Главы из книги «Добрая земля за Иорданом»*0

Книга Леонида Гомберга «Добрая земля за Иорданом» – плод более чем пятнадцатилетней работы. Еще в конце прошлого века в периодических изданиях стали выходить его первые очерки по проблемам библейской истории. С тех пор опубликованы несколько книг, десятки статей и эссе, в которых события, изложенные в Библии, рассмотрены автором с историко-философской точки зрения в попытке соединить религиозный и позитивистский взгляды на прошлое человечества.

В новой книге автор кардинально переосмысливает многие темы и персонажи, о которых писал в прежние годы; некоторые сюжеты он разрабатывает впервые. В результате этой работы родилось оригинальное повествование, охватывающее события первых шести книг Библии – Пятикнижия Моисея и Книги Иисуса Навина – от Сотворения мира до завоевания Ханаана израильтянами.

Книга Л. Гомберга не является научным исследованием. Эта работа написана в жанре публицистики, эссе или модного сегодня термина «нон фикшн».

Вавилонская катастрофа

1

Подробную генеалогию сынов Ноя, представленную в Книге Бытия, специалисты иногда называется Таблицей народов. Перечисления имен, обозначающих названия стран, земель и этносов, этнонимов и эпонимов, а также некоторые скупые, но многозначительные комментарии, вероятно, действительно можно было бы представить в виде сводной таблицы. Эти, на первый взгляд, невыразительные списки полны информации чрезвычайной важности. Здесь впервые в тексте Бытия появляются реальные названия древних государств, народов и даже городов, а возможно, и исторических деятелей.

Однако следует иметь в виду, что терминология Пятикнижия не соответствует нашим сегодняшним представлениям, когда слова «семиты», «хамиты», «иафетиды» (индоевропейцы) предполагают, прежде всего, лингвистическую общность. Не следует удивляться тому, что в Бытии (9;18) Хам назван отцом Ханаана, хотя народы, жившие в ту пору на территории Ханаана – ханаанеи, амореи и другие – говорили на семитских языках, т. е. в сегодняшнем понимании были семитами. Ко времени Исхода, да и задолго до него, Ханаан был завоеван хамитским Египтом и фактически был частью Египетской империи; видимо, поэтому имел статус «сына» крупнейшего хамитского государства. Пророчество о том, что Ханаан станет рабом своих братьев, легитимирует планы Моисея и его окружения по захвату территории Ханаан, в результате которого народы, жившие там, поработят израильтяне. Таким образом, критерии, которыми руководствовались составители Таблицы народов, далеко не всегда учитывали языковую и этническую близость, преимущественно опираясь на международные отношения и географическое положение.

***

Таблица народов начинается с генеалогической горизонтали сынов Иафета, в которой представлены семь имен, так или иначе связанных с древней географической картой: «Сыны Иефета: Гомер и Магог, и Мадай, и Иаван, и Тувал, и Мешех, и Тирас» (Быт.10;2)

Народ Гомер обычно идентифицируют с киммерийцами, воинственной кочевой группой племен, вышедших на историческую арену во II тысячелетии до н. э. откуда-то из Закаспийских степей. К началу I тысячелетия до н. э. они контролировали Северное Причерноморье от Днестра до Керченского пролива, потом заняли Крым и Кубань. Затем, в VIII век до н. э., они напали на царство Ван (Урарту), и, наконец, выступили против Ассирии, объявившись в Ближневосточном регионе. Возможно, именно глубокая древность этого народа породила идею о том, что он является «старшим сыном» Иафета.

Считается, что Магог мог представлять «землю Гога», или Гига в греческих источниках, царя лидийцев – важного народа Малой Азии. Мадай – это, вероятно, страна мидян, Мидия, впоследствии восточный сосед и непримиримый соперник Ассирии.

Народ Иаван – это, несомненно, греки-ионийцы, занимавших острова Эгейского моря и побережье Малой Азии, сравнительно близких соседей, а потому достаточно известных в Ханаане народов. Но конечно, в свете нашего повествования особенно интересно имя Тувал, поскольку недвусмысленно отсылает к уже известному из Кенитской генеалогии Тувал-Каину, «шлифующему и кующему всякую медь и железо», одной из значительных фигур «клана кузнецов».

Вслед за ним в перечислении сынов Иафета стоит Мешех. Заметим, что славянские народы считают Мешеха своим прародителем – часто в варианте Мосох. Отчаянные головы даже полагают, что от этого имени произошло географическое название «Москва». Но это, конечно, курьез.

В то же время народы Тувал и Мешех упоминаются рядом и в других книгах Библии и обычно отождествляются с народами Восточной и Центральной Анатолии. Страна Тувал (или Табал), вероятно, располагалась в районе древнего металлургического комплекса, где добывали железную руду. Имя Тирас (или Фирас) имеет некоторое сходство с греческим «тирренцы», что может означать народ, пришедший из Малой Азии на Апеннинский полуостров и ставший прародителем этрусков.

Среди потомков Иафета обнаруживаем и этноним Аскеназ, который всем известен как обозначение общности евреев Центральной и Восточной Европы.

Но не все так просто… Аскеназ – старший сын Гомера, в свою очередь, старшего сына Иафета. Этот этноним, а возможно, и эпоним некоторые ученые отождествляют с «Аскиза» в древних надписях, что может относиться к племенам, сегодня известным под именем скифов, пришедшими из Центральной Азии в конце II тысячелетия до н. э. Вытеснив киммерийцев из Северного Причерноморья, Аскеназ (Скиф) мог обрести статус старшего сына Гомера (Киммерийца).

Судя по всему, Аскеназ отождествлялся с землей, граничившей с Арменией в районе верхнего Евфрата, т. е. находившейся где-то рядом с Урарту. Уже в средние века топоним Аскеназ служил для обозначения некоторых территорий Северо-Западной Европы – населенных евреями земель по берегам Рейна, а потом и всей Германии. «Ашкеназами» стали называть немецких евреев и их потомков в странах Европе, США и многих других государствах.

Вероятно, в древности земля Аскеназ была как-то связана с местом остановки и расселения одного из кланов потомков Ноя, сохранившего память о своих «допотопных» корнях. Легко допустить, что именно там были распространены и укоренены идеи иудаизма, и что именно оттуда они перекочевали на берега Рейна. В самом деле, первые иудейские общины появились в Германии еще в эпоху римских легионеров. И несомненно, в легендах и в памяти этих общин жили воспоминания не только о земле Израиля, но и о земле Аскеназ, которая, вероятно, послужила своеобразным мостом в распространении иудейской религиозной традиции.

В генеалогической горизонтали сынов Гомера в близком соседстве с Аскеназом стоит имя Тогарма. В исторических памятниках это наименование в качестве эпонима встречается в знаменитой переписке выдающегося иудейского деятеля X века Хасдая ибн Шапрута, дипломата, личного врача и тайного советника халифа Кордовы Абд-аль-Рахмана, с хазарским каганом Иосифом. Каган сообщил в письме своему корреспонденту, что его народ происходит из рода Тогармы, сына Иафета и внука Ноя. У Тогармы было десять сыновей, и одного из них звали Хазар, что, конечно, является эпонимом. В Таблице народов о сынах Тогармы не упоминается. Зато в средневековом еврейском хронографе середины X века «Книге Иосиппон», несомненно известном кагану Иосифу, горизонталь сыновей Тогармы приведена полностью. В основу хронографа положен латинский перевод «Иудейских древностей» и пересказ «Иудейской войны» Иосифа Флавия. От имени Иосиф происходит название книги – «Иосиппон». Хронограф был чрезвычайно популярен в средневековом мире, и его космогоническая часть, как бы развивающая и дополняющая библейскую Таблицу народов, стала «мифологическим прикрытием» неясной исторической картины происхождения практически всех известных тогда племен от сыновей Ноя. Хазары вплоть до конца X века занимали территории, некогда контролировавшиеся киммерийцами. Не исключено, что в недрах народной памяти жили предания о древней стране Аскеназ, как-то связанной с религиозными представлениями земли и народа Израиля.

«Сыны Иавана: Элиса, Таршиш, Киттим, и Доданим» (Быт. 10; 4), скорее всего, представляли народы греческого мира, так или иначе известные израильтянам. Есть мнение, что имя Элиса, похожее на «Аласия» ассирийских источников, соответствует названию острова Кипр. В других местах в Пятикнижии Кипр упоминается как Киттим по названию важного города в южной части острова. Таршиш (синод. Фарсис) неоднократно встречается в разных библейских книгах и обычно соотносится с портовым городом в Испании. Но, по мнению исследователей, в данном случае речь идет все-таки скорее о Тарсе, греческом центре на южном побережье Малой Азии. Что же касается наименования Доданим, то, как полагают, это видоизмененное Роданим, что может относиться к греческому острову Родос. Иными словами, в этой части Таблицы народов представлены разные регионы и их центры, где в древности проживало греческое население.

Теперь посмотрим на горизонталь сынов Хама, состоящую из четырех имен, которые без особых проблем идентифицируются с соответствующими географическими территориями: Куш – с Абиссинией или Эфиопией (страна Куш), Мицраим – с Египтом, Фут (Пут) – с жителями западной части Египта – ливийцами. К слову, все эти народы говорили на языках хамитской группы.

Некоторая путаница возникает с именем Куш, поскольку ряд народов, которые названы в качестве его сыновей, конечно же, относятся к семитоговорящей группе. И тогда Куш, вероятно, может быть отождествлен с касситами, «кашим» или «кушим» древних источников.

Среди потомков Куша необходимо отметить богатыря («гибор») Нимрода, связанного с землей Сеннар, вероятно, историческим Шумером. Фигура этого легендарного лидера важна для дальнейшего повествования, и мы вскоре к нему вернемся.

С Мицраимом соотносится этноним Пелиштим в ранге «внука». Пелиштим идентифицируют с древним народом, который сохранился в исторической памяти человечества под именем филистимлян. Отметим, кстати, характерное недоразумение. Сегодняшние палестинские арабы, активно выступающие не только на ближневосточной, но и на мировой сцене, считают себя потомками филистимлян. Это курьезное генеалогическое несоответствие призвано подчеркнуть древность присутствия в регионе, и соответственно, как им кажется, законность территориальных притязаний. Современный топоним Палестина, разумеется, связан с этнонимом Филистимляне (Пелиштим). Но исторические филистимляне, конечно, арабами не были и быть не могли. О научных основаниях этой «теории» нам еще придется поговорить. Пока заметим: согласно библейской традиции арабы и евреи имеют одинаковые генеалогические корни и происходят от праотца Авраама (в арабской версии – Ибрагима). Именно он и его сын Исмаил считаются прародителями исмаилитов-арабов. Иное утверждение просто противоречит логике древних текстов, на которые, собственно, палестинцы и ссылаются.

Ханаан является прародителем одиннадцати народов, в древности заселивших эту территорию, после завоевания ее израильтянами названную Израилем и Иудеей, а после изгнания евреев римлянами – Палестиной. Согласно пророчеству Ноя, эти земли сперва подверглись египетскому завоеванию («раб рабов будет он у братьев своих»), а впоследствии – завоеванию потомками Сима во главе с Моисеем – («Ханаан же будет рабом им»).

Очевидно, что генеалогическая линия потомков Сима является магистральной для Пятикнижия: именно Сим начинает линию Ной – Авраам. Мы еще ничего не слышали об Аврааме, но уже предупреждены, что именно Сим является «отцом всех сынов Эвера», прародителя этноса «ибрим», «евреев».

У Сима, согласно Таблице народов, было пять сыновей, четверо из которых ассоциируются с названиями влиятельных держав или народов древнего Востока: Элам (государство в юго-западной части современного Ирана), Ашшур (ведущая держава «послешумерского» периода в Месопотамии), Луд (Лидия – крупная страна в Малой Азии) и Арам (эпоним арамеев, воинственных племен, активно боровшиеся за гегемонию в Месопотамии и Северном Ханаане). Отметим: «эламиты» и, скорее всего, «лидийцы» не были языковыми семитами.

Третьего сына Сима зовут Арпахшад, и прямых географических соответствий этому имени не обнаруживается. Впрочем, оно встречается в других книгах Библии. Именно Арпахшад в генеалогии стоит на прямой линии Ной – Авраам, т. е. является прямым предком последнего. Но, что интересно: часть его имени «хшад» («кшат», «кшатр») – один из стандартных признаков, по которым специалисты узнают так называемых ирано-ариев. На языках этой группы «кшая» означает царь, «кшатр» – царство и так далее.

Как мы уже говорили, приведенные выше данные свидетельствуют о том, что библейское деление человечества на «иефетидов», «хамитов» и «семитов» не совпадает с современным взглядом на происхождение языков и языковых групп. Впрочем, из Бытия известно, что все люди, homo sapiens, так или иначе явились результатом развития одной и той же человеческой популяции.

В тексте (перевод Бориса Бермана) сказано: «…разделились острова народов по их землям, каждый по своему наречию (лашон), по своим семьям в своих народах» (Быт. 10; 5). Речь, как видим, идет о закреплении народов на определенных территориях. Некоторые наиболее общие свойства, присущие большим суперэтническим группам, развились уже в процессе этого «разделения» или даже после него, и отнюдь не являются генетически обусловленными, «природными». Об этом со всей определенностью свидетельствует современная наука. Однако на основании этой информации некоторые исследователи делают вывод о становлении и развитии расовых признаков в некогда едином макрочеловеческом сообществе. По мнению этих ученых, из иафетидов впоследствии сформировались две расы – европеоидная и монголоидная; семиты, несмотря на сравнительно небольшую численность, представляют отдельное расовое образование, а хамиты стали основой негроидной расы. Кое-кто считает, что библейская обструкция Хама и его сыновей даже «может быть использована для оправдания рабовладения». Мы же, вслед за А. Азимовым, полагаем, что «это чистейший вздор; авторы Библии не считали темнокожими африканцами ни Хама, ни Ханаана, ни их потомков».

Библейская идея о том, что прежде в мире существовал один язык, впоследствии разделившийся на множество региональных языков и наречий, выглядит провидческой, ибо наличие у человечества единого праязыка было открыто только в XX веке. Эта теория вполне соответствует идее моногенеза, т.е. происхождению человека в одном месте земли около 100 тысяч лет назад и последующему его расселению, в результате чего единый праязык распался на диалекты, давшие начало отдельным языкам.

Около 15 тысяч лет назад еще существовал единый евразийский язык, около 9 тысяч лет назад от него «отпочковались» мощные языковые семьи, в том числе ностратическая (т.е. наша, с индо-европейским и другими близкими языками) и афразийская (семито-хамитская). Российский ученый А.Ю. Милитарев убедительно показал, что библейская лексика сохраняет ряд особенностей, свойственных для единого «центрально-семитского» (западно-семитского) языка, который распался в середине III тысячелетия до н. э. на ханаанейский (условно праеврейский) и праарабский. Ясно, что библейские истории сложились раньше, чем они были записаны, – в тот момент, когда разошедшиеся языки еще были достаточно близкими и взаимопонимаемыми, а это значит, что их должны было разделять не более полутора тысяч лет независимого развития. Таким образом, речь идет о периоде не позднее середины-конца II тысячелетия до н. э., когда и были созданы устные исторические новеллы, ставшие затем основой Пятикнижия Моисея.

Протоханаанейский и протоарамейский диалекты разделились около XVII-XVI веков до н. э., что приблизительно соответствует отделению Авраама от оставшихся в Харане родственников, а также присвоению Иакову имени-эпонима «Израиль», т. е. очевидного разрыва праевреев и праарамеев.

Учеными также установлено, что ханаанейский язык разделился на древнееврейский (иврит) и финикийский примерно в XIII-XII веках до н. э. Именно в этот период создаются древнейшие тексты Библии.

2

Сведения о царе Сеннара Нимроде представлены в небольшом фрагменте Таблицы народов, где речь идет о потомстве Хама. Складывается впечатление, что на всем протяжении генеалогии Ноевых поколений вплоть до Авраама фигура этого богатыря-хамита имеет особенное значение. Нимрод – единственное личное имя в десятой главе Бытия, которое не является эпонимом.

«А Куш родил Нимрода; он стал на земле богатырем. Он был сильный зверолов перед Господом, поэтому говорится: как Нимрод, сильный зверолов перед Господом. И было, его начальным царством был Бавел и Эрех, и Аккад, и Калней в земле Шинар» (Быт. 10; 8-9).

Эрех – это Урук, тот самый, где правил мифический Гильгамеш, а в исторической реальности – после 2300 года до н. э. – сильный правитель Лугальзагиси.

Аккад, в древних текстах Агаде, – возможно, первый имперский центр в Месопотамии, столица царя Саргона I, победившего Лугальзагиси около 2264 года до н. э. Вавилон – крупнейший город древнего мира, достигший наибольшего расцвета в XVIII веке до н. э. при царе Хаммурапи. Считается, что «Калней» – возможна, ошибка; на самом деле, это не название города, а словосочетание, обозначающее на иврите «все они»: «ВСЕ ОНИ (т.е. все эти города) в земле Сеннар». А. Азимов полагает, что в образе Нимрода могла отразиться информация, связанная несколькими великими царями Месопотамии, в том числе, Саргоном и Хаммурапи. Впрочем, Иосиф Флавий в связи с Нимродом упоминает только Вавилон.

Сила и удаль Нимрода были столь неординарными, а популярность – столь значительной, что герой стал буквально «притчей во языцех», то есть вошел в пословицу. В одном из рассказов Устной традиции причины небывалого могущества Нимрода объясняются просто: «Кожаные одежды, которые были созданы Всевышним для Адама и Хавы, перешли через Ноя к Нимроду. Одежды эти обладали необычным свойством: одним видом своим укрощать лютых зверей. И когда облаченный в эти одежды Нимрод выходил на ловлю, птицы, животные и звери покорно склонялись перед ним ».

