Забытые президенты. Авраам Линкольн0

Очерк 3

В Одессе открывают Памятник Неизвестному Солдату.
Торжественно снимают покрывало. Появляется скульптура. И надпись: «Памятник неизвестному солдату Мойше Кацману».
— Слушайте, почему «неизвестному»? Вот же его имя!
— Да, но не известно, был ли он солдатом…
 Из анекдотов на одесскую тему

Однако, при чем тут анекдот? А главное, с чего это под рубрику «забытых президентов» помещено имя Линкольна? Да ведь он один из самых известных и самых почитаемых президентов в истории США!

И верно. Фигура Авраама Линкольна превознесена сейчас буквально до уровня образов святых великомучеников в христианстве (смерть от руки убийцы немало этому способствует). Его имя непременно стоит в числе трех первых имен – наряду с Джорджем Вашингтоном и Франклином Д. Рузвельтом – в ранжировании президентов США (во множестве списков по опросам историков и других интеллектуалов).

В столице страны в 1920 г. был возведен мемориал Линкольна в стиле греческого храма (дорический ордер), размерами 58 на 36 м и высотой 30 м. Внутри строения (как и принято в языческих храмах) находится объект культа: высотой почти 6 м статуя Линкольна, сидящего в кресле. Над ней, на задней стене, написано: «В этом храме, как в сердцах людей, для кого он сохранил Союз, память Авраама Линкольна закреплена навсегда». В этом храме…

Мемориал-храм Линкольна в столице США Вашингтоне

Вообще-то считается, что президент Линкольн совершил два великих деяния: он сохранил Союз и он же уничтожил позорную систему рабства негров. «В этом храме» — второе опущено. Невозможно, чтобы это было чьим-то досадным упущением. Замысел мемориала, конкурс проектов, возведение «храма» – все было под пристальным вниманием широкой общественности. Невероятно, но факт: сохранение Союза упомянуто, а освобождение рабов – не менее, а то и более грандиозное историческое свершение — не упомянуто… [1]

Говорю не укор кому-либо, а только, чтобы внимание привлечь. Внимание к тому, что даже на таком уровне, на поверхности, возникают непонятки. Это «упущение» или «опущение» может быть знаком того, что об Аврааме Линкольне мы, возможно, чего-то не знаем. Уже поэтому рубрика наша оправдана… Мы знаем Линкольна… но – какого? Может, был другой Линкольн, не известный и забытый?

Президентство Линкольна имело колоссальные последствия для истории страны США – политические, экономические и культурные. Чтобы оценить эти последствия, нужно начать с самого начала.

Начало страны

С колониальных времен экономика страны представляла собой, можно сказать, сплошной «средний класс» (не считая горстки богатых плантаторов Юга, массово использующих труд рабов). Не было ни земельной аристократии, ни других привилегированных сословий, ни огромных состояний. Кто-то вел свой бизнес, а кто-то работал по найму, чтобы скопить на свой бизнес. Кто-то был побогаче, кто-то победнее. Кто-то разорялся, кто-то обогащался, кто-то просто держал стабильный бизнес. Все это на локальном уровне.

Мало что изменилось в этом отношении после обретения независимости. По-прежнему, все главное для человека происходило на местном уровне. Кампании президентских выборов могли быть яростными и громогласными, но все происходило в больших городах, основная же масса жила в сельской местности или в местечках вроде тех, что показаны в голливудских вестернах. Радио еще не изобретено. Можно поверить, что иные американцы могли не знать, кто сейчас президент, – настолько мало центральная власть влияла на их жизнь. Зато все знали, кого они выбирали в местные органы власти, ибо там делалась политика, которая непосредственно влияла на их текущие дела.

Эти времена еще застал Токвиль. Вот что он пишет:

«Зачастую европеец видит в государственном чиновнике лишь силу; американец же видит в нем право. Таким образом, можно утверждать, что в Америке человек никогда не подчиняется другому человеку, а повинуется лишь правосудию и закону. Так как местная власть находится в непосредственной близости от тех, кем она управляет, и так как она некоторым образом представляет их самих, то ни ревности, ни ненависти она ни у кого не вызывает. А вследствие того, что ее средства ограничены, всякий чувствует, что он не может полагаться исключительно на нее».[2]

Примерно с половины XIX столетия, с началом ускоренной индустриализации (в северных штатах) и, в особенности, лихорадки железнодорожного строительства, стали возникать крупные корпорации («тресты») и крупные банки, появились большие состояния. Возник Большой Бизнес, его игроки могли покупать политиков и формировать политику. Выборы были свободными, и хотя подчас имела место покупка голосов, это, похоже, не принимало больших масштабов. Покупать живые голоса, когда преобладает фермерское население, было трудно при тогдашнем состоянии транспорта и связи.

Лишь много позже, когда федеральное государство стало достаточно большим, оно смогло позволить себе одним махом покупать голоса всего класса фермеров, выделяя им постоянные субсидии. Но мы еще до этого не дошли. Вопрос: как случилось, что экономика, основанная на среднем классе, трансформировалась в экономику, где государство прибрало к рукам львиную долю активности населения и превратилось в «блатное государство» (см. главу 51)?

Алексис де Токвиль

Основные перемены начались с Гражданской войны 1861-65 гг. И потому полезно сделать обзор важнейших событий – тех, что к ней привели, и тех, что за ней последовали.

 Проблема сепаратизма

Конституция США предусматривала порядок присоединения «территорий» к Союзу в статусе штатов (обязательные слушания в Конгрессе перед решением принять), но в ней нет ни слова о порядке выхода штатов из Союза. На этой почве юристы и историки много спорили и спорят до сих пор о праве штатов на выход из Союза.

Если вспомнить, что само событие образования Союза Штатов Америки (США) было ничем иным, как актом сепаратизма – выхода из Британской империи – можно понять, почему творцы Конституции не предусмотрели никаких процедур выхода из Союза. Видимо, отцы-основатели не видели в этом проблемы, потому что сами отстаивали право народов на самоопределение. Открытым текстом они провозгласили это в Декларации Независимости.

В конце концов, был ли Союз штатов добровольным объединением или ловушкой, куда вход есть, но обратного хода нет?

…Со временем, борьба аболиционистов против рабства подчас принимала весьма острые формы, хотя все происходило в прессе, речах и разговорах. Но один рьяный аболиционист хотел действовать, притом немедленно. Его звали Джон Браун. Он уже раньше бывал замешан в беспорядках и убийствах на расовой почве. Он искренне считал рабство позорным и недопустимым явлением. Его план был: запастись большим количеством оружия и пойти на Юг, чтобы поднять восстание негров.

Летом 1859 г. Браун, во главе группы заговорщиков из 18 человек, включая троих его сыновей и пятерых негров (свободных и беглых) напал на военный арсенал в Вирджинии. Охрану составлял один часовой, и арсенал был захвачен. В ходе последующих событий был убиты двое из обслуги проходящего неподалеку поезда, включая носильщика-негра. Тогда Браун и его группа взяли заложниками сорок жителей поселка и забаррикадировались в одном из строений арсенала.

Прибывший на место отряд морпехов взял арсенал штурмом, закалывая тех, кто оказывал сопротивление. В целом, в инциденте мятежа было убито 8 белых мятежников (включая двух сыновей Брауна) и два негра. Также убит был один морпех и двое граждан поселка. Тяжело раненый Браун и семь его сторонников были взяты живыми и переданы властям.

Джона Брауна обвинили в измене штату Вирджиния, убийстве белых людей и подстрекательстве к бунту. 2 ноября суд признал его виновным и приговорил к повешению. Он провел в камере 42 дня, ни в чем не раскаявшись. Держался мужественно до самой казни 2 декабря.

В эпоху телеграфа новости о мятеже и последующих событиях разошлись по стране. Первой реакцией публики было всеобщее возмущение действиями мятежников и убийством невинных людей. Но кто-то из аболиционистов увидел здесь хорошие пропагандные возможности. Они быстро переориентировались и стали горячо защищать «правое дело» Джона Брауна, а его представлять героем и мучеником за свободу рабов. Сюда присоединились многие служители культа с их проповедями. Довольно скоро все это приобрело широкий размах, так что в момент казни по всему Северу зазвонили церковные колокола, и раздавалась стрельба («ружейный салют»).

К героизации Брауна присоединилcя Генри Дэвид Торо. Горько было узнать, что выдающийся мыслитель встал на позицию «цель оправдывает средства». Ведь именно Торо придумал гражданское неповиновение как альтернативу насилию…

Широко цитировались предсмертные слова Брауна:

«Я, Джон Браун, теперь совершенно уверен, что только кровь смоет великое преступление этой греховной страны; я напрасно ранее тешил себя мыслью, что этого можно достигнуть без большого кровопролития…» Зазвучали призывы отомстить за смерть мученика. Была сложена песня, позже ставшая походным гимном в армии северян («Тело Джона Брауна истлевает в земле, но душа его шагает по земле…»)

На Юге с тревогой наблюдали за развитием на Севере. Что такое восстание рабов, понимали все: массовая резня белых, грабежи, изнасилования… Наглядным уроком было кровавое восстание рабов на Гаити против испанцев в 1791 – 1803 гг.

Джон Браун мертв, но могли найтись и другие брауны. Особенно, когда на Севере стала развиваться истерия ненависти к «белым рабовладельцам» Юга и фактическое подстрекательство рабов к неповиновению и насилию. Тогда стали всерьез обсуждать отделение от Севера.

Однако, чем больше вникаешь в тот отрезок истории, тем яснее становится, что рабство было, скорее всего, не единственной причиной отделения. Вполне вероятно, что этим были сильно озабочены плантаторы, особенно крупные. Вообще же, только около 6% белых южан владели больше, чем 3 – 5 рабами. Примерно две трети белых на Юге вообще не имели рабов.

 Но отделение поддержало с энтузиазмом подавляющее большинство населения южных штатов. Есть на чем подумать…

Два народа в одном Союзе

Фактически, в стране Соединенных Штатов Америки сложились два народа, во многом не схожие. Люди как Севера, так и Юга вместе сражались в Войне за независимость. Потому что независимость означала для всех свободу распоряжаться своей собственностью и жить той жизнью, какая тебя устраивает.

Южане, в основном, сельские хозяева, предпочитали стиль жизни, скорее, спокойный и патриархальный, отдавая дань наслаждению досугом. Жизнь в довольстве была ценностью более высокой, чем активное стремление к богатству.

Еще Аристотель заметил, что стремление к обогащению не имеет предела – оно по природе не насыщаемо. Cеверяне были более склонны к «деланию денег» и уже потому более динамичны и предприимчивы (замечено также Токвилем).

Все сказанное есть, конечно, большое упрощение и нивелировка. Но различия между культурами и психологическими типами Юга и Севера несомненно существовало. Оно было исторически обусловлено, так как возникло не в Америке, а еще в Британии, где задолго до того наблюдались культурные различия между жителями различных регионов.

Дэвид Фишер, урожденный северянин, уже в наши дни, документировал несколько разных паттернов в ранней иммиграции. Для Юга характерно обилие выходцев из северной Англии, Шотландии, Северной Ирландии и саксонских регионов южной Англии. Колонии Новой Англии получили, в основном, уроженцев — традиционных англичан: пуритан из восточной Англии (East Anglia, так ее называли) и массу квакеров из средней Англии.[3]

Энтони Троллоп, знаменитый английский романист Викторианской эпохи, посетил страну четыре раза: до Гражданской войны, в начальный ее период (1861) и после войны. Он и проехал через Север и Юг и описал свои впечатления. Вот одно из его замечаний: «Юг отделяется от Севера, потому что эти две части не однородны. У них неодинаковые инстинкты, вкусы, мораль, и у них разная культура».

И в другом месте:

«Юг стал отдельным народом, отличным от Севера по своим обычаям, морали, институтам, стремлениям и по любым мыслимым различиям в образе мышления и поведения. Они говорят на одном языке, как Австрия и Пруссия, но кроме языка, они ничем не связаны, кроме сухого политического союза».

Еще ранее Джон Адамс (Массачузетс), федералист, участник Континентального Конгресса, писал жене о поразительном несходстве между людьми из северных колоний и южных. Как он поведал ей, два народа настолько различны, что политический союз не сможет поддерживаться «без крайней осторожности с обеих сторон».[4] На то же указывал Джордж Мейсон (Вирджиния), участник Конституционного Конвента, но анти-федералист. Он подчеркивал, что страна очень велика, и ее жители «так сильно различаются своими манерами, привычками и обычаями».

Обратим внимание, что цитированные свидетели, которые тоже сильно различались по своей культуре, говорят об одном и том же. В Союзе были два чуждых друг другу народа, две разных цивилизации.

Юг издавна не доверял Северу. Его жителей южане называли «янки». Со своей стороны, на Севере было распространено высокомерно-пренебрежительное отношение к южанам. В частности, высмеивали их манеру говорить.

Все это мало значило, пока люди каждого штата жили по своим местным законам и обычаям. И на Юге было немало ремесленников, и на Севере было много фермеров. Ремесленники-южане больше работали на местные рынки, на Севере же они чаще стремились расширять свои рынки и богатеть. Фермеры Севера имели, в основном, участки земли, какие могли обрабатывать своей семьей или с помощью нескольких рабов. На Юге, где рабство было развито шире, семья подчас могла иметь поля, которые ей своими силами никак не обработать. Особенно, крупные плантации.

Федеральное правительство долгие годы было властью почти номинальной. Источником доходов его были таможенные пошлины и, временами, акцизные налоги

Если принять точку зрения о наличии двух разных народов, тогда можно понять поведение армии северян при вторжении их на территории Юга. Имеются документированные свидельства о таких, далеко не единичных, преступлениях, как грабежи, изнасилования, убийства и линчевания гражданских лиц – женщин, детей и стариков, практика заложников, похищение детей у родителей, разорение могил, уничтожение домов и имущества жителей, поджоги зданий и городов… Жертвами были как белые, так и черные. О том, чтобы кто-то из командиров был наказан за бесчинства его солдат, практически нет свидетельств.

Повторяю, речь сейчас только о гражданском населении, а не о военнослужащих противника.

Возможно ли представить такое со стороны тех, кто видел бы в южанах своих братьев-соотечественников, которых они пришли освободить от «предателей» – сепаратистов? И не было какой-то «классовой ненависти», как в России в свое время. Это было типичным поведением обозленных и аморальных оккупантов в чужой для них стране, — в самой одиозной форме, напоминающей о поведении нацистов при оккупации территорий СССР. За подробностями отсылаю читателей к книге братьев Кеннеди. [5]

Две главных политических партии

Принятию Конституции США предшествовала полемика на страницах печати между главными идеологами новой страны. Позже эти статьи были изданы в сборнике «Федералист». Имело место жесткое противостояние между двумя «партиями». Кавычки, потому что это не были партии в современном смысле слова, — не организации, а, скорее, группы единомышленников.

Одна – федералисты (Александр Гамильтон, Бенджамин Франклин, Джон Адамс…). Другую группу называли анти-федералистами (Томас Джефферсон, Патрик Генри, Сэм Адамс, Джеймс Мэдисон…). Сами они называли себя Демократическими Республиканцами.

Портреты самых видных идеологов обеих «партий» – отцов-основателей страны – мы видим сегодня на долларовых купюрах.

Первые были за сильное федеральное государство, общеамериканские институты (национальная армия, национальные финансовые институты, включая казну и государственный банк, управление развитием территорий и конечно, единая международная политика). Такой подход основан на идее о том, что независимая Америка является единым государством – федерацией штатов, а ее общее правительство может и должно выражать общие интересы всех штатов. Этот взгляд имел поддержку в штатах северо-востока, где было много богатых купцов и промышленников.

Анти-федералисты во главу угла ставили суверенитет штатов, вступивших в коалицию ради обретения независимости. Они очень опасались, что если над штатами создать общую государственную структуру власти, это образование может вырасти в новую деспотию, когда «мы только что освободились от деспотии». Такой подход имел сильную поддержку в штатах Юга. Акцент был на том, что Союз создан не «народом» вообще, а суверенными штатами.

Если вспомнить о рабовладении, то в те поры оно имело место везде. Главными работорговцами были купцы-северяне. Они покупали негров в Африке, привозили в Америку и продавали всем желающим (когда на Севере рабство было запрещено, покупателями остались южане).

Некоторые современные писатели вменяют в вину Гамильтону нынешнее Большое Государство. Едва ли это справедливо. Во-первых, Гамильтон не покушался на суверенитет штатов, на что ясно указал в одной из статей (№ 81) «Федералиста» и в речи на Конституционном Конвенте. Во-вторых, Гамильтон рассудил, что новое государство должно иметь единую валюту, что оно может и должно быть арбитром в разногласиях между суверенными штатами, и что оно должно отвечать за дипломатию и оборону новой страны. Нужно помнить, что в те времена штаты не имели общей валюты (иные выпускали свою, в других ходили деньги разных стран), иные штаты даже создавали свою армию… Многие из его предложений вошли в Конституцию страны. Тогда как нынешнее Большое Государство – принципиально не ограничивается буквой и духом Конституции — несмотря даже на ряд позднейших поправок к ней.

 Самым спорным моментом в предложениях Гамильтона было создание центрального банка для всей страны. В Конституцию это не вошло, но когда он стал министром финансов в первом правительстве, ему позволили это сделать. Большинство штатов отказалось участвовать в оплате военных долгов, и у федерального государства просто не было выбора. Банк был частным, но обслуживал правительство. Мера оказалось временной, но борьба вокруг вопроса о центробанке продолжалась непрерывно до 1913 года, когда была внесена важная поправка к Конституции и появился Федеральный Резерв.

Для принятия Конституции необходим был компромисс, и он был достигнут после жарких дебатов на Конституционном Конвенте в Филадельфии. Проект Конституции составил Джеймс Мэдисон. Предусмотрено было федеральное государство с тремя ветвями власти – законодательной, исполнительной и судебной, – которые могли бы обуздывать одну или другую и балансировать власть («система сдержек и противовесов»).

В компетенцию федерального Конгресса входили: чеканка монеты, сбор налогов и пошлин, оборона страны, урегулирование разногласий между штатами, учреждение почтовой службы, объявление войны, а также право создавать и содержать армию (на срок не более двух лет), создавать и содержать военно-морские силы (без ограничения срока), созывать милицию «для выполнения законов Союза, подавления мятежей и отражения вторжений». И тому подобное.

Все, что туда не входило, оставалось во власти штатов, каждый из которых имел свою конституцию (некоторые обзавелись таковой еще до создания Конституции США).

Президент США, по Конституции, был Верховным Главнокомандующим Армии, Военного флота и милиции, созываемой Конгрессом на срок не более двух лет. Он также был ответственным за соблюдение законов страны (по сути, полицейские функции). Также ему было дано право вето на билли, принятые Конгрессом. Но последний мог преодолеть вето президента двумя третями голосов в обеих платах. Сдержки и противовесы…

Конституция Союза, чтобы вступить в силу, полежала ратификации всеми 13 штатами (или хотя бы 9-ю из них). Пока этого не произошло, вопрос о Союзе оставался подвешенным. Отдельные штаты (Род Айленд, Вирджиния, Нью-Йорк,) в своих декларациях о ратификации особо подчеркнули свой суверенитет и право на выход из Союза. Так или иначе, все штаты ратифицировали Конституцию, и на картах мира появилось новое государство: Союз Штатов Америки, или, что то же самое, Соединенные Штаты Америки (слово United – причастие от Union).

Анти-федералисты настаивали, чтобы штатам было оставлено право взимать внутренние налоги, а доходы центрального правительства происходили из внешних источников («Тариф»). Такого разграничения налоговой власти требовало и большинство штатов. Однако оно не было формально закреплено ни в Конституции, ни в Билле о правах (первые 10 поправок). Пользуясь этим (а что ему было делать?), Гамильтон вводил разнообразные федеральные налоги – в основном, акцизы).

Джефферсон, став президентом США в 1800 г., принципиально упразднил внутренние федеральные налоги. Доходами своего правительства он оставил только таможенные пошлины и продажу земли. Эта система (с перерывом в годы войны с Англией 1812 г.) соблюдалась на практике вплоть до Гражданской войны, хотя противники сильного центра не закрепили ее в виде поправки к Конституции…

Считается, что Демократическая партия как политическая организация возникла в 1820-х годах на основе «партии» Джефферсона — Мэдисона (анти-федералистов). Ее возглавил Эндрю Джексон (с 1828 г – президент США). Идеи федералистов, однако, никуда не делись, и в 1934 г. была формально организована вторая главная партия – Виги, во главе с Генри Клэем.

Еще раньше Генри Клэй выдвинул свою «Американскую систему». Ее элементы: повышенные тарифы ради защиты промышленности от заграничной конкуренции; федеральное субсидирование строительства дорог, каналов и прочих объектов инфраструктуры, а также создание сильного национального банка. «Американская система» стала основой платформы партии Вигов.

