Заметки о художнике Михаиле Рогинском0

1. Почему — о Рогинском

Михаил Александрович Рогинский (1931, Москва – 2004, Париж)[1] — выдающийся живописец, которого многие художники и искусствоведы считают не только признанным классиком московского нонконформизма, но великим русским художником второй половины XX века. О нем пишут как о «художнике, еще при жизни ставшем легендой»[2].

Однако за пределом мира живописи он недостаточно известен. Поэтому представляется интересным и целесообразным хотя бы немного познакомить с его работами широкий круг читателей и рассказать о нем словами профессиональных искусствоведов и художников. В связи с этим в данном очерке приведен краткий обзор публикаций о нем, его выставок и представлен небольшой набор его работ разных периодов.

О нем пишут, как о большом художнике и идеологе живописи. Но сколько больших художников ушло в мир иной, не оставив после себя почти никакой информации о своей жизни? А ведь он был яркой, интереснейшей личностью и человеком тяжелой судьбы.

Поэтому свою задачу вижу также в том, чтобы рассказать о фактах его биографии и о нем как о замечательном человеке, оставившим о себе добрую память.

Мне посчастливилось знать Михаила Рогинского с детства, с довоенных лет, и дружить с ним всю жизнь. Я на три года моложе его, и для меня он всегда был просто Мишей. Но и для многих, несмотря на возраст, оставался тоже просто Мишей Рогинским. Наше знакомство и дружба были обусловлены и тем, что наши родители были близкими друзьями, и тем, что я в детстве и юности тоже занимался рисованием, учился в одной с Мишей художественной школе, но несколько позже него, и мечтал быть художником, хотя по некоторым обстоятельствам так им и не стал.

В этих заметках я постарался поменьше касаться собственно Мишиной живописи –   об этом написали и еще напишут профессиональные художники и искусствоведы. А расскажу то, что кроме меня, может быть, почти никому неизвестно, – о родителях Миши Рогинского и его родственниках, кратко –   о его учёбе и работе; о том, что запомнилось из наших с ним встреч и разговоров и что стало теперь своеобразными штрихами к его портрету. Остановлюсь кратко также на свидетельствах признания и глубокого, тонкого понимания Миши как художника.

Автор благодарит Лиану (Нану) Шелия-Рогинскую, вдову Миши, его двоюродную сестру Наташу Рогинскую и его друга художника Александра Юликова, в мастерской которого Миша подолгу жил, приезжая в Москву из Парижа, за оказанную мне помощь, в том числе за предоставленные мне фотографии Миши, его родных и его работ. Александра Юликова я особенно благодарю за поставленную передо мной задачу написать о Мише очерк, посвященный прежде всего фактам и эпизодам его жизни, которые многим неизвестны.

2. Искусствоведы и художники о Михаиле Рогинском

Работы Михаила Рогинского представлены в Третьяковской галерее, Русском музее, Государственном центре современного искусства (ГЦСИ), в других музеях Москвы, Санкт-Петербурга, Перми, США и в частных коллекциях. Показывались на многих выставках в Москве, Санкт-Петербурге, США, Израиле, Франции, Австрии, Германии, и, в частности, на выставках «Предшественники русского поп-арта» в Центральном доме художника (1993, Москва), в Центре современного искусства Сороса (1999, Москва), «Пешеходная зона» в Третьяковской галерее (2002, Москва), «Прежде и теперь» в Русском музее (2004), «Фактически ничего не меняется» в галерее «Сэм Брук» Государственного культурного центра-музея им. В.С. Высоцкого (2004, Москва), «Свое иное» в ГЦСИ в рамках Первой московской биеннале современного искусства (2005).

В 2014 г. (21 января) в Лугано был создан швейцарский публичный Фонд Михаила Рогинского[3]. Президентом этого Фонда стала Инна Баженова, меценат в области искусства, коллекционер, учредитель некоммерческого фонда In Artibus Foundation с 2013 года. Вице-президентом Фонда Михаила Рогинского стала его вдова Лиана Шелия-Рогинская, искусствовед и переводчица.

В 2014 г. в Венеции в рамках Архитектурного биеналле в венецианском университете Ка Фоскари состоялась выставка поздних работ Михаила Рогинского «По ту сторону Красной двери». Выставка была организована местным Центром по изучению культуры России и Фондом Михаила Рогинского, имела большой успех и собрала широкую международную прессу. Вышел превосходный каталог выставки, открывающийся статьей профессора Евгения Барабанова[4] «Действенные вещи». Этот венецианский каталог вышел в 2-х версиях: одна — на русском и английском, другая — на французском и итальянском.

В 2016 г. с 6 сентября по 7 ноября фонд In Artibus провел необычную и интересную выставку Михаила Рогинского «Прощание с розовым забором» из частных коллекций, отраженную в брошюре этой выставки на русском и английском языках. Главного экспоната – картины Михаила Рогинского «Розовый забор. Рельсы» (1963) не было в экспозиции этой выставки. Она представлена пустой рамкой с названием картины, поскольку эта работа из собрания Инны Баженовой была передана в дар французскому национальному центру Жоржа Помпиду и теперь будет представлять творчество художника в одном из ведущих мировых музеев – в Париже, где Рогинский прожил много лет своей жизни. Этой выставке посвящена хорошая статья Александра Шаталова «Картина — это неприличная вещь». В Москве и Париже проходят выставки Михаила Рогинского — одного из самых ярких послевоенных русских художников», опубликованная в журнале «The New Times. Новое время» в 2016 г.[5] .

В 2020 г. планируются выставки Михаила Рогинского в Москве —  Московском музее современного искусства и в Третьяковской галерее и в Петербурге — в Эрмитаже и Русском музее.

Творчеству Михаила Рогинского и ему посвящено большое количество публикаций искусствоведов и художников, каталог его выставки «Пешеходная зона»[6] со статьями искусствоведов, каталоги других его выставок, большой сборник воспоминаний «О Михаиле Рогинском. Дураки едят пироги»[7], в котором помещено более 60 статей и других материалов. Первой публикацией о нем является статья Ирины Мягковой[8] «Два художника» в журнале «Театр», 1964, посвященная М. Рогинскому и Олегу Целкову[9] и перепечатанная в указанном сборнике.

Очень интересен большой каталог «Михаил Рогинский, живопись, 1996-2003. Из частных собраний». — Государственный музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина, 2008 – 779 с.

Рогинский оставил огромное количество работ. В их числе натюрморты с примусами, бутылками, чайниками, батонами и овощами, газовые плиты, метлахская плитка, кафель, трамваи, метро, дома, окраины, заборы, рынки, очереди, сцены ожидания транспорта, футбол, простые московские истории и жанровые сцены, многофигурные композиции, квартиры, магазины, ландшафты. Многие из этих картин стали легендарными. Особое место занимает его «Дверь». Ее «часто называют дверью в современное искусство»[10]. Андрей Ерофеев[11] в статье «Михаил Рогинский. Красная дверь»[12] пишет о ней: «Выдающееся произведение, сыгравшее в истории русского искусства ХХ века поворотную роль».

В 1978 г. Рогинский эмигрировал в Париж. Через 15 лет —  в 1993 г. он приехал в Москву и с тех пор подолгу бывал в Москве, работая и в Москве, и в Париже. И все эти годы до конца жизни писал преимущественно Москву. Он говорил: «Я заставлял себя воссоздавать реальность, исходя из своего представления о ней. Этим я занимаюсь до сих пор»[13].

С легкой руки Генриха Сапгира[14] творчество Рогинского отнесли к русскому поп-арту, а самого Рогинского называли родоначальником или, мягче, предшественником русского поп-арта. Сам же он считал, что это неверно, и, по словам Андрея Ерофеева в его упомянутой статье о «Красной двери», предпочитал именовать это новое направление предметного реализма — «документализмом». Вообще объединить как-то одним определением направления, которые можно увидеть в его работах в разные периоды, трудно. В представлении Государственного центра современного искусства (ГЦСИ) на госпремию 2004 г. за цикл живописных произведений «Пешеходная зона» в Третьяковской галерее Рогинский назван «родоначальником «нового реализма в современном искусстве». Там же говорится:

«Его живопись — обращение к простым жизненным сюжетам, к визуальным фактам повседневности, попытка найти новый художественный язык, связать жизнь с живописью. Работы сдержанны по живописи, однако несут в себе мощное эмоциональное напряжение. Во многих работах М. Рогинский использует вербальные конструкции, своеобразные тексты-комментарии».

Искусствоведы высказали о творчестве Рогинского немало интересных и точных мыслей. Вот некоторые цитаты из их статей:

Велемир Мойст: «… представляется, что масштаб творчества Рогинского шире рамок любого направления»[15].