Борис Берман, напротив, не усматривает в тексте никаких прямых указаний на охотничью удаль и сноровку Нимрода: «Он был могучим в ловле (гибор-цайт) перед Господом». Комментатор поясняет: «Нимрод не просто гибор (мощный, могучий), он гибор-цайт. Родственное словам “сод” (тайна) и “зуд” (злоумышление сердца) “цайд” указывает на некоторое искусственное заманивание. Это такая ловля, которая злоумышлена человеком и хранится в тайне его сердца до тех пор, пока не придет пора внезапно раскрыть себя. Качество “цайд” необходимо, конечно, человеку при ловле животных. Но Нимрод использовал его и в других целях».

Берман указывает на то, что имя Нимрод происходит от корня «марад» со значением «восстать», в данном случае, «восстать против Господа». Нимрод, по мнению исследователя, использовал религиозное лицемерие для заманивания и овладения человеческими душами. Речь идет, как видим, не столько о выдающихся качествах зверолова, сколько об умелом «ловце человеков» – политикане и демагоге. Устная традиция евреев отождествляет Нимрода с царем Хаммурапи, самым известным вавилонским правителем всех времен.

***

Согласно мифологическим источникам «золотой век» в Месопотамии начался около 2900 года до н. э., что примерно соответствует исторической хронологии. Это надо понимать так, что с началом III тысячелетия до н.э в регионе вновь начали отстраиваться города, уничтоженные природными катаклизмами IV тысячелетия до н. э.

Со времени появления в стране первых поселенцев до правления царя Хаммурапи прошло, вероятно, не менее двух тысяч лет. Даже к концу V тысячелетия до н. э. Двуречье все еще утопало в болотах и озерах, поросших тростником. Освоение этого неблагоприятного для жизни края стало возможно лишь с появлением неолитической и энеолитической техники. Древнейшие поселения Эль-Убейда, обнаруженные здесь археологами, относятся к началу IV тысячелетия до н. э. Именно создатели Убейдской культуры стали, судя по всему, первооткрывателями Месопотамии.

Серединой IV тысячелетия до н. э. датируются нижние слои раскопок в Уруке. Если «убейдцы» жили преимущественно в тростниковых хижинах, то в Уруке обнаружены небольшие строения из кирпича-сырца. К концу IV тысячелетия до н. э. ученые относят поселения, отрытые в недрах холма Джемдет-Наср неподалеку от древнего города Киша. К этому времени в Месопотамии уже было развитое гончарное производство, кроме каменных и костяных орудий, использовались и медные. Вероятно, тогда же здесь стало известно колесо, изобретенное, как полагают, шумерами. К тому же периоду относят начало общественных построек и храмового строительства.

К началу III тысячелетия до н. э. на территории Двуречья находилось уже несколько десятков небольших городов-государств. Население каждого из них и в более поздние времена не превышало 40-50 тысяч человек. Эти города, построенные на холмах и окруженные крепостными стенами, стали основой шумерской цивилизации, которая пришла на смену Убейдской культуре.

Предполагают, что семиты присутствовали в Месопотамии рядом с шумерами чуть ли не со второй половины IV тысячелетия до н. э. В памятнике древней шумерской письменности, так называемом «списке царей», правивших сразу после Потопа, есть и семитские имена. Задолго до строительства Аккада центром семитоязычного населения был, как полагают, Киш. Это подтверждается значительным количеством семитских заимствований в лексике и морфологии шумеров. Семитские имена носили и некоторые боги шумерского пантеона.

Шумеры были первыми строителями городов в Месопотамии. Древнейшим городом в регионе был, вероятно, Эриду, основание которого приписывается внуку Каина Ираду. В древних легендах упоминается еще несколько городов, уничтоженных Потопом. Первым городским центром после Потопа считается Киш. Вероятно, он был восстановлен раньше других городов, расположенных южнее, ближе к Персидскому заливу, и, следовательно, пострадавших сильнее.

Лишь к середине III тысячелетия до н. э. формируется характерная для шумеров социально-экономическая структура, при которой дворец и храм становятся центром общественно-политической жизни города-государства. В это время окончательно сложились традиционные шумерские центры, такие как Киш, Урук и Ур, а также выдвинулись новые, особенно, Лагаш и Умма. Все города пользовались шумерским языком в качестве официального языка письменности и имели общий пантеон, хотя у каждого города есть и свое собственное божество, которому посвящен центральный городской храм.

Начало последней трети III тысячелетия до н. э. ознаменовано становлением активной имперской политики. К этому периоду относятся завоевания правителя Уммы Лугальзагиси, овладевшего сперва Лагашем, а затем Уруком и другими городами Шумера. Однако подлинным основателем империи стал Саргон I, выходец из семитоязычной среды Киша, согласно древней легенде – подкидыш, воспитывавшийся при дворе и начавший свою карьеру в качестве виночерпия.

Захватив власть в Кише, он затем переносит столицу в специально построенный им город Аккад, давший впоследствии название всей северной части Нижней Месопотамии, населенной преимущественно семитскими племенами. На протяжении своего долгого правления с 2316 по 2261 год до н. э. Саргон осуществил несколько походов в Сирию, Анатолию и Элам, включив огромные территории в культурно-экономическую орбиту Месопотамской цивилизации. Считается, что он создал первую в мире регулярную армию численностью до 5400 человек, ставшую в его руках огромной силой. Именно Саргон нанес решающее поражение сильному лидеру Лугальзагиси.

Внук Саргона Нарамсине также совершившего несколько победоносных завоевательных походов за пределы Месопотамии. При Нарамсине интенсивно ведется храмовое строительство, растет экономическая активность населения, развиваются законодательные и литературные традиции на семитских языках. Все чаще встречаются надписи не только на шумерском языке, но и на аккадском, то есть аккадский постепенно становится официальным языком наряду с шумерским.

После смерти Нарамсина империя практически прекращает свое существование. В Месопотамию с Иранского нагорья вторгаются племена гутиев. Аккад был полностью разрушен, а города Шумера вновь обрели независимость. Постепенно гегемонию над шумерскими городами приобретает Урук Правителю этого города Утухегалю около 2110 года до н. э. удалось изгнать гутиев из Месопотамии. В этот период начинается возвышение Ура, независимость которого восстанавливается при Ур-Намму, основателе могущественной III династии. Город становится центром экономической и религиозной жизни нижней Месопотамии. В это время там строится зиккурат – храм бога луны Нану (у семитов – Син), который стал образцом для подражания в последующей архитектурной традиции и, возможно, явился основой библейской истории о Вавилонской башне. Приняв титул царя Шумера и Аккада, Ур-Намму создал свод законов, послуживший своеобразной моделью для будущих законодателей Древнего Востока.

При сыне Ур-Намму Шульги (около 2096-2048 годы до н. э.) имперская политика властей продолжалась. В годы своего правления царь начал завоевания на северо-западе Месопотамии и подчинил Ашшур. Именно при Шульги в Ниппуре и Уре были открыты так называемые академии клинописи – большие школы писцов, впоследствии широко распространившиеся по ближневосточному региону. Впрочем, такие учреждения свидетельствуют не только о культурном развитии общества, но и о значительном укреплении бюрократического аппарата. Экспансия, распространившись до Средиземного моря, продолжалась и при сыне Шульги Амарсине.

Упадок империи начался уже при Шусине (2038-2030 годы до н. э.), наследнике Амарсина. В это время с запада резко усилилось давление племен амореев, которые говорили на западно-семитском языке, «предке» иврита и арамейского, в отличие от восточно-семитского – аккадского, распространенного в Нижней Месопотамии. Собственно, месопотамские тексты упоминают «амурру» с 2150 года до н. э. К началу II тысячелетия до н. э. централизованное государство Шумера и Аккада пало под ударами амореев. На территории Месопотамии снова возникло множество мелких царств, которые ожесточенно боролись между собой за гегемонии в регионе. Во многих из них аморейские правители установили свои династии. В результате этой борьбы образовались два самостоятельных царства – на севере со столицей Исин и на юге со столицей Ларса.

На рубеже XIX и XVIII веков до н. э. амореи овладели не только Месопотамией, но и большей частью Сирии и Ханаана, где постепенно начало складываться культурно-языковое единство, характерное для эпохи библейских патриархов. В Двуречьи же в этот период начинает доминировать Ашшур под властью царя Шамши-Адада I. В 1895 году до н. э. в результате очередного вторжения одна из аморейских династий утвердилась в небольшом городке Вавилон, находившемся в северной части государства Исин. Именно этому городу, вначале не игравшему существенной роли в политической жизни Месопотамии, вскоре предстояло стать величайшим центром древней цивилизации. Этому в немалой степени способствовал шестой царь I Вавилонской династии Хаммурапи (1792-1750 годы до н. э.), превративший Вавилон в столицу огромного государства, подчинившего себе почти все Двуречье.

Поскольку еврейская традиция отождествляет Хаммурапи с библейским Нимродом, нужно сказать несколько слов об этом замечательном правителе древней истории человечества. Уже на седьмой год своего долгого царствования Хаммурапи подчинил себе некоторые города южной Месопотамии. Он также заключил союз со своим сильным северо-западным соседом государством Мари. Вскоре Вавилон становится одним из самых влиятельных факторов ближневосточной геополитики того времени. В 1762 году до н. э. Хаммурапи наносит поражение соединенным войскам царств Эшнуны и Элама. А еще через три года он совершает два опустошительных похода на территорию своего бывшего союзника Мари. После завоевания Ашшура ему фактически принадлежит вся Месопотамия и, вероятно, часть Элама.

В экономической области Хаммурапи создал разветвленную систему орошения. В годы его правления в Месопотамии было самое эффективное земледелие в мире, процветало садоводство и лесное хозяйство. Название грандиозного сооружения того времени говорит само за себя – канал «Хаммурапи-Изобилие».

Но самый значительный вклад Хаммурапи в историю человеческой цивилизации лежит в области законодательной мысли. Законы Хаммурапи отражают многие аспекты общественной, экономической и политической жизни Вавилонского царства той поры: имущественное право, торговые и коммерческие операции, семейное право, телесные повреждения, операции с движимым имуществом и многое другое. Законы Хаммурапи были высечены на стеле, представляющей собой двухметровый столб из черного базальта. В верхней части лицевой стороны вырезаны две рельефные фигуры, изображающие царя Хаммурапи, стоящего перед богом Солнца Шамашем, восседающим на троне. Шамаш, покровитель правосудия, вручает царю судейский жезл и кольцо. Все остальная поверхность столба покрыта клинописным текстом.

Этот знаменитый памятник был найден французскими археологами в начале XX века в древней столице Элама Сузах. Считается, что видный правитель Элама Шутрук-Наххунте, вероятно, в 1160 году до н. э. вывез памятник в качестве трофея после завоевательного похода в Месопотамию. Ныне это один из уникальных экспонатов Лувра.

3

Согласно данным Пятикнижия строительство Вавилонской башни началось примерно через триста лет после Потопа. Устная традиция указывают точную дату начала строительства – 1973 год от Сотворения мира (или 1987 год до н. э.), что совпадает по времени с годами правлением царя Хаммурапи.

Из текста Бытия не слишком ясно вырисовывается последовательность событий, но проследить ее все же можно. Между Таблицей народов и Семитской генеалогией всего 9 стихов, в которых и рассказана история строительства Вавилонской башни.

Судя по всему, после Потопа Ной вместе с семьей продолжал жить в горах Араратских, в Закавказье. Постепенно семья увеличивалась, о чем красноречиво свидетельствует Таблица народов, но, вероятно, какое-то время все домочадцы еще продолжали жить в одном месте.

Первый стих 12 главы Бытия Борис Берман переводит так: «И была вся земля – язык один (сафа ахад) и общее имущество (у-дварим ахадим)». И поясняет: «В большой семье Ноаха и имущество было общее и, конечно, все разговаривали на одном и том же языке».

Дальше в Пятикнижии сказано: «…двинувшись с востока, они нашли долину в земле Сеннар, и поселились там» (Б. 12;2).

Устная традиция инициатором «грандиозного проекта тысячелетия» считает Нимрода: «Держали совет приближенные Нимрода – Фут, Мицраим, Куш, Ханаан и другие родоначальники того поколения», т. е., как видим, царь собрал на совет старших, отца и дядьев, внуков Ноя. Именно они, судя по всему, благословили дерзновенное начинание.

Любопытные подробности строительства находим в одном из талмудических трактатов: «С каждым днем башня росла все выше и выше и, наконец, достигла такой высоты, что добраться доверху для доставки строительного материала требовалось не менее года времени. Семь подъемов было у башни с восточной стороны и семь сходен с западной. Если падал человек и убивался насмерть, никто на это не обращал внимания, а потеря одного кирпича вызывала вопли отчаянья…»

Показательно, что уже сам факт использования искусственных строительных материалов, традиция считает неким «вызовом Всевышнему». Это подтверждает, что авторство истории о Вавилонском столпотворении должно было принадлежать кочевникам. На самом деле, Южная Месопотамия была полностью лишена естественного камня, и само освоение этой территории стало возможным лишь с наступление эпохи металла. Поэтому для храмового строительства шумеры использовали сырцовый кирпич, а облицовку делали из обожженного.

Принято считать, что прообразом библейской Вавилонской башни были грандиозные культовые постройки, характерные исключительно для архитектуры Шумера и Аккада, и получившие название зиккуратов. Зиккурат представлял собой высокую башню, опоясанную выступающими террасами, уменьшающимися в объеме уступ за уступом по мере продвижения вверх. Такой принцип строительства, как полагают, символизировал постепенное восхождение в небо в отличие от рывка ввысь, представленного великими египетскими пирамидами. Некоторые ученые считают, что зиккураты явились рукотворным образом северных гор, откуда в Южную Месопотамию пришли шумеры.

Чередование ступеней чаще всего подчеркивалось раскраской: за уступом черного цвета, следовал другой, естественно кирпичный, за ним – побеленный и так далее. Такая расцветка, а также озеленение террас придавали сооружению весьма живописный вид. Наружные стены верхней башни зиккурата, к которой обычно вела широкая лестница, покрывали голубым глазурованным кирпичом. Ее иногда венчал сверкающий на солнце позолоченный купол. Здесь помещалось святилище главного местного божества. Внутри не было ничего, кроме ложа, да еще иногда позолоченного стола. Сюда никто не должен был входить. В этом святилище ночью опочивал бог, а обслуживать его должна была целомудренная женщина.

Среди главных претендентов на прототип библейской Вавилонской башни обычно рассматривают зиккурат в Уре, открытый в 1845 году британским консулом в Басре, археологом-любителем Дж. Тейлором, который, как представляется, и сам не знал, что именно искал: вероятно, какие-то монументальным свидетельства величия древних цивилизаций. Разбив лагерь у холма Тель-Мукайяр, он обнаружил под слоем земли развалины некоего сооружения. Шаг за шагом Тейлор начал простукивать его поверхность, но никаких признаков полости внутри не обнаружил. Огромное строение выглядело монолитом, трудно было хотя бы приблизительно вообразить его очертания. Он видел лишь, что прямо из песка на десять метров вверх поднимался торец нижней плиты; два широких каменных ската вели к меньшей плите, над которой, как казалось, возвышались третья и четвертая ступени. Добравшись до верхней площадки, он снова ничего не обнаружил. Тогда он приказал своим рабочим снести верхний ярус башни, надеясь найти хоть что-то внутри непонятной твердыни.

Разрушение памятника продолжалось несколько недель. Наконец, удалось обнаружить глиняные цилиндры, сплошь покрытые древней клинописью. Находки были тщательно упакованы и отправлены в Лондон. Экспедиция Тейлора длилась около двух лет, но ничего существенного с его точки зрения так и не обнаружила. Разрушенные стены и почти весь верхний ярус оказались неисчерпаемой кладовой строительного материала для местных жителей, которые годами растаскивали кирпичи, сделанные людьми около четырех тысяч лет назад. Ко времени Первой Мировой войны, когда ученые вновь обратили внимание на Тель-Мукайяр, ступенчатая форма башни стерлась, и на месте «раскопок» Тейлора высился просто пологий холм.

Один из офицеров британской разведки, ученый Кемпбелл Томпсон, заметив загадочные руины, понял, что они заслуживают самого пристального внимания. Отчет Томпсона побудил исследователей вновь вернуться к непонятным глиняным цилиндрам, пролежавшим без толку около 70 лет. Выяснилось, что тексты на них содержат очень важную информацию.

За две с половиной тысячи лет до Тейлора здесь побывал царь Вавилона VI века до н. э. Набонид, но действовал мудрый правитель совершенно иначе. Увидев, что зиккурат обветшал, царь приказал восстановить его и вернуть ему первоначальный вид. Более того, он велел написать на глиняных цилиндрах имя первого строителя, так как его смогли прочитать вавилоняне по стершейся надписи на стене здания: Ур-Намму. Ведь уже для современников Набонида время строительства зиккурата было незапамятной древностью.

Так впервые в археологической науке всплыло библейское название «Ур» – Ур Касдим, родина праотца Авраама. Как вскоре выяснилось, Ур неоднократно упоминался и в других записях, найденный на территории Месопотамии.

После такого открытия к развалинам Тель-Мукайяра возник огромный интерес. Но только в 1923 году к нему отправилась совместная американо-британская экспедиция во главе с Леонардом Вулли. Впрочем, выдающегося археолога не интересовал зиккурат сам по себе: он начал комплексное исследование местности и открыл древнюю столицу Месопотамии во всем ее первозданном величии.

Со временем, однако, по результатам раскопок и исследований Вулли ученым удалось восстановить облик зиккурата в Уре, возможного «кандидата на роль» библейской Вавилонской башни. «Четыре прямоугольные каменные плиты, поднимающиеся ступенями, образовывали 75-футовую башню из ярких разноцветных кирпичей. Над лежащим в основании квадратным блоком со сторонами 120 футов сияли красные и синие верхние ступени, засаженные деревьями. Самая верхняя ступень представляла собой площадку, увенчанную святилищем с золотой крышей, прикрывающей его от лучей солнца».