Клэй долго играл видную роль в политике страны. Государственный секретарь при президенте Джоне Квинси Адамсе, лидер оппозиции в Конгрессе (при меньшинстве), спикер Палаты (при большинстве), кандидат в президенты от Национально-Республиканской партии в 1832 г. (проиграл Эндрю Джексону) и от партии Вигов в 1844 г. (проиграл Джеймсу Полку). В Конгрессе он постоянно предлагал меры своей «Американской системы». Если они проходили в Конгрессе, то, как правило, президенты накладывали вето.

Генри Клэй оставил в истории добрую память как «великий мастер компромиссов». Прежде всего, по вопросам о допущении рабства на новых территориях при принятии их в Союз, когда партии в Конгрессе никак не могли прийти к согласию. Также случалось, что один из штатов объявлял не действующим на его территории новый Тариф, принятый федеральным правительством («нуллификация» закона). И тут тупиковая ситуация разрешалась компромиссом. Клэй всеми силами стремился избежать серьезных конфликтов, могущих перевести политические дебаты в вооруженную борьбу.

После смерти Клэя в 1852 г. партия Вигов распалась. Ее остатки и другие, кто держался сходных взглядов, создали новую партию – Республиканскую. Скоро к ней примкнул «дровосек» Линкольн. Ее программа была почти копией платформы Вигов. В 1859-60 гг. Республиканцам удалось провести в конгрессе закон о повышении Тарифа (почти вдвое). Об этом у нас ниже.

Генри Клэй

Рабство негров

В свое время ходил «анекдот» – как беглый раб из Кентукки предстал перед мировым судьей в Индиане:

Судья: «Вам было плохо там?» – Раб: «О нет, у меня там была хорошая жизнь» — Судья: «С вами плохо обращались?» – Раб: «Нет. Мы со старым хозяином были большими друзьями. Вместе рыбачили и охотились». – Судья: «Еда и жилище у вас были хорошие?» — Раб: «Вполне. Свинина, картошка. Патока. У моей маленькой хижины были розы над дверью». – Судья: «Не понимаю. Почему же вы сбежали?» –Раб: «Ну, ваша честь, если появляется возможность, как ее не использовать?».

Мы, в России, обычно имели представление о рабстве в Америке по книге «Хижина Дяди Тома». Ее автор, Гэрриет Бичер-Стоу, была аболиционистской. Питалась не столько фактами, сколько разговорами и слухами в своей среде. Вроде бы, однажды она побывала с недельку у родни в Кентукки, где было рабство… Талантливо написанная книга стала бестселлером на Севере, а на Юге вызвала протесты и насмешки.

Отголоски находим в другой книге: приезжий с Севера спрашивает у негра: «Правда, что вас тут собаками травят?» Роман Маргарет Митчелл «Унесенные ветром» был написан в 30-х годах. Правнучка полковника Конфедерации, она с детства слышала рассказы деда и его братьев о прошлых временах. Обе книги – замечательные литературные памятники — написаны с чужих слов.

Дальше я следую книге проф. Джеффри Хаммела. [6] В терминах экономики, рабы для хозяина были его основным капиталом. Естественно, в его интересах было поддерживать свой капитал в рабочем состоянии, а также обеспечивать его воспроизводство. Он должен был тратиться на обеспечение рабов пищей, одеждой, жилищем, досугом для восстановления сил, лечением при болезнях… В среднем, это стоило порядка 30 долл. в год (в ценах 1860 г.). Отдай эти деньги свободному, он бы сам распорядился, сколько и на что тратить, замечает Хаммел. Средняя продолжительность жизни раба была 36 лет, что было чуть меньше, чем у белых сельских рабочих, на уровне городских рабочих и чуть выше, чем в Европе.

Хаммел посвящает отдельную главу экономике системы рабства. Побудить раба трудиться больше или интенсивнее можно двумя способами: принуждением или дополнительным вознаграждением (денежным или не денежным). В общем случае хозяин выбирает, что для него дешевле. Ведь принуждение само требует расхода и оплаты дополнительного труда. И если принуждение все же дешевле, он должен еще учитывать возможность частичной или полной потери работоспособности раба (увечье или смерть от побоев).

Рабовладельцы находят позитивные стимулы менее дорогими, когда работа требует специальных навыков, инициативы и самодисциплины (плотники, каменщики, механики…). Рабы работали на лесопильнях, угольных шахтах, каменных карьерах, текстильных фабриках, речных судах, скотоводческих фермах и железных дорогах. В иных случаях раб мог нанимать себе рабочих и фактически становился предпринимателем. Многие жили отдельно от своих хозяев, внося им установленную плату.

В книге описан ряд экзотических случаев. Раб Чарлз Болл в г. Саванна, Джорджия, вел свое хозяйство и арендовал у своего хозяина негров-рабов за 250 долл. в месяц.

Раб Саймон Грей служил капитаном речного корабля, сам нанимал и оплачивал команду (и белых, в том числе), мог иметь огнестрельное оружие и перевозил большие суммы денег. Но все это – исключения. Известны были также свободные негры, у которых были свои рабы.

Самовыкуп был известен. Более распространенным он был в штатах Верхнего Юга. Эта практика особенно распространилась после обретения независимости США. С 1790 до 1800 гг. число свободных негров удвоилось. «При таких темпах, к 1860 г. все негры в стране были бы свободными», – цитрует Хаммел одного ученого. Однако в какой-то момент самовыкуп был запрещен.

К 1860 г. примерно ¾ всех рабов трудились на плантациях – в «хлопковом поясе», сахарных плантациях Луизианы, табачных плантациях Вирджинии и на рисовых полях побережья Юж. Каролины и Джорджии. Такие плантации были единственным местом, где свободный труд не мог конкурировать с рабским, говорит Хаммел. Потому что «угроза кнута заставляла работать дольше или, возможно, тяжелее, чем свободный человек работал бы за плату по рыночной цене». Бывало, что в страдную пору в поле выводили беременных женщин и недавних рожениц.

Можно еще много рассказать на тему экономики рабства, но это долгая история. К чему приходит Хаммел? Что рабский труд был выгоден для рабовладельцев, даже сомнений не вызывает. Более важный вопрос: как это влияло на благосостояние страны. Система рабства – в противовес свободе наемного труда – означала неэффективное распределение ресурсов общества. Здесь Хаммел использует экономическое понятиебезвозвратных потерь (deadweight lost). Более высокие безвозвратные потери были связаны с рабством. И вывод его однозначен: рабство делало беднее не только Юг, но и все население страны.

Рабство и расизм

Институт рабства возник еще до Американской революции и обретения страной независимости. В последующие сто лет после этого он, скорее, подвергался определенным ограничениям, чем развивался. Узаконенное рабство имело место везде, не исключая штатов Севера. И Конституция это признавала. Обычно ссылались на Библию, где рабство предстает как нормальное явление и предписано доброе отношение к рабам.[7]

 Перед Гражданской войной, на Севере годами велась интенсивная пропаганда против рабства, но права штатов были незыблемы, и пока южные штаты оставались в Союзе государств (the United States), вмешательства в их законы со стороны ничто не предвещало. Конституция обусловливала присоединение к Союзу новых штатов (новая «территория»[8] подает заявку, Конгресс рассматривает и решает), но ничего не говорила об отделении. Еще раз: творцы Конституции не видели в этом проблемы, ведь никто не принуждал новые территории присоединяться к Союзу.

Вспомним еще раз: само рождение страны было актом сепаратизма, отделения колоний от империи. Правительство Британской Империи видело в них государственных преступников, и независимость свою им пришлось защищать в войне против войск Британии.[9]

Между штатами Севера существовал разнобой в законах о рабстве и рабах. В большинстве из них (не во всех) к 1860 г. рабство было уже запрещено. Но для всех существовал закон о выдаче беглых рабов их владельцам. В иных свободных от рабства штатах, если раб со своим хозяином побывал там хотя бы проездом, он мог считаться свободным.

Сказанное порождало юридические казусы в связи с конституционным правом людей на свою собственность, а также с юрисдикцией данного штата Севера в отношении граждан южных штатов, и многое другое. Было множество решений судов местного и штатного уровня, как и Верховного Суда, где часть судей всегда были южанами. Иногда такие решения противоречили одно другому. Однажды (по меньшей мере), Верховный Суд пересматривал свои решения. Юридическая ситуация была запутанной не меньше, чем социальная.

Большой ажиотаж возникал вокруг новых территорий, присоединявшихся к Союзу. Получив статус штатов, они могли посылать своих депутатов в Конгресс. Если в каких-то из них рабовладение запретить, южане могут потерять свое влияние в Конгрессе…

В северных штатах возникло движение аболиционистов, чья мотивация исходила из принципов христианства. Число их было не слишком велико, но они были организованы, активны и имели печатные органы. Иные из них всерьез предлагали, чтобы штаты Севера отделились от рабовладельческого Юга. Но никто не предлагал идти на Юг войной ради ликвидации рабства.

Что касается расизма как такового, то он был везде. «У меня сложилось впечатление, – писал Токвиль, – что расовые предрассудки сильнее проявляются в тех местах, где рабство отменено, чем в тех, где оно еще существует. Но наибольшая нетерпимость проявляется там, где рабство никогда не существовало».

«Почти во всех штатах, где рабство отменено, негры получили право голоса, — продолжает он. – Но негр может прийти на избирательный участок лишь с риском для жизни».[10]

Он отмечает повсеместную сегрегацию – в школах, театрах, больницах, церквах, на кладбищах… Еще раз: это о свободных неграх.

Затем:

«На Юге, где все еще существует рабство, белые меньше сторонятся чернокожих, им случается вместе работать или развлекаться, у них существуют определенные формы общения. Законы, касающиеся негров, там суровы, но обычаи проникнуты мягкостью и терпимостью».

Далее он пишет:

«Отменяя рабство в принципе, американцы отнюдь не освобождают рабов». Как только в каком-то штате вводится запрет на торговлю рабами, их владельцы тут же спешат продать их на Юг. И больше того: «Штаты, где рабство отменено, обычно делают все для того, чтобы жизнь свободных негров на их территории стала невыносимой. А поскольку различные штаты как бы соревнуются в проведении такой политики, негров повсюду ждут страдания».[11]

В Америке негров считали низшей расой почти все белые, не исключая Линкольна. Для нас, сегодняшних, его публичные высказывания об этом – однозначный расизм. Белые и негры никогда не смогут жить в одном обществе, и решение проблемы: всех негров переселить назад в Африку.

Говорят, что как-то он собрал у себя представителей свободных негров, чтобы обсудить эту тему. Их ответ был типа: «Не нужно мне солнце чужое и Африка мне не нужна!» Мол, при всем надлежащем уважении, масса Линкольн, мы родились в этой стране, и наша родина здесь…

Проблема с причинами войны

Историки обычно следуют за лагерем успешной армии.

Дэвид Дональд [12]

Рабство негров имело место во многих странах Нового Света (исключая Канаду, но включая британскую Вест-Индию). И везде (кроме Гаити) оно было ликвидировано мирным путем. Только в США его ликвидация явилась результатом гражданской войны. Почему?

«Историки и любители спорят о главных причинах Гражданской Войны в Америке почти так же горячо, как в свое время сражались бойцы, — пишет Хаммел.[13] – Об этом написано больше, чем почти о любом другом событии в человеческой истории, — по некоторым оценкам, 50 тысяч отдельных книг. Один участник этих споров заметил, что по поводу Гражданской войны остается больше спорных вопросов, чем было боев за все ее годы. Американцы даже не могут прийти к согласию о том, как называть этот конфликт. Официальное название правительства: “Война против мятежа”. Но южане всегда называют ее “Войной между штатами”, или даже “Война за независимость Юга”. Так что, никакое единственное и простое объяснение не может охватить все стороны этого сложного, трудного и всеобъемлющего катаклизма».

Итак, библиотека книг о Гражданской войне огромна. Преобладающую, возможно, часть ее составляют исследования отдельных событий или деталей. Такие работы могут быть идейно нейтральными. Остальная часть касается войны в целом, ее предпосылок и последствий. Она делится на две неравные части, большую из которых представляют книги, написанные (так или иначе) с позиции Севера, а другую – с позиции Юга. Труд Хаммела «Освобождение рабов, порабощение свободных», при всех его недочетах, выделяется объективным подходом.

Чтобы упростить понимание причин Гражданской войны, Хаммел предлагает последовать совету известного историка Эрика Фоунера и задаться двумя отдельными вопросами: (1) Почему южане захотели покинуть Союз? И (2) Почему северяне отказались позволить им это? [14]

Думается, однако, что даже самые исчерпывающие ответы на эти два вопроса (если они вообще возможны) не объяснят всего происшедшего.

Имеется еще один хороший вопрос (3): Почему конфликт перерос в войну? То есть, имелась ли возможность мирного разрешения проблемы с отделением, или военное решение было абсолютно неизбежным? И вопрос (4): Почему решение отделяться состоялось именно с избранием Линкольна? Ведь уходящий президент Бьюкенен также высказался против отделения и привел свои доводы. Наконец, вплывает еще один вопрос: (5) Кто начал войну?

С вопросом (5) в литературе, похоже, существует практически консенсус: первыми открыли огонь южане, начав обстреливать форт Самтер на острове у входа в залив Чарльстона, Юж. Каролина. Что не все так просто, увидим ниже.

Хаммел дает свой ответ на вопрос (1). Так или иначе, для южан все крутилось вокруг рабства, которое они называли наш особенный институт. Они были недовольны тем, что закон о возвращении беглых рабов часто нарушается. Они были встревожены героизацией Джона Брауна на Севере, и возможность восстания рабов воспринимали всерьез, помня, его словами, «расовый апокалипсис» на Гаити. У них имелось много оснований предполагать, что победа Линкольна в президентских выборах стала прямой угрозой их «особенному институту».

Если обратиться к фактам, в предвыборной программе Линкольна не говорилось о ликвидации рабства. Больше того, он обещал «не вмешиваться в институт рабства там, где он существует» (и повторил это в своей инаугурационной речи). Насколько можно было верить подобным речам, вопрос другой, — видимо, опасения имели место. Но были ли они настолько сильными, что могли стать решающим фактором для отделения?

Другой факт: на Юге, когда обсуждался вопрос об отделении, появилась группа «ультиматистов». Они предлагали, до решения вопроса об отделении, представить будущему правительству Линкольна перечень своих требований, включивших: укрепление закона о беглых рабах, отмену законов о личной свободе,[15]гарантии о невмешательстве в рабство в столичном Округе Колумбия и в междуштатную торговлю рабами, защиту рабства на территориях южнее 36 параллели. Говорят, что эти требования несколько расширяли географию рабства (это стоило бы уточнить). [16]

Мало кто верил, что правительство примет такие условия, а если и примут, то будут соблюдать. Недоверие к Северу зашло слишком далеко. Видимо, для южан свобода начиналась с права иметь свой «особенный институт». И тут сильный довод в пользу версии Хаммела. Это может объяснить, хотя бы частично, стремление отделиться. Но не его конкретную дату и не войну.

Хаммел не останавливается на различиях двух народов в одном Союзе и потому ответ его, пожалуй, неполон. Как только стало известно об избрании Линкольна, штатная конвенция Юж. Каролины единогласно проголосовала за отделение.[17] В течение шести недель к Юж. Каролине примкнули еще 6 штатов так называемого «Нижнего Юга»: Миссисипи, Флорида, Алабама, Джорджия, Луизиана и Техас.

Семерка сформировала Конфедерацию Соединенных Штатов Америки и быстро разработала свою конституцию. Она была копией Конституции Союза, хотя и с некоторыми различиями. Тогда же был избран президент Конфедерации – Джефферсон Дэвис, в прошлом — министр обороны (в правительстве президента Франклина Пирса), в недавнем прошлом — сенатор от штата Миссисипи. Дэвис был за освобождение рабов, но только не сразу — их нужно подготовить к свободной жизни. Судя по рассказам Токвиля об условиях жизни освобожденных негров на Севере, идея Дэвиса – это подход человека мудрого и ответственного. В отличие от аболиционистов, его заботила судьба освобожденных рабов.

С вопросом (2) у Хаммела обстоит не столь убедительно. Фактически, однозначного ответа он не дает. Да и сам вопрос поставлен неудачно. На Севере была большая разноголосица. Какие именно силы «не хотели отпускать»? Лидер аболиционистов Лисандер Спунер, наоборот, кричал: мол, пусть уходят от нас со своим рабством. Они даже опасались, что затея с отделением – просто блеф (Хаммел). Когда уже начиналась война, Спунер и Гаррисон, издатель газеты аболиционистов, категорически выступили против нее.

Джеффри Хаммел

Многие говорили, что лучше отпустить южан, тогда система рабства у них быстро развалится. Закон о возврате беглых рабов потеряет силу, — и все они рано или поздно убегут. Такое же соображение высказывали и некоторые южане, выступая против отделения. Резонный довод, но не подействовал.

Вопрос (3) Хаммел тоже задевает. Не слишком распространяясь на эту тему, он все же дает понять, что некие шансы избежать войны существовали. В этом вопросе более обстоятелен Джеймс Макферсон. Он сообщает, что в сенате еще до отделения была предложена резолюция Гриттендена о «компромиссе», повторяющая практически все условия «ультиматистов», и даже с внесением соответствующих поправок в Конституцию. Это предложение поддерживали многие бизнесмены на Севере, опасавшиеся паники на Уолл-Стрите в случае войны. Но Линкольн написал двум влиятельным сенаторам: «Даже не думайте о компромиссе, который означаетрасширение рабства. С компромиссом Гриттендена мы потеряем все, что получили на выборах»… Он «снова поставит нас на путь к рабовладельческой империи». Они нас шантажируют, писал он дальше, чем больше мы будем уступать, тем больше они будут требовать.

Резолюция была отвергнута в сенате большинством 25 к 23. Все 25 «против» были даны сенаторами-республиканцами. 14 сенаторов от южных штатов просто не участвовали в голосовании.

Реальная возможность избежать войны была упущена – фактически, благодаря нажиму Линкольна.

Для вопроса (4) у Хаммела есть только констатация: опасались Линкольна. Ну, а касательно вопроса (5) – тут ведь имеется консенсус. Есть консенсус – нет вопроса…

Чтобы не запутаться, нужно помнить, что северяне (уже новый президент Линкольн) «не хотели отпускать» Юг определенно не из-за рабства, и война была затеяна не ради освобождения рабов.

Прокламацию об освобождении рабов президент Линкольн выпустил только на третьем году войны, и содержание ее было странным. Она касалась только рабов в отделившихся штатах и не задевала рабство в штатах, лояльных правительству Севера (Кентукки, Мэриленд, Миссури, Делавер). Далее, декларация ясно указала, что она не касается тех штатов Юга, которые уже были заняты северянами. И наконец, освобождение рабов было обусловлено окончательной победой северян.

Как сказал Уильям Сьюард, один из приближенных Линкольна и глава его госдепартамента, «мы успешно освободили рабов там, где у нас нет власти, и оставили рабство там, где у нас есть власть». Это был чисто политический маневр, что отрытым текстом признал сам Линкольн. Момент был такой. Южане побеждали на полях сражений. Англия и Франция рассматривали вопрос о признании Конфедерации как государства…

Наконец, еще одно соображение. Одно дело, если какие-то силы «не хотели отпускать», но совсем другое дело — затевать войну. Кто, какие силы хотели непременно решить вопрос железом и кровью? Историки — кого ни возьми, у всех получается, что война началась как-то невзначай, без чьего-либо умысла. Южане требовали эвакуации из форта Самтер небольшого гарнизона северян, но те отказались.

В один прекрасный день южане начали бомбардировку форта, оттуда был ответный огонь по батареям южан, и одного их солдата случайно убило шальное ядро, улетевшее далеко от цели. В самом форте никто не был даже ранен.

После 33 часов артперестрелки командир гарнизона майор Андерсон объявил о сдаче (там кончались боеприпасы). Их проводили с достоинством, оставив им знамя, и с почетным салютом, при котором случайно погиб один их солдат (взорвалась пушка). Состав гарнизона спокойно ушел к своим, южане не взяли их под стражу как военнопленных. Они и не знали, что уже началась полномасштабная война. Они наивно, по-старомодному, полагали, что этот вопрос решает только Конгресс, а он не сделал такого заявления (и даже не заседал в эти дни).

