Сегодня умер Евтушенко.
Шестидесятые года
в могиле. Между нами - стенка,
возникшая еще тогда,
когда пророки - Вознесенский,
и прочие, включая всех,
устраивали рев, и сценки,
имеющая тот успех,
который не опровергался.
Да, слава Богу, все прошло.
Побыл, чуток. Покрасовался.
И сгинул. Время отжило.
А Бобышев? А Рейн? А Кушнер?
Живые. Видно, их судьба,
другая, чем у тех, кто умер.
Кто мозги нам же порубал.
Но были среди них, по счастью,
от Евтушенко - до других -
тех, кто чихать хотел на власти,
включая трусов и трусих.
На волю Слово вырывалось.
Тут - пас. Следили мы
за тем, как дверка открывалось,
над нами на свободу - взмыв.
1 апреля 2017
1 апреля нынешнего года умер Евтушенко. Произошло это событие на 85-м году жизни. Таким образом, 60-ники ушли в могилу, от громогласного Вознесенского до Евгения Евтушенко. А Дмитрий Бобышев, Рейн и Кушнер живые. Видно, судьба у них другая, чем у тех, кто умер. Вот что вспомнилось мне.
Вечером звонок.
- Але.
- Это Евтушенко. Пожалуйста, принесите стихи. Время не терпит. Я выпускаю книгу о поэтах 20 века. Издание огромное. Итак, попрошу Вас, приезжайте на восемьдесят шестую стрит в Манхэттен, в отель Эксельсиор, в 4 часа дня.
В 4 часа я был на месте. Вошел в отель, увидел кафе внутри гостиницы, господ, попивающих виски и кофе, кому что нужно. И Евтушенко. Он был в кричащего цвета рубашке в красными прямоугольниками и карманом на груди. В кармане были сотенные доллары. Я пошел к нему. Он попивал кофе. Встал и оказался выше меня.
- Ах, вот вы какой. Кофе?
- Плиз, - обратился он к официанту, - кофе фор зет сэр, энд фор ми.
Мы попили хороший крепкий кофе. Он расплатился. Я спросил его, почему он не носит бумажник? Он ответил, что так ему легче с этими долларами. Я сказал, что он потеряет их. Он сказал:
- Добуду новые.
Мы поднялись на лифте в его номер. Комнатка маленькая. Я достал сигаретку. Он посмотрел на меня и посоветовал мне пройти в ванную и там подымить, если мне хочется.
- Но давайте стихи. Время не терпит. - Я вручил ему стихи, которые взял с собой, и отправился в ванную. Он выбрал эти:
«Наташа Шарова целовалась у лифта,
не убирая рук с лифа.
Ее никогда, к сожаленью, не узнает страна.
И когда ее предадут могиле -
Господом будет посрамлен сатана,
но не задудят по ней заводы и автомобили.
О ней никогда не будет поставлена пьеса,
в которую она выпархивает из леса,
намалеванного на широченном холсте,
прижимая к незапятнанной шейке лесной букетик.
На ней не скоро женится перспективный медик,
конструктивно и пламенно заявляющий о ее красоте.
Они не поплывут по сцене в скрипучей лодке.
У него не будет конкурента в пилотке,
отвалившего неизвестно куда,
но явно не возводить над болотами города.
Во втором акте не обнаружится ее недальновидная мать,
и когда Наташа будет пластично-кротко стирать
медицинский халат в оцинкованном корыте,
улыбаясь так, чтоб увидел зритель,
как она трогательна и ранима,
даже когда ее пилит мамаша неутомимо,
не вышагнет из боковой кулисы отец -
долбануть кулаком по столу, и положить конец
недостойной сцене в предыдущей картине,
не вспомнит дедушку, подорвавшегося на мине
еще в 1915-ом году,
и, видимо, отродясь моловшего ерунду,
не снимет кепку с прилизанных седин,
не вынет угретую на груди
с боковой резьбой многоугольную деталь,
за каковую в третьем акте получит медаль,
а уж по каковому поводу не стащит с гвоздя гитару
и что нибудь не сбацает с патефонного репертуару...»
.......
Он быстро опросил меня - год рождения, где, когда уехал в США. После он спросил, кого бы я порекомендовал ему в его книгу. Я сказал - Ирина Машинская. Мне нравится одно стихотворение у нее об автобусе, все остальное дрянь.
Становилось темно. Мы расстались. Нет фотографии у меня с Евтушенко, хотя есть фото с Быковым, Окуджавой, Жванецким, Бродским, моими добрыми знакомыми.