Европейский мир, едва ли не врасплох застигнутый волнами почти не контролируемой массовой миграции из стран арабского Востока, пребывает ныне в весьма тревожном состоянии, приобретающем иногда паническую окраску. Более полутора миллионов переселенцев-мусульман (это по самым скромным подсчётам) существенно изменили политическую ситуацию в Германии и ряде других западноевропейских стран, резко увеличили нагрузку на государственные бюджеты этих стран и внесли определённую сумятицу в массовое сознание основного населения.
Можно сколько угодно рассуждать о том, правильным или неправильным политическим шагом было принятие столь огромного количества людей с мировоззрением, традициями, социально-психологическими устоями и отношением к производительному труду, которые принципиально отличаются от общепринятых в европейских странах. Простите за банальность, но история не имеет сослагательного наклонения. Уже, как говорится, свершилось. Теперь надо думать о реальных последствиях наплыва такой массы нежданных переселенцев, которые вряд ли согласятся добровольно покинуть столь хлебные места и вернуться на свои пепелища.
В средствах массовой информации всё чаще стали появляться апокалиптические сценарии «заката Европы», возникновения на её территории нового халифата. Звучат утверждения о превращении мусульман в демографическое большинство с последующим захватом ими политической власти, массовой исламизацией, утверждением законов шариата, усилением миграции коренного населения за пределы Европы и т.д. Есть и более серьёзные аналитические материалы с оценками сложившейся ситуации, но главный упор в них, как правило, делается на политические, демографические либо чисто экономические аспекты долгосрочного пребывания выходцев из мусульманского Востока в высокоразвитых европейских странах. Выводы, естественно, неутешительные. А поскольку основная масса европейцев, благодаря Интернету, имеет доступ к огромному объёму информации, имеющие место бесчинства новых мигрантов, как и периодические террористические акты исламистов в разных частях Западной Европы, вызывают у европейского обывателя страх за своё будущее и будущее своих детей.
С другой стороны, правящие элиты большинства западноевропейских государств, являющиеся представителями либеральных политических сил, в оправдание своей линии на предоставление убежища ближневосточным беженцам, делают основной упор на гуманитарный аспект данной проблемы, при этом стараясь обходить стороной такой её аспект, как социальная адаптация последних в новых, непривычных для них условиях. Между тем европейцы, в своём большинстве вовсе не страдающие особой чувствительностью к бедствиям жертв «арабской весны», с тревогой думают о том, чем для них обернётся новая реальность. Отсюда – существенное падение авторитета нынешних правительств и столь же существенное «поправение» электората. Уж так человек устроен, что для него личные интересы, то есть материальное благосостояние и личная безопасность, первичны по отношению к абстрактным ценностям либерализма и демократии.
Можно сколько угодно рассуждать о возможных вариантах развития ситуации с наплывом непрошенных гостей из совершенно иного мира. Но реальная историческая практика, которая сегодня, как и всегда, является единственным объективным критерием истины при изучении жизни человеческого общества, опровергает едва ли не все, даже самые наукообразные прогнозы на будущее. Ведь главная ошибка «футурологов» с учёными степенями и званиями состоит в том, что они, сопоставляя прошлое с настоящим, пытаются выявить основную тенденцию, которую пролонгируют на ближайшее будущее. Между тем человеческое общество – не мир физических объектов, где действуют непреложные законы природы. Весь процесс его развития – результат взаимодействия бесчисленных социальных противоречий самого разного характера, обусловленных несовпадением интересов различных социальных групп, а зачастую и отдельных людей, обладающих реальной властью. Поэтому в сфере политической жизни общества никаких закономерностей не существует, да и не может существовать. Как и сотни лет назад, человеческое общество катится неизвестно куда, живя преимущественно сегодняшним днём и совершенно не представляя, что его ждёт впереди. Все прежние футурологические прогнозы оказались пустой тратой бумаги и воспринимаются с «насмешкой горькою обманутого сына над промотавшимся отцом».