Однако многие ученые полагают, что Вавилонская башня – это и есть зиккурат в Вавилоне, сохранившийся, впрочем, довольно плохо. Археологам удалось раскопать только фундамент и нижний ярус. Но облик древнего сооружения известен достоверно: на клинописных табличках найдено его изображение. Башня имела семь ярусов и достигала фантастических по тем временам размеров – 90 метров.

Такой точки зрения придерживались знаменитые археологи Андре Парро и Роберт Колдевей, долгое время занимавшиеся исследованием зиккурата. В самом деле, не только район строительства и количество ярусов, но и строительные материалы совпадают полностью с тем, что указано в Бытии и талмудических источниках.

«Храм Зевса Белла (так греки называли Мардука – Л.Г.) с медными воротами, – писал Геродот, – это четырехугольник, каждая сторона которого имеет два стадия (около 400 метров), уцелел до моего времени. Посередине храма стоит массивная башня, имеющая по одному стадию в длину и ширину; над этой башней поставлена другая, над ней третья и так далее до восьмой (на самом деле башня имела семь «ступеней» – Л.Г.). Подъем на них сделан снаружи; он идет кольцом вокруг всех башен. Поднявшись до середины, находишь место для отдыха со скамейками; восходящие на башни садятся здесь отдохнуть. На последней башне есть большой храм, а в храме стоит большое, прекрасно убранное ложе и перед ним золотой стол. Никакого кумира в храме, однако, нет. Провести ночь в храме никому не позволяется, за исключением одной только туземки, которую выбирает себе божество из числа всех женщин».

Это и была знаменитая Э-темен-анки – «дом, где сходятся небо и земля». Первая Вавилонская башня, вероятно, была возведена и разрушена еще до Хаммурапи, и на ее месте построена новая: ее то и видели предки Авраама, а, возможно, и он сам. Нет сомнений, что зиккурат разрушали неоднократно, но всякий раз на его месте возводили новый. Чтобы представить себе масштабы этого сооружения, надо принять во внимание, что в так называемом Нижнем храме была установлена грандиозная статуя Мардука, перед которой перед восхождением на башню совершались жертвоприношения. По словам Геродата, эта золотая статуя весила около 800 талантов; а при том, что эталон «истинного таланта», находившийся в храме, равнялся 29,68 килограмма, нетрудно подсчитать: статуя вместе с царским троном, скамеечкой для ног и жертвенным столом имела вес 23 700 килограммов чистого золота. Нечего удивляться, что такое «вместилище грешных устремлений» наводило ужас на полукочевых амореев, привыкших к вольным просторам.

При этом, как это было отмечено исследователями, в Книге Бытия вероятно, «закодированы» два различных предания о древнем Вавилоне. Одно из них – о строительстве города и последующем смешении языков, второе – о возведении башни и рассеянии людей. Оба приурочены к началу послепотопной истории. Оба объясняют причину языковой и территориальной разобщенности человечества Высшим вмешательством.

Что же получается?

И был на всей земле один язык и слова одни. И случилось: двинувшись с востока, они нашли долину в земле Сеннар и поселились там. И сказали друг другу: давай наделаем кирпичей и обожжем огнем. И стали у них кирпичи вместо камней, а горная смола была у них вместо глины. И сказали они: давайте построим себе город и башню главою до небес; и сделаем себе имя, чтобы мы не рассеялись по лицу всей земли. И сошел Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие. И сказал Господь: ведь народ один и язык один у всех; и вот что начали они делать; а теперь для них не будет недостижимо все, чтобы они не задумали сделать? Сойдем же, и смешаем там язык их, чтобы они не понимали речи друг друга. И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город. Поэтому наречено ему имя Бавел, ибо там смешал Господь язык всей земли (и оттуда рассеял их Господь по лицу всей земли).

Итак…

ИСТОРИЯ О СТРОИТЕЛЬСТВЕ ГОРОДА И СМЕШЕНИИ ЯЗЫКОВ

И был на всей земле один язык и слова одни. И сказали друг другу: давай наделаем кирпичей и обожжем огнем. Построим себе город и сделаем себе имя. И сошел Господь посмотреть город, который строили сыны человеческие. И сказал Господь: народ один и язык один у всех. Сойдем же, и смешаем там язык их, чтобы они не понимали речи друг друга. И они перестали строить город. Поэтому наречено ему имя Бавел, ибо там смешал Господь язык всей земли.

ИСТОРИЯ О ВОЗВЕДЕНИИ БАШНИ И РАССЕЯНИИ ЛЮДЕЙ

И случилось: двинувшись с востока, они нашли долину в земле Сеннар и поселились там. И стали у них кирпичи вместо камней, а горная смола была у них вместо глины. И сказали они: давайте построим башню главою до небес, чтобы мы не рассеялись по лицу всей земли. И сошел Господь посмотреть башню,которую строили сыны человеческие. И сказал Господь: ведь вот что начали они делать; а теперь для них не будет недостижимо все, что они задумали сделать? И рассеял их Господь оттуда по лицу всей земли…

Буквальный перевод заключительного стиха в Истории о строительстве города, существенно отличается от традиционной масоретской версии. У Бориса Бермана читаем: «…и увял тот же час их язык (венавла шам сфатам)…» Исследователь разъясняет: «Произошло не смешение языков, как обычно переводят, а “увядание языков”… Слово “навла” однокоренное со словом “мабуль” (библейский Потоп) и, также как оно, указывает на процесс перехода от жизни к смерти».

Топоним Бавель Устная традиция вслед за Пятикнижием возводит к личной форме глагола «лебальбель» – «балаль». По мнению ученых, это так называемая «народная этимология», т.е. такое лингвистическое явление, при котором «непонятное» слово этимологически возводят к вполне определенному бытовому понятию. На самом деле название этого города происходит от аккадского «баб-илу» – «врата Бога».

«Строители башни считали, что их город – “ворота Бога”, – пишет Берман, – а на самом деле это то место, где увяло их “МЫ”, и где Господь совершил то, что обозначено созвучным Бавелю, словом “балаль”. “Балаль” – не путаница, не смешение и не перемешивание. Когда к муке добавляют масло, то получается нечто, что уже не есть ни мука, ни масло».

Пред нами два совершенно разных сюжета, которые порой формально совпадают, но чаще далеко расходятся. Первая история, вероятно, относится к детям и внукам Ноя, пришедшим в долину Сеннар (Шинар)восстанавливать допотопные города. Если внимательно вчитаться в выделенный курсивом текст, легко обнаружить, что тема «вины и наказания» выражена в нем весьма туманно, а может быть, и вовсе отсутствует. Речь, похоже, идет о языковой индивидуализации и этнической идентификации в Месопотамии, которая, вероятно, представляла собой серьезную проблему уже в середине III тысячелетия до н. э.

Вторая история видится более важной и значительной, ибо в ней поднимается едва ли не сквозная тема Пятикнижия – тема изгнания и скитальчества. Изгнанный из Эдена Адам, вечный скиталец Каин, поднявшийся с насиженных мест Ной – все эти герои и связанные с ними события, несомненно, находятся в едином русле некоего Высшего плана, который во времена Нимрода все еще пребывал в начальной стадии своего осуществления. И все-таки такую историю могли создать только люди уже имеющие богатый опыт рассеяния. «Башня до небес» мыслится здесь как некий ориентир, маяк, необходимый для маркировки территории, «чтобы не рассеяться». Наивная попытка противостоять непреклонной Высшей воле, естественно, обречена на провал. Время собирать камни еще не пришло.

Согласно традиционным устным источникам Вавилонская эпопея, длившаяся более двух десятков лет, закончилась полным провалом, в результате чего в долине Сеннар начались серьезные междоусобицы. Действительно, в середине XVIII века до н. э. в Вавилон вторглись касситы; на акадском языке – «кишшу» или «кушу», что могло ассоциироваться с потомками Куша, близкими родственниками Нимрода. Разумеется, это произошло уже после смерти исторического Хаммурапи, последовавшей около 1750 года до н. э. Касситское господство, продолжавшееся около 500 лет, не способствовало значительному прогрессу экономики и культуры. Вавилон теряет былое могущество и фактически на долгие века выходит из престижного клуба сверхдержав Древнего мира. Постепенно в Месопотамии укрепляются страны, основанные потомками Сима – Ассирия (Ашшур) и Элам.

Согласно Устной традиции евреев, еще до начала Вавилонского столпотворения в семье другого потомка Сима, одного из сановников Нимрода-Хаммурапи Фарры (Тераха), родился мальчик, смыслом жизни которого станет обретение завещанной ему Богом Обетованной Земли («чтобы не рассеяться?!»). Впрочем, само это обретение будет выглядеть как долгое странствие. Но это уже другая история.

На перекрестке миров

«…И пришли в землю Ханаанскую» (Быт.12;5)

В научной и научно-популярной литературе можно встретить несколько наименований для обозначения территории, где сегодня расположено государство Израиль: Ханаан, Эрец Исраэль (русский эквивалент – Земля Израиля) и, наконец, Палестина.

Название «Палестина», несмотря на свой нынешний политический окрас, в историко-географическом контексте звучит вполне корректно. Это обозначение придумали еще римляне по имени народа, некогда проживавшего на Средиземноморском побережье и давно сгинувшего в водоворотах времени. Именно этот термин, использует, например, известный израильский археолог Амихай Мазар.

«Фактически, – пишет ученый, – Палестину следует рассматривать как часть обширного региона, обычно называемого Левантом, который включает в себя собственно Палестину, Ливан и Западную часть Сирии… Южная часть Леванта образует особую однородную область, отвечающую библейскому определению Земли Ханаанской».

1

Сегодня территория Израиля невелика: протяженность страны от Дана на севере до Эйлата на юге 410 километров, а от Средиземного моря на западе до реки Иордан на востоке – в среднем около 80 километров. Причем только немногим больше половины этой земли, ее северная часть, пригодна для постоянного проживания человека.

К северу от пустыни Негев территория естественным образом делится на несколько продольных полос, отличающихся своей топографией: Прибрежная равнина, Иудейская низменность (Шфела), горные цепи в центре страны, Иудейская пустыня, Иорданская впадина, Заиорданское плато, пустыня на востоке.

На Средиземноморском побережье почти нет естественных бухт, разве что Хайфский залив, да еще несколько небольших гаваней, как в Яффо. Севернее реки Яркон близ нынешнего Тель-Авива Прибрежная равнина называется долиной Шарон или Саронской долиной. Чем дальше на север, тем больше она сужается, тем ближе горы подступают к морю, а в районе Хайфы горная система Кармел спускается прямо к воде. Известна, что во времена патриархов Саронская долина частично была покрыта хвойными и дубовыми лесами, а реки, во всяком случае, к северу от Яркона, были достаточно полноводными; впрочем, южнее большую часть года они оставались сухими.

Равнина, которую и поныне называют библейским именем Шфела, покрыта невысокими известняковыми холмами и неширокими долинами между ними, пригодными для выпаса скота, а также для выращивания винограда и масличных деревьев. С древних времен эти долины соединяли средиземноморские порты с горными районами в центре страны. Высокая гряда, проходящая с севера на юг, разделена на несколько горных систем: Верхнюю Галилею с самой высокой точкой горой Мерон (1208 метров над уровнем моря), Нижнюю Галилею, горы Самарии (Шомрон), отделенные от Галилеи обширной Изреельской долиной. Ближе к югу рельеф понижается: Иерусалимская седловина не превышает 800 м над уровнем моря, а Хевронские холмы еще ниже. В древности эти горные районы были сплошь покрыты лесами.

Узкая полоса земли между горной грядой и Иорданской долиной становится все суше по мере продвижения на юг и переходит в Иудейскую пустыню, во все времена бывшую «вотчиной» кочевников-скотоводов, а также – из-за близости Иерусалима – прибежищем разбойного и мятежного люда. Непосредственно к пустыне с востока примыкает Иорданская впадина, являющаяся частью Сирийско-Африканского разлома, самой длинной и глубокой трещины в земной коре, достигающей      у Мертвого моря 400 метров ниже уровня океана. В Иорданской впадине расположены Галилейское море (озеро Кинерет), долина Иордана, Мертвое море и уже в пустыне низина Арава. Климатические условия резко меняются с севера на юг – от комфортного средиземноморского климата в долине Бет-Сан (Бейт-Шеан) до пустынной сухости, где поселения были возможны только в оазисах, таких как Иерихон.

Горные плато Заиорданья, ограниченные с севера горой Хермон (2500 метров над уровнем моря), делятся на несколько областей: Голанские высоты и Васан (Башан), Гилад, Аммон, Моав и на юге Эдом. На востоке они переходят в обширную Иорданскую пустыню, простирающуюся до долины Евфрата.

В Южной части Земли Израиля приблизительно за линией Газа – Хеврон норма выпадения годового количества осадков начинает резко снижаться. Собственно несколько южнее этой полосы проходит граница постоянного расселения людей в древности. Дальше на юг и юго-восток в районах Беэр-Шевы и Арада люди селились лишь в некоторые периоды истории. Еще южнее лежит пустыня Негев, в значительной части покрытая труднодоступными горами. Лишь на самом юге в районе Эйлата человеческая жизнедеятельность приобретает постоянный и весьма активный характер. Здесь у северной оконечности Красного моря находятся древние морские ворота страны, куда прибывали торговые корабли и караваны из Аравии и восточной Африки. Здесь же, неподалеку, добывали медную руду – ценнейшее, можно сказать, просто незаменимое сырье на протяжении всей эпохи бронзы.

2

Самым крупным городом Ханаана в XVIII веке до н. э. был Асор (Хацор), расположенный в горном массиве Верхней Галилеи в чрезвычайно удобном месте. Он контролировал важные торговые пути, соединяющие Эблу и Дамаск с Египтом и портовыми городами Западной Сирии. В текстах Мари Асор упоминается как значительный торговый центр, куда отправлялось олово. Небывалая для Ханаана площадь застройки – около 200 акров – была способна обеспечить жильем 30-40 тысяч жителей. Влияние местных царей, доминировавших в регионе, вероятно, было сопоставимо с могуществом глав государственных образований северной Сирии.

К юго-западу от Асора, на отроге горного хребта Кармел, неподалеку от современной Хайфы располагался город Мегиддон (Мегиддо), контролировавший Великий Морской путь, точнее тот его участок, где дорога из Саронской долины через горы переходит в плодородную Изреельскую долину. Такое стратегически важное местоположение города приводило к тому, что он постоянно находился в центре многих вооруженных конфликтов. Город имел мощные фортификационные сооружения. Гора Мегиддо, «Ар Мегиддо» на иврите – это и есть знаменитый Армагеддон, место последнего великого сражения между силами Света и Тьмы.

В юго-восточной части Изреельской долины, там, где она примыкала к долине Иордана, на возвышенности находился город Бет-Сан. Здесь были плодородные, хорошо обеспеченные влагой земли, заселенные человеком с глубокой древности. Археологи обнаружили не менее 18 горизонтов – уровней последовательного заселения человеком, уходящих к IV тысячелетию до н. э. В ханаанейские времена город был укреплен внутренней и внешней стенами с небольшими помещениями в пространствах между простенками и представлял солидную по тем временам твердыню. По всей вероятности по пути из Дамаска в Сихем (Шхем) патриарх миновал город с запада.

На юго-запад от Сихема на возвышенности располагался крупный город Гезер, контролировавший дорогу из древнейшего порта Яффо в город Селим (Шалем). Считается, что первое городище возникло на этом месте около 3000 года до н. э. Во времена Авраама Гезер был значительным поселением площадью в 27 акров с трехметровой стеной.

На юге важным городом считался Еглон (Бейт-Эглон), расположенный неподалеку от Газы; впоследствии он стал египетским форпостом в Южной Палестине. Сама Газа, а также Хеврон, скорее всего, были основаны непосредственно перед вторжением в Египет гиксосских завоевателей, возможно, как опорные пункты коалиции. Еще южнее на подступах к Негеву располагалась Беер-Шева, которая, согласно библейской традиции, была освоена и заселена не без участия патриарха Авраама и его сына Ицхака.

Ханаанская земля не богата полезными ископаемыми. В то же время некоторые ученые полагают, что боевые колесницы впервые начали широко применять именно в Ханаане в конце XVIII века до н. э. Такое важное военное новшество никак не могло появиться без интенсивного освоения производства бронзы и ее широкого применения в изготовлении орудий труда и боевого оружия. Медные копи в южном Негеве разрабатывались с глубокой древности. Однако медь там все же была слишком далеко от ханаанских городских центров и слишком близко к египетским фараонам. Поэтому медь и особенно олово, которым ее легировали, привозили из Кипра, а также с севера – из Мари и даже Иранского нагорья.

В обмен Ханаан мог предложить растительное масло, вино и древесину. Однако главным продуктом экспорта считался пурпурный краситель, который ханаанеи производили из особого моллюска, добывавшегося на побережье. Технология ее изготовления была очень сложной, поэтому краситель стоил дорого. Одежда из пурпурной ткани считалась на Древнем Востоке признаком высокого положения в обществе.

3

Культурные достижения Ханаана эпохи патриархов не выглядят впечатляющими. Ученые говорят о значительном влиянии извне, об отсутствии собственного стиля и даже некоторой провинциальности. «Найденные здесь вещи, – пишет русский востоковед Борис Тураев, – красноречиво указывают на встречу влияний, здесь и вавилонские цилиндры, и египетские скарабеи (кстати, на цилиндрах, очевидно, местной работы, встречаются, иногда рядом с клинописью, египетские иероглифы)».

На этом довольно унылом фоне особенно впечатляюще смотрятся достижения ханаанеев в деле усовершенствования письменности. Прорыв в этой области следует отнести к самому концу эпохи патриархов, около 1600 года до н. э. Но уже около 1800 года до н. э. в Финикии появляется письмо, непосредственно предшествовавшее алфавитному и состоявшее из восьми знаков, каждый из которых передавал слог. Они перемежались «буквами», напоминающими египетские иероглифы или стилизованные пиктограммы.