Итак, южане не знали, зато Линкольн знал. Для него ничего не значило, что по Конституции объявлять войну имеет право только Конгресс. Получив известие об обстреле Самтера, он объявляет о созыве милиции в количестве 25 тыс. человек в течение 90 дней. Как сказано в его декларации, «дабы подавить мятеж, слишком мощный, чтобы пресечь его обычными юридическими процедурами». Линкольн начал формировать огромную боевую армию. Формально это не было объявлением войны (прерогатива Конгресса), но созыв милиции тоже был прерогативой Конгресса. Это стало первым из нарушений Конституции президентом Линкольном…

Некая странность есть во всем этом … или нет? Мгновенная решимость президента… даже с превышением своих полномочий… размах приготовлений… Такое называют иногда гиперреакцией…

Дальнейшие события

«Любые люди и где угодно, если хотят и могут, имеют право восстать, стряхнуть существующее правительство и сформировать новое, которое больше им подходит… Это право не ограничено случаями, когда его осуществляет весь народ. Любая часть народа может встать на путь революции и сделать своей всю территорию, которую они населяют».[18]

Это кто так говорил? Какой отъявленный сепаратист? Ну, это слова Авраама Линкольна. Правда, сказаны они были в 1848 г. и относились к отделению Техаса от Мексики.

Видимо, к 1861 г., когда он стал президентом Соединенных Штатов, прежнее мнение Линкольна о самоопределении народов поменялось на прямо противоположное.

«Я считаю, что Союз этих штатов вечен, — сказал Линкольн в своей инаугурационной речи. – Этот Союз нерушим, и я, во всю меру своих сил, как обязывает меня сама Конституция, обеспечу, чтобы законы Союза беззаветно выполнялись во всех штатах». Затем он назвал суверенитет штатов «софизмом» и пояснил: «Союз старше штатов и в действительности он создал их как штаты». Без Союза, продолжал он, не могло быть «свободных и независимых штатов».[19]

Итак, Союз штатов появился без штатов… Кто тут у нас софист?

Фактически, Союз у него и так оставался. На тот момент я насчитал 17 штатов Севера (без округа Колумбия) плюс четыре штата «Верхнего Юга» (которые тогда еще не отделились) и еще четыре рабовладельческих штата «Верхнего Юга», которые вообще не собирались отделяться (Мэриленд, Миссури, Кентукки, Делавер). Итого, 25 штатов Союза, который и создан-то был всего 13-ю штатами, но сумел победить армию англичан! 25 штатов на тот момент (в том числе 8 рабовладельческих!) в противовес 7 штатам Конфедерации.

И вот – эти 7 штатов Линкольн ни за что не хотел отпускать. Такое упорство Линкольна – не должно ли оно хоть немного озадачить вдумчивого историка? Похоже, таких нет. Все заворожены магической фразой «сохранить Союз».

Пишет Хаммел: «Призыв президента к мобилизации… уничтожил последние остатки юнионизма в отделившихся штатах. Но еще более мощным было его воздействие на колеблющиеся штаты Верхнего Юга». Он цитирует заявление губернатора Вирджинии Джона Летчера: «Милиция Вирджинии не будет предоставлена Вашингтонским властям для любого подобного использования или целей, какие там имеют в виду». Первоначальный критик поспешности Юж. Каролины, говорит Хаммел, теперь он без обиняков возложил на плечи Линкольна всю ответственность за начало гражданской войны: «Если целью является подчинить Южные Штаты, и предписание мне сделано для такой цели – по моему суждению, лежащей за рамками Конституции, — мы не станем его выполнять. Вы выбрали запустить гражданскую войну, и коли так, мы встретим ее с такой же решимостью, какую выказала Администрация в отношении Юга».

В 7 штатах Конфедерации владели рабами 37% белых, тогда как в штатах Верхнего Юга только 20%.[20]Поэтому, считают некоторые, здесь было больше юнионистов (это если считать, что вопрос об отделении решался только в контексте рабства). Так или иначе, конвенции Вирджинии, Сев. Каролины, Теннеси и Арканзаса тоже обсуждали отделение и поначалу отвергли этот путь.

Но теперь эти штаты немедленно и единодушно присоединились к Конфедерации. В ней стало уже 11 штатов, И, как видим, стремление сохранить «особенный институт» оказалось второстепенным, а главной стала борьба за свободу. За ту самую свободу самоопределения народов, которую когда-то с напором провозгласил Линкольн.

Прибрать к рукам пограничные штаты: Мэриленд

Прямо за рекой Потомак, огибающей Округ Колумбия, расположен штат Мэриленд. Там существовало узаконенное рабство, но он не вышел из Союза. Однако, в виду уже неминуемой войны, настроения в штате разделились. Когда в Балтимор, самый крупный город штата, вошел, по пути в Вашингтон, полк милиции из Массачузетса, на него напала толпа. Загремели выстрелы. Были убиты четверо солдат и не менее девяти гражданских, еще больше было раненых. Когда полк ушел, власти Балтимора сожгли железнодорожные мосты и перерезали линии телеграфа.

Узкая полоска Мэриленда с трех сторон отделяла столицу от соседнего штата Вирджиния. «За Потомаком видны были флаги Конфедерации», — говорит Хаммел. Линкольн уже подумывал о бегстве из столицы, но в течение недели прибыли новые полки. Почувствовав себя в безопасности Линкольн начал действовать, и весьма круто.

Сперва в «военной зоне», которую очертил Линкольн вокруг округа Колумбия, он отменил habeas corpus – право неприкосновенности личности без суда (что по Конституции есть исключительное право Конгресса). Затем он ввел в Мэриленде режим военной оккупации (чего президент тоже не может делать своей властью). Тогда губернатор штата созвал законодательное собрание. Отделение штата оно отвергло, но призвало к «мирному и немедленному признанию независимости штатов Конфедерации». Также законодатели осудили «нынешнюю военную оккупацию Мэриленда» как «вопиющее нарушение Конституции».

А президент Линкольн продолжал вопиюще нарушать Конституцию. Видных политиков Мэриленда военные власти тут же стали сажать в тюрьму без суда. Именно этого не допускает хабеас корпус. Один из попавших в тюрьму подал апелляцию. Окружной судья Роджер Тейни (одновременно, член Верховного Суда страны) вынес решение о немедленном его освобождении, но военные власти отказались это сделать.

Престарелый судья выпустил гневное заявление. Он написал, что только Конгрессу дано право приостанавливать хабеас корпус, и

«президент не выполняет законы добросовестно, если принимает на себя законодательную власть, приостанавливая хабеас корпус, а также юридическую власть, арестовывая и заключая в тюрьму человека без надлежащей по закону процедуры». Если действиям Линкольна будет позволено оставаться в силе, тогда «люди в Соединенных штатах уже не живут по законам государства, но жизнь, свобода и собственность любого гражданина зависят от воли или удовольствия армейского офицера, в чьем военном округе ему довелось оказаться».

Что оставалось делать Линкольну? Он не мог игнорировать заявление судьи, – он выписал ордер на его арест. Это не было выполнено – говорят, что ни один маршал (пристав) не захотел идти арестовывать судью.

Не мог Линкольн игнорировать также голос законодательного собрания, которое направило резкий протест в Конгресс. Поэтому он послал в Мэриленд верного Сьюарда (уж конечно, не в одиночку, а с кучей агентов). Сьюард отправил в тюрьму 31 депутата конвенции, Балтиморского мэра, одного члена Конгресса США, а также всех протестовавших издателей и редакторов газет.

Как тут не вспомнить ссылки Линкольна на Конституцию при заявлении, что он обязан «сохранить Союз»…

Итак, Мэриленд уже под контролем. Но еще оставались другие пограничные штаты.

Кентукки и Миссури

В Миссури было самое большое население среди рабовладельческих штатов к западу от Вирджинии. Специальная сессия конвенции отвергла отделение от Союза. Но это было до начала войны. Теперь же новоизбранный губернатор Клайборн Джексон относился к Конфедерации положительно и отказался предоставить Линкольну свою милицию. Местный командир армии Линкольна окружил лагерь милиции под Сент-Луисом своими людьми и спешно набранными рекрутами из немецких иммигрантов. Милиция сложила оружие, однако там уже собралась толпа, настроенная отнюдь не мирно. Рекруты открыли беспорядочную стрельбу, и 28 человек было убито.

Событие резко изменило настроения. Многие бывшие юнионисты стали сепаратистами. «Если юнионизм означает такие ужасные дела, что мы видели в Сент-Луисе, я больше не юнионист», — заявил один из делегатов конвенции. Собрание сплотилось вокруг губернатора и дало ему диктаторские полномочия. Но федеральные войска без церемоний изгнали его из столицы штата.

В Миссури появились два правительства – одно за отделение, другое — за Союз (все-таки больше свободы было, чем в 1940 г. в странах Балтии). Костяк второго правительства составили, видимо, те анти-сапаратисты из конвенции, которые оказались в меньшинстве. По узнаваемому сценарию, второе правительство скоро стало единственным. Место законно избранного губернатора оно объявило свободным, разогнало штатную конвенцию и оставалось у власти все годы войны. Остатки законодательного собрания штата объединились с губернатором и ушли к Конфедератам.

Итак, штатом Миссури Линкольн тоже завладел.

 «Думаю, потерять Кентукки – почти то же самое, что проиграть всю игру, — писал Линкольн в записке к одному из своих назначенцев. – Утратив Кентукки, мы не сможем удержать Миссури и, думаю, Мэриленд тоже».

Какая там еще свобода самоопределения! От Мексики отделяйтесь по праву, но от нас – хрен вам!

Губернатор Кентукки склонялся к отделению и отказался предоставить Линкольну свою милицию. Но в штате было достаточно анти-сепаратистов, чтобы конвенция объявила о «нейтралитете» Кентукки. Это означало, что штат закрыт для армий обеих сторон. Через четыре месяца наступавшие войска Конфедерации вошли в Кентукки, и тогда конвенция позвала войска Союза, чтобы отразить это вторжение. Однако множество жителей штата уже вступило в ряды конфедератов. Они избрали свою конвенцию, которая выпустила заявление об отделении, и установили второе правительство.

Военные силы Конфедерации не смогли консолидировать контроль над штатом, и, по мере хода войны, «объятья Союза сжимались все туже» (Хаммел). Военные власти Союза объявили военное положение, ввели обязательную клятву верности для выполнения множества повседневных дел, включая любые торговые сделки, ввели цензуру в печати, проповедях… Тюрьмы были переполнены сепаратистами, активными и потенциальными. В 1862 г. военные власти вмешивались в выборы, не давая кандидатам вести кампанию, а конвенцию разогнали штыками. Штатом Линкольн овладел, но во все годы войны население Кентукки было более солидарно с Югом, чем в ее начале.

За Делавер Линкольн был спокоен, там влияние юнионистов было преобладающим (а несогласные – в тюрьме).

Отхватить кусок Вирджинии

Тут случай особый. Вирджиния отделилась от Союза и стала членом Конфедерации. Но вот беда: в северо-западной ее части проходила стратегически важная железная дорога на Балтимор и Огайо, и в самом начале войны ее перерезали партизаны конфедератов. В этом гористом регионе рабовладельцев было мало, а население было недовольно олигархией штата.

В самом начале военной кампании Линкольн направил туда генерала Маклеллана (об этой личности см. ниже) с 20 тысячами добровольцев из Огайо. Для начала они взяли под контроль железную дорогу. В своем обращении генерал уверял население, что пришел к ним как друг, что никакие их права не будут задеты («ваши дома, семьи и собственность будут под нашей защитой») и даже обещал «железной рукой» подавить любое восстание рабов.

Линкольн замыслил всего лишь отделить этот регион от Вирджинии. Конституция США обусловливала отделение регионов от своих штатов санкцией штатных властей. Ну, это мы можем устроить… В результате длительной оргработы, в условиях военной оккупации, в мае 1862 г. население региона (!) «избрало»… ни больше, ни меньше, как «новое правительство штата Вирджиния». Естественно, это «правительство штата» дало разрешение на отделение региона, получившего название: «штат Западная Вирджиния». В 1863 г. новообразованный штат вступил в Союз, прихватив часть территории собственно штата Вирджиния. И по сию пору в США остаются две Вирджинии – одна без эпитета, другая – Западная.

 «В то время как военная оккупация поддерживала формальный суверенитет Союза [над пограничными штатами], — замечает Хаммел, — чувства населения были разорваны надвое: сосед против соседа, брат против брата. Из Кентукки, родины покойного уже тогда Генри Клэя, трое его внуков пошли воевать за Север и четверо – за Юг. Из Мэриленда, Миссури, Кентукки и Зап. Вирджинии, суммарно, почти 185 тысяч человек служили в армии Союза и 103 тысячи – в армии Конфедерации. Подчас подразделения из одного и того же штата встречались как противники на поле боя. Никогда название “гражданская война” не было настолько уместным».

Можно добавить, что родной племянник Линкольна погиб в бою, сражаясь за южан. А вот другая краска: вирджинец Роберт Ли, лучший полководец армии Юга, был противником рабовладения, как и еще трое генералов Конфедерации. Где забота об «особенном институте», где выход из Союза, и где война?

Наши вопросы – и ответы

Попробуем вернуться к нашим пяти вопросам, поставленным выше. Или только к четырем, ведь по пятому имеется практически консенсус? Ничего, будем разбираться…

Ответ Хаммела на вопрос (1) — почему Юг захотел отделиться? – может объяснить, пожалуй, только первоначальный импульс, и то для первых 7 штатов Конфедерации. Поведение четырех штатов Верхнего Юга он объясняет плохо. Не много объясняет он и в мотивации военного противостояния. Бились южане за свободу, это очевидно. Да, свобода включала и право на рабовладение. Но когда началась война, это уже стало вторичным. Пошел бы в бой генерал Ли за обязательное возвращение беглых рабов? Или те две трети белых южан, которые вообще рабов не имели?

Ответ на вопрос (2) — почему Север не хотел этого позволить? — не может иметь удовлетворительного ответа, так как «Север» здесь – понятие слишком общее. Очевидно, что не хотел позволить, прежде всего, лично президент Линкольн, а все остальные противники размежевания только следовали за ним, кто – в охоту, кто — так себе…

Ответов на вопросы (3) – почему конфликт, поначалу, скорее, политический, перерос в полномасштабную войну, — и (4) почему для отделения от Союза был выбран известный исторический момент — у нас пока просто нет.

Остается вопрос (5) – кто начал войну? – и на него имеется консенсусный ответ: южане первыми открыли огонь. Тех, кто знает, что было потом, такой ответ может удовлетворить. И делает это. Но для иных участников событий, как мы успели узнать, реакция Линкольна – нескрываемое намерение воевать – явилась сюрпризом. До этого южане не объявляли мобилизации, не запасались припасами впрок, не разрабатывали планов, не готовили военной логистики – короче, они практически не готовились к большой войне. То же самое можно сказать и про Север – там тоже, несмотря на немалое количество воинственных призывов — для очень многих настоящая война стала сюрпризом.

Для бомбардировки форта Самтер южане не собирали серьезных военных сил, довольствуясь тем, что было под рукой в Чарльстоне. По всему видно, что не было цели разбомбить, разрушить форт и захватить его силой.

Кстати, а почему стрелять начали именно 12 апреля? Случайно? Или эта дата имела какое-то значение? За всех историков не скажу, но мои источники таким вопросом не задаются. Но вопрос (уже 6-й по счету) правомерен. И мы найдем ответ…

Однако Хаммел пишет прямо: Линкольн очень хотел, чтобы первыми открыли огонь Южане. В переводе: Линкольну нужно было то, что у юристов называется casus belli – событие, которое провоцирует или используется для оправдания войны (Webster). И южане ему это преподнесли.

Зачем ему это было нужно? Ответ ясен: он хотел войны. А вот – почему хотел он войны? Линкольн настаивал, что цель его в этом конфликте – сохранить Союз. И даже так: «Если освобождение рабов сохранит Союз, я бы освободил их всех. Если сохранение рабства позволит сохранить Союз, я бы не освободил ни одного из них». Но такая возможность была, как известно из истории с резолюцией Гриттендена в сенате. Лукавил наш шестнадцатый президент…

Освободить рабов… не освободить рабов… а как насчет кровопролития? Об этом ни слова. Похоже, и эту цену он готов был уплатить. Конечно, в начале никто не знал, сколько жертв принесет война. Милицию Севера составляли контрактники, со сроками контрактов от 3 до 9 месяцев. И все считали, что за 6 месяцев война закончится поражением южан.

Но пролитая кровь – не предмет для бухгалтерии. Значение имеет сама по себе готовность пойти на убийство одних граждан руками других. Притом, без особых раздумий. Ибо нет свидетельств о том, что Линкольн колебался (это тоже отмечает Хаммел).

Осталось узнать, имелись ли еще другие мирные пути сохранить Союз? И если да, пытался ли Линкольн эти пути использовать?

 Война и дипломатия

Первым делом, придя к власти, Линкольн, уже имея проблему семи отделившихся штатов Нижнего Юга, не долго думая, объявил о морской блокаде их портов. По международным законам, это был бы акт войны. И это превращало Север и Юг в две воюющие державы, что могло дать возможность Европе объявить свой нейтралитет и рассматривать обе стороны как равные. [21]

Европейские наблюдатели искали смысл Гражданской войны в Америке и не находили его. Поначалу две главных державы, Англия и Франция, полагали предметом раздора рабство. Однако это отрицали оба президента, и Линкольн, и Дэвис. Ну, коли нравственные соображения роли не играют, то открывается возможность для компромисса, решили европейцы. Почему бы тогда не оставить Юг в покое, ведь его независимость уже fait accompli (свершившийся факт)? Конфликт беспокоил их оттого, что яростная война угрожала разрушением не только экономики США, но и системы атлантической торговли.

Возможность вмешательства со стороны Англии и/ или Франции настолько беспокоила Линкольна, что Уильям Сьюард, глава госдепа в его правительстве, предупредил всех, что признание Конфедерации будет означать войну против Союза. Удвоение ставок – так это называется. Выходит, Линкольн непременно хотел войны до победного конца. И все же растущая свирепость войны побуждала европейцев вмешаться и остановить кровопролитие.

Наполеон III стремился установить влияние Франции в граничащей с Югом Мексике, чтобы уравновесить баланс сил с Британской империей.

В Лондоне Пальмерстон опасался того, что Север, задавив независимость Юга, в своих империалистических устремлениях обратит взоры на Канаду и рынки в Латинской Америке (вспомним, что было уже две попытки захватить Канаду).

Гуманисты обеих стран ощущали моральную обязанность остановить бойню, беспрецедентную и бессмысленную. Все вместе оказывало давление на правительства в сторону дипломатического вмешательства ради прекращения войны.

Осенью 1862 г. Британия была близка к признанию Конфедерации. А Франция от начала и до конца войны призывала к перемирию. Если бы хоть одно из этих намерений осуществилось, Юг стал бы независимым. К несчастью для Юга, его урожаи хлопка и других культур – предметов экспорта в Европу – за два года перед войной были очень высоки. Скорее всего, обилие товаров на рынке понизило их цены. Европейцы закупили большие запасы, и перспектива скорого прекращения ввоза этих продуктов не понуждала к немедленному вмешательству.

В статье подробно рассказывается о перипетиях дипломатии вокруг Гражданской войны, но главное мы уже знаем. Международного признания Конфедерация не получила. Неоднократные попытки дипломатического вмешательства Британии и Франции были отвергнуты Линкольном – они предполагали участие обеих сторон конфликта на равных.

Все сводится к тому, что Линкольн очень хотел вернуть под себя весь Юг. Его ссылки на Конституцию, понятно, блеф – известно, что, когда она попадалась на пути, он вытирал об нее ноги. Какая-то загадка кроется в его желании сохранить власть над штатами Юга. Сознанием человека умного, расчетливого, хладнокровного, искусного политика, едва ли может завладеть иррациональная навязчивая идея — настолько, чтобы ради ее осуществления он готов был на все. Готов на все? Прямо-таки на все? Прямо любой ценой? А как иначе, если Линкольн готов был даже воевать с Англией и Францией, если они признают Конфедерацию…

Видимо, следует допустить, что навязчивая идея Линкольна была не иррациональной, а напротив, основанной на холодном расчете, о котором мы просто не имеем понятия. Чтобы с этими вещами разобраться, полезно приглядеться к личности шестнадцатого президента Соединенных Штатов. Что мы о нем знаем?

Фигура Линкольна есть часть национального мифа американцев. Но если мы хотим получить ответы на свои вопросы, мы должны попытаться понять, что это был за человек.

Фигура

Начнем издалека. Однажды (дело было где-то в середине в XIX в.) некий адвокат, влиятельный, с большими связями в промышленных кругах, представлял интересы клиента в одном из местных судов штата Иллинойс. Дело было гражданское. Клиент – крупная частная компания, противная сторона – одно из графств штата. Графство требовало от компании уплаты налога на имущество. Компания считала, что делать этого не обязана (надо понимать, федеральные и штатные налоги она платила). Адвокат выиграл дело и, в качестве гонорара за услугу, послал руководству компании счет на 5 тыс. долл.

Сумма счета была настолько огромна по тем временам, что вице-президент компании отказался его оплатить, оправдываясь тем, что совет директоров компании ни за что не одобрит столь высокий гонорар. Тогда адвокат возбудил иск против компании и выиграл дело в суде.