Несколько иначе обстоит дело с социально-экономической сферой жизни общества, в основе которой действительно лежат объективные закономерности. Но парадокс состоит в том, что эти закономерности едва ли не полностью игнорируются современной социологией, поскольку их изучение находится за пределами принятой в мире социологов методологической парадигмы. Питирим Сорокин, «отец» этой парадигмы, определивший на многие десятилетия основную специфику социологических исследований, так выразил её кредо: «Вопреки моему желанию увидеть в истории этапы поступательного прогрессивного развития, я неизбежно терплю неудачу, пытаясь как-то подкрепить такую теорию фактами. В силу этих обстоятельств я вынужден удовлетвориться менее чарующей, хотя, возможно, более корректной концепцией бесцельных исторических флуктуаций (социальных перемещений. — С. В.). Вероятно, в истории и есть некая трансцендентальная цель и невидимые пути продвижения к ней, но они еще никем не установлены»[i]. Идея эта весьма удобна для тех (а их подавляющее большинство), кто хочет оставить след в социологии, но не желает утруждать себя поиском объективных закономерностей, которые только и делают её подлинной наукой. Поэтому практическая ценность современных социологических исследований, с точки зрения реальных интересов общества в той или иной конкретной стране, настолько низка, что политики вообще не придают им никакого значения, осуществляя свою социально-экономическую политику. Иногда такая политика даёт положительные результаты, иногда – нет, но социологическая наука здесь ни при чём.
Однако в настоящее время в жизни народов, населяющих Западную Европу, наступил момент, когда от науки требуется понимание внутреннего механизма процессов, происходящих в социально-экономической сфере, определение степени опасности для этой сферы, создаваемой миграцией массы людей с совершенно иным, чем у европейцев, отношением к труду, предложение конкретных мер по нейтрализации этой опасности. Прежняя общепринятая методология в данном случае оказалась совершенно бесполезной. Поэтому назрел вопрос о формировании новой социологической парадигмы, то есть о превращении социологии в подлинную науку, позволяющую давать политикам рекомендации, реализация которых способна привести к положительным результатам.
В данном случае начать надо с определения объективно существующей материальной основы всего процесса общественного развития, которое человеческое общество вполне может принять как неопровержимую аксиому научного знания о нём самом. Говоря иными словами, ради постижения истины при рассмотрении конкретной социальной проблемы мы должны применить метод научной дедукции, с которым люди чаще всего знакомы только по туманным рассуждениям небезызвестного литературного героя произведений Артура Конан Дойла, но который в реальности не имеет альтернативы ни в одной серьёзной науке. Суть его состоит в том, что для познания частных явлений материальной действительности необходимо прежде установить общую объективную закономерность, порождающую эти явления, а затем выявить внутренние механизмы конкретного проявления этой закономерности на основе изучения реально существующих причинно-следственных связей.
Человек, как известно, состоит не из одной только души. Он – продукт развития природы на определённой стадии её развития, часть этой природы, вне которой он просто не может существовать. Совершенно объективно в основе жизни людей лежит удовлетворение ими наиболее существенных потребностей (в пище, одежде, жилье и пр.). Человек вынужден удовлетворять эти потребности, осуществляя для этого соответствующую деятельность. Основным содержанием такой деятельности является труд, то есть добывание средств к существованию путём материального преобразования окружающей природной среды. Одновременно в процессе труда происходит также и преобразование человеком себя самого. В результате у него появляются новые потребности, которые непрерывно возрастают и требуют дальнейшего совершенствования трудовых усилий. Следовательно, основой развития человеческого общества, как процесса непрерывного возникновения всё новых разнообразных потребностей людей и удовлетворения этих потребностей, является рост производства материальных благ. Можно, конечно, подобно американскому философу Генри Торо, попытаться жить в лесу «как птицы, даром божьей пищи», но желающих я пока не встречал.