В этот период аккадский язык оставался языком международного общения на всем Ближнем Востоке: на нем составлялись официальные документы. Использовался также египетский иероглифический текст. И все-таки очевидно, что ханаанеи и аккадский, и египетский языки воспринимали как чужеземные.

«Не будучи связанными со священной традицией (как то было в Месопотамии или Египте, где традиция требовала использования старинного письма), – пишет Амихай Мазар, – ханаанеи обладали большей свободой, что позволило им в итоге изобрести алфавитную систему письменности. Это, пожалуй, явилось наиболее весомым вкладом в западную цивилизацию, поскольку позднейшие финикийские и греческие системы письменности явились прямым развитием ханаанского алфавита».

Ханаанская письменность существовала в двух вариантах – протоханаанской и протосинайской. К сожалению, и тот, и другой варианты письма известны лишь из коротких и большей частью неполных текстов, в основном, посвятительных надписей, использовавшихся в культовой практике. Самая длинная из надписей протоханаанским письмом была сделана на тулове расписного сосуда, обнаруженного при раскопках в Лахише. Она представляет собой посвящение богине, которой, вероятно, поклонялись в местном храме. Несколько десятков протосинайских надписей были выбиты на скалах бирюзовых копий на Синае. Одно из немногих (если не единственное) слово, достоверно прочитанное в них, также является фрагментом из посвящения богине: [IBhLT] – «для госпожи» или «принадлежащий госпоже», на иврите – «ве-баалат».

Протоханаанские письмена большинство ученых датирует началом XVI века до н. э. Что касается датировки протосинайских надписей, то здесь никакого единодушия не наблюдается. Знаменитый археолог Уильям Олбрайт датирует их периодом Нового царства в Египте, возможно, XV веком до н. э., тогда как некоторые его коллеги, вслед за А. Гардинером, относят некоторые из них к Среднему царству, т. е. к эпохе Авраама или даже более раннему времени. Но вот уж в чем все согласны, так это в высочайшей оценке вклада ханаанеев в мировую культуру. По мнению Амихая Мазара, «несмотря на скудость находок, совершенно очевидно, что изобретение алфавита произвело революцию в истории человечества».

4

Из-за большого количества экологических и географических зон в Палестине издавна формировались различные, часто соперничающие между собой региональные образования, неоднородные как в этническом, так и в культурном отношении. До конца II тысячелетия до н. э. здесь не было единого государства. В то же время, оставаясь связующим звеном между великими цивилизациями Месопотамии и долины Нила, а иногда и козырной картой в их непрестанной борьбе за гегемонию на Ближнем Востоке, ханаанские городские центры долгое время испытывали культурное и политическое давление великих держав, оказывая на них, в свою очередь, определенное влияние. Этому способствовала весьма развитая сеть дорог, связывавшая Ближний Восток в единую геополитическую структуру.

Порты Акабского залива Красного моря соединялись с центральной частью страны двумя дорогами. Одна, восточная, шла по долине Арава к южному берегу Мертвого моря, другая, западная, – через оазис Кадес-Барни (Кадеш-Барнеа) в средиземноморскую Газу. Но главный путь на север, по которому двигались торговые караваны, мирные посольства, вооруженные отряды и даже целые армии, пересекал Синайскую пустыню, служившую естественной границей между Египтом и Палестиной, к западу от Негева. Соединяя восточную протоку дельты Нила с Газой, эта дорога не одно тысячелетие была своеобразным наземным мостом между Африкой и Азией. Далее к северу шел знаменитый «морской путь», продолжавшийся вдоль Средиземноморского побережья до Яффо, потом поворачивал к востоку до Афека (в районе нынешней Петах-Тиквы), снова к северу вдоль восточного края Саронской долины до Мегиддона, где разветвлялся на три дороги. Первая – на север: через Асор в Сирию; вторая – через Кармел и Акко к Ливанскому побережью; третья – через Беф-Сан в Заиорданье.

Но основной транспортной артерией всего Древнего Востока считался Царский путь, соединявший Месопотамию и Сирию с Красным морем и Аравией. Он проходил вдоль естественной границы между заселенными областями Заиорданья и Иорданской пустыней.

Важная дорога на севере региона шла из Дамаска вдоль реки Ярмук между горными платами Голан и Гилада к южной оконечности Галилейского моря и дальше в сторону Сихема. С уверенностью можно утверждать, что именно по этой дороге пришел в Ханаан Аврам. К югу от Сихема тропа пролегала вдоль крутых горных склонов и редких долин и вела в Иерусалим и Хеврон.

«Аврам, как рассказывает нам Библия, выбрал при своем первом исследовании Палестины безлюдную и трудную дорогу, которая вела к югу, – пишет Вернер Келлер, – здесь лесистые склоны холмов незнакомой страны давали убежище и укрытие чужестранцу, а открытые участки служили пастбищами для его стад… Насколько бы соблазнительней не были плодородные долины на равнине, Аврам предпочел поселиться в начале в холмистой местности. Вооруженные лишь луками и пращами, его люди избегали сталкиваться с ханаанеями, чьи мечи и копья были сильнее. Аврам еще не был готов решиться уйти из горной местности». Немецкий исследователь хочет обратить внимание на то, что патриарх возглавлял вооруженный отряд, совершающий разведывательный поход вглубь незнакомой территории. Сам по себе этот факт чрезвычайно интересен. Однако мы все же полагаем, что, вступив в Ханаан, Аврама не слишком отягощали мысли о легкой жизни на плодородной равнине. Просто, судя по всему, он с самого начал направлялся именно в Сихем, который Амихай Мазар называет «столицей обширной территории, где проживало множество хабиру». Правда, он говорит о периоде, отдаленном от Эпохи патриархов на несколько столетий. Но уже в конце XVIII века до н. э. начала складываться ситуация, о которой сообщает археолог.

Что сегодня мы знаем о Сихеме, первом городе, который посетил Аврам на территории Ханаана?

Название Сихем часто встречалось в древних надписях. В период полевого сезона 1913-1914 годов немецкий археолог Эрнст Селлин обнаружил древний пласт города, датированный XIX веком до н. э. Это были остатки мощных крепостных стен с прочным фундаментом, сложенным из огромных валунов до двух метров в диаметре. Цитадель укреплена эскарпом, небольшими башенками и земляным валом. За крепостными укреплениями были найдены остатки дворца: всего несколько комнат, тесный квадратный двор, окруженный сплошными стенами. Это не впечатляло, поскольку не шло ни в какое сравнение с дворцами Египта и Месопотамии.

Но вскоре последовала еще одна неожиданная находка. В 20-е годы прошлого века в Египте неподалеку от древних центров Фив и Мемфиса были обнаружены целые залежи глиняных черепков, которые по виду мало отличались от обычного археологического мусора. В ходе дальнейшей исследовательской работы ученые восстановили из них различные керамические изделия, в основном, вазы и статуэтки, не представлявшие, впрочем, ничего необычного. Странными оказались обнаруженные на них надписи, изобилующие изощренными проклятиями и ругательствами. Ученые выяснили, что, согласно древним поверьям, разбитое керамическое изделие с подобной «оснасткой» лишает прóклятого человека жизненной силы и приводит к смерти. Эти «волшебные» черепки получили название остраконов. Часть надписей относилась к правителям городов Ханаана и Сирии, с которыми воевали египтяне. Магические заклинания включали не только имена чиновников и вельмож, но и названия городов, в которых они жили. Среди них оказалось немало топонимов, хорошо известных из Библии, в том числе и Сихем. Черепки-остраконы датированы XIX-XVIII веками до н. э., а значит, ко времени прихода Авраама в Ханаан, Сихем воспринимался в Египте как значительный городской центр.

В 60-70-е годы прошлого века известный археолог Дж.Э. Райт исследовал развалины храма в Сихеме и пришел к выводу, что он служил культовым целям вплоть до XVI века до н. э. Впоследствии на его месте было выстроено новое святилище, о котором неоднократно упоминается в Библии. Сихем расположен в Самарии между горами Гризим с юга и Гевал (Эйвал) с севера. Интересно, что Гризим – священная гора самаритян, согласно древней самаритянской традиции соответствующая горе Мория в Иерусалиме.

5

Несмотря на какие-то важные дела в Сихеме, Аврам селится не в самом городе, а в его окрестностях, в дубраве Морэ. Он ждет новых контактов с Господом, ведь патриарх все еще не знает истинного назначения своей миссии. «Морэ – значит, «учитель», буквально, «указывающий», – пишет Борис Берман. – Дубрава Морэ – место наставления». И в самом деле, здесь Авраму впервые является Господь, – ведь в Харане патриарх только слышал Его голос, – «показывается», по определению Бермана. И говорит ему только одну фразу: «Потомству твоему отдам Я эту землю» (Быт. 13;7).

Аврам не задержался в Сихеме надолго. Вместе со своим отрядом он продолжает идти на юг и доходит до Вефиля (Бейт-Эля). Вефиль – дом Господа, древнее святилище. Место стоянки в Бытии указано вполне определенно: Вефиль с запада, с востока Ай – город, имевший важное значение в последующие периоды израильской истории, а пока, во времена Аврама, вероятно, небольшое поселение хабиру.

«…И построил он там жертвенник Господу, и призвал Имя Господа» (Быт.13;8).

Но и там он не задержался надолго…

«И странствовал Аврам, продолжая продвигаться к югу» (Быт.13;9).

Далее в Бытии начинается описание Египетского похода Аврама. В Книге Юбилеев, однако, имеется информация о том, что патриарх посетил Хеврон, При этом обращает на себя внимание любопытное замечание о том, что «Хеврон был тогда построен».

Когда это «тогда»? И вообще, прежде чем продолжить дорогу на юг вслед за патриархом, пора хоть как-то обозначить хронологические ориентиры происходящих в нашем повествовании событий.

Как мы знаем, на основании данных Пятикнижия и источников Устной традиции временем рождения Аврама считается 1948 год от Сотворения мира или 1812 год до нашей эры. Из Харана в Ханаан патриарх ушел в 75-летнем возрасте (это определенно сказано в Бытии), стало быть, в 1737 году до н. э.

Логика повествования свидетельствует, что все события, случившиеся после выхода из Харана – прибытие в Ханаан, жертвоприношение в Вефиле, продвижение на юг, засуха и голод в южных районах страны – всё это произошло в 1737 года до н. э.

Мы уже касались хронологии основных исторических периодов в Месопотамии. Здесь заметим, что базовые даты традиционной хронологической схемы истории Двуречья, имеющие непосредственное отношение к «саге о патриархах» – это годы правления царя Хаммурапи, которого еврейская традиция отождествляет с библейским Нимродом – 1792-1750 годы до н. э. Значит, библейская датировка жизни Аврама частично совпадает со временем правления Хаммурапи, а экспансия последнего на север, в том числе походы на Мари в 33 и 35 годах (около 1759 и 1757 гг. до н. э.) царствования вавилонского правителя близки или даже совпадают со временем пребывания патриарха в Харане.

На важный хронологический ориентир, относящийся уже к началу «ханаанского периода» жизни патриарха, указывает Игорь Тантлевский со ссылкой на Пятикнижие (Числ. 13;22), где говорится о том, что Хеврон «построен на семь лет раньше Цоана Египетского». Речь, судя по всему, идет о египетском Джане, по-гречески Танисе, отождествляемом со столицей завоевателей-гиксосов Аварисом. На основании египетских источников ученым удалось с достаточной точностью датировать «основание» Цоана, т. е. определить время, когда там появились гиксосы: между 1730 и 1720 годами до н. э. «Таким образом, – пишет И. Тантлевский, – исходя из библейской относительной хронологии выходит, что Хеврон «был построен» ок. 1737/1727 гг. до н. э.». Эту датировку событий не исключал и Борис Тураев.

В этом же контексте, вероятно, следует понимать и пассаж из Книги Юбилеев: «…и Хеврон был тогда построен» – построен ко времени прихода в город Аврама.

В терминах и датах, принятых в археологии Палестины, это Средний бронзовый век IIВ-С – 1800/1750 – 1550 гг. до н. э.

***

«Начиная приблизительно с 3000 года до н. э., – пишет Амихай Мазар, – абсолютная хронология Палестины в значительной степени основана на хронологии Египта. Предметы египетского происхождения, найденные в Палестине – включая надписи фараонов, печати-скарабеоиды и др., – а также изделия, вывозившиеся из Палестины в Египет и найденные археологами в датированных контекстах, создают основу для временных границ. Зависимость от египетской хронологии столь значительна, что любые изменения в последней влекут за собой соответствующие перемены в палестинских датировках».

Проблема в том, что и в Египте, как и на всем Древнем Востоке, не существовало привычной нам хронологической системы – летоисчисления по эрам. Время отмечали по выдающимся событиям («год воцарения такого-то», «год битвы такой-то»), а также по годам царствования монархов.

Первую более или менее адекватную хронологическую схему Древнего Египта предложил верховный жрец Гелиополя Манефон (конец IV-III века до н. э.), человек выдающейся образованности, да к тому же имеющий доступ к первоисточникам. К сожалению, от его исторических изысканий остались только небольшие фрагменты в трудах Иосифа Флавия и ранних христианских богословов: всего лишь «схема», состоящая в основном из имен царей и дат их царствования, как раз всего того, что обычно больше всего страдает при воспроизведении переписчиками. Стоит ли удивляться, что имена и цифры Манефона далеко не всегда совпадают с памятниками. В то же время именно Манефон разделил историю Египта на три периода, и каждый из них, в свою очередь, – на династии. Такая хронологическая схема – Древнее, Среднее и Новое царство – сохранилась до сегодняшнего дня.

Археологические исследования последнего столетия дали много дополнительного материала для установления подлинной египетской хронологии. Однако и сегодня «начало» додинастического периода истории Египта ученые датируют самыми разными цифрами, порой отличающимися друг от друга на целое тысячелетие. И это при том, что наблюдения звездного неба в Египте велись с древнейших времен.

На основании анализа астрономических наблюдений древних египтян и сведений, добытых археологами, исследователи делают вывод, что самая ранняя дата «начала» египетского календаря относится к 4236 году до н. э. Древние источники говорят о каких-то царях-полубогах или духах, занимавших в легендарной истории промежуточное положение между богами – основателями страны и реальными основоположниками царских династий на севере и юге Нильской долины. Объединение страны, по мнению ученых, относится, скорее всего, ко времени около 3000 года до н. э. и считается делом первого царя-человека Нармера (в греческом варианте Менеса), учредившего свою столицу в Мемфисе.

Точные временные границы раннего царства Египта не ясны, несмотря на многочисленные версии ученых. Однако началом Древнего царства принято считать время правления фараона Джосера, которое, весьма условно, разумеется, датируется 2667-2648 годами до н. э. Именно в этот период, судя по всему, начинается грандиозное мемориальное строительство. Первая из знаменитых египетских пирамид, пирамида Джосера, уже достигает 60 метров. Конечно, ей далеко до великой пирамиды Хуфу (по-гречески Хеопса) высотой 146,6 метра, построенной столетием позже в самый разгар мемориальной строительной лихорадки, никогда более не достигавшей такого размаха ни в самом Египте, ни, тем более, в какой-либо другой точке Восточного полушария.

Ученые полагают, что около XXIII века до н. э. климат в Египте меняется, он становится более засушливым; эти перемены связывают с наступлением на долину Нила пустыни. Может быть, именно этот экологический фактор стал решающим в крушении Древнего царства.

Опираясь на данные Манефона и некоторые другие сведения, историки определяют Древнее царство как время правления III (иногда II) – VI династий фараонов, а Среднее царство – IX–XVIII династий. На самом деле памятники периода эфемерных, маловразумительных VII–X династий полны свидетельств о страшных годах сумятицы, голода и мора. Время междоусобиц и раздробленности, когда Египет практически перестал существовать как единое государство, иногда называют I Переходным периодом египетской истории. Так, например, если верить Манефону, за 70 дней на троне сменилось 70 правителей VII династии. Разумеется, эта информация слишком похожа на легенду, но, как мы знаем, легенды на пустом месте не возникают.

Поочередная смена правителей VIII и IX династий свидетельствует о борьбе севера и юга за гегемонию в долине. Впрочем, эта борьба продолжалась и дальше. Некоторая стабилизация наступает лишь при XI династии. Надо полагать, что основатель XII династии, с которой обычно связывают расцвет Среднего царства, фараон Аменемхет I около 2000 года до н. э. получил от предшественников уже вновь объединенную страну. Великая XII династия египетских фараонов царствовала более двух столетий. Но потом снова начинается период распада страны, получивший название II Переходного периода. В списках фараонов XIII и XIV династий наблюдается настоящая чехарда: иногда правителям удается удержаться у власти всего несколько месяцев, а то и дней. В конце XVIII века до н. э., как раз в те годы, когда в Ханаане, а затем и в Египте появляется Аврам, власть фараонов сметает нашествие азиатских племен, получивших название гиксосов.

Эти экстраординарные события и их предысторию нам стоит рассмотреть подробнее, поскольку с большой долей вероятности можно утверждать, что их непосредственными участниками становятся Аврам и его приближенные.

***

Контакты египтян с семитами, жившими на территории Леванта, начались еще во времена Древнего царства. Исследования археологов свидетельствуют о военных столкновениях с «азиатами» в годы правления фараона V династии Снофру. В одной из гробниц некрополя Дешаше, к югу от Гераклеополя, знаменитый археолог Флиндерс Петри нашел барельеф, изображающий взятие египтянами некой азиатской крепости. По внешнему типу и вооружению Борис Тураев идентифицировал осажденных с «семитами Синая или южной Сирии».