Григорий Ревзин: «Наверное, самое сильное впечатление в его работах производит цвет.

… его Россия оказывается местом протухающего цвета в репрессирующем порядке, и точнее выразить самой материей живописи позднесоветское ощущение бытия трудно. Но к этому добавляется еще один аспект — ощутимой ностальгии»[16].

Анна Толстова: «Другое дело — девяностые. Парижанин Рогинский преподносит сюрприз в виде живописи, рушащей все стройные концепции историков искусства. Тонкий серовато-синий, блеклый колорит — будто советское «прежде» увидено в парижском «теперь» сквозь дымку воспоминаний. Большие многофигурные композиции — сцены на трамвайных остановках, очереди в гастрономах, партсобрания, перекуры и домашние посиделки — напоминают временами ренессансные фрески.

«Рогинский — художник с большим запасом классичности», — утверждает Сергей Попов[17] (это цитата из той же статьи Анны Толстовой – В.Ж.).

Впрочем, реалистичности ему тоже не занимать. Кажется, в шестидесятые он только готовился, усердно писал этюды, чтобы сейчас включить их в свою историческую панораму советского образа жизни. Словом, если и вешать какой-нибудь ярлык, так «критический реализм». «Реализм» — по части живописи, а «критический» — по части восприятия ее предмета, того чувства отвращения, смешанного с ностальгией, которое он в зрителе вызовет. Что же до «поп-арта» и «объектов», так ведь знаменитая «Дверь» не была дюшановским «редимейдом»: ручка и правда на помойке подобрана, сама же дверь – специально плотнику заказана. А от художника, помимо концепции, – грязный казенный сурик, которым она так любовно, с экспрессией, выкрашена. То есть с живописи все начиналось — к ней же и возвращается.

Только Рогинский «прежде» был всего лишь археологом, специалистом по вещам. А Рогинский «теперь» — историк-антрополог, исследователь повседневной жизни — на вкус, на запах, на цвет. Даже на звук. Потому на многих картинах – надписи, как бы ропот толпы: «Лифт только что починили и опять не работает», «Говорят, в этом году должны прибавить», «Главное, что трамваи редко ходят. — А им-то что? Они на ‘чайках’ ездят. Постояли бы вот так каждый день на морозе по полчаса. Да после работы». Так что кроме классичности у Рогинского — большой запас сострадания, как у тех же критических передвижников»[18].

Константин Агунович: «При том, что Рогинский считал и считает себя исключительно живописцем, ему хотелось — и хочется до сих пор — делать сырые вещи безо всякого искусства и искусности. Такие, чтобы никакой эстетики в них не чувствовалось — сплошная правда»[19].

Выше приведены цитаты из статей только трех искусствоведов. Число интересных публикаций о М. Рогинском как о художнике велико. Из множества этих публикаций складывается его удивительный многогранный феномен, который поражает своим стремлением к правде. Наибольшее число публикаций о живописи М. Рогинского можно найти у Андрея Ковалева[20], Никиты Алексеева[21] и Ирины Кулик[22]. Цитаты из их статей будут приведены.

В данной работе представлены только некоторые из известных картин Рогинского периода 1962-1967 гг., периода 1980-1993 гг. (парижский период) и периода 1995-2001 гг. Выбор картин первого и последнего из этих периодов сделан преимущественно на основе каталога выставки «Пешеходная зона».

Ниже наряду с этими его работами, которые приведены, чтобы хотя бы немного познакомить читателя с творчеством Рогинского, представлены три ранние работы, имеющие отношение к его биографии и представляющие своего рода исторический интерес. Но и в них можно разглядеть будущего художника Рогинского — это автопортрет времен его учебы в художественном училище (1947), висевший многие годы в комнатке Рогинских в военном городке, а затем в квартире Миши на ул. генерала Глаголева, портрет его матери (1950) и портрет отца (1955). Этот его автопортрет и портрет его стирающей матери показывают, каким художником был 16-ти летний и 19-ти летний Миша — ученик Михаила Семеновича Перуцкого. А портрет его отца свидетельствует, что Миша остался прекрасным рисовальщиком и после службы в армии, где он вообще не рисовал.

Разумеется, многие картины М. Рогинского не могли быть показаны в данном очерке из-за его ограниченного объема. Более полное представление о его творчестве можно получить на сайте Фонда Михаила Рогинского. Там можно познакомиться, в частности, с многочисленными многофигурными композициями Рогинского, которые по цитированным выше словам Анны Толстовой, «напоминают ренессанские фрески».

Михаил Рогинский за работой в Москве в мастерской художника Александра Юликова. 1997. Фото М. Михальчука

Работы М. Рогинского периода 1962-1966

Продовольственный магазин. 1962 Холст, масло. 80х60,5 Собрание Э. Лавров-Сальнов. Париж

Трамвай. 1962 Холст, масло. 90х101 Собрание Э. Лавров-Сальнов. Париж

Метро. 1962-1963 Холст, масло. 80х70 Государственная Третьяковская галерея

Розовый забор, рельсы. 1963 Холст, масло. 60х70 Французский национальный центр Жоржа Помпиду, Париж

Покровское-Стрешнево, 1964 Холст, масло. 65х70 Государственная Третьяковская галерея

Мосгаз. 1964 Холст, масло. 100х70 Государственная Третьяковская галерея

Дверь. 1965 Дерево, масло, металл. 160х70х10 Государственная Третьяковская галерея

Пол. Метлахская плитка. 1965 Холст, масло. 90х100 Государственная Третьяковская галерея

Большой Примус. 1965 Холст, масло, 151х126, собрание Г. Брандса, Швейцария

Спички «Снайпер Павлюченко». 1966 Холст, масло. 76х90,5 Государственная Третьяковская галерея

Натюрморт с бутылкой, чайником и хлебом. 1966 Холст, масло. 73х60 Собрание И. и Т. Манашеровых. Москва

Брюки «Дураки едят пироги». 1966 Холст, масло. 60х70,5 Государственная Третьяковская галерея

Работы М. Рогинского периода 1980-1993 гг.

Комната с абажуром», 1981 Бумага, дублированная на холст/акрил, 150х136, частное собрание

Двор №2, 1981 Бумага/акрил, 203х150, частное собрание

Парикмахерская, 1982 Бумага/акрил, 150х187,5, частное собрание

Улица Маркса-Энгельса (жена с собаками), 1991 Холст, масло, 65х92, собрание Фонда М. Рогинского

Красное пальто, 1992 Гофрокартон/ глисерофталик, 129х89, собрание Фонда М. Рогинского

Бутылки, 1993 Гофрокартон/ глисерофталик, 94х61, частное собрание

Работы М. Рогинского периода 1996-1999 гг.

Танцы № 1. 1996 Холст, масло. 92х73, частное собрание

В ожидании автобуса. 1998 Холст, масло. 97х130, частное собрание

В ожидании Годо. 1999-2000 Холст, масло. 130х90, Собрание Кристофера Александера, Канада

Дом в военном городке. 1999 Холст, масло. 74х100, собрание Михаила Ершова, Москва

Открытый рынок зимой, 1999-2000 Холст, масло. 97х130, частное собрание

Пешеходная зона. 2000 Холст, масло. 97х130, Государственный центр современного искусства, Москва

Ранние работы М. Рогинского 1947-1955 гг.

Михаил Рогинский. Автопортрет. 1947 Холст, масло 50х37,5 Собрание В. Жука. Москва

Портрет матери. 1950 Картон, масло. 37х34 Частное собрание

Портрет отца. 1955 Карандаш на бумаге. 45х34,5 Собрание В. Жука. Москва

3. Родители и родственники

Миша Рогинский родился 14 августа 1931 г. в Москве в семье библиотечных работников Александра Эммануиловича Рогинского (1898 – 1974) и Ревекки Константиновны Гудзенко (1898 – 1976).

Мишин отец родился в г. Могилёве в семье Эммануила Рогинского, управляющего отделением банка, и Гертруды Лурье. Там же окончил гимназию и поступил учиться в Киевский университет, но не окончил его. Принял участие в революционном движении, за что до 1917 г. подвергся аресту.

А.Э. Рогинский –   один из организаторов библиотечного дела в Красной армии, в 30-х годах работал начальником библиотеки Центрального дома Красной армии (ЦДКА), но в 1938-м был арестован органами безопасности и осуждён на 3 года. Он был обвинен в недоносительстве о том, что некий сотрудник ЦДКА читал книгу Гитлера «Майн Кампф», изданную на русском языке для служебного пользования специально для политработников Красной Армии. Этот сотрудник был секретарем комсомольской организации ЦДКА. Парадокс в том, что этот человек, за недоносительство на которого арестовали А.Э. Рогинского, имел право на чтение литературы для служебного пользования и не был арестован.