Рождаясь и вырастая в определённом конкретном социуме, человек не выбирает себе этот социум, а принимает его как данность, которую он не может изменить и к которой вынужден приспосабливаться. На него, как и на социум в целом, распространяется не некий, а вполне определённый всеобщий закон, столь же объективный, как и законы неживой природы. И нарушить этот закон столь же сложно, как, например, нарушить закон всемирного тяготения. Но, как это ни парадоксально, с тем, с чем, не задумываясь, вынуждены считаться обычные люди, не хотят считаться корифеи общественных наук. Причина проста – впервые вывел и изложил в общих чертах данный закон человек, само имя которого у вышеназванных «корифеев» вызывает психологическую идиосинкразию – Карл Маркс. Понять их можно – не могут они простить Марксу того, что свои основные открытия он использовал для обоснования утопической доктрины революционного преобразования общественных отношений, практическое применение которой привело к глобальным трагическим последствиям. Но опровергнуть сами эти открытия они не могут, в том числе и то, о котором пойдёт речь ниже.
В написанной совместно с Ф. Энгельсом рукописи «Немецкая идеология» (1845 г.) Маркс сделал фундаментальный вывод. Этот вывод гласит, что, одновременно с развитием производительных сил общества, ростом удовлетворения важнейших потребностей людей и увеличением разнообразия этих потребностей, «у каждого появляется какой-нибудь определенный, исключительный круг деятельности, который ему навязывается и из которого он не может выйти… Это закрепление социальной деятельности, это консолидирование нашего собственного продукта в какую-то вещную силу, господствующую над нами, вышедшую из-под нашего контроля, идущую вразрез с нашими ожиданиями и сводящую на нет наши расчеты, является одним из главных моментов во всем предшествующем историческом развитии. Социальная сила, т. е. умноженная производительная сила, возникающая благодаря обусловленной разделением труда совместной деятельности различных индивидов, – эта социальная сила, вследствие того, что сама совместная деятельность возникает не сознательно, а стихийно, представляется данным индивидам не как их собственная объединенная сила, а как некая чуждая, вне их стоящая власть, о происхождении и тенденциях развития которой они ничего не знают; они, следовательно, уже не могут господствовать над этой силой, – напротив, последняя проходит теперь ряд собственных фаз и ступеней развития, не только не зависящих от воли и поведения людей, а, наоборот, направляющих эту волю и это поведение»[ii]. Приведённое высказывание без преувеличения можно назвать ключом к пониманию сущности социальных противоречий, социальной жизни общества в целом.
Именно общественное разделение труда, как сущность и содержание всеобщего процесса исторического развития человеческой цивилизации, выступает в качестве основного социального закона, без учёта которого любые социологические исследования остаются совершенно бесполезными для общества. Именно оно делает социум живой системой, жизнеспособным социальным организмом, внутри которого человек, с целью удовлетворения своих потребностей, вступает в функциональные связи с другими людьми, осуществляя востребованную этим социумом общественно полезную деятельность[iii]. И когда мы, понимая это, возвращаемся к нашей конкретной проблеме, то есть пытаемся применить к ней дедуктивный метод, то сразу задаём себе вопрос: как современное европейское общество, в качестве сложнейшей системы разделения труда, может отреагировать на вторжение извне массы мигрантов с чуждыми этому обществу стереотипами социального поведения?
Первое, что в данном случае нам бросается в глаза, – это сам факт миграции. В истории человечества миграция всегда присутствует как одно из стихийных проявлений процесса общественного разделения труда. Миграционный обмен населения между различными территориями, в качестве массового социального феномена, может носить как естественный, так и вынужденный характер. Естественная миграция представляет собой специфическое разделение труда между местными уроженцами и мигрантами. Она является одним из желательных условий разностороннего социально-экономического и культурного развития как отдельных регионов, так и целых стран. Естественная миграция позволяет преодолевать однобокий характер развития производительных сил там, где неравномерно развиты различные отрасли совокупного общественного производства. Ведь формирование на конкретной территории новых производств и необходимой для их функционирования инфраструктуры невозможно без привлечения из других местностей и регионов соответствующих специалистов, если подготовка таких специалистов на месте реально неосуществима. Одновременно общество заинтересовано и в миграции дополнительной рабочей силы в те районы, где в этой силе существует потребность. Поэтому пространственный обмен населения, происходящий в форме естественной миграции, представляет собой одно из существенных условий общественного прогресса.