При следующей VI династии вооруженные столкновения с «семитами» достигли еще большего размаха. Как мы уже знаем, это время, около XXIV века до н. э., соответствует значительной активности племен амурру в Леванте, без сомнения затронувшей и Египет. От этого периода до нас дошел письменный документ, свидетельствующий о постоянных военных стычках египтян с азиатскими племенами «хериуша» т. е. «сидящими на песке» или просто «жителями песков». Речь идет об автобиографическом сочинении важного чиновника Уны, родившегося при фараоне V династии Унасе и выдвинувшегося уже при первых фараонах VI династии. В это время, как следует из документа, войны с «азиатами» достигли такого накала, что фараону Пепи I пришлось послать Уну в Левант с многочисленным войском. В документе речь идет о карательной экспедиции в некую горную страну «Нос Антилопы», которая может быть идентифицирована с горным массивом Кармел, и в самом деле вдающимся в Средиземное море подобно носу животного.

Во времена Среднего царства военное противостояние не ослабло. «Экспедиции на Синай продолжались во все время XII династии, – рассказывает Б. Тураев. – Один из вельмож, Нессумонту, пишет в своей надписи от 24-го года Аменемхета I, что он «поразил троглодитов Хериуша и Ментиу и истребил их жилища», а при Сенусерте III его генерал Себекху упоминает о походе в Палестину и о взятии города Секмим, может быть – Сихем».

От Среднего царства до нас дошел и вовсе поразительный документ, широко известный как «Роман Синухета» (т. е. «сына смоковницы»), одно из самых значительных произведений древней египетской литературы. Копий этого сочинения обнаружено так много, что исследователи даже называют его первым в мире бестселлером.

Действие «романа» начинается во времена фараона Аменемхета I, точнее, в день его смерти, в военном лагере, расположенном в западной части Дельты, в ходе войны с ливийцами. Командующий войсками царевич и будущий фараон Сенусерт I немедленно отправляется в столицу. А один из его слуг, некто Синухет, решает дезертировать и бежать из Египта. Рассказ ведется от первого лица. Причина внезапного страха, охватившего героя «романа», не слишком ясна. Вероятно, он невольно оказался замешанным в каких-то придворных интригах или узнал о чем-то таком (например, о деталях смерти старого фараона), что ему знать не следовало. Как бы там ни было, он минует знаменитую Царскую стену, с приключениями пересекает Ханаан с юга на север и оказывается в Библе на Средиземноморском побережье, затем в Кедме посреди Сирийской пустыни. После всех перенесенных мытарств его приглашает на жительство князь «страны Ретену, что в Верхней Сирии, Аммиенши». (Это имя часто встречается в различных надписях как поименование вождей племен и богов.) Князь предоставил беженцу-эмигранту кров, землю, женил на своей дочери. Здесь Синухет прожил долгие годы, фактически возведенный в княжеское достоинство. Он участвовал и предводительствовал в войнах, и даже победил в поединке силача «страны Тену», вызвавшего его на бой. Синухет состарился и затосковал по родине. Как выяснилось, в далеком Египте все эти годы не теряли из виду судьбы этого необыкновенного человека. О причинах такого внимания можно только догадываться: почему бы ни предположить, например, некоторые тайные осведомительские услуги, о коих распространяться не принято ни тогда, ни сейчас. Фараон Сенусерт I прислал ему письмо с приглашением вернуться, что Синухет с благодарностью и осуществил. В Египте бывший беглец и «невозвращенец» был обласкан властями и осыпан царскими милостями.

Возникает естественный вопрос: а может быть, история Синухета всего лишь красивая выдумка какого-нибудь литературно одаренного египетского грамотея? Однако анализ текста и сопоставление его с данными науки опровергает такую точку зрения. По мнению Б. Тураева, «приключения Синухета вполне реальны и укладываются в рамки истории и действительности». Еще определеннее высказывается Вернер Келлер, который полагает, что «рассказ этого египтянина приводит подлинные сведения о Ханаане, приблизительно того времени, когда Авраам переселился туда».

До нас дошли сведения не только о военных, но и о мирных контактах «азиатов» с египетскими сановниками. В конце XIX века на берегу Нила в древнем скальном некрополе Бени-Хасане было обнаружено захоронение важного чиновника времен фараона Сенусерта II – около 1900 года до н. э. На одной из стен этой гробницы ученые увидели изображения людей, разительно отличающихся своим внешним видом от египтян. Надпись, сопровождавшая это изображение, свидетельствовала, что это «жители песков», пришедшие в Египет во главе со своим вождем Авессой – 37 мужчин, женщин и детей.

«Художник, которому правитель Хнум-хотп поручил отделку своей гробницы, изобразил «жителей песков» с такой тщательностью, что можно рассмотреть мельчайшие детали. Эта поразительная, будто живая, картина похожа на фотографию. Кажется, что эта семитская семья лишь остановилась на секунду, и что эти мужчины женщины и дети сейчас вновь отправятся в свое путешествие. Авесса, возглавляющий группу, отвешивает легкий почтительный поклон и приветствует сановника жестом правой руки, а в левой в это же время держит короткую веревку, к которой привязан ручной козел, несущий между рогами изогнутую палку – пастушеский    посох… Фасон и цвет их одежд воспроизведен с большой точностью. Прямоугольные шерстяные накидки, доходящие до колен у мужчин и до икр у женщин, переброшены через одно плечо. Они сделаны из разноцветной полосатой ткани и служат плащами. У мужчин подстриженные остроконечные бороды. У женщин волосы свободно падают на грудь и плечи и перевязаны узкой белой лентой вокруг лба. Небольшие завитки над ушами, возможно, являются данью моде. Мужчины обуты в сандалии, на женщинах – темно-коричневые полуботинки. Они везут запасы воды в искусно расшитых бурдюках из шкур животных и свое оружие – луки и стрелы, пращи и копья. В долгое путешествие они взяли с собой даже свои любимые музыкальные инструменты. Один из спутников Авессы играет на восьмиструнной лире. Согласно библейским указаниям некоторые из псалмов Давида следовало исполнять под аккомпанемент этого инструмента…

Мы можем представить себе, что Авраам (тогда еще звавшийся Аврам) и его семейство выглядели почти также».

Любопытно сравнить эти сведения с описанием становища Аврама и его спутников, реконструированного (впрочем, весьма вольно) из источников Зеноном Косидовским («Библейские сказания»): «У черных шатров хлопотали мужчины и женщины, бегали ребятишки. Их одежда была совершенно непохожей на белые бурнусы бедуинов – жителей близлежащей пустыни. Мужчины носили на бедрах красные с голубым полосатые юбки. В холодные дни они надевали на голое тело рубашки с короткими рукавами и набрасывали на плечи пестрые плащи, которые ночью заменяли им одеяла. Излюбленным цветом женщин был зеленый – именно он преобладал в их одежде. Под длинными плащами женщины носили яркие туники. Голову они закутывали, наподобие чалмы, очень длинной яркой шалью, концы которой спускались на спину до самого края плаща. Они были кокетливыми и не пренебрегали украшениями. Чернили волосы антимонием, подкрашивали веки малахитом и растертой в порошок бирюзой, а губы и щеки мазали красной охрой. На руках и на ногах у них блестели серебряные браслеты, а на шее – ожерелья из разноцветного бисера. Когда наступали сумерки, пришельцы из далекого Харана усаживались у костра и под аккомпанемент маленьких лир пели грустные, странно-трогательные песни».

Интересно, что имя Авесса (Авессалом, Авшалом – на иврите) не просто «общеаморейское», оно встречается как в Библии, так и у Иосифа Флавия.

Среди более поздних египетских документов обращает на себя внимание надпись важного чиновника Харемхеба, впоследствии ставшего фараоном. Как указывает Б. Тураев, на стенах гробницы «Харемхеб, в числе прочего, изобразил прием какого-то семитского племени, прибывшего в Египет, когда «в их земле был голод», что, по его мнению, представляет «интересную параллель к повествованию Библии».

В надписи Харемхеба речь идет о событиях более позднего времени – Нового египетского царства. Однако этот прецедент свидетельствует, что контакты «жителей песков» с важными египетскими чиновниками и даже фараонами не являлись чем-то исключительным: они случались и до, и после Аврама.

5

О нашествии коалиции азиатских племен, традиционно именуемой «гиксосами», мы знаем от египетского историка Манефона, фрагменты сочинений которого переданы учеными более позднего времени.

Конечно, военное вторжение гиксосов не было спонтанной акцией, сходу обеспечившей тотальный захват страны. В течение многих лет, предшествовавших сокрушительной атаке вооруженных отрядов, происходило медленное проникновение в Нильскую долину отдельных групп и семейных кланов «жителей песков». Собственно, подобная стратегия не нова: именно по такому сценарию проходило завоевание племенами «амурру» Северной Месопотамии, закончившееся основанием Старо-Вавилонского царства. Постепенное, «мирное», заселение продолжалось до тех пор, пока масса эмигрантов не становилась критической, и ситуация не выходила из-под контроля местных властей. Далее следовал бунт внутри страны и одновременно внешний военный натиск, – по всей видимости, хорошо скоординированные.

Скорее всего, именно засилье «пришлых людей» стало причиной очевидной социальной нестабильности во времена XIII и XIV династий. А решительное наступление извне положило конец великому многотысячелетнему царству.

Вряд ли появление Аврама со своим отрядом вблизи египетской границы буквально накануне вторжения гиксосских войск было простой случайностью. Как свидетельствуют источники, патриарх прибыл в Ханаан из Дамаска, где, по некоторым данным, находился отнюдь не в качестве мирного гостя, и направился прямиком в Сихем – центр военной и политической активности гиксосской коалиции перед экспансией в Египет. Затем он продолжил движение на юг и появился в Хевроне, только что отстроенным, возможно, также в связи с готовящимся вторжением. Путь из Хеврона лежал прямиком в Дельту… Трудно вообразить, чтобы вся эта совокупность фактов была простой цепью совпадений, не имеющей отношения к последовавшим вскоре событиям.

Однако традиционные источники обходят стороной «военную версию» присутствия Аврама в Ханаане. Легко предположить, что автора Бытия эта сторона жизни Аврама просто не интересовала: Пятикнижие Моисея – не эпическое повествование и не энциклопедия времен и событий.

«И странствовал Аврам, продолжая продвигаться к югу. И был голод в земле той. И сошел Аврам в Египет пожить там, потому что тяжел был голод в земле той» (Быт.13; 9-10). «В земле той» – т.е. в Южном Ханаане, в Негеве.

Упоминание о тяжком голоде не случайно. Такова обычная причина, по которой «жители песков» веками «спускались» в Египет. Вряд ли стоит сомневаться, что именно эту причину указал Аврам пограничным властям и таможенным чиновникам при пересечении границы. «Во времена голода, – пишет Вернер Келлер, – Египет становился прибежищем для кочевников-ханаанеев, а часто – и единственным их спасением. Когда в их землях начиналась засуха, страна фараонов всегда предоставляла им сочные пастбища».

Иосиф Флавий о голоде упоминает, но лишь вскользь. По его мнению, была и другая причина миграции. «…Аврам узнал, что египтяне живут в полном довольстве, – пишет историк, – он порешил отправиться к ним, с одной стороны, желая воспользоваться их избытком, с другой же – для того, чтобы поучиться у тамошних жрецов науке о божествах. При этом он решил стать их последователем, если бы нашел их взгляды правильнее своих, или, в противном случае, преподать им лучшие данные».

В самом деле, на всем Древнем Востоке Египет считался признанным центром жреческой учености, и Авраму, замечательному мыслителю, каким его рисуют источники, было чрезвычайно интересно «из первых рук» узнать о системе взглядов тамошних ученых корифеев.

Однако о подлинном содержании миссии, с которой патриарх прибыл в разваливающийся Египет, мы можем только догадываться. Ясно одно: уже на границе произошел некий нежелательный для Аврама инцидент, – он, что называется, «засветился». Видимо, в это время патриарх был уже достаточно крупной фигурой, чтобы миновать кордон незамеченным.

Хорошо известно, что северо-восточная граница Египта охранялась особенно строго и надежно. Уже в середине III тысячелетия до н. э. здесь начали строить знаменитую Царскую стену, предохраняющую от нашествия «жителей песков» и других непрошеных гостей. Вернер Келлер отмечает, что она состояла из фортов, наблюдательных башен и опорных пунктов, и египтянин Синухет мог пройти через эти заграждения только под покровом темноты, да при том хорошо ориентируясь на местности.

Таможенные заграждения были под стать фортификационным. «Каждый, кто приходил в Египет, должен был сообщить о количестве людей в группе, о причине прибытия и о предполагаемом сроке пребывания в стране. Писец тщательно записывал все подробности красными чернилами на папирусе, затем отсылал записи с посыльным начальнику пограничного поста, который решал, можно ли дать разрешение на въезд в страну. Начальник принимал решение отнюдь не по своему произволу. Административные чиновники при дворе фараона время от времени издавали точные директивы – вплоть до конкретных указаний, какие пастбища следует предоставить в распоряжение переселившимся кочевникам!»

Согласно источникам Устной традиции, уже вблизи от египетской границы Аврам принимает неожиданное решение: спрятать свою жену, Сарру, в один из сундуков, которые его отряд переправляет через таможенный кордон.

В Пятикнижии ни об этом решении, ни о последовавшем затем инциденте не говорится ни слова. Вместо этого там приводится история, которая в Бытии в разных вариациях повторяется трижды: сперва в Египте (Быт. 12; 10-20), потом в Гераре (Быт.20;1-18) и, наконец, снова в Гераре, но уже с Исааком (Ицхаком) и Ревекой (Быт. 26; 1-10). Не приходится сомневаться, что речь идет о чрезвычайно распространенном в ту пору сюжете: гость обманывает хозяина, выдавая свою жену за сестру, с тем, чтобы уберечь себя от гибели и выиграть время. У нас еще будет случай поговорить об этом. А пока вернемся к таможенному досмотру на египетской границе…

«У заставы стали его допрашивать, что он везет в этом сундуке.

Ячмень, – сказал Авраам.

Не пшеницу ли? – спросили надсмотрщики.

Возьмите пошлину как за пшеницу.

Может быть – перец?

Возьмите как за перец.

А не находится ли в этом сундуке золото?

Я готов заплатить как за золото.

А вдруг там окажутся шелковые ткани?

Считайте как за шелковые ткани.

Но в сундуке может быть и жемчуг.

Пусть по-вашему – заплачу как за жемчуг.

– Нет, – заявили они, – тут что-то неладное. В этом сундуке, должно быть, находится что-то необыкновенно ценное, и ты шагу не сделаешь прежде, чем сундук не будет открыт.

Пришлось подчиниться. И когда Сарра вышла из сундука, от красоты ее разлилось сияние по всему Египту».

Подобный таможенный инцидент, если бы он на самом деле имел место, напоминает хорошо срежиссированный отвлекающий маневр, предпринятый для того, чтобы перевести стрелки внимания чиновников с некоего серьезного груза на пикантную историю с сокрытием обворожительной красавицы.

Казалось, уловка Аврама удалась. Нетрудно вообразить, как разинули рты таможенники, если легенда сообщает о сиянии, разлившемся по всей стране. Но сияние это, судя по всему, повлекло не только приятные впечатления. Слухи о красоте прекрасной азиатки дошли до фараона, и Сарра без лишних церемоний оказалась в гареме египетского правителя. Лишь вмешательство Всевышнего (иными словами – Чудо) предотвратило трагические последствия этой авантюры. Фараон возвращает Сарай мужу, он говорит: «А теперь вот жена твоя, возьми и пойди. И дал о нем Паро повеление людям, и проводили его и жену его, и все, что у него. И поднялся Аврам из Египта…» (Быт. 12;20, 13;1)

Из этих стихов Бытия можно заключить, что после происшедших событий Аврам не оставался долго в Земле Египетской. Согласно библейской хронологии все еще шел 1737 год до н. э. Эта датировка вполне соответствует логике исторического процесса: в начале 1737 года Аврам покидает Харан, за несколько месяцев достигает Дамаска, а затем и Ханаана, проводит необходимые переговоры с местными лидерами в Сихеме и, вероятно, Хевроне, переправляет груз через египетскую границу, счастливо избегнув домогательств фараона к своей жене, и возвращается в Ханаан. Стремительность действий и перемещений патриарха соответствовала нарастающему напряжению в регионе перед готовящейся экспансией гиксосов.

Впрочем, Иосиф Флавий намекает на некоторую протяженность пребывания Аврама в Египте. Историк пишет о том, что фараон после инцидента с Сарай в знак примирения не только «одарил его богатыми подарками», но и «сблизил его с самыми учеными египтянами», которым он, кроме всего прочего, преподал астрономию и арифметику. «Аврам стал ближе сходиться с ними, знакомиться с их мировоззрением и доказывать затем всю пустоту и полную несостоятельность последнего. Этим он, благодаря частым сношениям, заслужил их удивление, как человек весьма выдающийся и необыкновенный, который не только обладает даром правильно мыслить, но и убеждать людей…». Такие ученые занятия, разумеется, потребовали бы времени.

Если Аврам действительно прибыл в Египет с «особой миссией», то тогда тесные научные контакты с египетскими учеными и жрецами могли стать хорошей ширмой его истинным намерениям. Возможно, в первоначальный план патриарха входило более детальное знакомство с состоянием дел в столицах, Мемфисе и Фивах, и особенно, в Нильской дельте, будущем плацдарме гиксосской экспансии, но скандал с Саррой не оставил ему необходимую свободу маневра. Как можно заметить, фараон отнюдь не стремится удержать патриарха в гостях, наоборот, он говорит недвусмысленно: «вот жена твоя, возьми и пойди». Он приказывает своим людям поскорей проводить гостя. Складывается впечатление, что Аврама вежливо, но твердо просят удалиться, не оставляя никакого выбора.

Можно ли определить с той или иной степенью достоверности имя фараона, с которым встретился Аврам?

