Моя бабушка недолюбливала свою младшую сестру Рузю. "Она такая деловая! – со сложной интонацией снисходительного одобрения, барской брезгливости и подёрнутой временем ревности говорила бабушка. – Я, конечно, НЕ деловая, но зато у меня чудный характер!"
Сёстры встретились в 1961 году, после сорока четырёх лет разлуки, когда тёплое с гнильцой дыхание хрущёвской оттепели позволило некоторым советским гражданам признаться в том немыслимом факте, что у них есть родственники за границей.
Рузя приехала в Ленинград из Хельсинки и поразила родственников стройностью, заграничными туалетами, высокими каблуками и золотыми кудрями, хотя на молодых фотографиях она - тёмная шатенка.
"Чем старше человек, тем светлее должны быть его волосы!" – этой фразой Рузя начала знакомство со своей российской родней.
Встреча сестёр в Ленинграде. Таня (Толя) и Ру
Сёстры Шпиро родились в Люблине. Разница между ними была всего два года, но они не были похожи ни внешне, ни характером. Старшая Теофилия, Толя по-домашнему, всегда была толстушкой, что в те благословенные времена не считалось большим недостатком в девушке. Рузя же была бледненькой и тощенькой, и семейный доктор как-то уложил её на месяц в постель, с указанием кормить сливками, орехами и горячим шоколадом. Этот шоколад служанка Марьяна рубила сечкой, как капусту, и растапливала на малом огне.
Как-то раз Толя зашла в кухню и увидела, что Марьяна забыла запереть шоколад в кладовку. Толя цапнула кусочек, потом ещё кусочек... Так незаметно сжевала все два фунта.
Преданная Марьяна рыдала навзрыд, что не оправдала, Рузя радовалась, что хоть на день избавилась от надоевшего напитка, а Толя корчилась всю ночь от резей в животе.
Рузя и Толя в Люблине
В 1913 году Макса Шпиро, отца Толи и Рузи, пригласили в Петербург работать инженером-химиком на красильном заводе, и семья переехала в российскую столицу. Толя, окончившая гимназию, начала выезжать, а Рузя с отвращением доучивалась в старших классах. К этому времени она стала совершеннейшей красоткой, при том была кокетлива, лукава, и молодые люди – гимназисты, юнкера, студенты – роились вокруг неё, не обращая внимания на старшую Толю. С этого времени, боюсь, между сёстрами и пробежал холодок.
Не могу не рассказать здесь о встрече Рузи с Куприным. Её одноклассницей оказалась дочка писателя, с которой Рузя подружилась.
Однажды мать этой подружки послала дочь к отцу, чтобы попросить денег на жизнь. Рузя напросилась её сопровождать, поскольку мечтала познакомиться с великим писателем, автором «Поединка», «Белого пуделя»…
Девочки долго ехали на какую-то окраину города, потом зашли в трактир, где наверху снимал комнату Александр Иванович.
Поднялись, открыли дверь. В номере было полутемно. Везде валялись пустые бутылки, грязные тарелки и остатки вечерней трапезы громоздились на всех поверхностях. Куприн лежал на кровати.
Девочки остановились в дверях, и дочка робко сказала:
«Здравствуй, папа! Мама меня послала спросить, не можешь ли ты нам дать немного денег…»
Куприн, не вставая, сцапал со столика обгрызенную горбушку и швырнул в дочь. Дочь, привыкшая к отцовскому обращению, увернулась, и горбушка попала в голову Рузе.
Она шла домой и рыдала от обиды. «А еще великий писатель! «Поединок»… «Белый пудель»…
Как-то Рузя заявила родителям, что хочет учиться играть на скрипке. Её немедленно отвели к знаменитому профессору Леопольду Ауэру, скрипачу и дирижеру, родом из Венгрии. У него учились Яша Хейфец, Ефрем Цимбалист, Миша Эльман и другие великие скрипачи. Но Рузя не пополнила их плеяду.
Она сходила на пару занятий и бросила скучный труд. Но потом ещё долго разгуливала по Невскому, помахивая футляром от скрипки, – молодые люди на очаровательную "консерваторку" обращали особое внимание.
