От переводчика: Запад переживает трудные дни, и его трудности во многом определяются конфликтом между моральными устоями западной цивилизации и геополитическими и геоэкономическими условиями, развившимися в последние десятилетия. Глобализация и вместе с тем рост национализма и изоляционизма в Европе и Америке, терроризм, демографические сдвиги в сторону не белых рас, воинствующий исламизм, натиск эмигрантов с востока, возрождение экспансионистской политики России и пр. Перед лицом этих проблем возникает тенденция видеть в моральных устоях Запада его слабость.
Недавно один обозреватель противопоставил права гражданина правам человека: «Не помню уже, кажется, в Германии какой-то журналист написал с тревогой, что самая большая опасность для Запада сейчас утратить свои моральные устои и призывал к бдительности, дабы их сохранить. Призывал, определенно, не зря, поскольку чуял, что в сложившейся ситуации эти самые устои, как говорят медики, несовместимы с жизнью…Мы хотим жить, как самим нравится, сами решать свои проблемы, наш выбор — права гражданина». (http://www.forumdaily.com/140722_kassandra_sitoien) Я среагировал: «Итак, моральные устои несовместимы с жизнью! Но зашита семейных, религиозных, культурных ценностей как проблема гражданского права (и в свете наплыва эмигрантов с иной культурой и даже моралью) невозможна, если полагать, что моральные устои несовместимы с жизнью. Это постоянно оказывается проблемой, но ее не решить так , как часто звучит в устах иных наших коллег. Большинство из них имеют моральные устои в частной жизни, но как много из них согласны (хочу надеяться только на словах) ждать от государства защиты своей частной жизни, без оглядки на моральные устои жизни! Но и с ними может случиться то, что случилось с гражданами нацисткой Германии и СССР, где граждане были защищены государством, отрицавшим устои морали или подчиняя ее своим целям».
В связи с этой, действительно, злободневной проблемой я и решил опубликовать перевод речи лорда рабби Сакса по случаю присуждения ему престижной Templeton Prize.- http://rabbisacks.org/danger-outsourcing-morality-read-rabbi-sacks-speech-accepting-templeton-prize. (Вступительные благодарности и приветствия опущены).
Мы переживаем критический момент в истории цивилизации. Везде, куда бы мы ни посмотрели, мы видим политическую, религиозную, экономическую, экологическую неуверенность и неустойчивость. Вряд ли будет преувеличением сказать, что будущее Запада и уникальной формы свободы, которой он прокладывал путь в течение последних четырех столетий, находится в опасности.
Я хочу обратить ваше внимание на один феномен, сформировавший Запад, приведший его сначала к величию, но теперь ведущий к кризису. Его можно охарактеризовать одним словом: аутсорсинг.[1] На первый взгляд, ничто не может быть более невинным и продуктивным. В нем заключается основание современной экономики. Он реализует принцип теорий разделения труда Адама Смита и сравнительного преимущества Давида Риккардо: даже если ваше производство лучше моего во всем, тем не менее, мы извлечем пользу для обоих, если вы будете производить то, в чем вы преуспели больше всего, а я буду производить то, в чем я преуспел больше всего, и мы будем торговать своими продуктами.[2] Вопрос: есть ли пределы аутсорсингу? Существуют ли вещи, которые мы не можем или не должны передавать в посторонние руки?
Проблема возникла из-за новых технологий и глобальной коммуникации, осуществляющейся мгновенно. Теперь привлечение третьих лиц для выполнения тех или иных работ происходит не в пределах одного экономического региона, но между разными регионами Мы наблюдаем аутсорсинг производства в страны с низким уровнем заработной платы. Мы видим аутсорсинг услуг как, например, когда житель одного города в Америке заказывает гостиницу в другом американском городе через оператора, живущего в Индии. Одно время это казалось хорошей идеей. Как будто Запад говорил миру: «Вы будете производить, мы будем потреблять, и все будут довольны». Но как долго это может продолжаться?
Банки начали передавать на сторону риски своих финансовых операций, одалживая капитал далеко за пределами возможности их обеспечения. Они полагали, или цены на собственность будут постоянно расти, или, если наступит финансовый кризис, это будет не их проблемой. Кто-то другой ответит!