В Бытии сказано «Паро». Поскольку в современных изданиях Пятикнижия Моисея это слово написано с большой буквы, некоторым читателям оно представляется именем собственным. На самом деле это не так. «Паро» – всего лишь транслитерация египетского «пер-о», что значит «Большой дом», особо уважительное поименование, заменявшее непроизносимое имя царя. Подобные эвфемизмы широко распространены и сегодня: «вызвали в Большой дом», т.е. «на Литейный», или «Белый дом заявил», т.е. «администрация президента США выступила с заявлением». Собственно, от этого «Паро» и произошло широко употребляемое слово «фараон». Так что Пятикнижие представляет некую обобщенную фигуру – Фараона с большой буквы, Царя, «Его величество».

Не лучше обстоит дело и в источниках Устной традиции, хотя, казалось бы, там мы обнаруживаем совершенно конкретное имя – Менос. Так звали первого египетского фараона-человека, легендарного или, не исключено, реального основателя династического правления в Египте, который жил не менее чем за тысячу лет до Аврама. В контексте еврейской традиции Менос (или Мена) звучит как символ тирании фараонов или даже как «институт правления фараонов» вообще. Путь, стало быть, тупиковый. Попробуем зайти с другой стороны…

Иосиф Флавий называет фараона, говорившего с Аврамом, Нехо (или Нехао), что, конечно, также не может служить серьезным историческим ориентиром. Имя и деятельность этого выдающегося правителя VII века до н. э. хорошо известны историкам. При фараоне XXVI династии Нехо успешно завершилась морская экспедиция вокруг Африки, была предпринята очередная попытка соединить каналом Нил с Красным морем, правда, закончившаяся неудачей. Нехо был современником знаменитого вавилонского царя Навуходоносора, который, к слову сказать, разбил войско фараона при Каркемише, в результате чего египтяне окончательно потеряли контроль над сирийско-палестинским регионом. Все это, несомненно, оставило глубокий след в памяти современников Иосифа: Нехо явно был для него фигурой символической, а события, с ним связанные, представлялись глубокой древностью. С кем же еще было говорить великому предку, как не со знаменитым Нехо!

На самом деле установить имя фараона, говорившего с Аврамом, практически невозможно. Скорее всего, это был кто-то из правителей-однодневок, царствовавших в разваливавшемся Египте между великой XII династией и гиксоским вторжением. Манефон говорит о 361 царе XIII, Фиванской, и XIV, Ксоисской, династий, воевавших за власть с переменным успехом. Историки отмечают, что порой таким фараонам удается удержаться у власти всего несколько месяцев, а то и дней. В чехарде сменяющих друг друга правителей трудно разобраться, тем более что иногда логика непримиримой борьбы возносит на царский престол совершенно случайных людей, явно не относящихся к царским родам. Не исключено, что такое количество желающих занять царский трон появилось благодаря претендентам в различных областях страны – номах. Такая неразбериха свидетельствует о полном упадке центральной власти: трон занимает тот, кто по прихоти судьбы оказывается ближе к нему в данный момент.

7

Аврам поспешно покидает негостеприимный Египет. И поспешность эта чувствует даже в ритме стихов Книги Бытия…

«И поднялся Аврам из Египта, сам и жена его, и все, что у него, и Лот с ним, на юг… И шел он переходами своими от юга до Вефиля, до места, где был шатер его прежде, между Вефилем и Аем» (Быт.13;1,3).

Движение наверх (поднялся) отвечает душевному настрою патриарха, стремящемуся не к карьере политика или ученого, а к Высшему служению. После недолгого спуска он возвращается к нулевой отметке, отправной точке – жертвеннику, рядом с которым он «призвал имя Господа». Этим жестом он как бы перечеркивает свои суетные метания во мраке египетского духовного вакуума, открывает глаза и делает глубокий вдох… И тут же сталкивается с необходимостью принять решение, касающееся своих будущих взаимоотношений с Лотом. Эта проблема имеет важное значение: на протяжении своего жизненного пути Аврам старается освободиться от родственных привязанностей, которые могут стать препятствиями или хотя бы отвлекающими факторами на пути его служения.

«И непоместительна была земля для них, чтобы жить вместе…» (Быт.13;6)

Многочисленные стада Аврама и его племянника Лота делают совместную жизнь семейства в одном районе затруднительной. Дело доходит до того, что между их пастухами происходит конфликт, это заставляет патриарха принять решение о разделении племени на два клана.

Об Авраме сказано, что он поселился в земле Ханаанской. При этом Господь приказывает ему пройти эту землюв длину ее и в ширину ее и вновь обещает многочисленное потомство, как песок земной. Аврам направляется на юг, к Хеврону, останавливается в дубраве Мамре и строит там жертвенник.

Заметим, инициатива в «разделе» принадлежит Авраму, Лот, в свою очередь, кажется, с удовольствием направляется в сторону Содома, где жили люди злые и весьма грешные. И с этого момента начинается его собственная история. Впрочем, прежде чем разойтись окончательно дяде и племяннику предстоит встретиться еще раз при весьма трагических обстоятельствах.

Дело в том, что в Ханаане вдруг разгорелся вооруженный конфликт, который историки иногда называют для краткости «войной четырех царей против пяти».

Как следует из Пятикнижия, четыре крупных восточных правителя: царь Сеннара Амфарел, царь Эласара Ариох, царь Элама Кедолаомер и царь Гоима (обычно это переводится как «царь народов») Тидал выступили против вождей пяти городов, расположенных в Сидиммской долине, которая, как полагают исследователи, находилась некогда на том месте, где сегодня в провале земной коры раскинулась южная часть Мертвого моря (на иврите Ям Амелех, т.е. Соленое море).

Поводом к этому столкновению послужило неповиновение ханаанских владык, которые отказались признать свою прежнюю вассальную зависимость от Кедолаомера. Возмездие не замедлило явиться. Армия четырех царей выступила в поход, прошла по Заиорданью на юг, разгромив жившие там народы, с юга обогнула Сиддимскую долину, попутно уничтожив возможных союзников пяти ханаанских городов, и вышла в тыл их дружинам. Ханаанеям ничего не оставалось, как принять бой и с треском проиграть сражение. Победители, прихватив все имущество и съестные припасы покоренных городов, ушли восвояси.

Можно ли каким-то образом идентифицировать участников этого конфликта с историческими персонажами? Судя по всему, имена правителей пяти городов Ханаана несут только символическое значение и вряд ли имеют какое-то отношение к реальной истории. Это достаточно убедительно показал Борис Берман. Другое дело, цари, стоявшие во главе армии Кедолаомера. Элам – могущественное государство Древнего Востока, часто выступающее на первых ролях региональной политики, особенно, после окончательного упадка Шумера. Эласар – вероятно, город известный из документов как Ларса, находившийся в нескольких десятках километров от Ура вверх по течению Евфрата. «Царя народов» Тидала (синод. Фидала) обычно идентифицируют с полулегендарным хеттским правителем Тудхалией I (около 1740-1710 г. до н. э.). Самое пристальное внимание исследователей привлекает, конечно, Амфарел, которого часто отождествляют с Хаммурапи, а Сеннар – с южным Двуречьем. Но, скорее всего, имеется в виду не он сам, а кто-то из его менее удачливых потомков, не имевших уже такого влияния на политику. Именно поэтому коалицию возглавлял царь Элама, что при Хаммурапи выглядело бы нонсенсом. Если все это так, то ситуация в Месопотамии конца XVIII века до н. э. описана вполне достоверно. Впрочем, сегодня некоторые историки полагают, что речь идет всего лишь о незначительных царьках городов Северной Сирии, а совпадения в именах – чистая случайность.

Судя по всему, «великая армия» (Б. Берман) осуществляла простую карательную экспедицией, впрочем, по тем временам довольно масштабную и умело организованную. Что касается Лота, то вряд ли он участвовал в боевых действиях, – скорее всего, он просто, что называется, попал под горячую руку.

Как бы там ни было, некто «спасшийся», (а согласно Устной традиции это был великан Ог, воевавший на стороне содомитян) явился в лагерь Аврама, который находился неподалеку от Хеврона в дубраве Мамре, и сообщил о поражении союзных городов в Сиддимской долине и пленении Лота. При этом «спасшийся» пришел не просто к великому мыслителю и праведнику Авраму, он обратился к Авраму-Иври: впервые в тексте Пятикнижия патриарх назван вождем, если угодно, национально-политическим лидером, который несет ответственность за жизни своих подданных. И вождь принимает вызов судьбы. Он решает совершить дерзкое нападение на превосходящие силы противника, чтобы изменить горькие итоги поражения ханаанских царей. Аврам собирает отряд численность в 318 человек и начинает преследование вражеского войска вплоть до северных рубежей Ханаана. Там он нападает на неприятельский лагерь, разбивает врага и продолжает преследовать обратившиеся в бегство отряды до Дамаска. В результате «И возвратил все имущество, а также Лота, сродника своего, и имущество его возвратил, а также женщин и народ» (Быт. 14;16). В описании триумфа Аврама-Иври слышатся торжественные ноты героического эпоса, традиционного для фольклора многих народов.

Иосиф Флавий писал, что Авраму «подчинялись триста восемнадцать полководцев, каждый из которых располагал несметным войском», что, несомненно, эпическая гипербола сказителя, а не трезвая оценка историка.

Нисколько не умаляя значения героической победы патриарха в контексте общественно-исторического фона Книги Бытия, отметим все же, что в ней нет ничего сверхъестественного, ничего такого, что выходило бы за рамки обычных представлений о ведении войны в те отдаленные времена.

Согласно Пятикнижию вместе с Аврамом вышли в поход его союзники-амореи – братья Мамрей, Эшкол и Анер, как следует из контекста, люди не простые и не бедные. Почему бы не предположить, что у них был свой отряд, а может быть, и отряды, состоящие из вассалов и слуг.

Логика повествования свидетельствует, что патриарх совершил нападение не на основные силы «армии», а на арьергард, где, как обычно, в «обозе» находилось имущество, а также женщины и народ. В походных условиях такие «обозы» могут отставать от основных армейских сил на несколько километров. Аврам «незаметно наблюдал за ними из безопасных укрытий, производил разведку и ждал удобного случая, – пишет Вернер Келлер. – …Под покровом темноты Аврам напал на арьергард, и в возникшей суматохе Лот был освобожден. Только те, кто не знаком с тактикой бедуинов, могут счесть эту историю неправдоподобной».

Навстречу триумфатору вышла целая процессия. И возглавлял ее, судя по всему, Малки-Цедек, царь Салима, который «вынес хлеб и вино» (Быт.14;18).

Восхождение

Из всей долгой жизни Авраама в Книге Бытия представлено всего несколько эпизодов. Скорее всего, перед нами фрагменты устной саги, бытовавшей в Ханаане около пятисот лет, прежде чем они были отобраны и зафиксированы в Пятикнижии Моисея. Некоторые из этих эпизодов группируются в связанные по смыслу истории, отражающие те или иные периоды жизни одного из племен западных семитов – «иврим». Другие приведены, казалось бы, невзначай, но, если вглядеться в них и вдуматься, окажется, что и они являются совершенно необходимыми звеньями общей цепи событий.

1

Трагические события Сиддимского сражения, как мы уже знаем, застали патриарха неподалеку от Хеврона, в дубраве, принадлежащей Мамре Эморийцу и его родственникам Эшколу и Анеру, вскоре ставшими союзниками Аврама. Речь идет о людях, называвших себя (или идентифицировавшихся окружающими) как амореи, в целом, поддерживающими добрососедские отношения с пришлым племенем.

После разгрома отрядом Аврама превосходящих сил коалиционной армии Кедорлаомера патриарх возвращается в Ханаан. В его чествовании, принимает участие царь Шалема Малки-Цедек, священник Бога Всевышнего, которого некоторые источники Устной традиции отождествляют с самим Симом, сыном Ноя.

Только теперь в дубраве Мамре происходит формальный союз Аврама с Богом и соответственно рождение новой монотеистической религии, которая будет подробно разработана Моисеем и закреплена на горе Синай.

На этот раз Господь явился Авраму в видении. Во время довольно пространного визуального и речевого контакта Бога с человеком Всевышний вновь обещал патриарху несметное потомство и заключил с ним формальный союз, процедура которого описана досконально. Было подтверждено право патриарха нанаследственное владение этой землей. Аврам также получил Высшее пророчество о том, что его потомки будутугнетены на земле не своей долгие столетия. Речь, вероятно, шла о египетском рабстве, а может быть, и не только о нем. Согласно обетованию наследовать Авраму будет сын, который произойдет из его недр.

В пророчестве Господь указал границы Обетованной земли – от реки Египетской до реки Прат, а также перечислил десять народов, которые будут покорены потомками Аврама. Вот имена этих народов в том порядке, как они названы в Бытии: кенийцы, книзийцы, кадмонийцы, хетийцы, призийцы, рефаим, эморийцы, кнаанейцы, гигргашийцы и иевусеи. Река Прат – это, конечно, Евфрат. Реку Египетскую часто ошибочно отождествляют с Нилом. На самом деле так называли поток Вади аль-Ариша, отделяющий древний Ханаан от Синайского полуострова. Израильское государство действительно достигало таких размеров, примерно, в пять раз превосходившие нынешние, но всего около семидесяти лет в X веке до н. э. во времена царств Давида и Соломона.

***

Что сегодня известно о народах Ханаана, перечисленных в Бытии?

Амореи (эморийцы) и ханаанеи (кнаанейцы) – названия «коренных» народов, обитавших в Ханаане к началу эпохи патриархов. По мнению израильского археолога Амихая Мазара, наличие двух основных групп населения Ханаана подтверждают и археологические данные, основанные на исследовании погребальных обрядов. «Библия называет обитателей равнин ханаанеями, а коренное население гористых районов страны – амореями», – пишет ученый.

Есть мнение, что кенеи (кенийцы) и книзиты (книзийцы) – кочевые «кланы кузнецов», как-то связанных с наследием Каина, впоследствии полностью ассимилировавшиеся.

Иевусеи жили в Ханаане до прихода израильтян и основали (а может, и овладели) Иерусалимом в конце III тысячелетия до н. э., – город был отвоеван царем Давидом в только X веке до н. э.

Рефаим (рядом с Зузимами и Эмимами) впервые упоминаются во фрагменте Книги Бытия, рассказывающем о народах, противостоящих коалиционной армии «четырех северных царей» и проживающих предположительно к востоку от Мертвого моря. Кое-какие подробности о рефаим мы узнаем из других книг Пятикнижия – Чисел и Второзакония: рефаим – «народ великий, многочисленный и высокий, как великаны» – жили в Моаве в Заиорданье. Моавитяне называли их Эмимами (Втор.2;11). Однако «коренной» землей рефаим, скорее всего, был Аммон; они жили на этой земле прежде аммонитян, но были истреблены, наследовали им аммонитяне, поселившись вместо них на этой земле. Жители Аммона называли их замзумами (может быть, зузимами?) (Втор. 2; 20,21). По смыслу текста не похоже, чтобы аммонитяне разгромили рефаим на поле брани. Вероятно, они просто заняли территории, по какой-то причине освободившиеся от прежних хозяев.

Вероятно, речь идет об остатках «коренного», неолитического населения Ханаана, людях высокого роста, с которыми взаимодействовали жители региона в эпоху патриархов и даже, намного позже, израильтяне в период завоеваний, но которые практически полностью исчезли к X веку до н. э.

Важное значение для ближневосточной геополитики II тысячелетия до н. э. имели хетийцы, хетты. Государство хеттов вышло на мировую сцену лишь в самом конце XV века до н. э. Около 1370 года до н. э. хеттский царь Суппилуилума захватил страну Митанни в Северной Месопотамии и двинулся к югу – в Западную Сирию и Ханаан. Военные успехи хеттов, судя по всему, очень тревожили египтян, которые, так и не добившись решительной победы, около 1280 года до н. э. вынуждены были заключить с ними мирный договор. Граница влияния двух великих держав проходила по «стране Амка» в долине Бекаа на территории современного Ливана. Сохранились даже документы, в которых упоминается о переселении части хеттов в «землю египетскую», что, скорее всего, означает Ханаан, в ту пору действительно принадлежавший Египту.

Все эти и многие другие факты из истории хеттов стали известны ученым только в начале XX века, когда немецкий востоковед Гуго Винклер расшифровал загадочные надписи на одном из индоевропейских языков, обнаруженные на территории современной Турции неподалеку от Богазкея, в излучине реки Кызыл-ырмак (в греческой передаче – Галис). В то же время название народа – хетты – и прежде было хорошо известно из Библии, где этот этноним употребляется довольно часто. Но активность хеттов на Ближнем Востоке в XIV-XIII веках до н. э. хоть как-то объясняет службу военачальника Урии-хеттеянина в окружении израильского царя Давида, но появление хеттов в числе народов Ханаана эпохи патриархов оставалось загадкой.

Кое-что прояснили, однако, исследования развалин столицы хеттов Хаттуси в Малой Азии. Оказалось, что древнейшие насельники этой страны называли себя «хатти» и говорили, вероятно, на одном из языков кавказской группы, который назывался «хаттили». Хатти жили на этой территории еще в конце III тысячелетия до н. э. В начале II тысячелетия до н. э. восточную часть Малой Азии заняли племена, говорившие на ином, скорее всего, индоевропейском языке. Очевидно, этнически они значительно отличались от местного населения. До сих пор неизвестно, откуда явились эти «пришельцы» – из Балкан или Северного Причерноморья через Кавказ. Их язык назывался «неситским», а сами себя они называли «неситами». Однако, как жителей страны Хатти окружающие народы называли их хеттами. Хетты-неситы в значительной степени ассимилировали местное население и обогатили словами хаттили свой язык. Представляется весьма вероятным, что какая-то группа хаттов-хаттили (или протохеттов), спасаясь от захватчиков-неситов, перебралась в Ханаан и образовала несколько колоний, в том числе и неподалеку от Хеврона.

