Господи, исправь у них ошибки,
тщательно расставь все запятые.
Фразы куцы, аргументы хлипки,
и слова совсем не золотые.
Да, таких уродов единицы.
Где ты их находишь – непонятно.
Отправляешь в детские больницы,
приучаешь понимать превратно
всё, что говорится там врачами,
и карболку нюхать, быть больными.
После забираешь их с вещами
в школу, где опять займутся ими.
Провожаешь до последней ямы
взглядами угрюмыми прохожих.
Окружаешь редкими друзьями,
у которых лица, знаешь, тоже…
Дай хоть одному из этих чучел
сносную учительницу в школе,
чтобы он о том, как ты их мучил,
на листочке написал бы, что ли.
***
Пошли мне сад
На старость лет.
М. Цветаева
В благородной бледности, в блеске, во всей красе
Он не хуже других, Он, в общем, такой, как все.
Он не слышит слов. Как всякий бог-телепат,
Он читает мысли, выискивая компромат.
И пока ты ад и бред переходишь вброд,
Он тебя обиженно, нервно, ревниво ждёт.
И когда ты упрёшься в его опустевший взгляд.
Вот, — кивнёт небрежно, — тебе твой сад…
Посылаю на старость лет – смотри, дыши.
Убедись: тут действительно ни души.
***
На завтра обещают южный ветер.
Пейзаж нередко кажется волшебным.
Особенно под ветром или в свете
бесповоротно принятых решений.
Мы получили роковую метку
оставленных, одних на целом свете —
мы видели разгневанную ветку,
стегающую равнодушный ветер.
***
Давай держаться за слова,
За них и только,
Какая-то еще жива
Больная долька.
Она и брызнет иногда
целебным соком,
В ту реку, где течет вода
Унылым слогом.
Уже стояли у стены,
Расправив плечи —
Унесены и спасены
Потоком речи.
***
Это просто июнь начинает клониться к июлю.
Беспокойство сгущается и дозревает до боли.
Уплотняется свет и по зыбкому белому тюлю
Он петляет, как заяц по ровному снежному полю.
И спокойная склонность становится сильным уклоном.
И хотя ты пока что в ладу с повседневным укладом,
И тебя еще числят легко, неопасно влюбленным,
Но уже не встают, не садятся, не селятся рядом.
Это просто в метро духота достигает предела,
За которым теряется даже сознанье потери.
Кто-то все еще хочет уйти невредимым и целым.
И ему говорят: «Не держите, пожалуйста, двери».
И обратно нельзя. Мы вошли в это лето по пояс,
И теперь ускоряет движенье любое касанье.
И теперь он летит, сумасшедший старательный поезд,
Безнадежно уже обгоняя свое расписанье.
***
Видя, как соображают они на троих
С утра на проветренном пустыре,
Завидуешь, прошмыгнув мимо них,
Даже не столько выпивке в январе
На морозе, а в ноябре – в грязи.
Жажде самой! Жизни осталось на дне.
Она теперь содержится только в вине
Перед теми, кого не бросишь там, где сквозит.
***
А вы не пробовали съесть конфету?
Смотреть на море? Грызть гранит науки?
От нежеланья жить лекарства нету, —
Вздыхает врач и долго моет руки.
Он моет руки. То есть умывает.
Он моет руки. Мыла тратит много.
И постепенно доктор забывает
О статусе тоскливом полубога.
Включит ли лампу – не горит, собака!
Ему больной: Да вы контакт проверьте.
(Когда б не этот, с кем бы среди мрака
Я говорил о жизни и о смерти?)
И, заглянув под стол, как будто гному
Там подмигнув, поправит удлинитель,
И виновато говорит больному:
Ради меня, голубчик, потерпите!
***
Бежать, бежать… и остановиться,
Отплыть, и лечь, и смотреть на берег,
В замке копаясь вязальной спицей,
Каких в шкафу ожидать америк?
Не спать, не спать… и уснуть под утро.
Скучать, скучать… и забыть на вечер.
Как дыры эти зияют мудро –
Длиннее ночи, сильнее встречи.
Упал туда, полежал, и вышел.
Дожил до лета, сумел не спиться…
Вздремнул – и ожил. Скучал, но выжил.
Блестит бесцельно стальная спица.
***
Чтобы вода не разучилась течь,
Откройте кран сильнее, и тогда
Поймёте: вот она, прямая речь –
Гремучая, горячая вода.
Я говорю теперь, как бедный кран,
Который кто-нибудь закрыть забыл, —
Шум заглушает шорох наших драм,
А пар успешно заменяет пыл.
***
Постепенно стареет, как тело,
Понемногу бледнеет и гаснет,
Не успел полюбить – пролетела,
Здесь плоха, и не лучше, где нас нет.
Даже в тихом поселке Симена,
Где с пяти до семи пополудни
Жизни свойственны длительность плена
И простая размеренность будней, —
Даже там и присутствие зыбко,
И отсутствие глупо и странно.
Что до радости, это ошибка,
Это яркая горстка обмана.
И давно бы уж крикнуть «не верю»,
Поглядев на картонные горы,
И уйти бы, не хлопая дверью,
Но актеры, какие актеры!
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/2017-nomer5-kapustina/
