянов будет использовать магию всех четырёх стихий – воздуха, воды, земли и огня. Модель такого сплава подсказали прогулки по парку им. И. Якутова. Главная достопримечательность парка – Солдатское озеро с зелено-голубой водой. Оно периодически исчезает в карстовых пустотах и так же неожиданно возвращается. Сказочность местности придает старинная пожарная каланча, подпирающая небо. Возле исторической стелы с именами героев в центре парка пылает Вечный огонь. Все лето благоухают цветы и слышится веселый ребячий смех с площадки аттракционов. Любимому парку посвятил художник картину «День Гулливера» (1985). Здесь все символично: озеро превратилось в мировой океан, аллеи парка – в тело великана, у которого на груди мчится поезд (воспоминание о детской железной дороге), а вместо пряжки пояса – здание Дворца пионеров. В воздухе плывет корабль с чудо-яблоком. Его придумал художник, сказочник, большой друг детей Ефим Честняков, живший в деревне Шаблово и оказавший своё влияние на творчество Куприянова. Симметрично кораблю поднимается вверх радужный слоненок – напоминание о летающем слоненке Диснея и монстрах Сальвадора Дали. На плече у великана маленький сын художника – новый путешественник в сказочный мир.
Когда-то в парке возвышался вырезанный из фанеры великан-Гулливер. Впоследствии его заменил новый герой, созвучный времени, – Веселый Роджер, давший имя и новой площадке с аттракционами. Но вот чудеса: среди аттракционов появились и розовые летающие слоны, предсказанные художником в картине ещё в 1985 году. А в день празднования 100-летнего юбилея парка в небо взлетал настоящий воздушный шар, и фантастический корабль с чудо-яблоком тоже проявился в реальности, превратившись в… ресторан «Тихая гавань». Вечный огонь, пылающий в парке, в картине «День Гулливера» преобразился в вулкан, чей пепел, подобно салюту, вспыхивает миллионами алых роз. Позднее художник написал еще несколько композиций, в которых использовал мотив магической силы огня.
По поверью, из небесного огня сотканы тела небожителей – ангелов. Их считают покровителями и хранителями не только людей, но и целых городов и стран. Небесный покровитель Уфы – архистратиг Михаил. Ему посвящена часовня, которая находится рядом со Свято-Сергиевским кафедральным собором. В 1992 году в ознаменование 600-летия со дня смерти Сергия Радонежского Н. Куприянов написал композицию «Ангел». По распоряжению Владыки Уфимского и Стерлитамакского Никона, отдавая дань памяти святого, «Ангел» был освящен, внесен в собор и помещен в притвор на один год.
Впервые модель взаимосвязи реального, исторического и фантастического миров Куприянов сочинил в студенческие годы. Это был проект монументальной росписи «Дорога в космос»: трехчастная композиция объединила драматические сюжеты сожжения на костре Джордано Бруно, падения Икара и обобщённый портрет космонавтов 1970-х годов. Через несколько лет, под влиянием фильма
Андрея Тарковского «Солярис», художник буквально в один присест нарисовал ещё более «энциклопедичную» композицию «Читая фантастику». Её герой, юный мечтатель, одновременно лежит на кушетке и парит в невесомости, буквально между небом и землёй, между прошлым и будущим. Впоследствии, в 1998 году, в преддверии Миллениума, художник использовал эту композицию для создания сказочной утопии «Сон царевича» на тему грядущего Золотого века России.
Двенадцать лет прошло с тех пор, как в Уфе прошёл первый Симпозиум по фантастике.
Второго пока так и не последовало. Но вот легенда об уфимском драконе жива. В канун 2012 года уже новое поколение детей устроило Праздник драконианы в Гостином дворе. И вновь возникла идея увековечить легенду, теперь уже во вкусе модного проекта – «Сказочной карты России» – создать его заповедник в районе Чёртова городища или поблизости от него.
Николай Куприянов открыл в Интернете сайт «Уфаленд» и благодаря ему познакомился с коллегой-сказочником из канадского Торонто Виктором Молевым. Удивительно, но у обоих художников есть композиции «Купание дракона». Оба развивают в своих работах сказочный опыт предшественников: Молев в создании архитектурных фантазий соревнуется с Эшером, а Куприянов осваивает магию народных картинок Китая. А Уфаленд продолжает жить и развиваться как самостоятельное культурное явление нашего времени.