Об остальных народах и племенах, жившие к западу или к востоку от Иордана, которые в разное время сосуществовали с патриархами или их потомками, практически ничего не известно, кроме их названий.

В списке десяти народов, которые, согласно обетованию Всевышнего, будут завоеваны потомками Аврама, не названы хореи (или хорейцы). Однако этот народ назван в другом месте – при перечислении завоеваний царя Кедорлаомера и его союзников в Ханаане (Быт. 14;6). В Бытии упоминается некий Сеир Хореец и даже приводится перечень его потомков (Быт. 36;20-30); при этом обозначается связь этого рода с землей Эдом в Заиорданье и, кажется, даже с сыном Иакова Эсавом. Считается, что речь здесь идет о хурритах, которые вышли на историческую сцену много позже эпохи патриархов, вероятно, во второй половине XVI века до н. э. В это время их «обнаружили» египтяне, начавшие экспансию на север после свержения власти гиксосов. Хурриты занимали тогда практически всю Северную Месопотамию, т.е. территорию, с которой связаны города Нахор и Харан, откуда в свое время вышел Авраам в поисках Земли Обетованной, где и много лет спустя все еще проживали его родственники.

В прошлом веке ученые обнаружили следы этого загадочного народа неподалеку от Киркука в Ираке, где находился древний хурритский город Нузи страны Митанни. Археологи раскопали там архив глиняных табличек, содержащих чрезвычайно интересную информацию. Считается, что хурриты не были семитами, в Северную Месопотамию они пришли, скорее всего, из Закавказья. Из архивов Нузи ученые узнали, что аристократия хурритов состояла из колесничих, которые называли себя «молодыми войнами». Коневодство было едва ли не главным видом деятельности в Митанни.

Царство Митанни было завоевано хеттами около 1370 года до н. э. Архивы из Нузи, по мнению археологов, относятся к XV, во всяком случае, не ранее середины XVI века до н. э. Ученым представляется странным, что многие тексты этих архивов имеют немало параллелей с Пятикнижием Моисея, особенно с теми главами, где речь идет о жизни патриархов. В этом усматривают серьезное противоречие. Получается, что Аврам, который еще в Северной Месопотамии мог познакомиться с обычаями хурритов, должен был жить гораздо позже – не в XVIII-XVII, а в XVI-XV веках до н. э. Приходится предполагать, что именно хурриты частично унаследовали традиции западных семитов Северной Месопотамии, к которым принадлежал и Аврам.

Впрочем, некоторые ученые предполагают, что в Бытии речь идет вообще не о хурритах, а о каком-то небольшом ханаанском племени с похожим названием.

2

События, рассказанные далее, произошли через десять лет. Мы, кажется, снова застаем Авраама в Хевроне; согласно Иосифу Флавию: «вблизи дуба Огиг невдалеке от Хеврона». Очевидно, это необыкновенное, согласно некоторым источникам – «каменное», дерево как-то связано с древнейшими поверьями ханаанеев. Рассказ повествует о том, как удрученная долгим отсутствием потомства Сарра направила мужа к своей служанке, египтянке Агарь в надежде через нее приобрести детей, иными словами, дала ее мужу своему в жену. Агарь зачала и стала высокомерной. Сарра пожаловалась Авраму, а тот предоставил ей право самой решать возникшее недоразумение. Суровое наказание ослушницы приводит к тому, что Агарь убегает из дому. У источника в пустыне на дороге в Шур (синод. Сур) она встречает ангела, который велит ей вернуться к своей госпоже и смириться со своей участью. Агарь также получает от Господа пророчество о своем сыне, его будущемнеисчислимом потомстве, а также повеление назвать его Ишмаэль (синод. Исмаил), в знак того, что услышал Господь страдание твое. Источник, а затем и колодец, у которого произошли эти события, получил название Беер-Лахай-Рои («источник Живого, Видящего меня») в честь Бога Всевидящего. Это на юге Ханаана. После такого авторитетного вмешательства Агарь вернулась к своей госпоже и в положенный срок родила сына.

Прошло еще несколько лет. Чреда событий, относящаяся к этому периоду, начинается с пространной речи Господа, Бога Всемогущего, обращенной к Авраму, в которой Он вновь подтверждает свое обетование Ханаанской земли и обещает сделать его отцом множества народов. В этом обращение содержится два совершенно новых мотива. Господь предлагает подтвердить Свой союз с Аврамом тем, что патриарх и все его домочадцы мужского пола обрежут крайнюю плоть и впредь неукоснительно будут следовать этому обряду всякий раз на восьмой день после рождения ребенка. Что касается самого патриарха и его жены, то отныне они обретут новые имена: Авраам и Сара (вместо Сарра или ивритского Сарай). Это, – во-первых. А во-вторых, Господь обещает, что у престарелой Сары родится сын, который будет наречен Исааком (Ицхаком) и именно с ним Он установит Свой союз. В тот же день Авраам обрезает крайнюю плоть себе, тринадцатилетнему Исмаилу и всем домочадцам мужского пола.

На наших глазах происходит окончательное оформление новой монотеистической религии. «Перемена имен и обряд обрезания, – пишет профессор Бостонского университета Игорь Липовский, – свидетельствовали не просто о религиозной реформе уже существовавшего культа, а о принятии новой веры… Там, в Элоней Мамре, произошла настоящая революция в верованиях Авраама и его племени».

Следующий эпизод повествует о появлении в стане Авраама, в дубраве Мамре у Хеврона, трех путников, как становится ясно из дальнейшего рассказа, ангелов, посланных Господом. Патриарх оказываем им радушный прием; гости подтверждают, что в следующем году у Авраама родится сын. Но дальше говорить с хозяином стал Сам Господь. Он-то и сообщил патриарху о Своем намерении уничтожить города Содом и Гоморру, переполненные смертным грехом. Авраам пытается спасти людей, используя, как ему кажется, сильный аргумент: неужели Ты погубишь праведного с нечестивым? Он вымаливает у Всевышнего обещания пощадить грешные города, если в них обнаружится хотя бы несколько праведников.

Но таковых, видимо, не оказалось вовсе, ибо далее следует рассказ о грандиозной природной катастрофе, в результате которой все поселения Сиддимской долины были уничтожены. Спаслись благодаря Высшему вмешательству только Лот и его дочери. Повествование о зачатии, а затем и рождении двух мальчиков у дочерей Лота от их собственного отца – это, по сути дела, история возникновения родственных Израилю народов моавитян и аммонитян.

Вскоре после катастрофы Авраам отправляется к «югу страны» и поселяется в Гераре «между Кадесом и Суром». Далее следует так называемый дубликатный эпизод, в котором описаны события, в основе повторяющие то, что уже были рассказаны во время египетского путешествия патриарха: похищение Сары в царский гарем. Господь приказывает царю Авимелеху, во сне, разумеется, вернуть похищенную у Аврама жену, которую тот снова назвал своей сестрой. Отметим: Саре уже 90 лет, а она все еще очаровывает мужчин! Авимелех уличает Авраама в «искажении фактов». Аргументация патриарха очень напоминает ту, что уже была представлена в «египетском эпизоде»: нет вовсе страха Божия на месте сем, и убьют меня из-за жены моей. Разумеется, после Высшего вмешательства Авимелех тотчас вернул жену да еще богато одарил Авраама, предложив остаться на своей земле.

Не совсем понятно, почему этот, казалось бы, незамысловатый сюжет представлен в Бытии трижды: дважды в истории Авраама и один раз – его сына Исаака. Можно предположить, что в основу эпизода лег весьма популярный в ту пору анекдот, часто используемый для нравоучений. Как указывает И. Тантлевский, ученые нашли интересную параллель в клинописных текстах из Нузи в Верхней Месопотамии, территории тесно связанной библейским с патриархами, и эпизодами Бытия, в которых Авраам, а затем и Ицхак представляли жен как своих сестер. В документах хурритов, населявших эту местность около XVI века до н. э., есть свидетельство о том, что жена приобретала особый статус и, соответственно, иммунитет, когда признавалась сестрой своего мужа независимо от действительного кровного родства.

К этому эпизоду, кажется, примыкает рассказ о заключении союза Авраама с царем Авимелехом, но расположен он уже после истории о рождении Ицхака и изгнании Агари. Речь идет о небольшом фрагменте, где говорится об основании Авраамом города Вирсавии (иврит. Беэр-Шевы) рядом с колодцем, который он выкопал собственноручно.

В Вирсавии и был заключен союз патриарха с герарским царем и его военачальником Фихолом, видимо, важным церемониальным чиновником при Авимелехе. После процедуры принесения клятвы Авимелех и Фехол, как сказано, возвратились в землю Пелиштим.

Надо сказать, что этот «неприятный» топоним, так «некстати» вставленный в повествование об Аврааме, вызывает обычно бурю эмоций у исследователей и читателей: ведь филистимляне появились в тех краях никак не раньше, чем через пятьсот лет после описываемых событий. Но почему бы не предположить, что Бытие называет землю, где находился Герар времен Авимелеха, так как она именовалась в последующие эпохи. Мы же не удивляемся, когда читаем, например, про «каменный век на территории СССР» или, скажем, «хазарские могильники в низовьях Волги», хотя пещерным людям ничего не было известно о нерушимом союзе свободных республик, а хазары называли великую реку отнюдь не Волгой, а Итилем. Речь ведь идет не о народе пилиштим, – не о филистимлянах, – которого, к слову, нет и в списке десяти народов Ханаана, а о территории – земле Пелиштим.

Судя по всему, Авраам недолго оставался в Вирсавии, ровно столько, сколько потребовалось, чтобы насадить тамариск и призвать имя Господа. Патриарх возвращается в Герар, где, как сказано, пребывал дни многие.

Примерно в это время родился сын Исаак.

Во время праздничного пира в день, когда ребенок был отнят от груди матери, Сара увидела, что сын Агари, Исмаил, насмехается. Почувствовав опасность, Сара потребовала, чтобы Авраам изгнал из дома наложницу. Авраам, кажется, растерялся, но Господь повелел патриарху слушаться жену. Разумеется, такого приказания он игнорировать не мог, особенно, после Высшего свидетельства о том, что в Исааке наречется род его, но также и от сына Агари народ будет произведен.

Трагическая судьба не оставляла наложницу: Агарь с сыном заблудились в пустыне Вирсавии и едва не умерли от жажды, но были спасены Господом. Если они и в самом деле шли из земли Пелиштим, значит, двигались к юго-востоку. Поселились они в пустыне Фаран, неподалеку от границы Египта.

3

Одна из самых трагических глав Пятикнижия рассказывает о том, как Всевышний, желая испытать твердость и силу веры Авраама, приказывает ему (впрочем, в тексте сказано «прошу») принести в жертву своего сына Исаака.

«И Он сказал: прошу, возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа, и принеси его там во всесожжение…» (Быт. 22;2) Патриарх отправляется в путь на следующее же утро.

Это требование – или просьба, что, в данном случае, одно и тоже, – никак не мотивировано, в нем не содержится каких-то предметных оснований.

Впрочем, речь не идет о свершившемся убийстве отцом сына, а лишь об испытании, стоявшем в цепи других, может быть, не столь ужасных, но все ж достаточно серьезных. Источники Устной традиции связывают эти события с противостоянием высших сил, «добрых» и «злых», Бога и сатаны, подобно тому, как это происходит в библейской Книге Иова, где «испытание на верность» привело праведника к почти полному самоуничтожению и в результате вызвало его ропот против незаслуженной и несправедливой кары. В сказаниях Агады содержится немало подробностей, в том числе и трогательное прощание с Сарой. Есть и любопытное примечание: «Три дня продолжался путь, дабы люди не стали говорить об Аврааме: ему не дали опомниться; обезумел человек и заколол сына». Значит, у Авраама были все основания полагать, что окружающие воспримут его поступок как безумие. Комментарий написан, вероятно, более двух тысяч лет спустя после произошедших событий. Текст Пятикнижия не дает основание к таким предположениям: приказ грозного Бога выглядит хоть и страшным, но… естественным.

В течение всего пути сатана пытался чинить препятствия Аврааму и его сыну, что называется, «искушал», т. е. всякий раз предлагал удобные пути к отступлению, хорошие поводы для отказа от своих намерений, для уклонения от исполнения приказа Всевышнего. Все эти поползновения отвергались праведниками самым решительным образом. Уже на вершине горы Мория «оба они, этот отец, готовый казнить собственного сына, и этот отрок, безропотно идущий на заклание, принялись за работу: делали помост из камня, складывали костер, высекали огонь. Авраам подобен был отцу, ведущему сына к венцу, Исаак – жениху, приготовляющему себе венчальный балдахин». Отмена приказа последовала в самую последнюю минуту, когда нож уже был занесен над Ицхаком, и предотвратить неизбежное мог только Бог.

Непомерная жертва Авраама, вероятно, могла восприниматься как искупление, причем искупление не совершенных грехов еще даже не появившегося народа. Погибни сейчас Исаак, и народа этого не было бы вовсе. Парадокс в том, что готовилась жертва во имя народа, которая, если бы осуществилась, перечеркнула сам факт его существования, его будущего присутствия на сцене человеческой истории.

Важным последствием событий на горе Мория стала отмена человеческих жертвоприношений, как бы санкционированная свыше. Бог усмотрит Себе агнца для всесожжения (Быт. 22;8), – предупреждал Авраам сына. Так и случилось: агнец появился в самую последнюю минуту, и необходимость столь непомерной жертвы отпала естественным образом. Отмена института человеческих жертвоприношений выглядит как некий духовный прорыв, во всяком случае, как важный и серьезный шаг на пути становления так называемой антропоцентрической, «адамической» цивилизации.

Надо помнить, что в эпоху патриархов и даже гораздо позже «культ в Ханаане нередко был жесток и требовал крови детей, невинности женщин и добровольного изувечения мужчин, – указывал Б.А. Тураев. – Во многих местах найдены безобразные фетиши и идолы. В Мегиддо нашли в фундаменте стены сосуд с останками ребенка, очевидно, жертвы, принесенной при закладке. Подобные же страшные находки были сделаны в Иерихоне и Гезере».

«Дабы понять все значение этого текста (о жертвоприношении Исаака – Л.Г.), – пишет И. Тантлевский, – следует иметь в виду, что в ханаанейско-финикийской и пунийской среде имело широкое распространение жертвоприношение (сожжение) детей, обычно мальчиков в возрасте до шести месяцев, часто при угрозе военного поражения. Например, когда армия главы Сицилийского союза городов Агафокла (360-389 гг. до н. э.) подошла в 311-310 гг. до н. э. к стенам Карфагена, было сожжено более 500 детей, из которых 200 – сыновья знатных семейств – были определены властями, а около 300 было принесено в жертву богам добровольно. Детей не сжигали живыми, жертву сначала умерщвляли, а затем уже мертвую сжигали…».

Господь в последний раз обращается к Аврааму и снова обещает умножить потомство, как звезды небесные и как песок на берегу моря, принести потомству ратные и духовные победы. «И благословятся в потомстве твоем все народы земли за то, что ты послушался голоса Моего» (Быт. 22;18). И никаких сомнений в истинности слов Бога не должно оставаться: Мной клянусь, – не правда ли, сильно сказано!

***

Дальше следует рассказ о событиях, связанных со смертью Сары. Но прежде Бытие возвращает повествование к родственникам Авраама в Месопотамии. Речь идет о потомстве в семье брата Нахора и его жены Милки, в частности, об их сыне Вафуиле (Бетуэле) и его дочери Ревеке (Ривки). Эта информация, сообщенная вроде бы вскользь, между делом, имеет принципиальное значение для дальнейшего развития сюжета.

Эпизод, в котором говорится о смерти Сары, посвящен хлопотам Авраама вокруг похорон жены. Как мы помним, Авраам жил в Вирсавии (Беэр-Шеве). Сара же скончалась в Кирьят-Арбе, он же Хеврон, неподалеку от земель, принадлежащих племени хеттов. Авраам обращается к ним с просьбой о наделении его участком для погребения жены, называя себя пришельцем и оседлым. Хетты же в ответ величают его господином и князем Божьим, предложив на выбор лучшую из своих гробниц. Речь шла о праве на безвозмездное пользование, что Авраама категорически не устраивало; судя по всему, его интересовала не только земля, но и статус землевладельца. Он настаивает, что земельные угодья, на которых расположится семейный склеп, должны перейти непосредственно в его собственность. Участок, как выясняется, он уже присмотрел: это местность Махпелла, расположенная неподалеку от дубравы Мамре – поле, а на нем пещера, которые находятся во владении некоего Эфрона, сына Цохара, судя по мастерству, с которым тот ведет переговоры, прекрасного торговца и дипломата.

Несмотря на то, что такие решения принимались лидерами общин крайне неохотно, хеттеянин Эфрон по каким-то причинам просто не может отказать патриарху. Возможно, он боялся значительной военной силы, которой располагал Авраам, возможно, был связан с патриархом какими-то особыми обязательствами. После того, как предложение хетта о «безвозмездном наделе» не прошло, он заламывает непомерную цену, в надежде, что патриарх просто отступится от сделки.

В результате переговоров Авраам соглашается выплатить 400 сиклей (шекелей) серебра, сумму, которую многие авторы считают огромной.

Так ли это?

«Наемный работник зарабатывал порядка одного шекеля в месяц. Жилой дом стоил порядка трех-четырех шекелей… Когда Хеттская империя покорила государство Угарит, на побежденных была наложена дань в размере около 500 шекелей золотом, что составляло около 2500 шекелей серебром. Причем известно, что хетты хотели сначала получить несколько больше, но 2500 шекелей – это был тот максимум, который могло мобилизовать крупное и процветающее государство даже под угрозой военного разгрома» («Контекст», «Новости недели», 12.02.2004).