Этот эпизод рассказан в книге Джона У. Старра «Линкольн и железные дороги», впервые вышедшей в 1927 г. Герой этой истории – никто иной, как Авраам Линкольн. Компания — крупная железнодорожная корпорация Illinois Central Railroad. Вице-президент компании – Джордж Макленнан, будущий главнокомандующий армии Севера в Гражданскую войну (мы уже видели его в Миссури), и уже тогда – хороший приятель Линкольна. Последний был постоянным адвокатом этой компании, он обеспечивал юридические услуги со времени ее зарождения в 1849 г. и до своего избрания президентом.

Старр рассказывает и о том, каким образом Линкольн выиграл дело в суде. Он явился на слушание в сопровождении группы адвокатов Иллинойса, которые под присягой засвидетельствовали в один голос, что в этом штате такой гонорар – дело нормальное. Изюминкой всей истории является тот факт, что интересы корпорации в этом суде никто не защищал, – от нее не было адвоката. Это позволило Старру предположить, что имел место сговор между Линкольном и Макленнаном, чтобы первый смог получить запрашиваемую сумму.

 Конечно, никто не знает, как там оно было, но косвенно догадка Старра подтверждается тем, что после того эпизода Макленнан продолжал нанимать Линкольна для адвокатских услуг, как и прежде. И уж наверняка никто больше не оспоривал его гонораров.[22]

Кстати, к 1860 г. Illinois Central стала уже одной из крупнейших ж/д компаний в мире.

Ссылаясь на Старра, ДиЛорензо сообщает, что к концу 50-х «близкие отношения Линкольна с мощными промышленными интересами были постоянно крепкими и проявлялись в политических вопросах». Фактически, он был активным лоббистом больших ж/д корпораций. «Рост Линкольна в политике совпадал с ростом железных дорог», — цитирует он Старра, замечая, что это слабо сказано. В действительности, адвокат Линкольн представлял также интересы ж/д компаний Chicago and Alton, Chicago and Rock Island, Chicago and Mississippi. Когда последняя была построена, ему дали должность юриста в этой корпорации.

«К началу 60-х Линкольн был, похоже, самым востребованным адвокатом во всей отрасли. Он был настолько знаменит, что нью-йоркский финансист Эрастус Корнинг предложил ему место в генеральном совете компании New York Central Railroad с начальным жалованьем 10 тыс. долл. в год». Линкольн отклонил предложение.
«Дровосек», как его называли, давно уже разъезжал по железкам в своем персональном вагоне. Однажды, рассказывает Старр, он направлялся куда-то представлять Illinois Central в некой тяжбе. И решил завернуть в местечко Кансил Блаффс, штат Айова. Там он приобрел несколько участков земли у своего коллеги, ж/д адвоката, который купил их у Chicago and Rock Island. Это был городок с 14 тыс. жителей, за чертой которого начинался тогдашний Дикий Запад. Почему выбрал Линкольн это заброшенное место для вложения в недвижимость, прекрасно зная конъюнктуру в Чикаго, который тогда бурно развивался? Сейчас узнаем.

Только-только став президентом страны, в июле 1861 г. Линкольн созвал чрезвычайную сессию Конгресса для создания Union Pacific Railroad и выделения этой компании государственных субсидий. Нужно было спешить, потому что ожидалось скорое окончание только что начавшейся войны. Тогда члены Конгресса с Юга вернутся на свои места, и этот билль не пройдет…

Вопрос был не новым. Группа ж/д компаний, названных выше, давно лоббировала выделение гигантских сумм налогоплательщиков для трансконтинентальной ж/д. Налоги платили все, и на Севере, и на Юге. Южане давно подозревали, что трасса пойдет по северной части страны.

 «У Union Pacific, не было большего друга [в правительстве], чем сам президент», — пишет Старр. Билль был принят в 1862 г., и дал президенту власть назначать всех директоров и кураторов от государства. О том, что дорога, скорее всего, начнется от Кансил Блаффс, Линкольн, конечно, знал, когда туда поехал. Подсказал ему давний друг Гренвилл Додж, крупный ж/д инженер. Теперь Линкольн назначил его главным инженером этого строительства. Без риска ошибиться, можно предположить, что железнодорожники изрядно вложились в избирательную кампанию Линкольна.

Книга ДиЛорензо довольно большая, и там есть еще масса весьма интересных вещей. Но уже рассказанного довольно, чтобы представить себе облико морале шестнадцатого президента Соединенных Штатов. Теперь читателю будет легче воспринять ту невероятную, но совершенно правдивую историю, которую мы собираемся предложить его вниманию.

Пора обратиться к нашим не отвеченным вопросам.

Правда о начале Гражданской войны

23 июня 1924 г. умер один из последних ветеранов Гражданской войны. Родился он в Джорджии в 1844 г., и когда началась война, ему было семнадцать. Пошел добровольцем (на Юге тогда все были добровольцами), и 10 мая зачислен был музыкантом в 5-й пехотный полк Джорджии. В апреле 1962 был демобилизован по инвалидности. Но в мае того же года записался рядовым в 21-й батальон кавалерии Джорджии, позднее преобразованный в 7-й кавалерийский полк. Был ранен в августе 1844, но оставался в строю. Находился в войске генерала Ли при сдаче Гранту 9 апреля 1865 г. Его звали Хью Джонстон, его предки участвовали в Войне за независимость Соединенных Штатов.

В 1917 г. Джонстон написал небольшую книжицу и послал ее Милдред Рутерфорд, историку в Джорджии. Она написала послесловие на полстранички, где сказано: «Я была так обрадована, когда м-р Джонстон прислал мне свою рукопись, проливающую свет на долго сокрытые документы, устанавливающие, вне сомнений, правду истории, […] что я почувствовала абсолютную необходимость ее опубликования».

Каким-то образом она издала ее в 1921 или 1922 г. В конце приписала: «желающие приобрести экземпляр посылайте 50 центов по адресу… (указан адрес автора).

Книжка была переиздана недавно.[23]

В предисловии издателя говорится:

«Х. У. Джонстон вызвал настоящий ажиотаж в 1922 г., на собрании Объединенного Союза Ветеранов Конфедерации в Ричмонде, Вирджиния, когда он представил свою брошюру “Правда о военном заговоре 1861 г.” В то время как собрание единодушно рекомендовало книгу, имело место осуждение ее прессой по всей стране… Культ Линкольна уже установился к 1922 г., и сообщение Джонстона было совершенно невпопад с прессой мэйнстрима тех дней».

Оно и сегодня невпопад со всеми, пишущими о Гражданской войне. В самых взвешенных книгах, даже у Хаммела, не нашел я даже упоминания об этой книге. Правда, труд Хаммела вышел до переиздания брошюры. До того момента ее просто замалчивали, и это тоже о чем-то говорит.

Ибо, насколько можно судить, сообщение Джонстона – доподлинная правда. Потому что в основе его — наиболее надежный источник, какой только можно представить. А именно: Официальные документы Военно-Морских Сил Союза и Конфедерации в Войне против Мятежа, опубликованные правительством Соединенных Штатов в 1894 г.[24] В книжке, которую автор называет статьей, приводятся, со всеми подобающими ссылками, тексты или выдержки из подлинных документов, которыми до Джонстона просто никто не интересовался (и после – тоже). При переиздании, говорит редактор, все ссылки автора были проверены.

Слово Джонстону

«Я служил четыре года в Войне Между Штатами, — рассказывает Автор. – Я знаю, что это такое – наткнуться на человека с факелом в одной руке и с мечом сатанинской злобы — в другой. Я кое-что знаю о кромешном аде под названием Реконструкция. Я видел страдания своего народа, разгромленный дом отца, оскверненную могилу матери, я видел опустошенный Юг!

Потом я видел, как воскресает мой народ, с несравненным мужеством восстанавливает загубленные места и делает все, чтобы заново войти в “Наш Отчий дом, чтоб жить там, слава Богу!”

Моя цель вскрыть факты, установить правду об ответственности за ужасы той войны. Пытаться описать эту трагическую драму холодным философским языком – затея негодная. Если факты не будут изложены так, чтобы показать их гнусность, получится фальшь, а не историческая правда.

Истина это не сплетня, и она беспартийна.

Так что, если справедливое возмущение подчас найдет выход на старом добром английском, вспомните 60 лет отвратительных несправедливостей в отношении Юга, и если по-вашему оно того стоит, вы хотя бы улыбнетесь (как я сейчас), — тогда моя задача выполнена».

Не подумайте чего-то эдакого. В современных терминах, Автор просто отвергает политкорректность. Вещи нужно называть их именами, вот и все. Даже «справедливое возмущение» выражается у него спокойно, без эмоций.

Документы говорят сами за себя. Автор оставляет за собой только комментарии и связующие пояснения, предоставляя читателю право самому ругаться и костить, когда возникают поводы. А я – пересказчик на русском — лишь иногда добавляю от себя пояснения и комментарии. Выдержать спокойный тон не так уж трудно, отматерившись при первом чтении.

Кто начал Гражданскую войну?

«Правительство Соединенных Штатов и Авраам Линкольн начали эту войну, совершив, по меньшей мере, четыре вопиющих акта войны против двух жизненных точек на Юге, за недели до обстрела форта Самтер, — приступает Автор после вступительных слов. – То, что эти действия были секретными и самыми предательскими из известных в цивилизованной дипломатии, не ослабляет силу фактов. Секретность подчеркивает вероломство».

Автор продолжает:

«Если бы секретные приказы были выполнены, или другие, подобные им, не потерпели неудачу, открытая война началась бы в точке за 500 миль от форта Самтер и задолго до его обстрела. Первое военное столкновение у форта Самтер было случайностью, вызванной неудачами в заговоре Авраама Линкольна форсировать войну любой ценой».

Что все это значит?

Существовало «официальное соглашение о перемирии» между правительством Соединенными Штатами и властями Юж. Каролины от 6 декабря 1860 г. и такое же соглашение с властями Флориды от 29 января 1861 г.

Оба документа, утверждает Джонстон, зарегистрированы в министерствах военном (далее у нас: МО) и военно-морских сил США (далее: ВМФ). По этим соглашениям, Соединенные Штаты обязались не пытаться усиливать ни форт Самтер, ни форт Пикенс, а Юж. Каролина, Флорида и власти Конфедерации – не предпринимать нападений на эти форты, пока эти официальные соглашения будут соблюдаться.

Нарушение «перемирия» считается актом войны. Подготовка любой стороны к действиям против пунктов, указанных в соглашении, есть акт войны (курсив мой – ЕМ). Указывалось, что визит любой личности в эти форты с целью инструктажа или планирования средств и методов для укрепления их, приравнивается к шпионажу, усилению и акту войны. Первый, кто использует силу, чтобы защитить и укрепить их, есть военный «агрессор».

Короче, любое действие или намерение к изменению статус-кво в точках, обусловленных перемирием, является актом войны. Таковы были соглашения Юж. Каролины и Флориды с правительством уходящего президента Джеймса Бьюкенена, когда Линкольн уже был избран президентом, но еще не вступил в должность.

Версия историка Макфексона

 26 декабря, рассказывает историк Макферсон, майор Андерсон ночью перебрался из плохо укрепленного форта Молтри в форт Самтер, имевший гораздо более крепкие стены и больше пушек. Это прославило его по всему Северу. Его превозносили как героя. Газеты писали, что если он сдаст форт, «мы все будем обесчещены в позоре». И много-много в таком духе.

А вот как о том же событии рассказывает Джонстон. Декабря, 20-го дня, года 1860, Юж. Каролина объявила о выходе из союза, а 26-го того же месяца всю ЮК взбудоражила новость: прошедшей ночью командир форта Молтри (Moulltrie) майор Андерсон разорил форт, заклинил пушки, сжег их повозки и перебрался со своей командой в форт Самтер.

Для южан эта новость не содержала ничего хорошего о намерениях противной стороны.

Уходящий президент Бьюкенен (Демократ) поначалу вознамерился эвакуировать форт, но под давлением с разных сторон передумал. И затем решил послать в форт подкрепления. Цитируем Макферсона (все курсивы мои – ЕМ):

Главный Генерал (Глава генштаба армии? – ЕМ) Винфилд Скотт, чтобы минимизировать огласку и провокациипослал 200 солдат и припасы на невооруженном торговом судне “Звезда Запада”. Однако все испортила небрежность. Сведения просочились в прессу, а МО не смогли уведомить Андерсона. Когда судно прибыло к входу в бухту (9 декабря), из всех заинтересованных сторон один Андерсон ничего не знал. Береговые батареи Юж. Каролины открыли по судну огонь и один раз попали. Гражданский капитан тут же благоразумно повернул назад в море. Эти выстрелы могли стать первыми выстрелами войны, но не стали, потому что Андерсон не открыл ответного огня (но он же ничего не знал и мог только гадать о том, что происходит у него на глазах, –ЕМ).

Возмущение с обеих сторон выросло почти до взрыва. Но взрыва не последовало. Несмотря на взаимные обвинения в агрессии, ни одна сторона не хотела войны… Тем самым возникло молчаливое соглашение: каролинцы оставляют форт в покое, пока правительство не попытаются снова укрепить его. Подобное (и недвусмысленное) соглашение превалировало у форта Пикенс, где, в отличие от Самтера, военно-морские силы могли высадить подкрепления на остров в любое время, так как он находился вне досягаемости батарей южан.[25]

«Молчаливое соглашение» или официально подписанное? Кому верить? Что значит «превалировало»? И когда, все же, вступили в силу эти соглашения? По Джонстону, соглашение с ЮК было подписано 6 декабря, по Макферсону, инцидент имел место 9 декабря (и «молчаливое соглашение» возникло после этой даты). Если верить первому, тогда были причины опасаться «огласки и провокаций», Если верить второму – таких причин не видно.

Далее: взрыва не последовало, потому что «ни одна сторона не хотела войны», так? И когда это было? Еще до вступления Линкольна на престол. Но когда сие свершилось, одна из сторон как раз уже хотела войны. Об этом Макферсон нечаянно проговаривается, как увидим ниже.

Продолжаем по Джонстону

Линкольн стал планировать войну немедленно после инаугурации, как показывают даты событий. Но нужно было все обставить так, чтобы агрессорами выглядели южане. Отсюда заговор: втайне укрепить форты Пикенс (на острове Санта Роза у входа в бухту порта Пенсакола, Флорида) и Самтер (на острове у входа в бухту Чарльстона, Юж Каролина). Оба порта – глубоководные и расположенные в бухтах, укрытых от штормов, – играли большую роль в атлантической системе торговли. Каждый из этих фортов, при соответствующей вооруженности, мог блокировать вход в бухту. Форты, кроме военных гарнизонов, содержали также таможни (похоже, к моменту описываемых событий их там уже не было).

В Вашингтон прибыла делегация от Конфедерации для переговоров о гарнизонах Союза на территории Конфедерации. Линкольн не подпускал их к себе. Все контакты делегации с правительством выполнял его госсекретарь Уильям Сьюард. Переговоры проходили при посредничестве двух членов Верховного Суда США (де юре государство Конфедерация не существовало).

Сьюард только и делал, что заверял делегатов, будто эвакуация фортов – дело времени, и что оба гарнизона будут вот-вот удалены оттуда.

Вот только делать это никто не собирался.

Линкольн начинает и… действует

Еще в январе 1861 г. военный корабль Бруклин (капитан корабля Пур — Poore) был послан для укрепления форта Пикенс. На борту было 200 солдат (командир Воджс в чине капитана) и припасы. Но перемирие, заключенное 29 января, остановило миссию. С тех пор Бруклин оставался где-то по соседству с Пенсаколой (видимо, ждали дальнейшего приказа – возвращаться или что?).

И приказ не заставил себя ждать. Как только Линкольн стал Верховным Главнокомандующим США (4 марта 1861 г.), ему доложили о миссии «Бруклина». И 12 марта из штаб-квартиры армии последовал такой приказ капитану Воджсу:

«Сэр, при первой возможности вам следует высадить свой отряд, укрепить форт Пикенс и удерживать его до дальнейших распоряжений».

Специальное военное судно, доставило пакет по назначению 31 марта. Капитан Воджс тут же отправил, вместе с копией приказа, письмо старшему офицеру военно-морских сил Союза в районе Пенсаколы капитану Х. Адамсу. Ссылаясь на приказ, он просил направить в его распоряжение «катера и другие средства», которые позволили бы ему привести приказ в исполнение.

На следующий день, 1 апреля, капитан Адамс направил министру ВМФ рапорт с отказом. Там говорилось:

«Это будет рассматриваться не только как объявление войны, но и как акт войны, и встретит всемерное сопротивление. Обе стороны добросовестно придерживаются соглашения, которое обязывает нас не укреплять форт Пикенс, пока он не подвергнется атаке или угрозе. Они же обязались не нападать на него, пока мы не попытаемся его укрепить».

Выходит, все были в курсе тех соглашений, даже офицеры среднего звена. Честность капитана Адамса задержала начало войны Линкольна, которая могла начаться уже 1 апреля. Но министр ВМФ послал Адамсу свой приказ. Выразив недовольство его действиями, министр приказал: по получении этого приказа немедленно предоставить капитану Воджсу все затребованное им для высадки войск, что отражает «желание и намерение ВМФ сотрудничать с военным министерством ради этой цели».

Дальше события пошли «нештатным» путем. Приказ министра был послан со спецкурьером, лейтенантом Уорденом, который отправился в путь по железной дороге через территорию Конфедерации (Вирджиния, Юж Каролина, Джорджия и т.д.). Возле Атланты, Джорджия, что-то его насторожило. Он вскрыл пакет, заучил его содержание, и уничтожил.

В полночь 10 апреля, Уорден прибыл в расположение войск конфедератов у Пенсаколы и уверил военные власти, что у него имеется устное послание «мирного характера» к командиру форта Пикенс. Его пропустили (наверное, дали или позволили нанять какую-то шлюпку или катерок).

Наутро Уорден направился, конечно, не в форт, а к Адамсу. Однако из-за плохой погоды не смог сразу добраться до капитана. Он явился к Адамсу 12 апреля (когда уже раздались первые выстрелы у Самтера, но об этом здесь еще не знали), передал «устное послание» и тут же пустился в обратный путь, но уже через Алабаму.

Его путешествие действительно вызвало подозрения у военных властей Конфедерации, за ним уже следили, и в Монтгомери, Алабама, он был задержан.

Уордену грозило обвинение в шпионаже. Чтобы избежать петли, он 16 апреля сделал заявление для военного министра Конфедерации, генерала Уокера. Что конкретно он рассказал, не известно никому, зато известно всем, что в такой ситуации редко кто будет озабочен государственными секретами больше, чем спасением собственной шкуры. Во всяком случае, его оставили в живых в статусе военнопленного. Лишь после войны Уорден доложил о своих злоключениях министерству ВМФ Союза, и уверял, что генералу Уокеру он все наврал…

Тем временем, 12 апреля капитан Адамс стал выполнять приказ. Но нетерпеливый Воджс уже начал действовать сам. По документам министерства ВМФ, корабль Бруклин накануне подошел ко входу в бухту около 9 вечера. Ночью он высадил на берег отряд, что был на борту судна.

Итак, что мы видим? Капитан Адамс отказался выполнять приказ о начале войны за 12 дней до обстрела форта Самтер. Капитан Воджс осуществил акт войны в ночь перед обстрелом форта Самтер. Фактически же, война была начата за месяц до обстрела форта Самтер – 12 марта, когда был издан приказ Воджсу нарушить перемирие.

Правда, никто этого не знал. В этот самый день (12 марта) мирная делегация от Конфедерации представила свои предложения в Вашингтоне. Сьюард еще 15 марта уверял Верховных судей Кемпбелла и Нельсона, что Самтер «будет эвакуирован в течение десяти дней», – дескать, есть силы, требующие военных действий (что было правдой), и с ними надо уладить вопрос (туфта).

Иные историки всерьез пишут, что Сьюард действовал по собственной инициативе. Утверждение, по меньшей мере, голословное, если только не получено от духа Сьюарда спиритическим путем.

Документы показывают, что Сьюард, государственный секретарь правительства и самое близкое доверенное лицо Линкольна, наверняка знал о его секретных планах, и просто осуществлял прикрытие злокозненного замысла президента, — спровоцировать войну. Буквально в эти дни Линкольн планировал отправку судов с вооруженными солдатами, пушками и боеприпасами, чтобы укрепить и усилить форты Пикенс и Самтер. Всего неделя после его инаугурации.

Линкольн и Сьюард водили за нос почтенных судей ВС, Конгресс, делегатов от Юга, правительство Конфедерации и, конечно, собственный народ.