Есть, тем не менее, одна форма аутсорсинга, на которую редко обращают внимание – аутсорсинг памяти. Наши компьютеры и смартфоны накапливают громадные объемы данных, от килобайтов до гигабайтов, в то время как знания в нашей личной памяти, особенно у детей, уменьшаются. Зачем трудиться что-либо запоминать, если вы можете найти информацию на Гугле или в Википедии в течение минуты?
Но здесь, я думаю, мы совершаем ошибку. Мы путаем историю и память – отнюдь не тождественные понятия. История отвечает на вопрос: «Что случилось?» В памяти заключен ответ на вопрос: «Кто я?» История – о фактах, память — об идентичности. История – это чья-то история. Она случилась с кем-то другим. Память – это моя жизнь, прошлое, сформировавшее меня, чье наследство я храню ради будущих поколений. Без памяти нет идентичности. А без идентичности мы простая пыль на поверхности бесконечности.
С потерей памяти мы забываем один из самых важных уроков религиозных войн шестнадцатого и семнадцатого столетий, в результате которых родилась новая идея свободы. Надо помнить, даже если это звучит старомодно: «Свободное общество есть моральное достижение». Без самоограничения, без способности откладывать удовлетворение инстинктов, без навыков души и дела, которые зовутся достоинствами, мы, в конечном счете, потеряем свою свободу.
Именно это имел в виду Локк, когда противопоставил свободу – свободу делать то, что мы должны делать, – вольности делать то, что нам хочется. Не случайно Адам Смит написал «Теорию нравственных чувств» прежде «Богатства народов». Именно это имел в виду Вашингтон, сказав: «Права человека могут только быть установлены только среди добродетельных людей» И Бенджамин Франклин: «Только добродетельные люди способны быть свободными». И Джефферсон: «Нация как общество образует моральный организм, и каждый его член ответственен за свое общество».
Но в какой-то момент Запад оставил эту веру. Когда я появился в Кембридже в конце 60-ых годов, курсы философии назывались моральными науками. Считалось, что подобно естественным наукам, мораль есть нечто объективное, реальное, истинное. Но я вскоре обнаружил, что почти никто этому больше не верил. Мораль, якобы, есть только выражение эмоций, или субъективного чувства, или частной интуиции, или автономного выбора. Она есть, в большой степени, то, что я выбираю. Фактически ничего не оставалась изучать кроме значений слов. Для меня это звучало не столько утверждением цивилизации, сколько разрушением ее.
Но по прошествии довольно большого времени я понял, что произошло. Мораль была разделена на две части и делегирована социальным учреждениям. Моральный выбор был противопоставлен его последствиям и произошел аутсорсинг морали рынку. Рынок предоставляет нам выбор, а сама мораль стала просто набором выборов, оправданность которых не имеет никакого значения вне удовлетворения или ущемления субъективных желаний. Теперь мы с трудом понимаем, почему есть что-либо, что мы хотим сделать, можем позволить себе сделать, имеем юридическое право сделать, но, тем не менее, не должны делать, потому что это несправедливо, или постыдно, или нелояльно, или унизительно: одним словом, аморально. Мораль была сведена к экономике.
Что касается последствий наших выборов, они были отданы в руки государства. Плохие выборы ведут к плохим результатам: разбитые семьи, беспризорные дети, депрессии, бессмысленно прожитые жизни. Правительство должно решать эти проблемы! Забудьте о браке как о священном союзе между мужем и женой. Забудьте о потребности детей расти в любви и безопасности. Не ожидайте от общин поддержки в минуту нужды. Произошел аутсорсинг благополучия государству. Что касается совести, которая когда-то играла столь большую роль в моральной жизни, то ее может восполнить аутсорсинг правовым институтам. Так, сведя моральный выбор к экономике, мы позволили последствиям наших выборов стать политикой.
Аутсорсинг, казалось, работал, по крайней мере, для одного или двух поколений. Но к настоящему времени возникли проблемы, которые не могут быть решены рынком или государством. Среди них: неэлиминируемая безработица, возникшая вследствие аутсорсинга производства и услуг. Дальнейший рост безработицы в результате развития искусственного интеллекта, способного замещать во все большей степени человеческие решения и навыки. Искусственно низкие процентные ставки, побуждающие людей накапливать долги, но не сберегать или делать инвестиции. Безумно раздутые зарплаты руководителей корпораций. Понижение жизненного уровня сначала рабочего класса и затем среднего класса. Трудности трудоустройства даже среди дипломированных специалистов. Неспособность молодых людей купить дом для семьи. Крах института брака, приведший к неразрешимым проблемам детской бедности и депрессии. Падение коэффициента рождаемости по всей Европе с последующей беспрецедентной по масштабу иммиграцией, благодаря которой Запад только и может поддержать уровень своего рабочего населения. Но при этом он оказался неспособным интегрировать некоторые из этих групп в свою культуру. Семья, общины, идентичность раньше придавали нам силу выстоять в кризисные времена, но теперь они распадаются. Мы теряем их и многое другое.