Конечно, со временем в результате инфляции «курс валют» изменился, и сумма в 400 шекелей перестала казаться непомерной. Еще долго серебро на Ближнем Востоке оставалось основным средством обмена – в виде брусков или колец. Нужно иметь в виду, что для мелких операций часто использовался свинец, а для особо крупных золото. Единицей веса был шекель – 8,4 грамм; 60 шекелей составляли мину – 505 грамм. Это древняя вавилонская традиция. Есть мнение, что у хеттов шекель и соответственно мина весили несколько меньше.

Из хеттских документов около XIII века до н. э.: коза – 2/3 шекеля, овца – 1 шекель, корова – 7 шекелей, бык – 10 шекелей, лошадь – 14 шекелей, пахотный вол – 15 шекелей, мул (главное транспортное средство до верблюда) – 1 мина; один акр орошаемой земли – 3 шекеля, один акр виноградника – 1 мина; нарядная одежда – 30 шекелей.

Скрупулезное описание торгов и сделки подчеркивает важность произошедшего события. Махпелла – первая земельная собственность евреев в Ханаане, – перед очами сынов Хеттовых, проще говоря, в глазах местного населения. Пещеру Махпелла, «фамильный» склеп патриархов, где похоронены Авраам, Ицхак и Иаков, а также их жены Сара, Ревека и Лея, евреи почитают и сегодня как одну из главных святынь иудаизма. Еще во времена Иосифа Флавия в Хевроне показывали могилы патриархов «из прекраснейшего мрамора и искусной работы».

Между событиями, связанными со смертью Сары, и кончиной Авраама представлен только один эпизод из жизни патриарха. Но зато – какой! Это самый большой и подробный сюжет саги об Аврааме, и в то же время он является завязкой новой истории из жизни потомков патриарха. И речь в нем идет о многомесячной брачной процедуре, инициированной Авраамом, в результате которой его сын Исаак женился на невесте из родового клана в Северной Месопотамии. Авраам отправляет своего старшего раба (его имя в Бытии не приводится, но комментаторы традиционно идентифицируют его с Элиэзером из Дамаска) на север к родственникам и при этом настаивает на особой клятве: «И положил раб руку свою под бедро Авраама, господина своего, и клялся ему…» (Быт. 24;9). В чем же клялся раб? Ни при каких обстоятельствах он не должен взять Исааку жены из дочерей Ханаанейца; не должен и возвращать сына в Северную Месопотамию. Понятно, что любой из отвергнутых Авраамом сценариев, осуществись он в реальности, полностью перечеркнул бы всю многолетнюю деятельность патриарха, все его служение.

Караван, груженный подарками, отправился в Харан. После долгого пути посланник Авраама встретил у колодца девушку, которая произвела на него самое благоприятное впечатление. Выяснилось, что это и есть Ревека, дочь Вафуила, сына Нахора и Милки. Однако в повествовании появляется брат Ревеки, Лаван, именно ему отводится решающее место в процедуре смотрин и сватовства. Но окончательное решение отправиться к жениху, своему двоюродному дяде, в Ханаан принимают все же не родственники, а сама Ревека.

Завершающий эпизод истории Авраама содержательно чрезвычайно емок. Из него мы узнаем, что на склоне лет патриарх еще раз женился на женщине по имени Хетура, которая родила ему шестерых сыновей, ставших родоначальниками народов. Впрочем, все свое имущество он отдал Исааку, а других сыновей, щедро одарив, отослал от него подальше. И снова произошло разделение рода. Мы видим, с какой тщательностью вокруг Исаака расчищается жизненное и духовное пространство. Возможно, речь идет о банальной безопасности, но наверняка также и о сакральной чистоте наследника, который был избран Богом в качестве духовного преемника Авраама.

Кончина патриарха в возрасте 175 лет стала своеобразной наградой за праведную жизнь, он был приобщен к народу своему. На похоронах стояли вместе его сыновья Исаак и Исмаил, он был похоронен рядом с Сарой в пещере Махпелла на своей, приобретенной в собственность земле.

После смерти Авраама Бог благословил Исаака.

И уже в самом финале сообщается о родословной Исмаила и его смерти в возрасте 137 лет.

Вот, собственно, и вся фабула повествования об Аврааме.

4

Жизнь Авраама, даже спустя полторы тысячи и более лет после смерти праотца, вероятно, представлялась его потомкам в виде долгой и подробной саги. Фрагменты и ссылки на нее мы находим повсюду в талмудической литературе и вообще «околобиблейской» традиции. Но если это так, если сага действительно в полном объеме жила веками, тогда возникает вопрос: почему именно эти эпизоды, а не какие-то другие, вошли в Книгу Бытия? Почему именно они были отобраны в назидание современникам и потомкам?

Даже самый поверхностный взгляд позволяет выделить в главах, представленных в Бытии, несколько характерных примет, которые помогают соединить разрозненные фрагменты в единую ткань повествования.

Центральную роль в сюжете играют эпизоды, где Авраам вступает в непосредственный контакт со Всевышним, внимает Богу, просит Его о чем-то и даже спорит с Ним. Сцены сакрального, духовного контакта, собственно, являются сюжетным стержнем, его духовной основой.

Значительное место в повествовании занимают пространственные перемещения героев, не только Авраама, но и Лота, Агари, «старшего раба» Элиэзера, Ревеки. Трансляция географических перемещений представляется двигателем сюжета и является, если угодно, самоцелью. Начав свой путь в Харане, патриарх доходит до Сихема, потом Вефиля, «спускается» в Египет и снова возвращается в Вефиль. Там он «разделяется» с Лотом, который идет к Содому. А Авраам тем временем, направляется в Хеврон. Чрезвычайные обстоятельства, связанные с военными действиями, вынуждают его во главе боевого отряда дойти почти до Дамаска, а потом вновь вернуться в Ханаан и, кажется, окончательно поселиться в Хевроне. При этом мы видим его и в Гераре, и в Вирсавии, и даже на горе Мория. Обилие географических названий подчеркивает динамику развития сюжета.

При кочевом образе жизни племени география оказывается особенно тесно связанной с генеалогией. По существу перед нами хроника большой семьи во всем многообразии своего быта со свадьбами, хлопотами о рождении и воспитании потомков, любовью и ревностью, женитьбой детей, старостью и смертью. Немолодые уже, бездетные супруги отправляются в долгое странствие и приходят в страну, где Господь, в которого они свято верят, обещает им многочисленное потомство. Однако проходит еще десять лет, но детей у них как не было, так и нет. Забота о наследнике вынуждает супругу отдать мужу в наложницы свою служанку, которая в скором времени благополучно зачала, но стала дерзкой и заносчивой. Следует конфликт двух женщин, в результате которого служанка убегает из дома своего господина, однако вскоре возвращается и рожает сына. Но проходят годы, а супруги по-прежнему бездетны и, судя по всему, отчаялись приобрести обещанное потомство. Но Господь повторяет свое обещание, причем уверяет почтенного старца, что именно его престарелая жена, у которой прекратилось «обычное женское», родит ему сына. У нее это очередное обещание вызывает только нервный смех. Однако вопреки всякой логике в положенный срок ребенок действительно появляется на свет. На восьмой день он проходит обряд обрезания. На одном из семейных праздников случается новый конфликт жены и наложницы, после чего глава семейства изгоняет наложницу из дома вместе со своим старшим сыном. С тех пор они живут отдельно, но, судя по всему, первенец не теряет связи с отцом. Вероятно, незадолго до смерти жены глава рода получает известия из далекой «исторической родины» о пополнении в семье своего брата. После смерти супруги муж приобретает усыпальницу и устраивает достойные похороны. Затем решает посватать младшего сына за внучку своего брата, для чего снаряжает в дальний путь доверенного слугу. Сватовство завершается наилучшим образом: молодые счастливо соединяются. Престарелый отец семейства женится вновь. В новом браке рождаются шесть сыновей. Наконец, и его долгая жизнь подходит к концу. Семейная сага заканчивается перечислением потомства старшего сына патриарха… А дальше начинается новый рассказ – семейная история младшего сына и его потомков.

«Комплекс традиций, лежащих в основе повествований книги Бытия, – пишет И. Тантлевский, – в конечном счете, конечном анализе представляет собой тщательно разработанное описание родственных связей, которые существовали (или считались существующими) между предками Израиля и его соседями».

Эта идея ученого кажется достаточно обоснованной. В самом деле, именно «родственные связи» представлены в тексте с особенной полнотой, тщанием и претензией на достоверность.

Видимая правдоподобность «семейной истории» нарушается разве что происшествиями, случившимися с Сарой в Египте и Гераре, когда местные цари, привороженные прелестями, мягко говоря, не очень молодой женщины, пытались сделать ее своей наложницей. Зачем же в претендующей на достоверность хронике понадобились эти «фантастические» эпизоды? Объяснения исторических писателей не приближают нас к разгадке. Чаще всего, можно услышать, что «слово «год» имело другой смысл», и «у самых первых патриархов исчисление возраста могло идти не по годам, а по лунным месяцам», поскольку, мол, «все предки Авраама поклонялись луне». И тогда, «считая 13 лунных месяцев в году, 900 «лет» будут соответствовать примерно 70 годам», т. е. легендарный долгожитель Мафусаил со своими 969 годами прожил, стало быть, немногим более семидесяти лет. И что же? Выходит, фараон приказал забрать в свой гарем пятилетнюю девочку… Кое-кто, впрочем, говорит о том, что «древние евреи вели счет не по годам, а по сезонам». Такое допущение и в самом деле помогает получить несколько приемлемых датировок: Саре, например, в момент «египетских событий» было бы всего лет шестнадцать-семнадцать.

По мнению И. Липовского, скорее всего, в тексте отражены «вынужденные издержки выбора в пользу линии Сары», возникшие при формировании Пятикнижия через много веков после произошедших событий. Возможно, в начальных версиях эпоса об Аврааме в нем фигурировали несколько женщин, наверняка молодых и красивых. Но со временем при устной передаче в течение нескольких столетий носители традиции сделали родоначальницей своей линии Сару, выделив именно ее в качестве главной жены Авраама и приписав ей эпизоды, в которых, на самом деле, могли участвовать совсем другие женщины. При письменной фиксации текста история была сформирована в том, виде в каком мы теперь знаем ее из Книги Бытия.

Но как бы там ни было, приходится соглашаться с исследователями, считающими, что «цифры», обозначающие возраст патриархов, «так же как и слово «год», могут скрывать еще не познанную семантику и символику».

5

Особое место в истории Авраама занимает описание грандиозной природной катастрофы, случившейся в районе Мертвого моря, вероятно, во второй половине XVIII века до н. э. Некоторые исследователи полагают даже, что сам факт появления на географической карте этого необычного водоема в его нынешнем виде как-то связан с описанным в Бытии катаклизмом. Если это событие произошло в действительности да еще в указанное время, стало быть, у нас есть дополнительные основания полагать, что в основе библейской фабулы лежат эпизоды, отражающие объективную реальность. Семейные хлопоты – это одно: разве через четыре тысячи лет узнаешь, кто прав, а кто виноват; другое дело, геологические процессы, которые оставляют свои неизгладимые следы на сотни тысяч и даже миллионы лет.

Впрочем, согласно Пятикнижию, катастрофа эта имеет не столько геологические, сколько этические причины, как и Потоп, произошедший несколько тысячелетий назад. Об этом сказано со всей определенностью: «вопль Содомский и Гоморрский, велик он, и грех их, тяжел он весьма» (Быт. 18;20).

О самой катастрофе повествуется весьма лаконично, но емко, с присущей Книге Бытия повествовательной силой. «И Господь пролил на Содом и на Гоморру серу и огонь от Господа, с неба. И перевернул города эти и всю окрестность, и всех жителей городов сих и растительность земли» (Быт. 19;24-25). Авраам, как мы знаем, в это время живет в Хевроне, в нескольких десятках километров от места катастрофы. Это не помешало ему стать свидетелем событий. Он встал рано утром и, вероятно, поднялся на одну из вершин Иудейских гор… «И посмотрел на Содом и Гоморру и на всю окрестную земля, и увидел: и вот, поднялся дым с земли, как дым из печи» (Быт. 19;28).

Землетрясение описано с документальной точностью непосредственно наблюдателем: взрыв (пролил серу и огонь с неба), образование провала в земной коре (перевернул города с окрестностями), извержения вулканического характера (поднялся дым с земли).

О катастрофе в районе Мертвого моря известно и Иосифу Флавию, который пишет, что «земля Содома, некогда столь плодородная и изобиловавшая городами, нынче же (т. е. около двух тысяч лет назад – Л.Г.) – сплошь выжженная пустыня. Рассказывают, что земля эта была испепелена молнией в наказание за нечестие обитателей; в самом деле, еще и сегодня здесь можно видеть следы небесного огня и очертания пяти городов…»

Из Пятикнижия можно заключить, что долина Сиддим действительно находилась на том месте, где теперь раскинулось Мертвое море, скорее всего, в его южной оконечности. Названы и пять городов этого региона, фактически уничтоженные «небесным огнем»: Содом, Гоморра, Адма, Севоим и Сигор. «В долине Сиддим было много смоляных ям» (14;10), – сообщается в Бытии. Известно также, что во время катастрофы Лот решил спастись из Содома в Сигоре, но потом покинул его и укрылся в горах.

Кажется, первое дошедшее до нас подробное описание района Мертвого моря принадлежит Иосифу Флавию, побывавшему в тех местах так давно, что время успело донести до него какие-то отголоски событий эпохи патриархов. Он пишет о «равнине, над которой возвышается очень длинная горная гряда, лишенная всякой растительности и идущая… на юг до Содома и крайней оконечности Мертвого моря; она неровная по высоте и на всем своем протяжении необитаемая ввиду своего неплодородия. (Речь, судя по всему, идет о Иудейской пустыне. – Л.Г.) По ту сторону Иордана ей противостоит другая гряда… Местность между этими двумя грядами называется Большая равнина… Равнина рассекается Иорданом на две части и включает в себя Мертвое море и Тибериадское озеро (синод. Галилейское море, иврит. озеро Кинерет – Л.Г.), совершенно противоположные по своей природе, ибо первое из них соленое и бесплодное, второе же – пресноводное и плодородное. В летнюю пору равнина совершенно выжжена солнцем, и чрезмерная сухость воздуха делает ее климат нездоровым. За исключением Иордана она совершенно безводна…»

Мертвое море, по описанию историка, «соленое и бесплодное озеро, с легкостью выносит на поверхность брошенные в него, даже самые тяжелые предметы, и погрузиться в него нелегко, даже прилагая усилия. Так, когда к нему приблизился Веспасиан, он в целях исследования приказал бросить в глубоком месте несколько человек со связанными за спиной руками и не умеющих плавать, и все они, словно толкаемые сильным ветром, всплыли на поверхность… Наконец, во многих местах озеро выносит на поверхность и черные комья асфальта, которые, плавая, очертаниями и размерами очень похожи на безголовых быков. Рабочие с озера подплывают к ним на лодках, зацепляют и цельными кусками волокут к себе в лодки».

Иорданская долина – лишь часть огромного разлома земной коры, который начинается далеко на севере у подножия Таврских гор в Малой Азии и тянется на тысячи километров к югу, через Акабский залив и Красное море, заканчиваясь в глубине Африканского континента. Громадная впадина Сирийско-Африканского разлома всегда была сейсмически и вулканически активной, о чем свидетельствуют давно застывшие потоки лавы и глубокие залегания базальта, сохранившиеся до сих пор.

На восточном берегу Мертвого моря расположен мыс Лашон, который далеко вдается в водоем, разделяя его на две существенно отличающиеся по глубине части: на севере дно резко уходит в низ, на юге, наоборот, мелко. Создается впечатление, что это два разных водоема, соединенные проливом. Среди ученых есть мнение, что южная, мелководная часть озера образовалась гораздо позже в результате оседания земной коры, случившегося после катастрофических событий значительной силы. Точное время катастрофы установить очень трудно, однако нельзя исключить, что она произошла в эпоху патриархов, возможно, при жизни Авраама.

В XX веке археологи заинтересовались поисками остатков Содома, Гоморры и других городов Сиддимской долины. Особый интерес, конечно, представляет Сигор, город, в котором некоторое время укрывался Лот уже после катастрофы, а значит, он не исчез с лица земли полностью. Следы трагедии, разыгравшейся несколько тысяч лет назад и, возможно, описанной в Пятикнижии, были обнаружены у юго-восточной оконечности Мертвого моря. Здесь и в самом деле найдены остатки большого поселения. Однако дальнейшие исследования показали, что этот город вряд ли мог быть библейским Сигором, скорее уж – процветающим средневековым полисом. В то же время археологи получили неопровержимые свидетельства того, что эти места в эпоху патриархов, а может быть, и раньше, были густо населены.

Ученые университета штата Нью-Мехико (США) утверждают, что после семи сезонов археологических раскопок и исследований древние руины деревни Тель-эль-Хаммам в Иордании неподалеку от юго-восточного побережья Мертвого моря с большой долей вероятности могут быть идентифицированы как библейский Содом. Руководитель экспедиции американских археологов Стивен Коллинз сообщил прессе что, «пять комплексов руин на восточной части равнины соответствуют по месту и времени Содому и расположенным по близости городам; это настолько явственно археологически и географически, что просто не верится».

Итак, в долине реки Иордан имеются многочисленные свидетельства земной активности, которые происходили в разные геологические периоды. Наблюдается она и сегодня, и нет никаких оснований думать, что во времена патриархов ее не было. Скорее всего, Авраам наблюдал совершенно реальное землетрясение с ужасными последствиями, когда Содом и Гоморра погибли, провалившись в трещину после разлома земной коры. Возможно, Мертвое море во время этой природной катастрофы вытянулось к югу и приобрело те очертания, которые мы видим теперь. Все это лишний раз подтверждает, что даже «самые невероятные» эпизоды Книги Бытия и, в частности, саги об Авраме имеют вполне реальную основу и не противоречат действительным историческим фактам.

(Сп-б., Алетейя, 2017)

 

Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/2017-nomer4-gomberg/