Иное дело – миграция вынужденная. Массовая нерегулируемая миграция населения чаще всего порождается тяжелыми условиями жизни людей, вооруженными конфликтами, экономическими, политическими и экологическими кризисами, поражающими большие территории. Подобная миграция, не вытекающая органически из процесса общественного разделения труда, чаще всего лишь усугубляет общественные проблемы, способствует обострению прежних и появлению новых социальных противоречий в тех местах, куда она направлена. Она неизбежно приводит к существенным деформациям в социальной структуре. Вопрос, однако, в том, способно ли общество адаптировать мигрантов, то есть обеспечить их массовое включение в существующую социальную систему? Одним из примеров такой способности, является приём Соединёнными Штатами Америки в 1881-1925 гг. огромной массы (более 4,5 млн.) евреев из России и Восточной Европы. Несмотря на существенные трудности социальной адаптации, эти люди, в их основной массе, не только сумели найти своё место в жизни американского общества, но и существенно способствовали его дальнейшему процветанию. Другой, более близкий пример подобного рода, – миграция в Израиль более миллиона евреев из бывшего СССР и стран, образовавшихся после его распада. Но я в данном случае привожу в пример людей, способных и желающих адаптироваться, вписаться в социальную структуру и стать неотъемлемой частью общества.
Сегодня в Западной Европе мы видим в качестве мигрантов совсем других людей. У беженцев из мусульманских стран, в их основной массе, нет ни желания, ни образования, ни трудовых навыков для того, чтобы органически включиться в систему общественного разделения труда. Но зато у них есть желание изменить общественную природу принимающих их стран, приспособить приютившее их общество к своим потребностям, заставить коренных жителей этих стран привести свою жизнь в соответствие со своими традиционными стереотипами поведения, нравами, религиозными воззрениями. Мы видим, что европейская цивилизация ныне столкнулась с ситуацией, когда возникшие перед ней исторические обстоятельства всерьёз проверяют её на «прочность». И уже всё громче звучат пессимистические голоса о её безрадостных перспективах.
Пессимисты, однако, не хотят видеть главного. Система общественного разделения труда, которая к настоящему времени сложилась в Западной Европе, является чрезвычайно прочной и жизнеспособной. Чрезмерная либерализация, абсолютизация свободы, иногда доводимой до весьма уродливых форм, декларируемые и распространяющиеся в европейских странах, затрагивают, главным образом, политическую сферу жизни этих стран. Основную массу жителей это мало интересует. Люди, прежде всего, хотят просто жить, работать, удовлетворять свои потребности в рамках тех социальных кругов, к которым они принадлежат. Демократия – вещь прекрасная, но накормить и одеть она не может. А для того, чтобы хорошо жить в европейской стране, надо хорошо работать. И европейская экономическая система в целом неплохо справляется со своими задачами, обеспечивая жителям возможность довольно комфортное существование. Везде, конечно, в разной степени, но в целом – эффективно, особенно по сравнению со странами т.н. «третьего мира». Разрушить эту систему практически невозможно, разве только в случае новой мировой войны, о которой лучше не думать. Её основу составляют десятки, если не сотни миллионов людей, занимающих специфические рабочие места, каждое из которых требует соответствующей квалификации. Производственные и социальные связи между этими людьми, опять-таки обусловленные их потребностями, достаточно прочны, а механизмы обеспечения таких связей, на защиту которых направлены основные усилия государственного аппарата в каждой отдельной стране, хорошо налажены. И вот против этой махины – несколько миллионов мигрантов, не желающих считаться с экономическими, юридическими и моральными нормами, которые приняты приютившими их народами.