15 марта, ничего не подозревая, сенатор Дуглас внес проект резолюции: вывести все войска США из фортов в отделившихся штатах, кроме Ки-Уэст и о. Тортугус (они фактически находились в международных водах). Также сенатор твердо воззвал к миру и справедливости и напомнил об ограничениях президентской власти. Еще двое сенаторов внесли похожие проекты резолюций. Поговорили, и 28 марта сенат закрылся на перерыв, не приняв никакого решения.

Могли ли сенаторы разойтись, если бы знали о тайных действиях президента? Скорее, это вызвало бы там протесты и, может статься, сенатское расследование. Соблюдение Конституции заботило избранный в 1860 г. новый Конгресс в большей мере, чем состав уходящего. Зная это, Линкольн не созывал Конгресс до 4 июля, когда война уже стала фактом.

В тот же, недоброй памяти, день 12 марта Густав В. Фокс, бывший капитан военного флота США, с высокими связями в окружении Президента, теперь капитан быстроходного грузопассажирского парохода «Балтик», получил распоряжение прибыть в Вашингтон и подготовить экспедицию для усиления форта Самтер.

В своем детальном отчете после войны Фокс рассказал следующее. В штаб-квартире армии 6 февраля была организована его встреча с лейтенантом Холлом, посланцем майора Андерсона, и они обсуждали некий «план Холла». Затем они встречались еще несколько раз, «и если власти Юж. Каролины позволят ему вернуться, майор Андерсон уяснит план облегчения его положения» (his releaf). Как понимать «облегчение его положения»? Эвакуация форта? Отпадает – южане именно того и требовали. Остается только одно: подвоз подкрепления, амуниции и припасов.

Отсюда вывод: Андерсон был в сговоре с центром относительно нарушения перемирия, и все действовали конспиративно, ибо знали, что это – война.

Фокс 19 марта вызвался, чтобы его послали на Самтер. Каким-то образом он попал туда, и переговорил с Андерсоном, которому сказал: продержитесь до 15 апреля! Потом вернулся в Вашингтон, и началась подготовка к экспедиции. Как власти в Чарльстоне допустили этот визит, неясно. Правда, формально Фокс был частным гражданским лицом… У Джонстона говорится только, что Фокс обманул губернатора Юж Каролины.

Бывших капитанов ВМФ не бывает…

Немедленно после разъезда сенаторов, то есть, 29 марта, Линкольн начал конкретные действия и собственноручно подписал приказ министру ВМФ такого содержания: «Я хочу, чтобы экспедиция морем была готова отплыть не позже 6 апреля, и чтобы вы сотрудничали в этом деле с военным министром. Все согласно прилагаемому меморандуму». В меморандуме же было указано: от ВМФ – три военных корабля (Покахонтас,Пауни и Гэрриет Лэйн) и 300 моряков с запасами на один месяц; от МО – 200 человек, готовых к отправке, и запасов на один год.

30 марта Линкольн посылает Фокса в Нью-Йорк готовить экспедицию для форта Самтер. В тот же день министр ВМФ издает приказ (с пометкой privat – «для служебного пользования»?) капитанам трех указанных судов быть готовыми к отплытию 6 апреля.

И тот же самый день 30 марта судья Кемпбелл сообщает Сьюарду о получении им телеграммы от губернатора Юж. Каролины. Пославший просил разъяснить слухи о форте Самтер. Упоминался некий полковник Лэмон, находившийся в Чарльстоне, который «якобы готовит эвакуацию форта Самтер». Как выяснилось позже, власти Юж. Каролины перехватили какие-то секретные депеши или телеграммы и заподозрили неладное. Вероятно, они хотели формального опровержения своих подозрений о готовящемся усилении Самтера. По всему судя, не имея представления о конкретных планах Линкольна, они опасались сами ненароком нарушить перемирие.

Южане вели себя как джентльмены, не знающие, что имеют дело с бандитами.

На следующий день, 1 апреля, Сьюард сказал судье Кемпбеллу: «Президент хотел бы снабдить форт Самтер, но делать этого не будет. Об усилении форта Самтер нет никакого плана». Одновременно он заверил Кемпбелла, что нет никакого замысла об изменении статуса форта Пикенс.

В этот же самый день 1 апреля был издан приказ полковнику Брауну возглавить еще одну военную экспедицию: «Отправляйтесь в Нью-Йорк, куда придут три паровых судна для четырех рот и возьмут на борт такие припасы, какие вы можете перевезти без задержек. Цель и пункт назначения не будут сообщены никому, кто об этом уже не знает».

Приказ подписали: начальник генштаба генерал Винфилд Скотт и президент Линкольн. Цель была – укрепление форта Пикенс во Флориде.

Историки (Хамммел, Макферсон и, вероятно, другие) сообщают: Линкольн лично уведомил губернатора Юж. Каролины, что собирается послать в форт Самтер мирную экспедицию для пополнения запасов продовольствия.

Макферсон пишет так:

«Фокс предлагал пробиться к Самтеру с боем, но Линкольн изменил схему. Пусть пойдут только суда с продовольствием, а военные корабли и солдаты будут находиться поблизости в боевой готовности. Они не вмешаются, если батареи южан не откроют огня, а Линкольн уведомит губернатора ЮК о мирном характере экспедиции. «Если конфедераты откроют огонь по невооруженным судам, несущим “пропитание для голодных людей” (циничные кавычки автора – ЕМ), Юг окажется виновным в акте агрессии. На их плечах окажется вина за начало войны. Это объединит Север и, возможно, вызовет раздоры среди южан. Если южане позволят провести снабжение, это сохранит статус-кво и мир, а правительство Союза одержит важную моральную победу» (курсив мой – ЕМ).

Эту схему (додуманную им самим), Макферсон называет «гениальным ходом». И добавляет: «Это был первый знак мастерства, которым будет отмечено президентство Линкольна».

Ладно, мы уже установили, что можно быть историком и писать книги о войне, не изучая первичных документов о войне. Но тут новый казус. Макферсон точно знает, но в данный момент вдруг забывает, что правительство США все это время обещало эвакуировать форт Самтер. В этом свете, намерение послать туда «пропитание» показывало, какова цена их обещаниям. Даже про «соглашения» Макферсон что-то знает. И тоже вдруг забывает, что снабжение Самтера было бы не сохранением, а нарушением статус-кво.

А вот главное: здесь Макферсон проговаривается о запуске войны. В инциденте с судном Звезда Запада южане открыли огонь, но «никто не хотел войны». В этот раз, если они откроют огонь по невооруженным судам, несущим “пропитание для голодных людей”, пишет он, «на их плечах окажется вина за начало войны». Видимо, он не замечает, что даже в его описании, «гениальный ход» Линкольна – ни что иное, как провокация войны, – и чтобы вину за ее начало возложить на южан. Коварная интрига – для него «знак мастерства».

Интриганство действительно было характерной чертой правления Линкольна. Однако о некоторых нюансах историк, видимо, и вправду не знал. Например, что три военных корабля (упомянутые выше) не сопровождали суда с провизией, она была прямо у них на борту, вдобавок к солдатам, оружию и боеприпасам.

В действительности, солдаты форта Самтер не сидели без еды. Запасы провианта действительно были на исходе, но власти Юж. Каролины позволяли обитателям форта (их и было-то около 80 чел.) покупать продукты в Чарльстоне, и жители города иногда сами подвозили им съестное (уж не пару бутербродов, наверное).[26]Полноценным питанием не назовешь, но все же кое-что. Интересно, что никто из других наших историков, об этой мелочи не сообщает. Поэтому можно подумать, что южане хладнокровно морили голодом солдат Самтера.

И с извещением Линкольна не все так благостно, как можно подумать по скупым упоминаниям наших историков.

Шелби Фут цитирует полностью послание, доставленное в Ричмонд гонцом: «Мне приказано Президентом Соединенных Штатов уведомить, чтобы вы ожидали попытки снабдить форт Самтер только провиантом, и что если эта попытка не встретит сопротивления, никакие усилия высадить туда людей, оружие или боеприпасы не будут предприняты без дальнейшего уведомления, или в случае атаки на форт».[27] Макферсон наверняка должен быть знать (хотя бы от Фута), как звучал этот текст…

Смысл послания президента губернатору Юж. Каролины Джонстон передает коротко: Форт Самтер получит снабжение — мирно, если позволят, силой, если необходимо.

В общем, мирный гуманитарный конвой… Поистине, нет ничего нового под солнцем.

Почему тон явно ультимативный? – вопрошает Джонстон. Ответ: потому что, с целью подстегнуть войну и сделать ее неизбежной, Линкольн задумал еще одну секретную экспедицию (уже четвертую по счету).

Четвертая авантюра Линкольна

1 апреля Линкольн – сам, лично — распорядился готовить новую экспедицию, о чем он не уведомил даже министров ВМФ и МО. Тем более, о ней не знал капитан Фокс. Причем тут Фокс? Скоро поймем. Командовать новой экспедицией Линкольн приказал лейтенанту флота Д. Портеру. Приказ гласил:

«Отправляйтесь в Нью-Йорк и без задержек примите командование над любым паровым судном, какое будет в наличии. Следуйте на Пенсаколу и любой ценой предотвратите какую-либо операцию с материка, имеющую целью добраться до форта Пикенс… Предъявите настоящий приказ любому офицеру ВМФ у Пенсаколы, если сочтете необходимым, после того, как окажетесь в бухте… Об этом приказе, его цели и пункте вашего назначения не будет знать никто вообще, пока вы не окажетесь в бухте».

Подпись: Авраам Линкольн. «Согласовано»: (подпись) У. Х. Сьюард.

Вход в бухту, охраняли 100 с лишним пушек Конфедерации. Приказ означал, что в бухту нужно прорваться каким угодно способом.

Это был бы акт войны. С Первым апреля вас, лохи!

В тот же день Линкольн подписал приказ командиру военных верфей в Нью-Йорке: «Подготовить Похатан без задержки. Лейтенант Портер примет командование кораблем от капитана Мерсера. Судно будет выполнять секретное задание, и вы ни при каких обстоятельствах не сообщайте о его подготовке министерству ВМФ».

Похатан только что пришел из Гаваны, затратив 5 дней, и в такой же срок мог бы достичь Флориды. Это был, согласно Википедии, самый быстроходный фрегат во всем флоте США.

В тот же день, министр ВМФ, ничего не зная о секретном приказе Линкольна, приказал командиру верфей Нью-Йорка подготовить Похатан, и, во главе с капитаном Мерсером, включить его в группу Фокса.

4 апреля армейский генштаб (генерал В. Скотт) послал флигель-адъютанту Х. Скотту приказ: капитан Фокс назначен командовать экспедицией для укрепления форта Самтер; «вам надлежит немедленно организовать 200 рекрутов с компетентными офицерами, оружием, амуницией, запасом еды и всем необходимым для наращивания гарнизона форта Самтер».

5 апреля руководство ВМФ приказало капитану Мерсеру возглавить флотилию в составе четырех кораблей и проследовать в окрестность Чарльстона, Юж. Каролина, «для помощи в операции, проводимой военным министерством»… «Операция поручена капитану Фоксу. Отплытие в надлежащее время, чтобы утром 11 числа с. г. оказаться у полосы Чарльстона, в 10 милях к востоку от маяка, и ожидать прибытия транспортов с войсками и припасами. К вам присоединится Похатан» (и три судна, указанные в предыдущих документах).

Понятно, что Похатаном командовал уже не Мерсер, а Портер, и корабль отбывал к Флориде, а не к Чарльстону.

Неизвестно, что на него накатило (видимо, чтобы еще больше запутать будущих историков), Сьюард 6 апреля телеграфировал Портеру: «Передайте Похатан капитану Мерсеру». Радиотелеграфа еще не было, и телеграмму повез посыльный катер, который перехватил Похатан в последнюю минуту. Портер ответил: «Я получил приказ от президента, должен ему следовать и его выполнить». Совершенно верно — кто у нас Верховный?

Сьюард однозначно был в курсе сверхсекретного приказа Линкольна. Мог ли он не знать о других его интригах? Его демарш, видимо, дал повод некоторым считать, что он вел свою игру за спиной Линкольна. Но какая могла быть «своя игра», если приказ Портеру подписали они вдвоем? Загадочный инцидент должен иметь другое объяснение, которого никто не ищет. И мы не станем, потому что у нас на очереди загадки более интересные. Например:

Зачем Портера послали в Пенсаколу?

Как увидим, ему в ообщем-то нечего было делать в бухте… Но – по порядку.

Сообщают, что перед отплытием лейтенант Портер наказал работникам верфей задерживать все письма на 5 дней. Выйдя в море 6 апреля, он собирался добраться до Пенсаколы к 11 числу. Но этого не случилось. Штормы и сбои в паровых котлах вызвали задержку в пути.

Прибыв на место, Портер поднял на судне английский флаг и направил корабль в протоку к бухте. Позже он докладывал:

«Я замаскировал корабль, чтобы обмануть тех, мог его узнать, и двигался (не привлекая внимания), когда приблизился Вьяндотт и начал подавать сигналы. Я не отвечал и продолжал движение. Пароход встал на моем пути, капитан Мэйгс окликнул меня, и я остановился. Через двадцать минут я должен быть или в бухте, или на дне».

Зачем Похатан был послан в Пенсаколу? Джонстон привел документы и констатировал, что это был акт войны. А почему? Сообразуясь с фактами, попробуем порассуждать.

Задание Портеру было: «любой ценой предотвратите какую-либо операцию с материка, имеющую целью добраться до форта Пикенс».

«Операция с материка» могла означать только одно: попытки южан захватить форт. Тот самый форт, который было приказано Воджсу укрепить войсками и припасами к 11 апреля (что он уже сделал с опозданием на полсуток).

С вероятностью почти 100% можно утверждать, что правительство не имело никаких сведений о намерении южан атаковать форт (южане тщательно соблюдали перемирие). Какие-то общие опасения могли быть, конечно, но ведь там уже находился Мэйгс и его корабль.

Судно Вьяндотт находилось в порту Пенсакола еще до начала суеты вокруг форта Пикенс. Когда южане заняли порт, судно ушло в залив, прихватив припасов из порта, сколько могли, а остальное предав огню. На предложение передать судно Конфедерации, капитан Мэйгс ответил отказом. Все эти дни он патрулировал залив Пенсакола.

У южан военных судов в бухте не было. Возможно, были у них какие-то плавсредства — типа катеров или других малых суденышек, возможно, еще баржи, буксиры… Если Вьяндотт своими пушками мог потопитьПохатан, тогда тем более он мог предотвратить попытку высадить десант с катеров и барж.

Значит, миссия Портера была либо «на всякий случай», либо тут было что-то еще. Первое плохо вяжется с суперсекретностью, а вот второе… что бы это могло быть?

Это самое «что-то еще» могло быть (и, скорее всего, было) именно самой попыткой прорваться в бухту, вход в которую охраняла сотня пушек. Сто пушек должны были открыть огонь по судну Портера, давая Линкольну вожделенный казус белли. Портера использовали в темную – проще говоря, подставили. Заметим, что на судне не было ни солдат, ни лишних припасов.

Выходит, Похатану была уготована роль живца, на которого должен был клюнуть противник, – обстрелять судно, возможно, даже потопить его – это неважно. Скорее всего, Портер стал бы отстреливаться, и это тоже неважно. А что важно?

Важно было вынудить южан первыми открыть огонь.

В этом и суть задуманной Линкольном второй провокации ради начала войны. Недурно задумано.

Портер, как и положено, понял личный приказ президента буквально. Он собрался предотвратить то, что было надуманным предлогом для его экспедиции. А чтобы «предотвратить», следовало проникнуть в бухту мимо батарей южан. Портер не догадывался, что ему отведена роль мишени, и придумал трюк с английским флагом. Интрига Линкольна не сработала, но и это было уже неважно, потому что сработала его интрига за 500 миль от Пенсаколы.

Со своей стороны, офицер ВМФ Пур (капитан корабля Бруклин) доложил в центр, что Похатан пытался прорваться в бухту Пенсаколы под английским флагом. Эту депешу также перехватили в Чарльстоне, и поняли, зачем Фокс наведался в форт Самтер, говорит Джонстон.

Скорее всего, они поняли все. Здесь: пойманный Уорден, загадочное судно под английским флагом… Там: маневры майора Андерсона, «Звезда Запада», поездка Фокса на Самтер, угрожающее послание Линкольна. Мозаика складывалась в картинку…

Портер действовал согласно приказу хранить свою миссию в секрете, пока не войдет в бухту. Как видно, его не потопили, — наверное, он посвятил капитана Мэйгса в свою тайну. Из-за задержек, он прибыл, вероятно, не ранее 12 апреля. Про обстрел форта Самтер в тот же день там, никто у Пенсаколы еще не знал. И вот это уже было совсем неважно…

Современный историк

Есть, однако, объяснение странного поведения Сьюарда, притом совсем свежее:[28]

«Сьюард надеялся, что укрепление Пикенса может быть сделано без провоцирования враждебности, и если так, это позволит ему сохранить лицо в его просьбах эвакуировать Самтер, уговорив Линкольна остановить экспедицию к этому форту».

Вот как? Инте-ре-с-ная мысль… Особенно, если учесть, что в задачу Портера не входило укрепление форта Пикенс.

Несомненно, д-р Коффи – как сказано на блоге, видный специалист в области истории Гражданской войны — считает, как и многие, что Сьюард вел свою игру, и его заверения делегатам от Конфедерации были честными. Коффи продолжает:

«Линкольн тоже узнал, что Похатан был повернут от Пикенса на Самтер (кем повернут? откуда узнал? почему «тоже»? – ЕМ). Он приказал Сьюарду перенаправить его назад к Самтеру, и Сьюард нехотя подчинился. Однако капитан Портер отказался подчиниться, потому что приказ был подписан Сьюардом, а не президентом. Так что Похатан приготовился отплыть из Нью-Йорка в составе миссии Мэйгса на Пикенс, вместе с транспортными судами Атлантик, Балтик и Иллинойс».

Где имение, и где наводнение?.. Можно что-нибудь понять? Кто, кому, когда и что приказал?

Допустим, автор нечаянно ошибся: вместо «перенаправить назад к Пикенсу», написал «перенаправить его назад к Самтеру» (хотя, что мешает исправить ошибку в интернете?) Более существенно, что вообще не требовалось ни такого приказа Линкольна Сьюарду, ни «неохотного подчинения» Сьюарда. Ибо Портер – признает Коффи – «отказался подчиниться», то есть, сразу довел до сведения посыльного, что Сьюард ему не указ, и пошел на Пенсаколу.

Просто быть такого не могло, чтобы Линкольн приказал Сьюарду, чтобы тот приказал… вернее, «нехотя подчинился» и т. д. Все — фантазии автора или его источников. Двухходовая история (Сьюард телеграфировал Портеру, а тот его «послал») превратилась в детектив, достойный пера Ле Карре.

Далее, откуда вдруг взялось «в составе миссии Мэйгса на Пикенс»? Суть всей затеи в том, что совершенно секретное задание президента было дано одному только Портеру. Так что упомянутой автором «миссии Мэйгса» не могло быть, потому что не могло быть никогда. Такого не могло случиться без ведома министерства ВМФ — это раз.

Далее, как мы знаем, ко времени прибытия Портера капитан Мэйгс уже находился в заливе, но не ждал его там, о его задании ничего не знал, и даже чуть не потопил Похатан – это два.

О якобы «составе» якобы «миссии Мэйгса на Пикенс» мы знаем, что судно Балтик с капитаном Фоксом в это самое время находилось в 500 милях от Пенсаколы — в заливе Чарльстона – в ожидании прибытия Похатана.

Про Атлантик мы только знаем (Гугл помог), что это было грузопассажирское судно типа Балтик, построенное той же торговой компанией, наряду с подобными им Арктик и Пасифик. Об участи этих трех судов в событиях начала Гражданской войны никаких намеков в интернете не нашел. О судне Иллинойс я нашел только, что это был грузопассажирский пароход, построенный в 1873 г. Ну что тут скажешь?

Правда Коффи упоминает мимоходом, что существовало некое соглашение (типа «о ненападении»), но Линкольн, мол, считал, что его уже нарушили южане, начав осаду Самтера.

Нет, вы видите? Осведомленность этой публики просто зашкаливает. Они точно знают, что было на уме у Сьюарда и читают мысли Линкольна…

Короче, перед нами еще одно сочинение на заданную тему. И такое же халтурное. Если уж обе стороны нарушили соглашение, для чего все эти ужимки и прыжки, секреты-уловки-маскировки? И чего тогда ждали в Вашингтоне делегаты-конфедераты? И что еще за «осада Самтера»? Север, обещая его эвакуировать, не спешил свое обещание выполнять. Береговые батареи южан блокировали подступы к острову морем, чтобы предотвратить его укрепление и снабжение. Что блокада, что осада – все одно, да?

Похоже, наш историк, ну, прямо, ни с чем не в ладах – ни с историческими документами, ни с хронологией, ни с логикой.

Что случилось под Самтером?