Почему эти проблемы оказываются столь трудными? Во-первых, потому что они глобальны, а правительства национальны. Во-вторых, потому что они охватывают долгие периоды времени, в то время как рыночная и либерально–демократическая политика краткосрочны. В-третьих, потому что они зависят от изменяющихся привычек поведения людей, которые ни рынок, ни либерально-демократическое государство не могут регулировать. Но, прежде всего, потому что их решение не находится в компетенции рынка и государства.Аутсорсинг невозможен в сфере совести. Вы не можете передать моральную ответственность на сторону.
Когда вы пытаетесь делать это, рождаются иллюзорные ожидания. И когда, неизбежно, это обнаруживается, в обществе возникают социальные напряжения: разочарование, гнев, страх, негодование и вражда. Люди начинают находить убежище в магическом мышлении, принимающем сегодня одну из четырех форм: крайние «правые», крайние «левые», религиозный экстремизм, агрессивный атеизм. Крайние «правые» стремятся возвратиться в золотое прошлое, которого никогда не было. Крайние «левые» ищут утопическое будущее, которого никогда не будет. Религиозные экстремисты полагают, что они могут принести спасение террором. Агрессивные атеисты полагают, что без религии наступит мир. Следование любым из этих фантазий подвергает опасности фундаментальные основы свободы. И мы увидели, даже в центре британской и американской политики, такие формы уродства и нелогичности, какие я не думал увидеть в течение моей жизни. Мы увидели в университетских городках Великобритании и Америки подавление академической свободы от имени справедливости, которая не должна быть оскорблена столкновением различных взглядов. Этоle trahison des clercs, интеллектуальное предательство, нашего времени, и оно очень опасно. Есть ли иной путь?
Два исторических феномена когда-то удивили меня. Тот факт, что после отставания от Китая в течение тысячелетия Запад стал перегонять его, начиная с семнадцатого столетия, создав науку, промышленность, технологию, свободный рынок и свободное общество. И тот факт, что евреи и иудаизм выжили в течение двух тысяч лет после разрушения Второго Храма, потеряв все, на чем основывалось их существование по Библии: свою землю, хозяйство, свободу, Храм, своих царей, пророков и священников.
Объяснение в обоих случаях одно и то же — точная противоположность аутсорсингу: а именно, интернализациятого, что когда-то было внешним. Где бы евреи ни молились, с ними был Храм. Каждая молитва была жертвоприношением, каждый еврей священник и каждая община частью Иерусалима. Нечто подобное случалось и с теми течениями в исламе, которые интерпретировали джихад не как физическую войну на полях сражений, а как духовную борьбу в недрах души.
Параллельный феномен возник в христианстве после Реформации, особенно в кальвинизме, преобразовавшем в шестнадцатом и семнадцатом столетиях Голландию, Шотландию, Англию времен революции и Америку отцов-пилигримов. Так возник, по знаменитому выражению Макса Вебера, «дух капитализма». Внешняя власть церкви была заменена внутренним голосом совести. Тогда стала возможной широкая сеть доверия, позволившая рынку устойчиво функционировать. Мы привыкли противопоставлять материальное духовному и часто забываем о происхождении слова «credit» от латинского «credo» («верю»), и, я думаю, «confidence», необходимого для инвестиций и экономического роста, от «fidentia» («доверие»).
На почве иудаизма и христианства после Реформации вырос редкий тип человека – личность, руководствующаяся внутренними убеждениями. Большинство обществ на протяжении почти всей истории были или традиционными или ориентированными на внешние эталоны. Люди делают то, что они делают, потому что так всегда делалось или потому что так делают другие люди.
Не таковы личности, руководствующиеся внутренними убеждениями. Они становятся пионерами, новаторами, способными преодолевать неудачи. В них заложена некая внутренняя навигационная система, позволяющая им идти нехожеными путями. У них есть сильное чувство обязанности по отношению к другим людям. Они ценят крепкие браки и передают свои ценности детям. Они принадлежат сильным общинам. Они принимают смелые решения, но тщательно рассчитывают риски. Потерпев неудачу, они быстро восстанавливают потери.