Идея массовой «исламизации» европейского цивилизованного мира возникла, конечно, не в головах беженцев-мусульман. Она явилась естественной реакцией многочисленных мусульманских богословов на «информационную войну», спонтанно ведущуюся этим миром против их традиционных ценностей в области религии, морали, семьи, быта, социального поведения. Закрытое прежде восточное общество, в исторически короткий период получило, благодаря Интернету, шокирующе огромный объём информации о жизни в странах «золотого миллиарда». Для фанатично верующего мусульманина ныне совершенно непонятно, почему он, соблюдающий все требования священного Корана, в материальном плане живёт многократно хуже «неверных», купающихся, по его понятиям, в роскоши. Где справедливость, завещанная пророком Мухаммедом, которая должна исходить от Аллаха? Ведь с точки зрения ислама всё должно быть наоборот. Тот факт, что в основе благосостояния людей лежит производительный труд, в массовом сознании мусульман практически игнорируется, поскольку в Коране и опирающихся на него богословских трудах главные обязанности человека (молитвы, соблюдение законов Шариата и т.п.) никак с таким трудом не соотносятся. Таков уж менталитет основной массы мусульман, сложившийся на протяжении более чем двенадцати столетий
Идеологи исламизма, в своём стремлении спасти свой мир от угрозы разрушения, которое, по их мнению, исходит со стороны общества, производящего и потребляющего всевозможные материальные блага, хорошо понимают бесперспективность силового противостояния с этим обществом. Поэтому они взяли на вооружение идею завоевания последнего изнутри посредством массовой экспансии в страны Запада, создания там многочисленных мусульманских общин, усиления давления на «слабую» демократию. Конкретно это должно выражаться в повсеместном строительстве мечетей, в пропаганде исламского образа жизни, в выдвижении всевозможных настойчивых требований к государственным институтам, связанных с секторальными интересами мусульман. Особенно популярна среди последних идея демографического давления, обусловленного высокой рождаемостью в их среде, которая резко контрастирует с рождаемостью в среде коренных европейцев. Завоевание демографического большинства, по мнению исламистов, рано или поздно позволит мусульманским общинам получить доступ к государственной власти в тех или иных странах Европы, подчинить себе остальное население этих стран, распространить на него законы Шариата, а в конечном счёте – перераспределить в свою пользу национальное богатство.
Но что же они могут в реальности, эти мигранты восточного происхождения? Мы уже знаем, что они способны устраивать демонстрации, поджигать автомобили, нападать на беззащитных прохожих, запугивать отдельные группы населения, в частности, религиозных евреев, иногда терроризировать целые кварталы и даже населённые пункты. В возникающих как грибы мечетях их призывают к джихаду муллы. Среди них встречаются исламские фанатики, периодически устраивающие устрашающие террористические акты в разных городах Европы. Всё это – чисто деструктивная деятельность, которая, однако, не способна сколько-нибудь существенно подорвать экономическую систему в целом. Существует, правда, необходимость оказания мигрантам социальной помощи, без которой они просто не могут существовать. Но система пока с такой нагрузкой справляется и в Германии, и во Франции, и в Великобритании, и в скандинавских странах.
Необходимо признать неоспоримый факт – большинство нынешних мигрантов, наводнивших наиболее развитые европейские страны, по своей социальной сущности – маргиналы, то есть люди, находящиеся вне социальной структуры, не имеющие стабильных источников существования, живущие за счёт подачек со стороны государства и благотворительных организаций. Соответственно у них нет реальных рычагов для давления на политическую систему. Спасает их то, что сердобольные европейцы, в лице своих либеральных лидеров, пока прислушиваются больше к голосу своей гипертрофированной совести, чем к рациональным аргументам экономистов. Но ведь социальная справедливость вовсе не означает, что трудящиеся должны за счёт своего благосостояния кормить огромную массу непроизводительного населения.
Материальные ресурсы даже самых экономически развитых европейских стран действительно не безграничны. Однако власть предержащие опасаются, что уменьшение расходов на помощь мигрантам-мусульманам, у которых синдром толпы выражен на порядки более остро, чем у цивилизованных европейцев, приведёт к усилению их деструктивной активности. «Болезнь», в данном случае, пытаются загонять внутрь, вместо того, чтобы её лечить. Противостояние мигрантов и государства может продолжаться годами, вызывая всё большую социальную напряжённость, но взрыв сам по себе не произойдёт, поскольку силовые ведомства государства всегда найдут возможность его пресечь.