Однако из-за войны с гитлеровской Германией (1941-1945 гг.) А.Э. Рогинский оставался в заключении и на поселении в общей сложности 16 лет. После освобождения в 1946 году (с запретом проживания в Москве) короткое время жил в Рязани, работая библиотекарем на винно-водочном заводе. Но вскоре был снова арестован как «повторник» (о «повторниках» см. в книге А.С. Солженицына «Архипелаг Гулаг») и направлен в ссылку в посёлок Тасеево Красноярского края. Работал в леспромхозе бухгалтером. В 1954-м вернулся в Москву. И только в 1958 году его реабилитировали. Несмотря на, казалось бы, очевидную невиновность А.Э. Рогинского, его реабилитация затянулась на 4 года. Моя мать — Берта Марковна Граева[23], помощница А.Э. Рогинского по работе в библиотеке ЦДКА и близкий друг Рогинских, собрала ходатайства людей, знавших Александра Эммануиловича, содержащие его блестящие характеристики. В числе материалов о реабилитации Рогинского, собранных моей матерью, было заявление уже реабилитированного генерала в отставке (на момент ареста, до войны – бригадного комиссара) А.К. Скороходова, в котором он пишет, что Рогинский был осужден по его наговору, сделанному под пыточным воздействиями следствия[24]. Но и это долго не помогало.

После возвращения в Москву в течение многих лет А.Э. Рогинский на общественных началах работал в местной библиотеке, занимаясь так называемыми внутренними библиотечными вопросами (каталогизацией и т.п.), и, будучи человеком высокообразованным, мудрым и сердечным, пользовался огромным уважением и любовью сотрудников.

Старшие братья отца — Рогинские Григорий Эммануилович, юрист, и Лев Эммануилович, экономист, а также жена старшего брата Григория Агафья Андреевна Савельева оказывали большую помощь семье Александра Эммануиловича после его ареста. Лев Эммануилович (дядя Лёня) в значительной степени заменил детям отца.

Двоюродной сестрой А.Э. Рогинского по материнской линии была Евгения Владимировна Пастернак (Лурье), художница, первая жена Бориса Пастернака.

Мишин отец с молодости до последних лет жизни дружил с известным писателем Рувимом Исаевичем Фраерманом, автором книги «Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви».

Александр Эммануилович, для меня дядя Саша, увлекался Маяковским и был с ним знаком. Дядя Саша с улыбкой рассказал мне, как однажды, принимая Маяковского в своем кабинете в связи с его вечером в ЦДКА, он предложил ему закурить из роскошной по тому времени коробки папирос «Красная звезда». «— Не курю и Вам не советую», — ответил Маяковский. «Ну, как хотите, Владимир Владимирович»,— сказал Рогинский. После чего Маяковский вынул гаванскую сигару и закурил. Дядя Саша хорошо знал творчество Маяковского и высоко ценил его. Можно утверждать, что Маяковский помог ему выдержать свалившиеся на него репрессии — через лагеря и ссылку ему удалось пронести с собой маленького формата сборник Маяковского. Не исключаю, что отец оказал влияние на Мишино увлечение Маяковским, о чем будет сказано ниже, хотя думаю, что оно было в значительной мере самостоятельным. Возможно, в нем был какой-то ген, располагающий к восприятию такого глубокого авангардного явления как Маяковский.

В 1965 г. дядя Саша Рогинский прислал моей матери, которую друзья называли Грашей (производная от фамилии — Граева), поздравительную открытку к годовщине Октябрьской революции с написанным им от руки четверостишием Маяковского из «Хорошо»:

          Граша!
Этот день
         воспевать
              никого не наймем.
Мы распнем
         карандаш на листе.
Чтобы шелест страниц,
         как шелест знамен,
Надо лбами
годов
            шелестел.
            В. Маяковский.
            ______________
            А. Рогинский.
            Р. Гудзенко.

Они были антисталинистами, но оставались коммунистами-идеалистами. На похоронах Александра Эммануиловича, согласно его просьбе, прозвучал Интернационал.

Мать Миши родилась в г. Белая Церковь в семье мельника. Там же окончила гимназию. До войны (до 1941 г.) работала в Москве библиотекарем в Центральной городской библиотеке на ул. Воровского (ныне снова — Поварской). После ареста мужа в 1938 году, её и двух сыновей — семилетнего Мишу и годовалого Витю (Виталия) — переселили из квартиры в гостинице ЦДКА, почти в центре Москвы —   на площади Коммуны (ныне — Суворовская площадь), на окраину — в Военный городок в районе Щукина, в маленькую комнатёнку в коммуналке, в трёхэтажном доме. Во время войны, вплоть до 1943-го года, мать с детьми была в эвакуации в Казахстане (в Семипалатинске). А после возвращения в Москву в ту же комнатку в Военном городке, многие годы работала ночной няней в детском доме.

Здесь Миша учился в общеобразовательной и художественной школах, поступил в Художественное училище, отсюда ушел в армию. В эту же комнату вернулся из ссылки отец Миши. Здесь родители прожили до конца своих дней.

Мишин младший брат, Виталий Александрович Рогинский (род. 1937 г.), доктор химических наук, работает в Институте химической физики РАН.

Большое влияние на Мишу оказал племянник матери, его старший двоюродный брат – известный поэт военного поколения Семен Гудзенко[25]. Миша общался с ним и его женой искусствоведом Ларисой Жадовой[26], вышедшей после смерти Семёна замуж за Константина Симонова. Мы с Мишей помнили наизусть многие стихотворения Семена. И знали, какое глубокое впечатление произвели на Эренбурга его строки (1942 г.):

Был бой коротким. А потом
Глушили водку ледяную
И выковыривал ножом
Из под ногтей я кровь чужую.

Когда Лариса выходила замуж за Семена, то ее отец генерал армии Жадов позвонил Константину Симонову, чтобы узнать, кто такой Семен Гудзенко. И Симонов ответил примерно так: «Если бы у меня была единственная дочь, то я не желал бы ей ничего, кроме как выйти замуж за Семена Гудзенко». Я общался с Ларисой дважды — дома у Ольги Исаевны, матери Семена, которой было плохо, когда Семен умер в 1953 г., и я выполнял некоторые поручения Ларисы, и через много лет на похоронах Ольги Исаевны и на поминках по ней, на которых Лариса была с дочкой Катей, которую удочерил Симонов. На этих похоронах я представлял Рогинских, поскольку они не могли поехать из-за тяжелого состояния Александра Эммануиловича, а моя мать к тому времени скончалась. Каждый год Лариса и Симонов навещали Ольгу Исаевну на даче. Поскольку Миша тоже бывал на этой даче, то тетя Рива, мать Миши, предложила ему обратиться к Симонову с просьбой помочь с поиском работы. Но Миша категорически отказался.

Родители Миши –   высокий и красивый Александр Эммануилович и обаятельная, маленькая Ревекка Константиновна, к старости согнутая из-за болезни позвоночника, —  были добрейшими, интеллигентными и интересными людьми. В 1953 году Ревекка Константиновна ездила в ссылку к мужу, когда он был болен. В их гостеприимном доме любили собираться родственники и друзья. У Миши есть картина, изображающая сцену за столом в комнатке его родителей. А в некоторых знаменитых Мишиных «трамваях» в их окнах можно разглядеть среди пассажиров его отца, родственников и друзей.

 Фотографии Михаила Рогинского и его родных

Братья Рогинские – Лев (слева), Александр (отец М. Рогинского), Григорий (справа). 1935

Витя и Миша (слева) Рогинские с А.А. Савельевой (Ганей) в Шанчерово. 1940

Витя, Миша (справа) Рогинские с отцом во время его краткого возвращения из заключения в 1946 г., военный городок

Витя и Миша (справа) Рогинские. 1948

Михаил Рогинский с отцом. 1955

Слева направо: Рогинские (дядя Лёня, Витя, Александр Эммануилович) и Ревекка Константиновна Гудзенко. Военный городок. 1955 Фото Г.Э. Рогинского

Нана (Лиана) Рогинская перед эмиграцией. 1977

Михаил Рогинский перед эмиграцией. 1977

4. Учёба

Параллельно с неполной средней общеобразовательной школой Миша учился в московской городской художественной школе на Чудовке, около станции метро «Парк культуры». Чудовки давно нет — по ней прошёл Комсомольский проспект. Эта художественная школа много лет спустя переехала на Кропоткинскую улицу (ныне снова — Пречистенка).

Директор художественной школы — Нина Николаевна Кофман, русская красавица, первый муж которой Кофман был репрессирован и погиб, очень хорошо относилась к Мише. В школе были прекрасные преподаватели: Михаил Семёнович Перуцкий, Моисей Тевельевич Хазанов, Александр Михайлович Глускин, Анатолий Иванович Шугрин. Я знал их, так как учился в той же школе, но позже Миши.