Рузя
Летом 1916 года родители отправили Рузю укрепить здоровье в Финляндию, на курорт Хейнола. Прогуливаясь в окрестностях пансионата, Рузя увидела немыслимого красавца-художника – высокого, золотоволосого, светлоглазого – и влюбилась в него с первого взгляда. Художник же был возмутительно занят писанием пейзажей и юную барышню не замечал. Терпеть это было совершенно невозможно. Рузя делала всё, чтобы попадаться ему на глаза, и добилась своего. Они познакомились, и молодой художник не устоял перед маленькой красавицей, не достававшей ему до подмышки.
Общаться было не просто. Рузя свободно владела немецким, польским, русским, прилично говорила по-французски и на идише (обе сестры, несмотря на лень, были очень способными к языкам), а Ильмари Сойкканен говорил только по-фински. Вспоминая сейчас эти рассказы, сохранившиеся в памяти родных, я усомнилась, что Ильмари не владел европейскими языками, хоть в малой степени.
Он со временем стал известным финским живописцем, объехал полмира, подолгу жил с Рузей в Риме и Париже, общаясь близко со всем художественным кругом. Дружил с Модильяни, приятельствовал с Арагоном и Эльзой Триоле, Илья Репин гостил у него в Гельсигфорсе...
Вероятнее всего, молодые люди общались на смеси французского с немецким и расстались, поклявшись друг другу в "любви до гроба".
Рузя вернулась в Петроград и немедленно начала брать уроки финского языка, поражая родных непривычной усидчивостью.
В Петрограде бурлила художественная и политическая жизнь, мир менялся, как позже выяснилось, навсегда, но влюблённой Рузе было на всё это наплевать. Она не заметила ни Февральской революции, ни октябрьского переворота – она учила финский язык и искала способ вырваться к Ильмари.
И нашла. Семья студента, преподававшего ей финский, собиралась уезжать от столичных пертурбаций в Финляндию, где у них было имение. Учитель был очарован ученицей, и она, маленькая змея, начала смотреть на него загадочным взглядом, замолкать на полуслове, вздыхать, в общем, включила весь арсенал кокетства, пока потерявший голову юноша не сделал ей предложение.
Рузя ответила согласием. И тут же заявила, что выйдет за него замуж фиктивно, только для того, чтобы он увёз её в Финляндию, к любимому человеку.
Несчастный студент стоически снёс удар и согласился. Рузя тайно с ним расписалась, и не оставив родителям даже записки, сбежала из дому. Ехала она, по случайности, на том же поезде, на котором отбывал в Финляндию Карл Густав Эмиль Маннергейм.
После того, как обезумевшие от тревоги Макс и Фанни обзвонили все больницы и морги в Петрограде, им кто-то из знакомых выдал Рузин секрет, и мать бросилась в погоню. Нагнала беглянку где-то в районе границы и стала умолять отказаться от безумного шага и вернуться, рассказала, как переживает отец. На что получила ответ восемнадцатилетней дочери:
– Да, я люблю папу. Но если бы он горел, а мне, чтобы его спасти, надо было бы отказаться от Ильмари, я бы этого не сделала!
Мать повернулась и, не сказав больше Рузе ни слова, уехала в Петроград. А 6 декабря 1917 года Финляндия получила независимость, и пути возвращения были отрезаны.
"В те поры война была". Рузя не застала Ильмари по домашнему адресу, поскольку он как военнообязанный жил в казарме. Узнав местонахождение его части, Рузя отправилась туда и заявилась прямо к командиру. Рассказала, что приехала к своему жениху, чтобы выйти за него замуж, как между ними было уговорено. Командир был галантен и решителен.
– Взвод, стройся! – скомандовал он. – Сми-р-рна! Рядовой Сойкканен, два шага вперёд! Приехала невеста! Жениться – шагом марш!
Ильмари обалдел. Нет, он помнил очаровательную барышню, с которой целовался год назад под романтическими соснами, но эдакого сюрприза никак не ожидал! Но солдаты так восторженно заорали "ура!"... И Рузя была так хороша... Сыновья Ильмари и Рузи рассказывают, что решающим фактором оказался недельный отпуск, который был положен солдату для свадьбы – ему страшно надоели казармы. Так они поженились.
Через неделю Ильмари отвёз жену на хутор к своей старой тётке, а сам вернулся в часть, которая отправлялась к месту боевых действий.
Балованная барышня-белоручка, которая, приходя из гимназии, снимала форму и бросала на пол – прислуга подберёт, осталась один на один с суровой финкой, встававшей затемно, чтобы до вечера заниматься тяжёлым крестьянским трудом. Рузе пришлось учиться шить, штопать, стирать, кормить птиц, доить коров.