В те дни погода на море сильно разгулялась. Фокс на своем «Балтике» прибыл в район бухты Чарльстона утром 12 апреля, три судна припасами, войсками, военными грузами и, кроме всего прочего, с продовольствием, припозднились, но пришли. Еще подождали Похатана, который, естественно, так и не пришел. Когда собрались начинать, стало известно, что форт Самтер уже обстреливают. Фокс потом докладывал, что взвешивал разные возможности, но предпринять ничего не мог.

 А у Линкольна миссия Фокса отошла уже на задний план. Он хотел войны, и он ее получил. Он хотел, чтобы первыми открыли огонь южане – и это у него выгорело. Так и останется в анналах: войну начали южане! Проживи он подольше, наверняка постарался бы уничтожить все улики против себя.

Здесь мы простимся с Хью Джонстоном (благословенна его память!).

Итак (еще раз – спасибо Джонстону!), в целом складывается такая картина. Южане разгадали интригу Линкольна. Думаете, они не знали, что к Самтеру идут военные корабли? Да им же сказали: «мирно, если позволите, а нет — так силой». Очевидная попытка укрепления Самтера уже была актом агрессии (согласно известным соглашениям). Что им делать? Противник внаглую нарушает условия соглашения (у Пикенса и у Самтера) – так что? Куда жаловаться?

Гитлер нарушил нейтралитет Бельгии, чтобы обойти Линию Мажино… Куда жаловаться? Разве только в «Международное бюро сексуальных проблем» по совету Остапа Бендера?..

Власти Юж. Каролины были на связи с правительством Конфедерации. Шелби Фут сообщает, что взвешивались разные варианты. Линкольн ясно дал понять, что этот случай — не просто судно Звезда Запада.

Их провоцировали на стрельбу по военным кораблям, с неизбежной ответной стрельбой по Чарльстону. Это стало бы настоящей военной битвой – фактически, уже настоящей войной, как бы начатой ими же, южанами. С возможностью потопления кораблей и с неизбежными жертвами, которые на них же, южан, и повесят. И чем больше человеческих жертв, тем лучше для интриганов в Вашингтоне. Вот где выявляется вся подлость интриги – любым способом вынудить Юг первыми открыть огонь.

Линкольн создал для южан ситуацию цугцванга.

Если наперсточник может быть гением, тогда зовите это гениальным ходом.

Поджигатель войны

Видимо, на Юге решили, что лучше всего обстрелять Самтер, пока флотилия Фокса не вступила в игру. Вот и ответ на наш вопрос (6). Южане давно могли бы это сделать и вынудить Андерсона к сдаче. Они воздерживались, ожидая выполнения обещаний правительством Севера. Но больше ждать было нельзя.

Обстрел форта начался именно 12 апреля, потому что Фокс уже находился вблизи Самтера. Санкцию дал лично президент Джефферсон Дэвис. С их точки зрения, как понимаю, это была ответная мера на нарушение правительством Севера условий джентльменского соглашения и последняя возможность предотвратить полномасштабную войну между штатами. По судну Звезда Запада уже стреляли, но «взрыва не последовало», говорит Макферсон. Однако не потому, что Андерсон не стал отстреливаться (это ничего бы не изменило), а потому что «никто не хотел войны».

Тогда никто не хотел – и война не вспыхнула.

Теперь ситуация была в корне другая. Не хотела войны только одна сторона, другую же представлял агрессор и провокатор, который получил вожделенный казус белли для войны между штатами.

Буквально накануне обстрела Андерсону предложили сдаться, обещая отпустить всех с почетом и сохранить им знамя. Согласись он, стрельбы бы не было. Прекрасно зная, что боеприпасы на исходе, он отказался. Но спокойно сделал это на следующий день, когда уже зазвучала стрельба. Чем объяснить все это, если не тем, что он выполнял роль, отведенную ему по плану, согласованному с Фоксом?

По всему видно, что Линкольну было наплевать на то, что подумают южане. Ему было важно, чем козырнуть перед народом северян, чтобы оправдать затеянную им войну. На севере вообще преобладал негатив в отношении «этих рабовладельцев Юга», но война – нечто совсем иное. Против войны было большинство влиятельных сенаторов, большинство кабинета Линкольна, «Главный Генерал» (начальник генштаба) Винфилд Скотт и даже самые отъявленные аболиционисты.

Обманутый народ не знал о тайных замыслах своего президента и секретных его провокациях. «Как! Эти южане опозорили наше знамя, под которым мы бились за независимость!» — закричали газеты на Севере при известии о событиях на Самтере. Те газеты, которые не были закрыты правительством. Издатели же других были изолированы или, как и множество противников войны разных групп населения, уже сидели по тюрьмам.[29]

Эта интрига Линкольна не могла не сработать.

Кому принесло добро явление Линкольна на исторической арене? Жизнь этого человека принесла несчастье миллионам людей. Зато пользу человечеству принесло его внезапное убийство: сохранилась правда о заговоре, махинациях и провокациях – ради вовлечения страны в братоубийственную мясорубку невиданных масштабов.

В нашем школьном учебнике истории была такая байка. Узнав, что президентом Франции в 1913 г. стал Раймон Пуанкаре, великий математик Анри Пуанкаре воскликнул: «Как! Мой кузен? Да ведь это война!» И дальше: мол, нового президента так и называли: «Пуанкаре-война».

Похоже на анекдот, но вот перед нами реальный президент: «Линкольн-война». И это не анекдот. К трем известным названиям той войны можно добавить еще одно: Война Линкольна против южных штатов Америки.

Почему Линкольн непременно хотел войны?

Да, президент Линкольн и без Юга имел полноценный Союз, намного превосходящий Конфедерацию по количеству штатов, численности населения, промышленному развитию и экономическому потенциалу. Но он непременно «хотел сохранить Союз» (за что его и чтят до сих пор). В той ситуации это значило – завоевать Юг силой оружия. Ради этой цели он шел на все. Буквально, пустился во все тяжкие.

Линкольн пренебрег базовыми принципами гуманности, человеческими жертвами, и даже законами того самого Союза, который он «хотел сохранить» — Конституцией США. Для него «сохранение Союза» оказалось более высокой ценностью, чем верность присяге президента, торжественно произнесенной (положив руку на Библию), в момент инаугурации: «Я клянусь хранить и охранять Конституцию Соединенных Штатов».

 Когда первые полки милиции северян полегли в боях или были рассеяны, приток новых добровольцев иссяк. Не долго думая, Линкольн объявил принудительную мобилизацию. Многие американцы были возмущены тем, что они посчитали покушением на их свободы и нарушением Конституции.

На Севере начались массовые выступления протеста. Линкольн беспощадно подавлял их силой оружия, не считаясь с жертвами. На улицах городов, особенно Нью-Йорка, северяне теперь проливали кровь северян.

 «Сохранить Союз» было эвфемизмом для: захватить назад штаты Юга. Поэтому наш предыдущий вопрос получает новую, уточняющую, формулировку:

Почему Линкольн всеми силами хотел вернуть Юг под свою власть? Что стояло за этой страстью? Должно иметься что-то, чего мы еще не учли.

Экономика должна быть экономной

Консервативный экономист и публицист Уолтер Уильямс цитирует известный нам отрывок из речи Линкольна (по случаю отделения Техаса от Мексики) о праве любого народа, и даже какой-то части народа, отделиться и создать свое государство, и продолжает: «Почему у Линкольна не было таких же чувств при отделении Юга? Для ответа на вопрос, следите за деньгами. Почти во всю нашу историю единственные источники федерального дохода были налоги и Тариф. В 50-е годы [XIX в.] Тариф давал 90 процентов федерального дохода. В 1859 году порты Юга заплатили 75 процентов Тарифа. Какой “ответственный” политик позволит потерять столько дохода?»[30]

Уолтер Уильямс

Недавно Александр Бархавин подверг эти цифры сомнению на основе данных официальной статистики.

Я не собираюсь ни проверять расчеты автора указанной статьи, ни вступать с ним в спор. Тема заслуживает специального и скрупулезного исследования (если американцы еще не сделали этого). Возможно, в этих вопросах имеется некая путаница в терминологии. Также всегда полезно знать, как получены статистические показатели, и что за ними стоит. И еще: есть много способов перекачки богатства от одной категории населения к другой, начиная с переложения налогов и т. д…

Еще в 1828 г. сенатор Томас Бентон от Миссури (кстати, противник рабовладения!) сказал: «Вирджиния, обе Каролины и Джорджия дают три четверти суммы, необходимой для финансирования федерального правительства… Но обратно не получают почти ничего в форме расходов государства».

Если не ошибаюсь, «три четверти» это и есть 75%. Слова «Тариф» в его речи нет, он основывается на соотношении между объемами экспорта Юга и Севера.[31] Южные штаты должны быть очень богаты при таком экспорте, говорит Бентон, но богатство уходило на Север.

При всем, при том, однако, суть дела не точности цифр. Важно наличие убежденности южан в том, что их беспардонно доят (ту же мысль высказывает и Бархавин).

Но вот что интересно: оказывается, не только южане считали, что Север наживается за их счет. Если верить свидетельству Рафаэля Семмса, адмирала Конфедерации, однажды Линкольн, в ответ на чью-то реплику, мол, почему бы не дать Югу уйти, раздраженно воскликнул: «Дать Югу уйти! Откуда тогда мы будем получать наш доход?» [32]

Едва ли у Семмса была возможность лично слышать такие слова Линкольна. Президент публично козырял «сохранением Союза» как главной и единственной своей целью. Фраза про «наш доход» могла вырваться у него только в очень тесном кругу доверенных лиц. Утечки информации это не исключает, но все остается на уровне разговоров.

 Наверное, Семмсу вспомнилось то, что в те времена многие передавали как достоверный случай. Нельзя исключать, что Линкольн сказал однажды такую фразу. Но и подтвердить нет возможности.

Однако сохранились свидетельства вполне аутентичные.

В своей речи на первой инаугурации Линкольн (поминутно упоминая Конституцию) сказал в связи с отделением 7 штатов:

«Власть, доверенная мне, будет использована, чтобы держать, занимать и владеть собственностью и местностями, принадлежащими Государству, и собирать все пошлины и сборы; но помимо того, что может быть необходимо для этих целей, не будет ни вторжения, ни употребления силы против или среди людей в любом месте» (курсив мой – ЕМ).

Уже отложились 7 штатов, а Линкольн дает понять прямым текстом, что намерен собирать тарифы и пошлины — везде. И если это получится, «не будет ни вторжения, ни употребления силы».

Коли и это кого-то не убеждает, вот иные свидетельства, вполне проверяемые. Это высказывания на страницах северных газет в 1861 г.       

Нью-Йорк Таймс (23 марта) жаловалась на потерю дохода, если пошлины не будут взиматься в штатах Юга. Понадобятся новые ссуды, но под них нет гарантий, так как отделившиеся штаты невозможно заставить собирать «Нацональный тариф».

В номере от 30 марта газета писала: «Коммерческое бремя этого вопроса ложится на Север… Теперь видно, куда все идет, и какую политику нам следует принять. Для нас это уже вопрос не об абстракциях – строение Конституции, права штатов или их делегирование федеральному правительству, — но о материальном существовании… Мы разделены и обескуражены, когда дело касается нашего кармана».

Юнион Демократ, Нью-Хэмпшир (19 февраля 1961 г.): «Южная Конфедерация не будет использовать наши суда или покупать наши товары. Что наши перевозки без этого? Буквально ничего. Перевозка хлопка и тканей занимает больше судов, чем вся остальная торговля. Совершенно ясно, что от этого процесса Юг выигрывает, а мы теряем. Нет! Мы не должны “дать Югу уйти”».

Нью-Йорк Ивнинг Пост (12 марта 1861 г.):

«Либо доход от всех пошлин будет собираться в портах мятежных штатов, либо эти порты должны быть закрыты для импорта… Если не будет сделано ни того, ни другого… источники пополнения нашей казны пересохнут; у нас не будет денег содержать правительство; страна станет банкротом до того, как созреет очередной урожай кукурузы».[33]

Выходит, убежденность, что Юг оплачивает в форме Тарифа львиную долю доходов правительства, царила не только на Юге. Если газеты Севера пишут об этом как о чем-то, всем известном, то нельзя отмахнуться от пресловутых «75%». Должно быть, что-то в этом есть.

В эпоху, когда Англия (и за ней Франция) уверенно шли к системе свободной торговли, отказываясь от таможенных пошлин, Америка практиковала активный протекционизм. Защищая «домашнее» производство от внешней конкуренции, эта политика, как правило, лишает защищенные отрасли стимулов к снижению издержек производства и повышению качества продукции, что делает их неконкурентоспособными на внешних рынках.

Все это уже объяснили Смит и Рикардо в Англии и Бастиа во Франции. Так что, про низкий объем экспорта из северных штатов поверить можно. Но каким образом «богатство Юга уходило на Север»?

Возможна такая картина. Высокие пошлины на импорт промтоваров значительно повышали их цены. В то же время продукция Юга (хлопок, сахар, табак, рис…) не была защищена пошлинами и, вследствие конкуренции с зарубежными производителями сырья, цены на продукцию Юга оставались низкими. Для Англии, основного покупателя хлопка на Юге, было выгоднее возить его оттуда, чем из Индии или Бразилии. Экспорт сырья давал основную долю дохода Юга.

На внешних рынках промтоваров доминировали англичане с их более высоким качеством продукции и сравнительно невысокими ценами. Неспособность конкурировать с ними устраивала северян, потому что высокие импортные пошлины обеспечивали им весь внутренний рынок сбыта продукции, избавляя от иностранной конкуренции.

Промышленники Севера покупали сырье на Юге задешево, а затем продавали свои изделия по ценам, окупающим не только добавленную ценность переработки, но и тарифы. Юг либо мог покупать промтовары у северян (с добавлением расходов на транспортировку их с Севера), либо импортировать из Англии по ценам, повышенным из-за американских пошлин. В обоих случаях выходило, что Север дважды наживается на эксплуатации Юга. Сперва, покупая там дешевое сырье, а затем, продавая промтовары по ценам, включающим тарифы. В этом можно найти смысл утверждения, что Юг оплачивал львиную долю расходов государства из-за тарифов.

Все это – общие рассуждения, которые нуждаются в специальном исследовании и проверке конкретными числовыми данными.

Момент истины

Все ли объясняет эта версия? Допустим, за страстными клятвами Линкольна о «сохранении Союза» скрывалось необходимость сохранить доход правительства. Допустим. А почему отмежевание 7 штатов Юга произошло именно с приходом его к власти? Почему до этого Юг как-то терпел? Если тарифы были серьезной причиной, зачем было ждать определенного события — восхождения Линкольна к власти? Если же главным стимулом было сохранить рабство, как полагает Хаммел, опять же почему отделение связано с определенной датой? Тем более, сам же Хаммел сообщает, что Линкольн обещал сохранить все законы о рабстве, как они есть.

Проблема Тарифа и раздоров вокруг нее имела долгую историю. Виги и сменившие их Республиканцы постоянно пробивали в Конгрессе высокие пошлины на импорт промтоваров. Демократы столь же постоянно отбивались.

 В 1828 г. в Конгрессе прошел билль о Тарифе, который поднимал ввозные пошлины на все промышленные товары до уровня 62% — 92%. Южане назвали эту меру «Тарифом мерзости». Президент Джон Квинси Адамс подписал закон. На выборах в том же году он проиграл Эндрю Джексону — с огромным счетом.

Новый президент, однако, не спешил что-либо предпринимать, вопреки настояниям вице-президента Джона Калхуна. Лишь в 1932 г. государство слегка урезало тариф, но это не устроило южан. Калхун подал в отставку, а Юж. Каролина заявила о нуллификации Тарифа на своей территории. Конвенция штата постановила: Тарифы 1828 и 1832 гг. неконституционны и недействительны в этом штате. Одновременно там начались приготовления к возможной военной интервенции правительства.

В 1833 г. Конгресс принял Закон Силы (Force Bill), который давал президенту право на военную интервенцию в Юж. Каролину. Одновременно был принят компромиссный Тариф, понижающий пошлины до приемлемого уровня. Юж. Каролина согласилась отменить нуллификацию Тарифа и одновременно объявила о нуллификации Закона Силы как неконституционного.

Так все и продолжалось. Экономика страны росла при низких тарифах, в особенности, с середины 1840-х. Но в 1857 г. случилась банковская паника, быстро перешедшая в общий экономический спад. И тогда в Конгрессе возобновились дебаты о повышении Тарифа. В декабре 1860 г. в Палате прошел билль о новом Тарифе, значительно повышающем пошлины на широкий перечень промышленных товаров. Так называемый Тариф Морилла был затем представлен сенату.

Недовольны были не только южане и вообще не только американцы. Новый Тариф вызвал возмущение в Британии – традиционном поставщике промтоваров в Америку. Кажется, Пальмерстон выразил свое неудовольствие послу США. Стенли Джевонс назвал Тариф «ретроградным законом». А Чарлз Диккенс, выступил со статьей в журнале All the Year Round 28 декабря 1861 г. по поводу Тарифа Морилла. Там есть такие строки:

«Если не рабство, в чем тогда расхождение интересов, которое привело наконец к действительному отделению Юга от штатов Севера?.. Каждый год, в течение ряда прошедших лет, то один, то другой южный штат объявлял, что будет подчиняться этому вымогательству, только пока у них нет силы для сопротивления. С избранием Линкольна и переходом федерального правительства под контроль исключительно партии северян, момент для отделения настал…

Это конфликт, с одной стороны, полунезависимых сообществ, где каждое чувство и каждый интерес взывает к политическому отделению, — и, с другой стороны, всех интересов кармана, взывающих к Союзу… Так стоит вопрос, и под всеми страстями партий и призывами к битве лежат две движущих причины борьбы. Союз означает, что многие миллионы ежегодно будут потеряны для Юга; отделение означает потерю тех же миллионов для Севера… Раздор между Севером и Югом, как он выглядит, есть исключительно финансовая распря».[34]

Прямо в дни обсуждения Тарфа Морилла приходит новый президент от партии Республиканцев, известной своими аппетитами по части денег, которые не им принадлежат. То, что трансконтинентальную дорогу решили пустить, минуя южные штаты, явилось символом экономической политики нового правительства.

На выборах новый президент не получил ни одного голоса с Юга. Он даже не был там в списках кандидатов на выборах. Его устремления были известны давно. Еще в 1932 г., добиваясь избрания в штатную ассамблею, он говорил: «Моя политика ясна… Я за национальный банк, систему внутренних улучшений и высокие защитительные тарифы». Еще короче можно было бы сказать: я представляю интересы крупных промышленников Севера.

«Внутренние улучшения» в этом контексте означали финансирование проектов дорог и каналов государством за счет налогов и пошлин. А это – раздача денег любимым компаниям, воровство, коррупция…

(Все так и было во время президентства Линкольна при размещении гос. заказов на вооружение и оснащение армии. Цены бывали неумеренно завышены, а качество поставляемой продукции часто было ниже всяких стандартов – вплоть до протухшей свинины…)

Южане понимали, что под властью Линкольна их будут все больше и больше доить. Не дожидаясь обсуждения Тарифа Морилла в сенате, тут же отделились семь штатов Нижнего Юга. Остальное уже известно.

Генерал Роберт Ли

Генерал Уллис Грант

Подвиги генерала Шермана

Уильям Т. Шерман считается одним из лучших генералов Севера. Свою репутацию он заработал еще во время войны с Мексикой, когда отважно уничтожал индейские племена во Флориде. Лучше всего ему удавалось воевать против плохо вооруженного и малочисленного противника, а еще лучше – против беззащитных мирных граждан. Даже явно апологетичная статья в Википедии не упоминает случаев, когда Шерман одержал бы какую-то серьезную военную победу.

В начале войны он, офицер из старших чинов, воевал неудачно, и у него случилось что-то серьезное с психикой (что было причиной, а что – следствием?). Его отправили домой, но, и года не прошло, вернули в армию. Под началом генерала Гранта, воевал он неплохо. Отмечают, что однажды хорошо провел отступление после неудачных атак на позиции южан. Этим заслужил похвалу Гранта, который стал к нему благоволить.

Героический Шерман часто обеспечивал тылы армии и хорошо проявил себя во втором эшелоне. Дослужился до чина бригадного генерала, хотя старался избегать открытых боев, предпочитая маневрировать. Его солдат называли bummers – дрянные люди, шантрапа. Среди них было сколько-то осужденных уголовников из Англии – идя навстречу пожеланиям правительства Линкольна, британцы охотно очищали свои тюрьмы. Их не могло быть много на армию в десятки тысяч солдат, но такого рода элементы чаще всего могут определять моральный климат в коллективе, если не держать их в ежовых рукавицах. Этих не держали.