Лидия Мастеркова[27], поступившая в эту школу в 1943 г., вспоминает о ней в своем интервью[28]: «Школа была образована чудом, все преподаватели — Перуцкий, Хазанов, Фальк состояли в черных списках и не могли найти работу кроме как там. Директором этой школы стала Нина Николаевна Кофман, уникальная женщина. Это были люди другого времени, из 20-х годов, и отношения между профессором и учениками были другие, была замечательная внутренняя связь».

Очень интересно рассказал о школе и училище на Чудовке, о М.С. Перуцком и Мише Рогинском Владимир Немухин[29] в своем интервью[30]. В частности, он вспоминает:

«Поэтому все тепло и все горение было около мольберта. Подходил Перуцкий, начинали… Рогинский, сейчас возвращаюсь к нему, молодой такой, задиристый парень, он был очень талантлив, очень! Мишка был небольшого роста, красавец, головастый, глаза красивые, невероятные были глаза, потрясающий был, такой забиякистый был парень, очень любил Маяковского. Прямо шпарил его очень активно. Я думаю, что Маяковский как-то в нем долго существовал. … Да, ну Маяковский давал такое, в общем … образное решение, не столько политика, сколько вот этот его ритм, форма. Для художника очень важно – это форма, форма, форма. И вот уже тогда в школе Миша очень быстро решал живописные проблемы. Мы еще там пробовали так, чего-то перемазывали, я был формалюга. На меня-то вообще смотрели как на какого-то сумасшедшего. А все остальные, среди них он был самый талантливый. За ним, может быть, шла Мастеркова, она неплохой живописец была, такая девица молоденькая, у нее живописный дар был, безусловно, он и остался. … Но Мишка был очень талантлив….». В качестве «задиристости» Немухин рассказал о его драке с Колей Вечтомовым, человеком постарше, фронтовиком. Об этой знаменитой драке говорила и Мастеркова. Но Мишина задиристость здесь ни при чем. Миша был смелым и не мог не постоять за себя, когда Вечтомов, считавший себя бывалым, сказал ему, по словам Мастерковой: «Сопляк, куда ты лезешь!».

Больше других преподавателей Миша любил М.С. Перуцкого[31], который высоко оценил дарование ученика и оказал на него большое влияние. Миша писал[32]:

«На Чудовке мне крупно повезло: я попал по живописи и рисунку в класс Михаила Семеновича Перуцкого. Он в 1929-х годах входил в группу «НОЖ» (Новое общество живописцев. — Ред.)., а потом, по его собственным словам, увлекся импрессионизмом[33]. Он, например, рассказывал: «Ренуар говорил, что у Гойи такие лошадки, что их поцеловать хочется». Это в 1947 году! Я не могу сказать, что он меня действительно чему-то научил. Я вообще не уверен, что учитель должен «учить». Скорее поощрять, указывать на то, что хорошо. Убирать у ученика дурные привычки, развивать вкус, советовать, что посмотреть в музее, какие выставки посетить и т.д. Лучше всего учит среда — музеи, галереи. … Перуцкий, могу сказать с благодарностью, подготовил меня к восприятию живописи. То есть подготовил меня как человека, который может при желании стать художником».

На меня произвела большое впечатление Мишина акварель «Троллейбусная остановка у метро Сокол» (к сожалению, не сохранилась), написанная в период учёбы в художественной школе (примерно в 1945-1946 г.). Эта серьёзная вещь – прообраз его будущих «остановок трамвая», «трамваев», ожиданий транспорта и, что важно, его картины «В ожидания Годо»[34] (1999-2000). Но уже в этой акварели чувствовался глубокий, возможно, трагический художник. Интересно, что эту тему ожидания Миша пронес через всю жизнь. Спустя более, чем полвека, В.А. Комеч в статье о выставке Миши в Третьяковской галерее пишет[35]:

«Из многообразия этих сюжетов выделяется один главный: люди, ожидающие трамвая, троллейбуса или транспорта вообще на остановке. Это ожидание обобщается Рогинским до философского. Ожидание трамвая —   обобщаем дальше — ожидание транспорта — в ожидании Годо. Именно в такой последовательности повешены три полотна под такими названиями. И в этом, советское время или не советское, есть какой-то общепримиряющий и очень ценный смысл. Ожидание транспорта у россиян уже давно превратилось не в физическое, но философское состояние, сродни духовным практикам Востока. Вспомните, сколько интересных мыслей приходило к вам во время «ожидания транспорта»! А тот момент, когда ожидание сменяется оцепенением, и становится уже все равно, приедет ли искомый «рогатый» или нет?».

Затем последовала учеба в Московском городском художественном училище (1946 – 1950 гг.), там же, на Чудовке, в число преподавателей которого входили и преподаватели той же художественной школы, в том числе и М.С. Перуцкий, учеником которого считал себя Миша. В 1950 году это училище было ликвидировано, и он продолжил обучение в Московском областном художественном училище «Памяти 1905 года», отделение сценографии которого окончил в 1951-м.

5. Служба в армии и работа

В 1951 году Мишу должны были призвать в армию. Но ему отказали как сыну «врага народа». Тогда он написал письмо Молотову и, в конце концов, был призван в пехоту и направлен на Кольский полуостров, за Полярный круг, недалеко от границы с Норвегией, где прослужил с 1951 по 1953 годы. Его рассказы о тяжелой службе в армии на Севере были очень интересны. Через много лет, когда заговорили о дедовщине, он удивлялся: во времена его службы никакой дедовщины не существовало. Со смехом рассказывал, как в армии начальство однажды приняло его за грузина — из-за усов, которые под конец службы ему разрешалось носить.

Вернувшись из армии, Миша снова начинает рисовать. Я присоединился к нему. Рисуем мы в основном портреты у нас в квартире. Ездили делать наброски на Москва-реку близ военного городка в Щукино. Он ищет работу театрального художника на так называемой московской театральной «бирже», которая собиралась в Доме актёра на улице Горького. На эту биржу он как-то брал и меня. Первая найденная им работа в 1954 г. — художник драматического театра в Молотовске (ныне — Северодвинск) Архангельской области. Там он подружился с адвокатом Евгением Рубиным, впоследствии известным спортивным журналистом, работавшим в редакции газеты «Советский спорт», а ещё позже — спортивным обозревателем радио «Свобода». При содействии Е. Рубина в «Советском спорте» были опубликованы шуточные Мишины рисунки.

После Молотовска он с 1955-го по 1960 год работал в театрах в Лысьве Молотовской (ныне Пермской) области, в Пскове и в Златоусте Челябинской области. В Лысьве в 1956 г. он женился на актрисе местного драматического театра Марии Зыковой, выступавшей в амплуа героини и ставшей Машей Рогинской. Маша была из подмосковного города Лобня, из рабочей семьи, театрального образования не имела. В 1956 г. я приезжал к ним на несколько дней в Лысьву из Чусового, где был на институтской практике. Привез продуктов, в частности, большой батон копченой колбасы, и презенты от Мишиных родителей. Запомнились несколько эпизодов. Однажды, казалось бы, интеллигентный человек, главный режиссер театра Ванштейн при мне обратился к Мише: «Михаил Александрович, попросите вашего товарища выйти — мне нужно с Вами посоветоваться». Другие эпизоды в этом театре связаны с режиссером французского происхождения по фамилии Конде, склонным к спиртному и хорошо рассказывающим анекдоты. Но в целом обстановка в Лысьве показалась мне тягостной.

В 1957 г. у Маши и Миши родился сын Саша. Инвалид детства, он и теперь живёт вместе с матерью.

В 1963 г. М. Рогинский участвовал в «Выставке эскизов декораций и костюмов молодых художников театра и кино Москвы», открытой в фойе Центрального дома актёра Всероссийского театрального общества на улице Горького. На выставке были представлены его эскизы декораций к «Сейлемским ведьмам» А. Миллера и к пьесе «Любовь Яровая» К. Тренёва. О работе над этими декорациями к «Любови Яровой» рассказано в статье М. Рогинского «Художник оформляет спектакль в народном театре», опубликованной в сборнике «Народные театры»/ сост. И.П. Уварова (М.: Изд-во «Советская Россия», 1964. с.47-58).

Миша говорил своему другу Саше Юликову, как во время наезда в Москву он случайно встретил Перуцкого и стал рассказывать ему о своей работе в театре.

Перуцкий бросил: «А какие надежды подавал». Махнул рукой и ушел.

Это произвело на Мишу большое впечатление. И так вышло, что после этого он бросил театр и вернулся к живописи. Конечно, были этому и житейские причины: Миша не мог больше скитаться с семьей по периферийным театрам.