– Как же ты корову доила? – в ужасе спрашивала моя бабушка, когда сёстры встретились в 1961 году.
– Доила и плакала, плакала и доила. Я коров с детства боялась. Закрою глаза, реву и слышу, как молоко в ведро льётся. Я тогда всё время плакала. Потом тётка Ильмари мне сказала:
– Чего реветь-то? Вон уродка какая стала – кожа да кости. Муж приедет, смотреть на тебя не захочет.
Посмотрела я в зеркало – и действительно урод! И перестала плакать. На всю жизнь.
Соседи-фермеры удивлялись внешности Рузи, расспрашивали, откуда она такая – маленькая, кареглазая, с курчой тёмных волос. Волосы их больше всего поражали.
– Финны разные бывают, – уклончиво и сухо отвечала тётка.
Ильмари вернулся после окончания Первой мировой войны, через полтора года, живой и невредимый, и забрал Рузю в Хельсинки.
Как ни удивительно, брак оказался крепким, Ильмари с Ру, как её называли в Финляндии, прожили вместе до его смерти. Ильмари был талантливым и востребованным художником, широкой натурой, хлебосольным хозяином. В их доме бывала вся творческая элита Европы: художники, поэты, музыканты, журналисты. Но денег в доме не было никогда, несмотря на крупные гонорары – всё мгновенно и щедро спускалось в великих кутежах. Большинство запомнившихся Рузиных рассказов связано именно с этой стороной их жизни, которая выковала её характер, то, что моя бабушка называла "деловым".
Вот несколько осколков мозаики, застрявших в памяти.
Ильмари продавал картину и тут же приглашал два десятка друзей в какой-нибудь шикарный ресторан. И сразу высылал машину за женой – без неё ему был праздник не в праздник.
– У меня всегда было наготове выходное платье, туфли, – рассказывала Рузя. – Я приезжаю, Ильмари бросается ко мне, целует руку, сажает рядом с собой. Стол ломится от всего, дым коромыслом, официанты тащат всё новые бутылки, а я сижу и думаю, останется ли из денег что-нибудь на завтра, чтобы оплатить счета и купить молока детям.
Ру Сойкканен
Другой эпизод. После ночного кутежа в Париже к Рузе зашёл Модильяни и стал просить денег на опохмелку. Вернуть их он не обещал, но принёс взамен две свои картины. Рузя отказала.
– И главное, были у меня в то утро деньги, – запоздало вздыхала Рузя, рассказывая об этом, – но я помнила, что надо заплатить за отель... Кто же знал, сколько его картинки будут стоить через несколько лет!
Как-то Ильмари и его друг, композитор Ян Сибелиус, вернулись ночью пьяные, добавили дома и, упившись вусмерть, уснули на полу. Рузя разбудила своих маленьких сыновей, привела их в гостиную и сказала:
– Смотрите! Вот перед вами два величайших человека Финляндии. И видите, что с ними сделала водка – валяются вонючие и грязные, как свиньи!
Интересно, как сработал этот наглядный урок. Старший сын, юрист, не берёт в рот ничего крепче сухого вина, да и то по праздникам. А младший, архитектор, унаследовал отцовскую любовь к застольям, не забывая, правда, при этом о сохранении семейного бюджета.
И ещё одна история, которую я люблю. Ильмари был хорош собой, талантлив, знаменит, обаятелен. Женщины в него влюблялись и добивались его настойчиво, но он был предан жене, о чём им и сообщал.
И вот одна очень богатая дама пришла к Рузе и стала её упрашивать отдать мужа.
– Я без него жить не могу! – плакала дама. – Если вы согласитесь, я вам заплачу миллион марок!
– Согласна! – сказала Рузя, не моргнув глазом. – Берите.
Ильмари потом ей долго не мог этого простить.
Несмотря на всё это, Рузя прожила достаточно счастливую и спокойную жизнь. Навещала родителей в Палестине и с гордостью потом рассказывала, как генерал Моше Даян, влюбившись, каждое утро привозил ей огромные букеты роз. Дождалась внуков и правнуков, пользовалась неизменным уважением и авторитетом в своей семье.
Авантюрный побег из дома взбалмошной девчонки к почти незнакомому "жениху" непредсказуемо увел её в мирную Финляндию, которую только краем задели страшные катаклизмы, полвека сотрясавшие Европу и Россию.