По некоторым сведениям, которые нуждаются в проверке, в войсках Севера воевали не только осужденные уголовники из Британии, но также тысячи европейцев с сомнительным прошлым.[35]

Что было у Шермана с головой, неизвестно. Определенно лишь то, что на месте сердца у него был кусок кирпича, а вместо совести — помойная яма. Как-то он сказал, что хочет «сделать войну такой ужасной», что у южан «пройдут поколения, прежде чем они снова захотят прибегнуть к этому». И как же этого добиться? «Пока мы не обезлюдим Джорджию, ее бесполезно оккупировать, но яростное разрушение ее дорог, домов и людей парализует ее военные ресурсы… Я могу сделать так, что Джорджия взвоет».[36] Молодец! Против овец…

Во главе войска в 60 тыс. солдат, осадив столицу Джорджии Атланту, пробить ее оборону Шерман не смог. Внезапно генерал южан Джон Худ решает оставить город. Какие-то соображения у него были, но многие сразу заявили: ошибка!

Зато теперь Шерман смог победоносно войти в Атланту. Не зная, что ему делать с этой военной победой, не придумал ничего лучшего, как сжечь беззащитный город.

Пишут, что Шерман заранее предупредил гражданское население… Другие источники пишут: «почти всех гражданских лиц». Это уже ближе к правде, особенно такое точное слово, как «почти».

Достоверно известно одно: он известил городские власти, что им надлежит эвакуировать город (ну, а те, наверное, могли объявить по радио). Мэр и совет города подали прошение отменить злодеяние, потому что это «принесет великие беды для детей, женщин, престарелых и других, кто не в ответе за войну». Шерман отказался, просто написав, что войну начал не он, что война есть жестокость, и никто не может этого изменить…

Когда начались пожары, жители города в панике, кто как мог, стали покидать его. Мог ли кто-то всерьез позаботиться о тысячах раненых, скопившихся в городе за месяцы боев? Или там (кто их вообще считает!) о беспомощных инвалидах всяких да стариках? Скольких людей заживо сжег Шерман в Атланте, никто не знает. «Война есть ад», говаривало это двуногое.

Сам генерал Грант (назначенный Линкольном полевым главнокомандующим) как-то сказал, что «галантной войной» победы не добиться. Проходя по территориям южан (в отрыве от линий снабжения), Грант велел солдатам кормиться за счет населения. В переводе на русский: «Матка! курки, млеко, яйки!». Вместе с едой, солдаты прихватывали все, что приглянется. Армия мародерствовала с ведома своего командующего. Когда президенту Конфедерации предложили делать то же на территориях Севера, Дэвис категорически это отверг.

Ни кто иной, как генерал Шерман придумал невиданную до тех пор стратегию: тотальную войну. От Атланты он повернул свою армию в тыл военных сил южан. Но не ударил их с тыла, а пошел на юг. Так вернее — нет войск.

Мужчин практически не было: кроме стариков, все были в армии. Не встречая военного сопротивления, доблестная армия Шермана предавала разрушению и огню все, что попадалось на пути, не щадя ни домов, ни дворов, ни скота, ни запасов хлопка, подчас и людей. [37] Нередки были изнасилования женщин, в большинстве, черных (просто белых было мало). Позади оставалась пустыня шириной около 60 миль (100 км). Над гигантским пепелищем возвышались обгоревшие дымовые трубы – «стражи Шермана», как стали их называть.

«Мы попали в Выжженную Страну, как говорили местные жители, — писала молодая южанка, проехавшая вскоре по следам армии Шермана. – И тогда я стала лучше понимать гнев и отчаяние этих бедных людей. Я почти ощутила, что сама готова повесить бы какого-нибудь янки… Поля были вытоптаны, а дороги устланы останками лошадей, свиней и скотины, которых захватчики, не в состоянии ни употребить, ни захватить с собой, без удержу убивали, чтобы обречь людей на голод. Все уцелевшие жилища являли признаки разграбления… Запасы сена и фуража были уничтожены, амбары — пусты. Я не видела никакого зерна, кроме горсточек, просыпанных ими, когда они кормили своих лошадей, и нигде не осталось даже курицы для еды».[38]

Шерман дошел до моря, где встретился с кораблями северян, и, как пишут, перерезал надвое территорию Конфедерации. Ну-ну, военно-стратегическое значение похода Шермана преувеличивать не стоит, — «перерезал надвое», скорее, символически. Тогда не было понятия о линии фронта. В Каролинах войска генерала Ли успешно действовали против Гранта, и он тут же вызвал себе в помощь Шермана с его шпаной.

Однако падение Атланты имело сильный политический резонанс и, как считается, помогло переизбранию Линкольна на второй срок (что было далеко не очевидно в тот момент – война давно престала быть популярной на Севере). Газеты и политики Севера превозносили отважного генерала, совершившего «героический поход».

И вот наш герой уже в Сев. Каролине, и опять как более-менее исправный исполнитель указаний Гранта. Скорее всего, это Шерман сжег город Коламбия. Хотя он возлагал вину на отступавших конфедератов, узнается его почерк. Талант не пропьешь… Еще было разграблено и сожжено несколько городов, некоторые из них после этого больше никогда не восстановились. Тут с ним в паре отличился еще другой генерал-герой, Шеридан.

Оба действовали по указке Гранта. Этот фактически признал, что ему не победить Юг без массового террора гражданского населения. Фактор, который должен учитывать честный военный историк, оценивающий полководческие таланты генерала Гранта.

Зная, как пристально следил Линкольн за ходом войны, вникая во все детали, можно не сомневаться: о том, что и как происходит на театре, он знал все. Ему нужна была только победа – любой ценой. В противном случае ему был гарантирован, по меньшей мере, импичмент.

А что могло бы ожидать Гранта, Шермана, Шеридана?.. Тогда, насколько мне известно, не было законов о военных преступлениях. Убийства и насилия над мирными гражданами? Но никто из генералов самолично ничего такого не делал, даже приказов (письменных) не издавал. Реально, их могли ожидать судебные иски о возмещении ущерба — таких астрономических размеров, что их не оплатить. И оказались бы они в тюрьме вплоть до уплаты исковых сумм – то есть, пожизненно.

Размечтались мы, однако…

По завершении войны Шерману была поручена охрана строящейся ж/д на Тихий океан. На пути трассы жили индейские племена, и они не хотели покидать свои территории. Индейцы отважно защищались против превосходящего противника. В этой войне пленных не брали. Однажды отряд из 80 солдат во главе с капитаном Феттерманом попал в засаду и был перебит (так называемая «Феттерманская бойня»). Тогда Шерман написал Гранту: «Мы должны действовать с карательной решимостью, вплоть до полного их истребления – мужчин, женщин и детей». Именно такое он умел делать хорошо и добросовестно. И будущий президент дал добро на геноцид…

Военного преступника Шермана чтят на Севере как национального героя. В Вашингтоне, Нью-Йорке и где-то в Мичигане стоят памятники генералу. Два – конные, как положено великому полководцу. На одном перед лошадью шагает античная крылатая богиня с колосом в руке. Шедевр фальши и безвкусицы.

Последствия войны Линкольна

Они были ужасны – не только ближайшие, но и долгосрочные. И не только для Юга – для всей страны. Хаммел считает, что это был поворотный пункт в истории страны. Нельзя не согласиться – с военной победой Линкольна, история США прошла точку невозврата.

«Историю пишут победители», – говорит ходячая мудрость. В нашем случае, это более чем верно. История Гражданской войны, как ее преподают на всех уровнях образования и как она представляется сегодня обывателю, создана северянами. Это могло бы мало значить, если бы историки оставались предельно объективными, а не «следовали за лагерем успешной армии». В преобладающем большинстве своем, они либо честно воспроизводят сложившиеся стереотипы, либо лукавят.

Поскольку события начала войны, ее протекания и ее последствий – все замешано на лжи, общераспространенная версия, в целом, является сплошной ложью.

От подобных вещей не свободны и самые выдающиеся из них – как Шелби Фут и Джеймс Марферсон. Несомненно, на их фоне выделяется честная книга Джеффри Хаммела, но даже и ему можно предъявить определенные упреки. Как можно заметить, среди возможных причин конфликта, он вообще не касается финансовых проблем.

Поэтому гораздо больше доверия книгам авторов-южан, которые в последнее время начали смело выступать против доминирующих мифов. Иной читатель может предположить, что кто-то из них иногда заходит слишком далеко, но даже если так, в нынешней ситуации подобные вещи попросту неизбежны. Если палка долго была согнута в одну сторону, написал Адам Смит (по другому поводу), чтобы ее выпрямить, нужно перегнуть ее в противоположную. Консенсус может быть достигнут только при беспристрастном обсуждении всеми сторонами.

Словами Лорда Актона, «историк должен быть hanging judge,[39] ибо муза истории не Клио, но Радамантус, мститель за кровь невинных». По всем свидетельствам, можно сказать, что конец Линкольна не обошелся без Радамантуса. Теперь дело историков – согласиться, что шестнадцатый президент Соединенных Штатов получил по заслугам.

Число погибших (включая умерших в госпиталях) составило, по оценкам, не менее 620 000 человек, — как пишут, больше, чем всего погибло американцев во всех других войнах. Попытки оценить потери гражданского населения приводят к миллионам жертв. Юг был разорен, его население деморализовано. Но упадок сказался везде. Долголетняя и ожесточенная война сильно понизила моральный уровень всего населения, пишет Хаммел.

Это началось еще в годы войны. Грабежи, мародерство, насилия и убийства мирных южан стали практически нормой уже тогда, обозначив моральную деградацию армии Севера. О том, что творилось в окружении правительства Линкольна, уже немного говорилось.

Хаммел приводит множество свидетельств тому, что коррупция пронизывала все ветви власти и, по существу, стала нормой. По словам Эдварда Бейтса, генерального прокурора в правительстве Линкольна: «Деморализующий эффект этой гражданской войны отчетливо виден во всех сферах жизни. Злоупотребления властей и погоня за бесчестными доходами стали уже настолько обычными, что это перестало шокировать».

Цинизм и коррупция возобладали на всех уровнях. Время президентства Улисса Гранта (1869-77) вошло в историю как Великое Барбекю. Губернатор Луизианы говорил: «Я не притворяюсь честным. Я лишь позволяю себе быть настолько честным, как все политики… Упадок морали везде, черт подери. Коррупция – мода дня».[40] Губернаторы южных штатов все были ставленниками Севера.

Конфедерация не признавалась государством, отделение штатов считалось незаконным, а война — подавлением «мятежа» в штатах Союза. Поэтому с окончанием войны не было какого-то подобия заключения мирного договора. Фактически Юг стал военной добычей Севера, и везде был введен режим военной оккупации.

Это было началом «политики Реконструкции».

«Реконструкция»

Насчет термина не нужно обманываться. Реконструкция не означала ни усилий по восстановлению разрушенной экономики Юга, ни того, что называют залечиванием ран. Все обстояло прямо наоборот. Это была попытка, если можно так сказать, севернизации южных штатов. И попутно — выжать из них сколько возможно, средств для покрытия военных долгов и, под шумок, пограбить их богатство. Мы правильно представим происходившее, если поймем, что действия правительства Севера было подобным поведению каких-нибудь колонизаторов в Африке или Азии.

Коротко, «севернизация» была попыткой сделать на Юге все, «как на Севере», включая коррупционное сращивание промышленности с государством.

Были запрещены флаги и ношение военной униформы Конфедерации. Бывшие офицеры-конфедераты были обложены особо высокими налогами и не могли занимать политические должности. Все белые ветераны Конфедерации были лишены права голосовать.

Федеральное правительство вводило государственные школы, где преподавалась история и причины недавней войны в «северной» версии, с акцентом на рабство и освобождение рабов.

На южные штаты был распространен акт о налогах 1864 г. Он включал: прогрессивный подоходный налог, всевозможные налоги с продаж и Тариф (в основном, по Мориллу). Сбор налогов возлагался на штаты, и при недоимке штат должен был уплатить штраф в объеме 50%.

С Севера сюда пошел Большой Бизнес, финансируемый государством, и началось отчуждение земель для ж/д строительства (вместе с фермами и хозяйствами на этих территориях). Подчас новые проекты затевались без экономической необходимости, только ради получения денег из кормушки.

На поверженный Юг хлынула с Севера орда всевозможных дельцов, спекулянтов и финансовых комиссаров, которых можно смело приравнять к тем же дельцам и спекулянтам. Всех их южане называли «саквояжниками» (то же, что «мешочники» по-русски). [41] Большинство из них искали, чем можно поживиться на территориях, где было много заброшенных земель и разрушенных хозяйств, и где верховодили коррумпированные власти северян.

Не только частные лица участвовали в повальном мародерстве, но и федеральное государство (и его чиновники). Особые налоговые комиссары оценивали собственность южан и продавали землю тех, кто не мог платить налоги. При этом удерживалась не сумма задолженности, а вся выручка от продажи. Людей оставляли и без земли, и без средств.

Еще в 1863 г. был принят Закон о Захваченной и Заброшенной собственности. По этому закону реквизировалась вся собственность Конфедерации – главным образом, запасы хлопка. Теперь, прикрываясь этим законом, комиссары захватывали хлопок у всех южан без различия, чей он – Конфедерации или частных граждан.

От продажи «захваченной собственности», вместо ожидаемых 100 млн. долл., казна получила только 30. Остальное было расхищено. Тяжелейший акцизный налог на хлопок изъял с Юга еще 68 млн. долл. до отмены его в 1868 г.[42]

И еще наличие оккупационной армии в 60 тыс. чел., расквартированной по штатам Юга. В среднем, меньше 6 тыс. солдат на штат. Но там, где стояли гарнизоны, это было бедствие.

Солдаты, в большинстве, черные, пьяные от свободы, вседозволенности (подчас и от виски), с мозгами, промытыми ненавистью к «белым рабовладельцам», бесчинствовали, донимали граждан, изгоняли семьи из их хозяйств, разоряли дома, грабили людей, насиловали женщин…

Добавим это ко всему сказанному выше, и тогда поймем, что Хью Джонстон не преувеличивал, назвавРеконструкцию кромешным адом…

Бывшие рабы

Кроме вопроса о земельной собственности южан, другой общей проблемой Реконструкции было уравнение негров в правах. Для помощи бывшим рабам было создано федеральное Бюро Освобожденных Людей…

Пишет Хаммел:

«Ранние, времен войны, законы о конфискации в наказание мятежникам, взимание прямого налога на земельную собственность и захват покинутых плантаций дали в федеральные руки огромные количество земель Юга. Множество бывших рабов, с помощью военных властей, поселились на этих землях».

Было замечено как общее правило, что новые земледельцы предпочитали работать с прохладцей, либо просто лодырничать. Женщины же совсем не работали, занимаясь детьми и домом. С современной точки зрения последнее как бы нормально, но вспомним, что у белых фермеров всегда жены работали наряду с мужчинами и подраставшими детьми.

В других местах свободные негры могли арендовать землю у бывших своих хозяев и делали это, часто весьма охотно. Обычно имела место пережиточная система издольщины, что избавляло арендатора от забот об улучшении земли.

«Еще чаще Бюро Освобожденных проводило патерналистскую политику, вынуждая бывших рабов работать за плату и под надзором, но опять же на плантациях, которыми владели белые южане или арендовали северяне». Один чиновник, говорит Хаммел, заметил о достижениях этого Бюро: «Оно успешно сделало Освобожденного – рабочим, а работу – гарантированной и стабильной; но оно не сумело обеспечить Свободному справедливое вознаграждение за его труд».[43]

Были силы, что хотели полностью уравнять негров во всех правах. Другие, главным образом, белые южане, этому сопротивлялись. В то время, когда бывшие конфедераты и их сторонники (то есть, множество белого населения Юга) были лишены права голоса, говорили они, янки хотят дать это право бывшим рабам, которые даже не умеют читать. Понятно, это выглядело мерой, чтобы обеспечить Республиканской партии большинство голосов на выборах. Да так оно и было.

Многие вещи о Реконструкции нам придется опустить. В конце концов, Республиканская партия стала тяготиться заботами о Юге и жалобами на «право штыка». Она набирала силу в быстро растущих штатах Среднего Запада, и для их политических целей Юг значил все меньше. В 1872 г. был принят закон об амнистии, вернувший права почти всем бывшим конфедератам, и было позволено тихо скончаться Бюро Свободных. На первое место выходили другие заботы.

«В 1873 г. страну охватила экономическая паника, когда скандалы администрации Гранта достигли эпических пропорций», — пишет Хаммел. Ведущая газета Республиканцев писала, что Север готов умыть руки от Реконструкции и негров. «Люди начали уставать от абстрактных вопросов, которые не интересны подавляющему большинству, — цитирует Хаммел. – Вопросы о неграх и реконструкции южных штатов, со всей их нескончаемой путаницей, потеряли значение, которое когда-то вызывали».

«Национальное правительство все более поворачивалось спиной к Югу, – продолжает Хаммел, – в то время как белые южане вовлекались в процесс, эвфемистически названный Искуплением. Нескончаемое физическое унижение, вкупе с социальным остракизмом и экономическим давлением, удерживали черных от избирательных урн». Северяне-доброхоты вытеснялись обратно домой. Множество белой бедноты и вчерашних юнионистов, первоначально восприимчивых к Республиканской коалиции, были разочарованы мотовством правительств,[44] которые увеличили задолженность на 130 млн. долл.

 «Искупители, штат за штатом, отменяли прежнее правление и вводили режим экономии, а также частично отвергали задолженности. К концу второго срока Гранта (1876-77) в руках Республиканцев остались только Юж. Каролина, Флорида и Луизиана. Искупление внесло вклад в возрождение Демократической партии по всей стране», – пишет Хаммел. Только закулисные маневры помешали занять место уходящего Гранта кандидату от Демократов. Президентом стал Рутерфорд Хейс.

В обмен за президентство, Хейс согласился вывести федеральные войска с Юга и поддержать щедрые субсидии для строительства там железных дорог (компаниями Севера). Как только ушли войска, последние три республиканских правительства оказались в руках Искупителей.

Первоначально в некоторых южных штатах несколько черных вошли в местные легислатуры и даже судебные органы. Однако вскоре почти везде были введены Черные Кодексы, ограничивающие права негров в перемещении, трудоустройстве, равной плате за равный труд и др. Вводилась расовая сегрегация в общественных местах, подчас охотно принимаемая самими неграми.

Политика Реконструкции провалилась. Это признали те из «саквояжников», которые не были «мешочниками». Вот как писал один из них:

«Север и Юг – это просто удобные названия для двух различных, враждебных и непримиримых идей – двух цивилизаций, как иногда говорят… Мы пытались наложить на Юг цивилизацию – идею Севера… Мы предполагали, что с подавлением мятежа белый южанин становится идентичным северянину по мышлению и чувствам, и что раб после эмансипации становится одновременно святым и Соломоном… Так что, мы пытались строить общество, [во всем] идентичное северному… Это была дурацкая затея».[45]

Кто победил в Гражданской войне?

Вспоминая довоенный период истории после Джефферсона и Эндрю Джексона, Хаммел цитирует современного историка Дэвида Дональда: «Ослабление власти федерального государства после конструктивного централизма администрации Джорджа Вашингтона до слабосильной зыбучести правительства Джеймса Бьюкенена настолько известно, что и повторять это не требуется… Больше того, национальное государство слабело не ради усиления штатных правительств, потому что их власть тоже снижалась… К 1850-м влияние государства на всех уровнях достигло низшей точки». И сам продолжает: «Соединенные Штаты, уже одна из самых процветающих и влиятельных стран на земле, имела практически наименьший и слабейший государственный аппарат».

«В той мере, как война велась для сохранения Союза, это было несомненным отрицанием Американской Революции», — пишет он далее.

США стали другой страной. Осуществилось то, чего с самого начала опасались Джеймс Мэдисон и Томас Джефферсон. Притом, в самой крайней форме. Под фальшивым лозунгом «сохранения Союза» состояласьликвидация Союза, каким видели его основатели. Страна перешла в иное качество. Словами Хаммела: «Один народ под властью Большого Государства». Вот почему его книга названа: Освобождение рабов, порабощение свободных.

Слово «Союз штатов» стало обозначать то же, что и в названии «Союз советских республик» — камуфляж, скрывающий подлинный статус страны.

Консервативная лондонская Таймс писала:

«Когда Республиканцы поставили империю выше свободы и прибегли к угнетению и войне, вместо того, чтобы потерпеть любое уменьшение национальной власти, стало ясно, что сущность Вашингтона точно та же самая, что и Санкт-Петербурга… Демократия прекратилась не тогда, когда Союз перестал быть желательным для всех составляющих его штатов, но когда его стали удерживать силой оружия, как всякую другую империю».[46]

Самим фактом завоевания Юга войсками федерального государства, его роль неизмеримо возросла. В годы войны государство расширилось в размерах и приобрело новые функции. По окончании войны кое-что сократилось, но прежнее положение дел уже не вернулось.