Его жена Маша не имела шансов устроиться актрисой в столичные театры. Поэтому после переезда в Москву она поступила в медицинское училище, по окончании которого стала работать медсестрой в больнице. Родители Миши жили в своей комнатенке в стандартном трехэтажном доме в Военном городке. Квартирный вопрос младшего брата Вити, по-моему, как-то решался в связи с его женитьбой. А Миша с семьей снимал комнату в одноэтажных деревянных домах типа дач рядом с Военным городком. Туда к нему я однажды приехал с магнитофоном и записями песен Окуджавы, которыми тогда начинала увлекаться Москва. Но через некоторое время квартирный вопрос был решен и для Миши. Отец Миши, как реабилитированный, получил отдельную трехкомнатную квартиру на свою семью на ул. Глаголева, недалеко от Хорошевского шоссе и Серебряного бора. И эта квартира была отдана Мише и его семье. Одну из комнат этой квартиры Миша превратил в своего рода мастерскую.

В 1963 – 1969 годах Рогинский, по приглашению Н.Н. Кофман, преподавал в той самой московской городской художественной школе, которую заканчивал, но которая в 1956 г. переехала на Кропоткинскую ул. (ныне снова — Пречистенку)[36] в особняк бывшей гимназии Поливанова. Примерно в эти же годы вместе с ним там преподавал его друг Женя Измайлов[37].

В 1969 – 1976 годах Рогинский работал педагогом-консультантом в Заочном народном университете при Доме народного творчества им. Н.К. Крупской, на факультете изобразительных искусств, на кафедре станковой живописи и графики. Педагоги получали по почте работы (картины, рисунки) от заочников и посылали им письменные консультации, отпечатанные на машинке. Мне приходилось читать подробные и интересные Мишины письменные консультации. Возрастной диапазон заочников был очень широк — от школьного возраста до пенсионного. Среди заочников были и рабочие, и ссыльные. Периодически заочников (тех, кто мог приехать) собирали в Москве или Подмосковье и проводили с ними семинары. Миша помог многим из них — одарённым самодеятельным художникам, а некоторых вывел, по словам Жени Измайлова, работавшего в том же университете, «на международную орбиту». В частности, замечательного художника Павла Леонова[38], штукатура, который представлен во Всемирной энциклопедии наивного искусства[39].

Он прекрасно относился к своим ученикам в художественной школе и заочникам в Заочном народном университете. И они отвечали ему тем же. Некоторые из них становились его друзьями. Любимым учеником в художественной школе был покойный ныне художник Гриша Перченков[40].

А еще — Миша любил археологические экспедиции и рассказывал о них немало любопытного, в том числе и в письмах, сохранившихся у Евгения Измайлова.

Очень живо вспоминал он об участии в реставрации православных церквей в Молдавии, в Сороках (1972 г.) — вместе с художником Женей Измайловым, и в ФРГ (1981 г.) — вместе со скульптором Вадимом Космачёвым[41]. В обоих случаях для Миши это была возможность заработать. Он, смеясь, рассказывал, как в Сороках церковный староста осторожно интересовался у Жени Измайлова, не еврей ли Миша. А в ФРГ работодателем оказался русский эмигрант второй волны, который, по предположению Миши, во время второй мировой войны сотрудничал с немцами. Этот работодатель не подавал виду относительно Мишиной национальности. Но любил многозначительно и серьёзно «просвещать» художника относительно важности этой работы. Миша здорово копировал его речь: «Ты хоть знаешь, что это такое? Это же о…о!» — и поднимал указательный палец.

6. Нана Шелия и начало эмиграции

В сентябре 1975 г. Михаил Рогинский участвовал в знаменитой разрешённой выставке московских художников-нонконформистов в Доме культуры на ВДНХ (уходящая в прошлое аббревиатура ВДНХ: Выставка достижений народного хозяйства). На этой выставке он познакомился с искусствоведом Наной (Лианой) Шелия. К этому времени (с 1974 г.) он был в официальном разводе с первой женой и жил в комнате у мамы. Вскоре он женился на Нане. Она была на двадцать лет моложе него и тогда относительно недавно окончила исторический факультет Московского университета, отделение искусствоведения.

Жить им было негде, и какое-то время они скитались по друзьям и знакомым. Жили и у нас в комнате в московской коммуналке, а мы с женой перебрались на этот период за город в ее комнату в коммуналке в Лобне. Но в основном несколько лет перед эмиграцией во Францию они жили в мастерской Миши, находившейся в подвале старого одноэтажного особняка на ул. Маркса-Энгельса (ныне Малый Знаменский переулок), за Музеем изобразительных искусств им. А.С. Пушкина. Жили они там вместе с двумя трогательными дворнягами — Шариком и Тузей, о которых Миша весьма остроумно слагал шуточные стихи. Потом этих собак они взяли с собой в Париж. Несмотря на тяжёлые подвальные условия, жизнь там, как виделось со стороны, кипела. Миша много работал. Продавал свои картины, чтобы собрать деньги на отъезд в эмиграцию. И продавал их очень дёшево. Нана немного зарабатывала вязаньем. У них перебывало много интереснейшего народа. Оттуда они с друзьями иногда ходили на Гоголевский бульвар в ресторан Дома художников — это было совсем рядом с их жильём. Хотя и Нана превосходно готовила. Иногда они бывали у нас на обедах, которые устраивала моя жена Таня.

Нана — очень интересный, тонкий и умный человек, на которого можно положиться. Глубоко понимает и знает искусство Миши. Вместе с ней Миша решился на эмиграцию — в неизвестность. Его родители скончались. И Мише с Наной было невмоготу в СССР.

В 1978 г. Михаил Рогинский и Нана Рогинская — Шелия эмигрировали во Францию — в Париж через Вену. Перед эмиграцией им пришлось оставить свою подвальную мастерскую, и они уезжали из квартиры А. Казарновской. На проводах было много интересного народа. Запомнил писателя Генриха Сапгира, с которым сидел тогда за столом рядом.

Сначала они хотели уехать из Вены в США, но оказалось, что для этого необходимо было выдержать длительный карантин в Вене для двух их собак, что было невозможно. В результате они эмигрировали в Париж, что не требовало такого карантина для собак. В Париже на улице их обокрали: из Наниной сумки вытащили деньги, которые им обменяли в Москве, — по 90 долларов на человека.

Про парижский период эмиграции я знаю со слов Миши. Но было бы лучше, если бы о нем рассказали те, кто бывал у него в Париже. Из Парижа Миша ездил в Нью-Йорк и Германию, а с 1993 года ежегодно ездил в Москву, где жил и работал подолгу.

7. Штрихи, эпизоды

Однажды, в Мишины школьные годы, когда в комнате Рогинских сидели и выпивали известные молодые военные поэты — старший двоюродный брат Миши Семён Гудзенко и его друг Александр Межиров[42], Миша спросил:

—  Семён, а что такое гуманизм?
—  А сам-то как думаешь? — в ответ спросил Семён.
—  Это, когда не бьют, а гладят, — ответил Миша.
—  А брат-то у меня философ, — подытожил Семён, не подозревая, что Миша станет философом и в жизни, и в живописи.

2. Вообще Мишина трудная жизнь с детства располагала к философии. С конца войны я довольно часто ездил к Мише домой в Военный городок от одной тогдашней окраины Москвы до другой — от конечной остановки трамвая у Новодевичьего монастыря через всю Москву до станции метро «Сокол» и далее до конечной остановки 21-го трамвая на пустыре, где сейчас находится станция метро Щукино. Рядом с этим пустырем находились деревянные дома, когда-то бывшие дачами, и начинались трехэтажные дома Военного городка. Я всегда знал, что Мишин отец, которого я видел только на фотографиях, ни в чем не виноват — моя мать от нас со старшим братом ничего не скрывала. И всегда чувствовал, что на семье Рогинских лежит печать жуткой несправедливости и несчастья. Это чувство усугублялось тем, что тетя Рива, мать Миши, вынуждена была работать нянечкой в детском доме. Иногда казалось, что их преследует какой-то рок. Время от времени на их долю выпадали серьезные неприятности. Однажды в тот период, когда Миша учился в художественном училище, в их комнате возник пожар. И пока ликвидировались его последствия, Миша переехал жить в наши полторы комнаты в коммунальной квартире на Усачевке, которая находилась относительно недалеко от его художественного училища у метро «Парк культуры». Когда Миша вернулся из армии, то в их комнате в Военном городке летом был устроен небольшой прием, на котором был и я. Мишин школьный товарищ Юра Беляев одной ногой впрыгнул на балкон (они жили на втором этаже), и балкон обвалился. Я и один парень, находившиеся на балконе, удержались за его перила, а жена Юры Беляева упала на асфальт и сломала позвоночник. Скорая помощь отвезла ее в Боткинскую больницу.

