Шломо ибн Гвироль (Габироль) был одним из четырех столпов золотого века еврейской поэзии Испании вместе со Шмуэлем ха-Нагидом, Йехудой ха-Леви (Галеви) и Моше ибн Эзрой. Он был философом в поэзии и поэтом в философии, писал стихи на иврите и философские трактаты – на арабском. Арабы знали его под именем Абу Айюба Сулеймана ибн Яхья ибн Йебируля. Христиане – под именем Авицеброна.
Он родился в 1021 или 1022 году в Малаге, где поселился его отец Йехуда, выходец из Кордовы, бежавший оттуда после вторжения североафриканских берберских племен и устроенных ими еврейских погромов. О раннем сиротстве поэта говорят такие строки: «Я нищ, одинок и болен, я жду своего конца,/ нет у меня ни брата, ни матери, ни отца./ И нету друзей, кроме мыслей, так уж мне суждено,/ я слезы мешаю с кровью, а со слезами – вино».
Но как раз мысли и сделали Шломо ибн Гвироля тем, кем он стал.
Ибн Гвироль очень рано почувствовал поэтическое призвание, о чем написал достаточно дерзко: «...шестнадцатилетнее сердце мое/ восьмидесятилетнего сердца мудрей». Во всяком случае, Шмуэль ха-Нагид сразу оценил стихи молодого поэта.
Вероятно, со смертью отца для Ибн Гвироля завершились детские годы в Малаге. Следующий период его жизни начинается в Сарагосе, где он получил образование, о чем сообщает Моше ибн Эзра в трактате «Беседы и размышления».
В Сарагосе тех лет жили знаменитые ученые, государственные и общественные деятели, в том числе состоятельный человек по имени Йекутиэль бен Ицхак ибн Хасан. Этот богатый меценат никогда не вошел бы в еврейскую историю, если бы не стал покровителем молодого Ибн Гвироля, который, в свою очередь, обессмертил его имя. Благодаря меценату, Ибн Гвиролю не пришлось заниматься никаким ремеслом, кроме сочинительства, что отчасти объясняет его необычайную творческую плодовитость. Уже в 19 лет он написал большую дидактическую поэму из 400 двустиший «Анак» («Ожерелье»), в которой сформулировал основные правила грамматики иврита.
В 1039 году Йекутиэль пал жертвой политических интриг и был казнен. Вот – одна из трех элегий, которые Ибн Гвироль написал на смерть своего покровителя.
Как солнце под вечер сверкает багрово,
Как будто укрывшись накидкой бордовой.
Все краски и с юга, и с севера смыты,
А пурпур – на западе, кровью облитом.
Раздета земля и согреться не может,
Ей зябко, и холод ночной ее гложет.
Надвинулась тьма, небеса почернели,
Свой траур надевши по Йекутиэлю.
После смерти покровителя материальное и социальное положение Ибн Гвироля резко ухудшилось, не говоря о его постоянных ссорах с городской знатью. «Они надо мной смеются: «Ты, мол, говоришь, как грек,/ твоих словесов не может понять ни один человек!» Но и сам Ибн Гвироль был большим мастером в искусстве наживания врагов. По словам Моше ибн Эзры, «хотя он и был философом по роду занятий, вспыльчивая натура поэта брала верх над рассудком. Неспособный подавлять свой нрав, он легко поддавался искушению высмеять сильных мира сего и унизить их в своих писаниях».
Всю жизнь Ибн Гвироль был одинок. В одном из стихотворений он писал: «Съедает плоть мою за мудростью погоня –/ изъедена любовью плоть других».
В дополнение ко всем прочим бедам Ибн Гвироля все чаще мучила тяжелая болезнь (костная или кожная), которую врачи того времени не только не могли излечить, но еще не догадывались о ее существовании. Сегодня можно достаточно обоснованно предположить, что это был рак. А поэт сам поставил себе диагноз:
Смертельна рана, муки от болей,
Нет сил, и с каждым днем я все слабей.
Душе спасенья нет и нет покоя,
От этих мук куда же деться ей?
Три демона хотят меня прикончить,
Терзая самой страшной из смертей:
Грех, одиночество и адовые боли –
Кто устоит перед атакой сей?
Что ж, море я иль чудище морское[1],
А, может, самый крепкий из камней[2],
Что Ты мне шлешь все новые мученья,
Как по наследству? Боже, пожалей!
За что меня караешь Ты, как будто
Тебе нет дела до других людей.
Взгляни, Господь: душа моя, как птица
В силке! Молю, не позабудь о ней!
Тогда Твоим рабом навеки стану,
Забыв свободу до скончанья дней.
В 1045 году Ибн Гвироль закончил одну из своих основных философских работ «Тикун мидот ха-нефеш» («Улучшение моральных качеств»), где он развивает оригинальное учение о связи двадцати свойств человеческого характера с пятью чувствами. За этим последовала его главная работа «Мекор хаим» («Источник жизни»), написанная в форме традиционного диалога между учителем и учеником, и посвященная обсуждению доктрины материи и формы. Будучи лишен специфически еврейского содержания и терминологии, как и цитат из ТАНАХа и Талмуда, «Источник жизни» был переведен с арабского на латынь, и под заголовком «Fons Vitae» стал одним из основных произведений средневековой схоластики, широко известным в Европе того времени. Автора этого трактата принимали то за христианина, то за мусульманина, но никто не заподозрил, что он был евреем. Только в 1846 году французский ориенталист Соломон Мунк обнаружил к удивлению своих ученых коллег, что знаменитый схоласт Авицеброн и еще более знаменитый еврейский поэт Шломо ибн Гвироль – одно и то же лицо.