Они дисциплинированы. Они любят решать трудные проблемы и много работают. Они не торопятся уйти на отдых. Их больше интересует стабильность, чем быстрая прибыль. Они знают, что должны быть ответственными перед клиентами, сотрудниками, акционерами, так же как перед обществом в целом, потому что только таким образом они сами смогут выжить, в конечном счете. Они не соблазняются такими недальновидными идеями как манипуляция с бухгалтерской отчётностью, высокорискованная ипотека или фальсификация экологических данных, ибо знают, что фальсифицировать бесконечно невозможно. Они не эксплуатирует настоящее за счет будущего, потому что обладают чувством ответственности перед будущим. Они способны отсрочить удовлетворение желаний. И они так живут, потому что внутри них звучит моральный голос. Некоторые называют его совестью. Другие голосом Бога.
Культуры, подобные таким личностям, сохраняют молодость. Они побеждают энтропию ценностей, приводившую к упадку и падению империи и супердержавы. Но Запад готов последовать бессмертному выражению королевы Эльзы в кинофильме «Холодное сердце»: «Отпусти и забудь». Запад экстернализоровалто, что раньше интернализировал. Аутсорсинг охватил личную ответственность, и мораль свелась к экономике и политике. Мы стали зависимыми от рынка и государства, то есть от сил, очень мало подлежащими нашему контролю. И однажды наши потомки оглянутся назад и спросят: «Как Запад потерял то, что раньше сделало его великим?»
Каждый наблюдатель великих перемен в истории: от пророков Израиля к исламскому мудрецу Ибн Хальдуну, от Джамбаттисты Вико к Джону Стюарту Миллю, от Бертрана Расселла к Виллу Дюранту, повторял одну важную мысль: цивилизации начинают умирать, когда теряют моральный энтузиазм, который был основой их возникновения. Так случилось с Грецией и Римом, и так может случиться с Западом. Признаки опасности стали явными: падающий коэффициент рождаемости, моральное разложение, рост неравенства, потеря доверия к социальным учреждениям, беспечность среди богатых, безнадежность среди бедных, изолированность меньшинств, отказ приносить жертвы в настоящем ради будущего, потеря веры в старые убеждения без их замены новыми – все это опасные сигналы и они бросаются сегодня в глаза.
Но есть альтернатива: начать вновь действовать по внутреннему убеждению. Это означает восстановление морального измерения, которое связывает наше благосостояние с благосостоянием других и делает нас всех вместе ответственными за общую пользу. Это означает восстановление духовного измерения, которое помогает нам понять разницу между ценностью вещей и их ценой. Мы больше чем потребители и избиратели; наше достоинство не сводится к нашим доходам и владениям. Это означает помнить, что важно не только удовлетворять наши желания, но также знать, какие желания следует удовлетворять. Это означает самоограничение в настоящем ради будущего детей. Это означает восстановление коллективной памяти и идентичности, чтобы общество стало менее походить на гостиницу и больше на семейный дом. Короче говоря, это означает признать, что есть вещи, не подлежащие аутсорсингу. У нас есть обязанности, которые мы должны выполнять сами.
Мы должны это нашим детям и внукам. Мы должны сохранить то, что когда-то придало Западу величие, и не ради идеализации прошлого, но ради достойного ответа на сложные вызовы будущего. Если мы просто позволим себе «отпустить и забыть», свободное общество – это моральное достижение, зависящее от привычек к ответственности и сдержанности, – то нашим будущим станет – будь им Россия, Китай, ИГИЛ или Иран – не либеральное, не демократическое и, конечно, не свободное общество. Мы должны вновь восстановить моральные и духовные ценности на языке двадцать первого столетия, используя новые средства коммуникации на путях, которые объединяют, а не разъединяют нас.
Примечания
[1] Аутсорсинг (от англ. outsourcing) — передача внешней структуре выполнения каких-то функций, работ и/или услуг на долгосрочной основе. (Прим. переводчика)
[2] Теория сравнительных преимуществ: если страны специализируются на производстве тех товаров, которые они могут производить с относительно более низкими издержками в сравнении с другими странами, то торговля будет взаимовыгодной для обеих стран, независимо от того, имеют они или нет абсолютное преимущество в производстве этих товаров. (Прим. переводчика)
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/2017-nomer4-dynin/