3. В школьные годы он любил играть в футбол, был страстным болельщиком знаменитой в то время футбольной команды ЦДКА (ныне ЦСКА). Он рассказывал, что на футбольное поле близ Покровского-Стрешнева, где он участвовал в любительских матчах, приходили поиграть будущие динамовские знаменитости – Владимир Шабров и Лев Яшин, которые были на год-два старше его. Мы иногда вместе с ним ездили на стадион «Динамо»[43]. Так что его довольно большая картина «Футбол» (60-е годы) не случайна. Однажды в 1950 г. мы с ним сидели на этом стадионе «на Востоке» (т.е. на Восточной трибуне, куда были более дешевые билеты и где собиралась публика попроще и помоложе) на мачте ЦДКА-ВВС. И с трибуны мы язвительно орали «Сталинские соколы!» по поводу команды ВВС, созданной генералом авиации Василием Сталиным[44]

4. Одноклассником и товарищем Миши по художественной школе на Чудовке и тоже учеником М.С. Перуцкого был известный впоследствии Коля Дмитриев[45], племянник знаменитого художника МХАТа Вл. Вл. Дмитриева. Коля погиб на охоте из-за несчастного случая в 15 лет. После его смерти в Москве и Ленинграде устраивались его выставки. О нём писали, что Россия потеряла большого художника. После возвращения Миши из армии мы с ним навещали родителей погибшего Коли, живших в Плотниковом переулке на Старом Арбате.

5. Миша удачно и с тонкой иронией имитировал речь преподавателей художественной школы и художественного училища. Любил вспоминать слова разных преподавателей, в частности, фразу Анатолия Ивановича Шугрина: «Карандаш надо точить остро». Через много лет, в один из своих приездов из Парижа, Миша узнал, что наш преподаватель-реалист А.И. Шугрин, оказывается, был в 20-х годах абстракционистом. Он стал цениться лишь в самом конце ХХ века[46]. Его абстрактные работы мы с Мишей увидели в Центральном доме художника на Крымском Валу.

6. Миша был человеком с большим чувством юмора, заразительно смеялся. Иногда мы с ним были просто подвержены приступам смеха по поводу вещей, одним нам известных и абсолютно не понятных окружающим. Непосвященные в причины нашего хохота недоумевали: не над ними ли мы смеёмся?

Помню, как в 1951 году мы с Мишей ходили в Клуб им. Горького (на Зубовской площади) на французскую кинокомедию «Скандал в Клошмерле», взбудоражившую Москву и оказавшую почти революционное воздействие на тогдашнее состояние умов советской публики. Сюжет этого фильма основан на том, как в провинциальном французском городе Клошмерле впервые открывали общественный туалет. Показ кинокомедии оправдывался тем, что фильм этот высмеивает «их нравы». Публика уже знала, на какое зрелище она идёт. И перед сеансом обстановка в фойе изобиловала смешными эпизодами: билетёрша не пускала какого-то молодого отца с маленьким ребёнком на руках, которого не с кем оставить дома. Она указывала на большие объявления, сделанные специально для этого фильма: «ДЕТЯМ ДО 16 ЛЕТ ВХОД ВОСПРЕЩЁН», а рядом с нами какая-то древняя старуха выдавала такой комментарий: «И что их не пущають? Чай, теперь все всё знають, чай, в школах проходють». Мы с Мишей еле сдерживали смех, ещё не подозревая, что нас ждёт. Конечно, мы непрерывно смеялись во время сеанса. Но когда министр, уроженец Клошмерля, стал «открывать» туалет в качестве первого посетителя и по выражению его лица было ясно, что он делает, Мишу одолел такой жуткий хохот, что он здорово ударился лбом о впереди стоящее кресло…

7. Он очень любил Зощенко. С удовольствием, мастерски читал вслух его рассказы своим гостям. Помню, как однажды у себя дома, в Мневниках, он читал Зощенко своей ученице —  художнице Алёне Романовой, её мужу и мне. Он устраивал подобные чтения и в Париже. Когда весной 1991 г. его первая жена Маша с сыном Сашей останавливалась у него в первой парижской квартире во время их паломнической поездки во Францию на международный съезд инвалидов детства[47], Миша читал им Зощенко так, что все буквально покатывались от смеха.

8. С детства Рогинский блестяще читал стихи. А позже, в период учёбы в школе и училище, увлекся Маяковским, стихи и прозу которого знал очень хорошо. В то время любителей и знатоков Маяковского было немало. Их привлекали в нем бунтарство, форма, мастерство, острота и чувство правды[48]. В период учебы в училище Миша поступает в так называемую «Бригаду Маяковского» — самодеятельный коллектив, членами которого были люди самых разных профессий и возрастов. Члены «Бригады» выступали с чтением Маяковского на различных сценах, включая клубы, и в Колонном зале Дома Союзов. На одном концерте «Бригады» в Колонном зале я был. Руководителем и режиссёром «Бригады» была Еликонида Ефимовна Попова, вдова знаменитого и уже покойного в то время чтеца Владимира Николаевича Яхонтова.

Еликонида Попова приглашала на встречу с «Бригадой» тех, кто знал лично Маяковского (выдающегося артиста Игоря Ильинского[49], поэта Александра Безыменского и др.). Миша привёл мне однажды экспромт, или домашнюю заготовку Александра Безыменского, прочитанную автором на одной из таких встреч:

Был Владимир Маяковский,
Он писал совсем не так,
Как Твардовский, Исаковский,
Вера Инбер и Маршак.

9. Стихи Миша читал замечательно, притом не только Маяковского, но и Пушкина, Есенина, Семёна Гудзенко, а позже Осипа Мандельштама и других поэтов.

10. У Миши был очень красивый низкий голос, который очаровывал собеседников и слушателей. И тогда, когда он читал стихи в приватной обстановке или на сцене, на концертах Бригады Маяковского. И впоследствии — когда на выставках «Пешеходная зона» в Третьяковской галерее (2002 г.) и «Своё иное» в Государственном центре современного искусства (2005 г.) на телеэкранах демонстрировались видеофильмы его выступлений при проведении мастер-классов в Москве[50] и в его парижской мастерской[51]. . Во время этих выступлений он говорил о живописи очень серьезно, выразительно и потрясающе интересно, блестяще формулируя свои мысли.

11. У Миши определённо были задатки драматического актёра. Они проявлялись не только в талантливом чтении им вслух стихов и прозы, но и в том, что в Лысьвенском театре он пробовал себя в небольших ролях, и в том, как впоследствии он проводил мастер-классы и давал интервью.

12. Помню, как Миша со мной ходил в приёмную КГБ на Кузнецком мосту по поводу его отца — причину этого похода не помню. Впечатления: много народа, рыдания какой-то женщины.

13. На нас с Мишей и на всех окружающих произвёл большое впечатление документ — маленькое памятное удостоверение в виде картонной «книжки», выданное, по-моему, в начале 1950-х годов его отцу за хорошую работу в леспромхозе, в ссылке в посёлке Тасеево (места, где происходило действие романа «Угрюм-река» Вячеслава Шишкова). На лицевой стороне этого удостоверения было напечатано сверху:

МВД СССР. Краслаг (Краслаг — Красноярский лагерь. — В.Ж.)

Ниже справа:

                                “Труд в СССР — дело чести, доблести и геройства”
И. Сталин

А ещё ниже — посередине:

ОТЛИЧНИКУ ТРУДА

Свидетельство времени…

14. После возвращения Мишиного отца из ссылки в маленькой комнатке Рогинских в Военном городке отмечался Новый год, по-моему, это был 1955-й. Были Александр Эммануилович, его жена Ревекка Константиновна, высокая и красивая дама Виктория Антоновна Петровская[52], вдова расстрелянного Е.И. Петровского[53], моя мама, мы с Мишей и Витя Рогинский. Высокий, седовласый и представительный Александр Эммануилович был не в пиджаке, а в какой-то перешитой «американской» курточке с нагрудными карманами. Виктория Антоновна воскликнула: «Саша, ты просто как Рузвельт!» Интеллигентный Александр Эммануилович улыбнулся и, ничего не подозревая, ответил «А хулишь». Мы с Мишей прыснули от смеха. И ушли на кухню, где я спросил Мишиного отца: «Дядя Саша, Вы понимаете, что Вы сказали?». Он, по-моему, так и не знавший, что это матерное слово, объяснил нам, что у них в ссылке был культурник, тоже ссыльный. И когда его спрашивали: «Вася, культуришь?», он отвечал: «А хулишь».