Здесь впервые проявился «эффект храповика», как назвал это Роберт Хиггс: при каждом кризисе размеры и функции государства расширяются, а когда кризис кончается, что-то сокращается, но что-то и остается. Государство никогда не возвращается к прежнему состоянию.[47]

«Война драматическим образом изменила американское общество и институты, — пишет Хаммел. – Конечно, Югу уже никогда не стать тем, чем был, но также глубокой и необратимой была трансформация Севера. Национальное государство, возникшее победоносным из конфликта, по силе и размерам оставило далеко позади минимальное Джексонианское государство, которое затеяло войну. Число гражданских служащих государства раздулось почти впятеро. Отдаленная администрация, которая имела мало контактов со своими гражданами, превратилась во всевластную бюрократию, которая вторгается в повседневную жизнь налогами, предписаниями, слежкой, субсидиями и регулированием. Расходы центрального государства взлетели с уровня менее 2% от национального дохода до свыше 20% в 1865 г.»

«Скачок реальной власти государства сопровождался одновременным скачком национализма», — продолжает Хаммел.

Последнее слово, в данном контексте, означает идею единой нации, провозглашенную Линкольном. В короткой Геттисбергской речи в 1863 г., он употребил его пять раз и ни разу — слово «союз». Идея единого народа была выдвинута им в противовес идее сообщества суверенных штатов. Это был преднамеренный риторический ход, в корне менявший представление о том, что такое Соединенные Штаты. Концепция Линкольна делала нерелевантным понятие о союзе суверенных штатов. Страна есть единая нация под властью центрального государства.

«Северяне теперь видели Союз Штатов как единую нацию, а не конфедерацию или союз штатов», — констатирует Хаммел. – Кажущийся незначительным сдвиг в словоупотреблении подчеркивает это изменение». И цитирует проф. Дэвида Дональда: «До гражданской войны множество политиков и писателей употребляли «Соединенные Штаты» во множественном числе, но после 1865 г. только педант или не реконструированный южанин говорил бы о США как они».

«Унитарный национализм получил одобрение политических теоретиков самого разного толка […] Американские интеллектуалы, в большинстве, встали на сторону центральной власти. Идеи суверенитета штатов и отделения были уже мертвы» (Хаммел).

Конец «Реконструкции» позволял еще более сократить численность армии, но она никогда не уменьшилась ниже численности в полтора раза выше, чем была до Самтера. И осталось от войны политическое использование армии во внутренних делах. Расправы с индейцами, разгон протестных демонстраций и беспорядков, подавление забастовок – такие формы употребления армии были неслыханными до того.

Налоги военных лет оставались в силе еще долго после окончания войны. Так, налог на наследство оставался в силе до 1870 г., подоходный – до 1872 г. Другие сборы лишь постепенно понижались, а некоторые так и остались навсегда: акцизы на алкоголь, табачные изделия и другие «налоги на грехи». Высокие «тарифы» оставались в течение следующих трех четвертей столетия.

Все, что связано с валютно-денежными проблемами, мы опустим – слишком много пришлось бы объяснять. Там было много всего. Инфляция федеральной валюты – «гринбеков», хождение множества разнообразных валют с плавающими курсами одной к другим. Кто-то терял на этом, кто-то ухитрялся наживаться. Только в 1879 г. банкноты центрального банка были привязаны к золоту и серебру.

Послевоенный национальный долг вырос до 2,5 миллиарда долл. К середине 70-х только платежи по процентам составляли 40% от всех расходов государства. С этими обязательства можно было бы покончить, так как с 1865 г. федеральный бюджет был профицитным в течение 28 лет.

Но государственные расходы как доля от всей экономики обычно вдвое превышали довоенный уровень. Государство предпочитало тратить избыток бюджета на раздачу «жирных кусков» по блату. Уже к 1873 г. Конгресс (республиканское большинство) выделило четырем трансконтинентальным ж/д 155 млн. акров земли и ссудило им 40 млн. долл. «Эти субсидии и связанный с ними скандал Креди Мобилье[48] олицетворяли нео-меркантилистскую коалицию национального государства с бизнесом», — говорит Хаммел. Говоря проще, тогда уже зарождался «блатной капитализм».[49]

Вдобавок ко всему, оставался в силе государственный долг Конфедерации, который правительство США отказалось взять на себя. Так что платить по этим обязательствам должны были штаты Юга, – а точнее, их налогоплательщики.

По закону от 1869 г. проценты по госдолгам следовало выплачивать золотом. Займы Конфедерации размещались на Севере, туда и уходили золотые платежи по процентам на ее долги. И продолжали уходить после войны. «Это было одним из нескольких способов, которыми Республиканский фискальный режим изымал налоговые доходы из экономики Юга и переправлял их на Север», – пишет Хаммел.

Вскоре после войны возникло лобби ее ветеранов, пробившее в Конгрессе государственные пособия для инвалидов войны. В 1866 г. выплата пособий составляла 2% от всех федеральных расходов, и предполагалось, что расходы эти будут постепенно снижаться вследствие естественной смертности. Однако к 1884 г. они составили 29% от суммы всех расходов государства. Неужели выросла численность инвалидов войны? Нет, просто, получателями пособий постепенно стали все участники войны. Из небытия возникли сразу два небывалые прежде феномена: (1) государственное страхование по инвалидности и старости и (2) мощная группа организованных интересов как карманный электорат республиканцев.

Пора уже упомянуть, что в число получателей пособий не были включены ветераны войны – южане. Словами Хаммела: «Это был еще один путь эксплуатации Севером Юга как зависимой колонии».

Война также принесла распространение активности государства на штатном и местном уровне, продолжает Хаммел.

Военные расходы добавили более 100 млн. долл. задолженности северных штатов, и нужно было искать какие-то средства финансировать это. К тому же люди привыкли к попыткам государства решать социальные проблемы. Штатные и местные власти брали на себя великое множество задач, чего никогда не было прежде, – от мер государственного здравоохранения до регулирования бизнесов.

Всего несколько примеров. В 1865 г. город. Нью-Йорк установил профессиональный Пожарный департамент, вместо традиционных в стране добровольных компаний (республиканцы считали, что в этих компаниях сильно влияние Демократической партии). Законодатели штата Нью-Йорк за два последующих года установили, первыми в стране, регулирование строительства (приобретение участков и их аллокацию), создали (вслед за Массачузетсом) Бюро благотворительности, а также сеть государственных колледжей для обучения учителей. В 1865 г. Массачузетс создал штатную полицию (пока – для борьбы с проституцией, игорным бизнесом и пьянством). В 1869 там же создали Бюро здравоохранения.

Перед войной власти г. Чикаго были настолько малы, что для их финансирования хватало только сборов за услуги; городские налоги там ввели только во время войны для покрытия расходов на выполнение квот по призыву. В течение 1867-83 гг. долги городов Чикаго, Бостона и Нью-Йорка выросли втрое. В штатах Массачузетс, Нью-Хэмпшир и Нью-Йорк в 1960-70 гг. сбор налогов удвоился. В Нью-Джерси налоги на душу выросли в два с половиной раза, в Коннектикуте – в три с половиной. Поразительно, как быстро все стало меняться по окончании войны.

Но не всегда эффект вмешательства государства выражается в денежной форме. Контролируемый республиканцами Иллинойс установил контроль над ставками фрахтов и складами зерна, а в 1871 г. создал комиссию по железным дорогам. С 1865 г. штат за штатом вводили агентства с исключительной властью лицензирования адвокатов (bar associations). В 1868 г. Огайо стал первым штатом, где эффективно была ограничена конкуренция в медицинском обслуживании. Оттуда строгое лицензирование врачей пошло распространяться по всей стране.

Верховный Суд США не оставался в стороне. В 1973 г. он вынес решение, которое санкционировало расширение власти штатов, и одновременно «выхолостило 14-ю Поправку» (Хаммел), одобрив введение, с разрешения штатов, монополии, которая вытолкнула из бизнеса большинство мясников (случай Луизианы).[50]Другим решением, в 1877 г., ВС разрешил штатам регулировать железные дороги и другие общие средства транспорта.

Республиканский губернатор Иллинойса с удовлетворением отмечал:

«Война больше, чем любое другое событие когда-либо в истории этой страны, послужила борьбе против Джефферсоновой идеи, что “лучшее правительство – такое, которое правит как можно меньше”. Война не только, по необходимости, дала ему больше власти, но и привела к более проникновенному вживанию государства во все материальные интересы общества».[51]

Очевидно, что все происходившее было отрицанием ценностей Американской Революции и принципов свободы, заложенных в Конституции США.

Глядя на эту страну всего через четыре года после окончания конфликта, Джордж Тикнор из Гарварда не мог удержаться от изумления размахом происшедших изменений, пишет Хаммел и цитирует:

«Гражданская война создала великую пропасть между тем, что происходило до нее в нашем столетии, и тем, что произошло после нее, — или, лучше сказать вслед за ней. Мне кажется, я живу как бы не в той стране, где я родился и где получил все, что дало мне мое образование, и принципы».

Америка стала совершенно другой страной за четыре года! Четыре года абсолютного господства на всех уровнях власти Республиканской партии, с гордостью (и по праву) называвшей себя партией Линкольна. То было лишь началом пути. Республиканцы доминировали еще около 30 лет и немало преуспели в преобразовании страны, пока Демократам не удалось завоевать большинство в Конгрессе и провести в президенты Гровера Кливленда. Но это была только задержка в пути.

Несомненно, все происшедшее было отрицанием идеалов Американской Революции и принципов свободы, заложенных в Конституции США.

Авраам Линкольн проторил дорогу Вудро Вильсону, без которого не было бы Франклина Рузвельта – и все, с благословения Конгресса. Венцом движения стало нынешнее «государство благосостояния».

С войной и ее итогами история Америки прошла точку невозврата.

Поэтому на вопрос, поставленный заголовком, самым правильным ответом представляется: из Гражданской войны победителем вышел Левиафан.

Примечания

[1] Не довелось побывать в «этом храме» — может, там есть еще другие надписи?

[2] Алексис де Токвиль.  «Демократия в Америке». М. «Прогресс». 1992, с. 89.

[3] David H. Fisher. Albion’s Seed.  Oxford Univ. Press, 1989. 

[4] Цит. по: James R. Kennedy, Walter D. Kennedy.  The South was Right!  Pelican Publishing, 2003.  Оттуда большинство наших цитат в данном разделе, включая из Э. Троллопа.

[5] См. сноску 4.  В главе 4 книги, «Зверства Янки», собраны ужасающие свидетельства из официальных документов военного командования и правительства США (Official Records: War of the Rebellion в 28 томах)   и частных писем людей, доверие к которым вне сомнения, — таких как Иуда Бенджамин.  Ниже мы коснемся того, что в армии Севера воевали тысячи всякого рода подонков и отбросов со всей Европы.  Но костяк офицерского корпуса составляли все-таки янки.

Нельзя утверждать огулом, что сказанные вещи происходили везде и всюду.  Наверное, нет.  Но ведь и нет уверенности, что были задокументированы все эксцессы.  Того, что имеется, достаточно, чтобы увидеть общий паттерн.  Практически нет свидетельств тому, чтобы офицеры тех частей, где происходило подобное, были строго наказаны начальством. 

[6] Jeffrey Rogers Hummel. Emancipating Slaves, Enslaving Free Men.  Open Court.  Chicago, 1996 и еще три издания в1996-98 гг., после чего она перешла в формат «печать по заказу».  Книга вызвала множество одобрительных отзывов.  По общему признанию, она выдающаяся и объективная. Ее отличают также «библиографические эссе» после каждой главы – подробные обзоры литературы на данную тему – интересное чтение само по себе.  И всего чуть больше четырехсот страниц.  Действительно, честная книга.  О названии ее см. дальше.

Об авторе известно, что он профессор истории и экономики в университете Сан-Хосе, Калифорния, и что он служил в армии США командиром танкового взвода.

[7] Например, в случае нанесения рабу увечья, хозяин обязан отпустить его на свободу, и мн. другое.

[8] Обжитая явочным порядком на как бы «ничейных землях (индейцы не в счет).  Формально, эти земли принадлежали федеральному государству, и оно поощряло их заселение белыми пионерами.

[9] В наше время отделению от метрополии обязаны независимостью многие государства: страны Балтии, бывшей Югославии, Словакия…  В других местах не запрещено поднимать вопрос и выносить его на референдум: в Квебеке (Канада), Шотландии (Британия), Каталонии (Испания)…

[10] Алексис де Токвиль. «Демократия в Америке». М. «Прогресс». 1992, с. 254 и далее.

[11] Там же, с. 259 (сноска).

[12] Американский историк (1920 – 2009).  Автор биографии Линкольна, удостоенной Пулицеровской премии.

[13] См. прим. 5.

[14] Тот самый Фоунер, что горевал, узнав о распаде СССР:  «Если бы Линкольн был на месте Горбачева, он бы этого не допустил».  Ну да.  Горбачев должен был затеять еще одну гражданскую войну… 

[15] Различные формулировки этих законов сводились к тому, чтобы запретить штатным властям сотрудничать с Югом в делах о выдаче беглых рабов. 

[16] На это указано в книге: James M. McPherson.  Battle Cry of Freedom. Oxford University Press, 1988. \\  Макферсон. «Боевой клич свободы». 

[17] Здесь и далее слово конвенция означает съезд законодательного собрания штата.

[18] Цит. по: Walter E. Williams.  American Contempt for Liberty. Stanford, California, 2015.

[19] Макферсон, со ссылкой на публикацию речи Л. в одной из газет Огайо 6 мая 1861 г.

[20] Цифры по Макферсону.

[21] В данном разделе рассказ следует статье на сайте:

[22] Я следую книге: Thomas J. DiLorenzo. Lincoln Unmusked.  NY, 2006.  Она  основана на множестве литературных источников, одним из которых является упомянутая в тексте книга: John William Starr.  Lincoln and the Railroad, переизданная в 1981 г. и, в свою очередь, основанная на множестве аутентичных документов, таких как история компании Illinois Central, написанная J. G. Brennan’ом.

[23] H.W. Jonstone. Truth of the War Conspiracy of 1861.  Scuppernong Press.  N.C., 2012. //  «Правда о военном заговоре 1861 г.»

[24] Official Records of the Union and Confederate Navies, 1894.  См:

[25] James. M. McPherson.  Battle Cry of Freedom. The Civil War Era.  Oxford University Press. 1988.   («Боевой клич свободы.  Эпоха Гражданской войны»). 

Бестселлер своего времени, 900-страинчная книга, очень обстоятельная и хорошо написанная, обобщает все последние на то время книги по теме.  В ней даются ссылки и цитаты из великого множества источников (кроме документов, на которых строится книжка Х.У.Джонстона).  Видно, что автор старался быть объективным, но восхищение Линкольном сообщает повествованию соответствующую окраску и выявляет одностороннюю позицию Макферсона.

[26] Lochlain Seabrook. Everything You Were Taught about the Civil War is Wrong. Sea Raven Press. TN, 2010 и еще пять изданий, вкл. 2016 г.

[27] Shelby Foote. Civil War. A Narrative. 1986, V.1, p.47.  Монументальный трехтомник объемом почти 3 тыс. страниц. Его знают все историки.  Мой перевод названия: «Сказание о Гражданской Войне».

[28] Walter Coffey. Month to Month Compendium of the War Between the States:

  Датировано 16 апреля 2016 г.  Коффи – редактор указанного блога, а материалы основаны на его книге с тем же названием.

[29] По некоторым данным, были запрещены и/или закрыты многие сотни антивоенных газет Севера, а их владельцы арестованы (Johnson, Ludwell. North Against South. The American Iliad, 1848-1877.  Columbia, SC, 1978, 1983).

 Гражданских лиц – северян (мужчин, женщин и детей) было посажено в тюрьму без суда от 38 до 50 тыс. чел.(Lott, Stanley K. TheTruth About American Slavery. Clearwater, SC, 2004, 2005).

Приведенные числа выглядят преувеличенными (ну уж, неужели так много?).  Но даже если их уполовинить, картина мало изменится.

[30] Walter E. Williams. American Contempt for Liberty.  Hoover Institution Press. 2015, p. 107

Автор – заслуженный профессор экономики ун-та Джорджа Мейсона и многолетний колумнист.  Книга – собрание его колонок разного времени.  Указанная колонка была опубликована на сайте: http://www.washingtonexaminer.com/walter-williams-was-the-civil-war-about-tariff-revenue/article/2521959

[31]  Цит. по: Raphael Semmes. Memoirs of Service Afloat.  The Blue and Gray Press. Secaucus. NJ. 1987,.  Рафаэль Семмс (родом из Мэриленда) – кадровый офицер ВМФ США с 1826 г.  В 1861 г. ушел к Конфедератам, успешно сражался, пережил много приключений на море и был повышен до контр-адмирала.  Его именем названа улица в Ричмонде, Вирджиния.  Мемуары написаны в 1869 г.  (переизданы в 1987) .

[32]  Raphael Semmes, p. 59.  Он пишет:  «Любознательный читатель, если даст себе труд заглянуть в Полный Перечень Законов Конгресса (Statuses at Large), найдет на этих страницах записей о тарифах; чем больше росли аппетиты обжор, тем больше они пожирали.  Не удивительно, что м-р Линкольн, когда его спросили, почему бы не дать Югу уйти, ответил: “Дать Югу уйти!  Откуда тогда мы будем получать наш доход?”».

[33]  Цитаты и даты публикаций даются по книге братьев Кеннеди (см. прим. 4), pp. 51 – 53.  Там есть и еще цитаты подобного рода из газет и других источников.

[34]   Некоторые оспоривают авторство Диккенса, но признают, что он  не мог не знать о публикации данной статьи, потому что заправлял всем в этом журнале.  См.:

[35] А. Бушков откопал:  «Уже в августе 1862 г. все американские дипломаты в Европе получили от государственного секретаря Сьюарда инструкцию о вербовке наемников. И рьяно принялись за дело. В США потянулись немцы, итальянцы, ирландцы, поляки, венгры и прочие граждане европейских держав. Сколько их в федеральной армии насчитывалось, мне точно не известно, но американский автор употребляет определение “сотни тысяч”…  Основной упор с самого начала был сделан на ту массу разноплеменных эмигрантов, что осела в США после того, как бежала из своих стран, проиграв всевозможные революционные заварушки: немцы, итальянцы, венгры. Все они большей частью была социалистами. По воспоминаниям современника, “среди офицеров были участники фактически всех революционных войн в Европе”. Обнаружился и польский полк. Немало удалось завлечь в федеральную армию и ирландцев.

Немецкие полки, польский полк, мадьярский легион, итальянская бригада Гарибальди… Другими словами, скопище весьма специфического народа, который был на всю жизнь отравлен бунтарством и не мыслил себе бытия без какой-нибудь войнушки».

См: Александр Бушков. «Неизвестная война. Тайная история США». 2007.  Оценка «сотни тысяч», скорее всего, сильно завышена.

[36] Хаммел, с. 277.

[37] Хаммел пишет, что они «почти никогда не обижали физически белых гражданских – в основном, женщин, детей и стариков».  Что значит «почти»?  И как насчет черных женщин детей и стариков?

Также он пишет, что были случаи нападения на солдат, после чего Шерман приказал за каждого убитого солдата расстреливать любых пятерых мирных жителей.  Белоруссия 1942-43 гг.?

[38] Хаммел цитирует записки Элизы Эндрюс, опубликованные в 1908 г.

[39]  Буквально: судья-вешатель.  Так называли судей, которые без колебаний выносят смертные приговоры.  Фразу Лорда Эктона поставил Хаммел эпиграфом к эпилогу своей книги, названной им «Поворотный пункт Америки».

[40] См. у Хаммела.

[41] Так называли скопом всех приезжих, но – говорит Хаммел, — среди них были немногие, кто бескорыстно пытался делать какое-то добро.  Понятно, что в глазах южан, с Севера не могло прийти никакого добра, и все были «мешочниками».

[42] Все цифры здесь и дальше – по Хаммелу.

[43] Хаммел, p. 296.

[44] Штатные правительства, созданные военными властями и Республиканской партией.

[45] Albion Tourgee.  [Дурацкая затея глазами одного из дураков].  1883. 

Цит. по: Lochlain Seabrook.  Everything You Were Taught about the Civil War is Wrong. 2016.   

[46] Хаммел, с. 352.

[47] Роберт Хиггс. «Кризис и Левиафан» (изд. ИРРИСЭН, 2010).

[48] Об этом детище сен-симонистов и его банкротстве говорилось у нас в главе 18.

[49] См. нашу главу 51.

[50] 14-я Поправка, в частности, запретила штатам любые формы ущемления прав и привилегий граждан США, а также лишения их собственности без надлежащего судебного решения и лишения любого лица равной защиты законом.  Принята в 1868 г.

[51] Хаммел, с. 332.

 

Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/2017-nomer5-majburd/