Философская поэма «Кетер малхут» («Царский венец») по содержанию тесно связана с «Источником жизни», став проявлением глубокого религиозного мироощущения Ибн Гвироля.
Ибн Гвироль был последователем неоплатонической школы, веря в торжество разума и знаний. Это увлечение «новой» философией только увеличивало число недоброжелателей в еврейской общине Сарагосы. Окончательно испорченные отношения с местными евреями вынудили Ибн Гвироля покинуть город, где прошла его юность. О том, насколько тяжелым был разрыв, говорит фрагмент из его поэмы «Покидая Сарагосу».
В глазах – ни слезы, к гортани прилип язык,
Сердце мое от боли ревет как раненый бык,
Муки мои не дают мне веки сомкнуть ни на миг,
Доколе мне ждать, доколе сдерживать яростный крик?
С кем говорить? Кому мне горечь свою излить?
Кто же подаст мне руку? Сердце кому открыть,
Чтобы кручины тяжкой малость одну избыть?
.............................................................................
Назначено мне судьбою с невеждами жизнь влачить,
Что правой руки от левой не могут никак отличить.
Схоронен я, но не в могиле, а в доме, где хочется выть.
Ибн Гвироль оставил немало превосходных образцов как светской, так и литургической поэзии. Можно только задаться вопросом, где кончается поэзия и начинается молитва, и наоборот, в его стихотворении «Что человек, Господь?», вдохновленном 143-м псалмом.
Что человек, Господь,
Коли не кровь и плоть?
Его блужданий дни
Мелькнут, как тень, они,
Он – праха лишь щепоть.
Что человек, Господь?
Холодный и прогнивший труп,
Обманщик, что ужасно глуп.
Противный, словно скисший суп.
Лишь брань с его слетает губ,
А на хвалу Тебе он скуп.
Твой гнев не выдержать ему б.
Он – праха лишь щепоть.
Что человек, Господь?
Во лжи и мерзости погряз,
В нем все – одна корысть и грязь,
Коль суд вершил бы Ты сейчас,
Как пыль, его Ты смел бы враз,
Когда бы только подал глас.
Но пожалей на этот раз,
Он – праха лишь щепоть.
..........................................
Что человек, Господь?
Обрубок дерева гнилой.
Он плачет в темноте ночной
И, будь наказан он Тобой,
Умрет раздавленной змеей,
Растает свечкой восковой.
Смени на милость гнев Ты свой!
Он – праха лишь щепоть.
Что человек, Господь?
Как лист упавший, одинок,
Презревший каждый свой зарок,
Чтоб заманить других в силок.
Когда его настанет срок,
Как дым, его развеет Рок,
Какой Тебе в нем, Боже, прок?
Он – праха лишь щепоть.
Что человек, Господь?
Больной и одинокий, без друзей и покровителей, Ибн Гвироль уехал из Сарагосы вскоре после 1045 года, после чего его следы теряются. Насколько известно, он жил в Валенсии. Такой авторитетный источник как Моше ибн Эзра, а за ним Йехуда Альхаризи утверждали, что Ибн Гвироль умер, не дожив до тридцати лет. Превознося своего великого предшественника, Альхаризи написал в книге макам «Тахкемони»: «Шломо ибн Гвироль,/ в поэзии – король,/ Шломо-Младший[3], благословенный,/ непревзойденный, несравненный./ Прекрасней не было его,/ ни до, ни после – никого!/ А те, кто по его стопам/ пытались подражать его стихам,/ насочиняли горы стоп,/ но не дошли до пыли его стоп,/ ни по силе слов, ни по мощи троп./ Когда бы прожил он подольше,/ чудес в поэзии оставил бы он больше./ Подрубленный в расцвете сил,/ свою свечу он юным загасил./ Она погасла в двадцать девять лет,/ до тридцати не дожил наш поэт»/.
Но позднейшие исследования показали, что Ибн Гвироль прожил немного дольше и умер между 1053 и 1058 годом.
Американский скульптор, сделавший в 1970 году памятник Ибн Гвироля по заказу властей его родной Малаги, допустил две ошибки: изобразил его старцем, и к тому же очень высокого роста, тогда как, судя по стихам самого Ибн Гвироля, низкий рост поэта был одним из поводов для насмешек его недругов.
Однако, главное не в исторической точности скульптора и сходстве памятника, а в том, что стихи Шломо ибн Гвироля живут без малого тысячу лет, и будут жить дальше, как свидетельство его Божественного дара, который прославил Малагу не меньше, чем знаменитое на весь мир местное вино.
Примечания
[1] Иов, 7:12.
[2] Там же, 6:12 «Твердость ли камней – твердость моя?..»
[3] Шломо «Малый» или «Младший» – Ибн-Гвироль, который так и подписывал многие из своих стихов. Намек на то, что Старшим был сам король Шломо (Соломон).