15. В Лысьве Миша с женой Машей снимали комнату на квартире у секретаря партийной организации автоматизированного цеха местного завода. Я навестил их там в январе 1957 года и выслушал забавный рассказ Миши о том, как у хозяев отмечался какой-то праздник. Через стенку Мише было слышно, что говорят у соседей. Когда гости вышли прогуляться и в хозяйской комнате остался только хозяин со своим другом, Миша услышал такой диалог между ними:

—  Я предлагаю выпить за Булганина и Хрущева.
 — Не, они ещё молодые, еще не заслужили; выпьем за Сталина — он человек проверенный…

Это было в 1957-м, т.е. уже после ХХ съезда партии (февраль 1956 г.), на котором в знаменитом докладе Хрущева Сталин был разоблачён как преступник.

16. Рядом с Военным городком в деревянном доме жила семья скончавшегося в 2003 г. близкого друга Миши — художника Александра (Алика) Святского, замечательного человека. Когда Миша впервые привёл меня в дом Алика, тот учился в Московской среднехудожественной школе (МСХШ). Затем окончил Художественное училище «Памяти 1905 года» и Художественный институт им. В.И. Сурикова. Алик и его отец — художник Яков Александрович Святский были большими словотворцами. Им принадлежат, например, такие перлы: «Какой передокс!» или «Сколько Лен, сколько Зин!» Один из их каламбуров был посвящен Мише: «Рогинский, я Вам вырЕжу порицание».

17. Выше говорилось, как однажды летом на одну из снимаемых квартир Миши в деревянных домах дачного типа близ Военного городка я привёз «магнитофон системы Яуза» (как поётся у А. Галича) с записями песен Булата Окуджавы. И мы заслушивались ими. Мне казалось, что Мишина живопись того времени (начало 60-х годов) чем-то была созвучна песням Окуджавы, и я говорил ему об этом. Через много лет, в июле 2004 года, на вечере памяти Миши в мастерской его друга художника Александра Юликова кто-то (кажется, художник и скульптор Игорь Шелковский[54], друг Миши, знавший его по Парижу) сказал нечто похожее. В конце 70-х годов Миша рассказывал, что в Коктебеле они с Б. Окуджавой присматривались друг к другу, как бы чувствуя родственность душ.

18. На многих Мишиных картинах можно узнать близлежащие к его дому места — Военный городок в Щукине, район окружной железной дороги, заборы, трамвайные линии, остановка троллейбуса у метро «Сокол». А на его пейзаже «Покровское–Стрешнево» (1964, собрание Третьяковской галереи) прямо написано «П-Стрешнево». Это место находится недалеко от Военного городка, где жил Миша.

19. В начале 60-х годов Миша на французской выставке в Москве услышал магнитофонную запись: мужской голос периодически читал стихотворение Поля Элюара «Убивать», посвященное Парижу в период нацистской оккупации. Миша был потрясён и самим этим стихотворением, и его исполнением. Он потом часто читал его вслух (цитирую по памяти):

Падает в эту ночь на Париж
Странный покой:
Покой слепых глаз,
Сновидений бесцветных,
Бьющихся в стены,
Покой бесполезных рук,
Мужчин ушедших
И женщин, уже увядших …

20. Впервые я узнал стихи Осипа Мандельштама именно от Миши в начале 60-х годов, когда приходил навестить его в терапевтическую клинику 1-го медицинского института. Мы с ним гуляли по территории клиники, и он великолепно прочитал мне три стихотворения О. Мандельштама, которые начинали тогда распространяться в самиздате:

Мы живём, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца…

Квартира тиха, как бумага —
Пустая, без всяких затей, —
И слышно, как булькает влага
По трубам внутри батарей…

И такие строки:

За гремучую доблесть грядущих веков,
За высокое племя людей,
Я лишился и чаши на пире отцов,
И веселья, и чести своей.
Мне на плечи кидается век-волкодав,
Но не волк я по крови своей,….

21. Однажды во второй половине 60-х годов я пришёл к Мише на его квартиру на ул. генерала Глаголева (близ Хорошевского шоссе в районе Мневников), выполнявшей также функции его мастерской, со своей гостьей из Тбилиси, выпускницей Тбилисской консерватории Мананой Гедеванишвили — показать ей картины Миши. Я в шутку представил её так: «Великая княжна Грузии Манана Гедеванишвили». (Манана действительно была потомком князя Гедеванишвили). Миша тут же ответил: «А мой пращур был заместителем испанского короля по финансовой части». Все засмеялись. Но оказалось, что согласно семейному преданию, Мишин далёкий предок и впрямь был приближенным испанского короля…

22. Прекрасный рассказчик, Рогинский не только красочно повествовал обо всём, что было связано с ним самим и с другими, но и великолепно передавал чужие рассказы. Я запомнил Мишино изложение двух рассказов его отца, один из которых назову «Должна же быть у человека ложка!», а другой — «Франчек нашёлся!». Думаю, что уместно будет привести их здесь.

«Должна же быть у человека ложка!..»

Примерно в 1946 году Мишиного отца в числе других «повторников» везли в теплушках в Сибирь. Охрана была с автоматами, зверская. Должно быть, её предупредили, что таких преступников везут: мол, мосты взрывают, женщин и детей убивают… Когда «повторники» обращались к охране: «Ребята, да нам хоть паспорта всем дай, хоть отпусти нас, —   мы всё равно вернёмся», охрана обрывала их: «Молчать! Не разговаривать!». Но вот в вагоне появился прокурор, надзирающий за соблюдением закона, и обнаружил, что у одного заключённого не оказалось ложки. И тогда прокурор заорал: «Должна же быть восстановлена справедливость: должна же быть у человека ложка!»

Франчек нашёлся!

В леспромхозе в поселке Тасеево Красноярского края (примерно в 130 км от города Канска) появился новый ссыльный — пожилой польский инженер Франтишек, которого для простоты все звали Франчек. Он был очень вежлив. Когда заходил в контору леспромхоза, всегда снимал шапку, раскланивался. Ему, по причине преклонного возраста, досталась лёгкая работа — кострожёгом, т.е. он должен был сжигать сучья, которые срубали с поваленных деревьев другие рабочие. И вот однажды Франчек пропал: не вернулся из леса. Что тут началось! Местные сотрудники Министерства госбезопасности (МГБ) несколько дней посылали рабочих прочёсывать лес. Но никого не нашли. Прошло довольно много времени. И какие-то рабочие наткнулись в лесу на Франчека, наполовину съеденного волками. Предполагалось, что старику стало плохо с сердцем, он упал, а тут волки… Когда останки Франчека доставили в посёлок, у начальства МГБ началось веселье —   напились от радости: Франчек нашёлся!

23. Миша рассказывал и немало смешных историй. Вот две из них, услышанные им в 70-е годы «застоя» от их участников. Одну из них назову «Тимур Зяев», а другую — «И так хорошо».

Тимур Зяев

Мишин хороший знакомый Алексей Хвостенко[55] оказался в колхозе имени Тимура Зяева в Узбекистане. Поинтересовался у местных жителей, кто такой Тимур Зяев. «Не знаю, а ты у председатель спроси», — ответили ему. Спросил у председателя колхоза. Тот ответил: «Не знаю, а ты город спроси». И, наконец, он выяснил в администрации районного центра, что это — Тимирязев…

«И так хорошо»

Несколько московских художников подрядились оформлять клуб в каком-то маленьком грузинском городке. К ним явился не председатель райисполкома, не секретарь райкома партии, а тот, кто негласно считался самым главным в этой местности. И он сказал: «Сделай мне так, чтобы было и так хорошо, и так хорошо. И тогда вам будет хорошо». Когда работа была закончена, и он решил, что «и так хорошо, и так хорошо», художникам было обеспечено изобилие блюд грузинской кухни и вина, и они «гуляли» несколько дней.

24. Помню, в середине 70-х годов Лариса Жадова (Гудзенко-Симонова) пригласила Мишу на первую после 30-х годов выставку скончавшегося в 1953 г. Владимира Татлина, организацию которой в Центральном доме литераторов (ЦДЛ) «пробил» Константин Симонов. В те времена это было очень не просто. Для того, чтобы получить разрешение на эту выставку, потребовался такой «таран» как кандидат в члены ЦК КПСС Симонов. И то ему удалось добиться её организации не в художественном музее или выставочном зале, а только лишь в ЦДЛ. По-моему, Миша ходил на эту выставку не один раз. Считал, что это событие. Он с удовольствием вспомнил посвящение Маяковского Татлину (цитирую по памяти): «Гениальному художнику от гениального поэта». Благодаря Мише на этой выставке побывали и я, и немало наших друзей и знакомых.

25. В течение многих лет Миша рассказывал мне о своём ныне покойном друге, художнике Борисе Турецком[56], с которым, к сожалению, я не был знаком. Миша очень высоко ценил его как художника и говорил о том, что Турецкий оказал большое влияние на его творчество.