Для того же, чтобы приобрести реальный экономический и политический вес в европейском обществе, мигранты должны проникнуть внутрь социально-экономической системы, стать её необходимым структурным элементом, то есть включиться в процесс совокупного общественного производства. Но тем самым им придётся отказаться от попыток уничтожить данную систему. Не смогут они и подчинить её себе, поскольку для этого надо заменить европейцев на тех местах в системе разделения труда, которые требуют наиболее высокой квалификации.
Самое реальное для нынешних мигрантов и, одновременно, самое приемлемое для европейских государств решение данной проблемы в целом, предполагает в первую очередь учёт основного социологического закона – закона общественного разделения труда. На практике это означает постепенное создание для мигрантов определённой социальной ниши – совокупности сфер трудовой деятельности, в рамках которых эти мигранты смогут стать полезной частью общества и, одновременно, самостоятельно обеспечить себе удовлетворение важнейших потребностей.
Наглядным примером, в данном случае, может служить процесс социальной адаптации арабского населения в Израиле. При всей своей едва ли не массовой «нелюбви» к евреям, израильские арабы, в своём большинстве, неплохо приспособились к жизни в стране, которая по такому важнейшему параметру, как качество жизни населения, мало в чём уступает странам Западной Европы. Определённая их часть достигла относительно высокого положения таких сферах, как экономика, здравоохранение, образование. Но основная масса арабов занята в той социальной нише, которая оказалась наиболее доступной для них. Именно арабы, а вовсе не евреи, составляют основную массу рабочих, строящих дома, прокладывающих дороги, вывозящих бытовой мусор, водящих большегрузные автомобили и т.д. Поэтому, хотя арабы-мусульмане в Израиле составляют немногим менее 20 процентов населения, что значительно выше процента мусульман в составе населения Германии, Франции, Великобритании, они не представляют собой, как социально-этническая и религиозная группа, сколько-нибудь серьёзной опасности для общества и государства. А те акты арабского террора, которые иногда наблюдаются в Израиле, осуществляются преимущественно жителями Палестинской автономии и Восточного Иерусалима, не являющимися израильскими гражданами.
Здесь, правда, следует сделать существенную оговорку. Социальная адаптация израильских арабов происходила постепенно, на протяжении нескольких десятилетий, причём охватывала не мигрантов, а постоянных жителей страны. У государств Западной Европы такого запаса времени нет. Поэтому оптимальное решение проблемы социальной адаптации мигрантов предполагает, прежде всего, создание значительного числа новых рабочих мест, причём именно в тех сферах общественного производства, куда наименее охотно идут коренные жители. Ведь формирование стабильной социальной ниши для массы новых жителей в исторически сжатые сроки предполагает, во-первых, целенаправленное вложение материальных и денежных ресурсов в сферу трудоустройства, во-вторых – предотвращение межэтнических конфликтов по поводу конкуренции за одни и те же рабочие места, в-третьих – прочную привязку корзины социальных льгот к трудовой деятельности мигрантов. Процесс этот может быть довольно долгим, но реальной альтернативы ему просто не видно, если не считать полицейских мер и дальнейшего увеличения расходов на материальную помощь мигрантам.
Подытоживая вышесказанное, можно с уверенностью утверждать, что в тех странах Западной Европы, где государство примет серьёзные и грамотные долгосрочные меры по трудоустройству мигрантов, не произойдёт никакой «исламизации». Европейское общество вполне способно в обозримом будущем адаптировать мусульманское меньшинство, поскольку никакие религиозные, идеологические и социально-психологические установки, изначально присущие пришедшим в Европу беженцам из арабских стран, не отменят для них необходимость своим трудом «добывать хлеб насущный».
Цитированная литература
[i] Сорокин П. А. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992. С. 310.
[ii] Маркс К., Энгельс Ф. Избранные сочинения. В 9-ти т. Т. 2. Москва, 1985. С. 31.
[iii] См. Виноградов С. А. Общая социология. Алматы, «Гылым», 1995 г. С. 11-23.
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/2017-nomer5-6-vinogradov/