В связи с Турецким Миша сказал в интервью Андрею Ковалеву[57]:
«Один раз пришла кавалькада из Лианозово — Рабин, Немухин, Мастеркова, Вечтомов, Кропивницкий. Эти меня сразу эвакуировали. … Это были вредные ребята, лианозовцы. Хотя я учился вместе с Владимиром Немухиным и Лидией Мастерковой. … У них были идеалы, свои понятия о том, что такое живопись. Мастеркова и Немухин до сих пор говорят: «Какой Рогинский был живописец! Но все Турецкий испортил». Они не понимают, что без Турецкого меня бы вообще не было. Турецкий меня просто, можно сказать, спас. Здесь же даже и сейчас никто не понимает, что сделано в ХХ веке после Сезанна. В России даже «Бубновый валет», так называемые сезанисты, ничего не поняли. Понял Сезанна, на свой лад, только Вейсберг. Он и есть настоящий продолжатель Сезанна. С советским префиксом к тому же». Миша пояснил это в интервью Владимиру Левашову[58]: «Или вот, скажем, Турецкому повезло, он попал к Вейсбергу. И от Турецкого я в какой-то степени получил то, чему учил Вейсберг. … Это был единственный в России художник, который действительно следовал Сезанну».

26. Миша любил произносить строчки Маяковского:

Один сезон — наш Бог —
Ван Гог.
Другой сезон —
Сезанн.

27. В конце марта 1965 г. в Молодежном клубе при райкоме комсомола в помещении бывшего московского кинотеатра «Диск» состоялась выставка живописи Михаила Рогинского, Михаила Чернышёва[59], Григория Перченкова и Алексея Панина[60], просуществовавшая полтора дня и закрытая властями. Помню, что в гардеробе дежурила его ученица — красивая Катя Компанеец, дочь известного физика из Института химической физики.

28. Одна шуточная идея Миши, рожденная экспромтом, обросла мифологией, а после его кончины превратилась в своего рода символ, знамя андеграунда. Участвуя в размещении и монтировании знаменитой выставки художников-нонконформистов на ВДНХ в 1975 г., он увидел, что надо чем-то закрыть дырку в стене. И тотчас придумал закрыть ее чьим-то пальто, бесхозно висевшим где-то неподалеку, и предложил представить его как авангардистский объект — экспонат выставки. Миша тут же сказал об этом молодому художнику Льву Бруни[61]. И экспонат был создан: пальто закрыло дырку в стене. В карман пальто была всунута бутылка кефира. Сверху повешена табличка «Руками не трогать». А экспонат Миша назвал «Пальто Одноралова». Автором указали Л. Бруни и М. Рогинского. Но это пальто не принадлежало Одноралову. Так почему же в названии экспоната указано, что это пальто именно Одноралова? Да хотелось подшутить, и к тому же Михаил Одноралов, Мишин хороший знакомый, был одним из организаторов выставки[62]. Успех был неожиданным и ошеломляющим. Обо всем этом Миша рассказывал мне со смехом.

Участниками выставки этот экспонат был воспринят как шуточный вызов. Власти же восприняли его более серьезно, но проглотили. А публике стали сочинять, что это пальто простого человека Одноралова, а не, скажем, пальто Ленина в его музее, и т.п.

Однако через 6 лет после кончины Рогинского в интернете появилось немало сообщений на тему «Пальто Одноралова». Это «Пальто» было показано на выставке Михаила Одноралова в Третьяковке в 2010 г. Вышел документальный фильм «Пальто Одноралова» (режиссер Нина Зарецкая, 2010). Экспозиция Государственного музея современного искусства (ГЦСИ) пополнилась экспонатом-новоделом «Пальто Одноралова» (авторы — М. Рогинский, Л. Бруни, М. Одноралов).

29. Любопытный штрих. Какое-то время Миша коллекционировал старые дорожные, «бытовые», страховые плакаты, доски, различные объявления и т.п. Он считал, что они многое говорят о времени и что из них можно было бы сделать потрясающую выставку. Например, у меня сохранилась фотография найденной им фигурной жестяной доски на дощатой стене дома:

РУССКОЕ
страховое
отъ огня
ОБЩЕСТВО

Женя Измайлов находит связь между ними и картинами Миши[63]: «Коробки домов, трамваи старого образца — все очень конкретное, жесткое, как на любимых им тогда трафаретных плакатах: «Берегись поезда!», «Спички — не игрушка!», «Не трогай — убьет!»

Но много позже в интервью Никите Алексееву Миша сам связал плакаты со своими картинами: «Я увидел свои картины на стене и понял, что все это слишком описательно, нет действия. Через пару дней я шел по Кропоткинской в художественную школу, где преподавал, и увидел у пожарной части плакаты, вроде «Спички детям не игрушка». Я понял, что мне хочется сделать также действенно, как этот плакат. Спичка горит, буквы тоже — это действие». И далее: «Это было все то же действие. Как противопожарные плакаты: «Выиграешь минуту — потеряешь жизнь». Я очень жалею, что не собрал коллекцию этих плакатов. Они теперь исчезли. Последний я увидел несколько лет назад на Белорусском вокзале, но у меня не хватило смелости дать на бутылку вокзальному служащему, чтобы он его оторвал от забора»[64].

30. Однажды я повёл Мишу и одного его друга-художника пообедать в ресторан «Прага» к моему знакомому метрдотелю. Пошли мы прямо из мастерской и специально «для ресторана» не одевались. Помню, что метрдотель был просто поражён «демократическим» видом моих спутников, не принятом в «Праге». Но они чувствовали себя абсолютно свободно и естественно.

31. Он выглядел аристократом в любой одежде. Однажды летом он шёл из мастерской к Музею изобразительных искусств в какой-то рабочей курточке, надетой на голое тело, в сопровождении двух своих дворняг. И всё-таки чувствовалось, что идёт аристократ. Этот аристократизм, это достоинство были в нем всегда.

32. На квартирной выставке нескольких художников, среди которых были Миша, Женя Измайлов и Лёва Повзнер[65], кто-то украл картину. Когда я пришел после этого события, художники попросили меня подежурить, а сами куда-то ушли. Через несколько дней они получили письмо от укравшего картину. В нем были и деньги за нее. В письме было сказано, что укравшему так понравилась картина, что он очень захотел ее приобрести. Но у него в этот момент не было нужной суммы денег. Теперь он посылает ту сумму, которая была указана на листочке рядом с картиной. И приносит свои извинения. Письмо заканчивалось словами: С уважением, Слезингер. Художники ответили, обратившись к нему: «Гражданин Спизденгер!» Это обращение придумал Миша.

33. Миша рассказывал, как в период подготовки к эмиграции его мастерскую посетила культурный атташе Франции, которая опоздала на встречу и объясняла это на слегка ломанном русском трудностями поездок на машине по Москве. Миша со смехом изображал одну ее фразу: «Только не надо наезжать на милиционер». Она интересовалась Россией. И Миша экспромтом сказал ей, что в начале 30-х годов 19 века Жорж Санд в Париже ходила в брюках и имела любовников, а в это время в России еще действовало крепостное право, которое было отменено только в 1861 году, и что эта разница до сих пор сохраняется».

34. От Наны и Миши я получал машинописные копии стихов и поэм Иосифа Бродского. Мише нравилась его поэма «Два часа в резервуаре», которую он превосходно читал:

Я есть антифашист и антифауст,
Их либе жизнь и уважаю хаос.

Ему нравилось, в частности, виртуозное сочетание поэтом русского и немецкого языков.

35. Мишу убивала обстановка, которую в интервью Никите Алексееву[66] он назвал «советской мерзостью вокруг», невозможность свободно выставляться. В этом интервью он сказал: «Но постепенно я уже не смог дальше терпеть эти советские лозунги, эти избирательные участки, куда люди ходили с гармошкой опускать в ящик бюллетень с одним единственным именем».

На выборы Миша не ходил. Он рассказывал мне, что когда к нему пришли из избиркома, то на их вопрос, почему он не ходит на выборы, Миша ответил примерно так: «Прихожу в столовую и выбираю — щи, борщ или другой суп». «Ага, понятно», — ответили ему и больше не беспокоили.

36. Миша жил тяжелой, нищенской жизнью, но не сдавался и занимался живописью вопреки всему. Среди картин Миши, написанных задолго до эмиграции, есть серия «штаны» или «брюки» (1966). В ней есть и картина с надписью «Дураки едят пироги». Эта серия отражает владевшие им чувства сопротивления безысходности и его стремление выстоять несмотря ни на что. Эти чувства и стремления нашли свое отражения в картине «Брюки» с надписью «Б…. буду не забуду», находившейся в Москве в коллекции Л. Талочкина[67]. Людмила Петрушеская пишет, что «дирекция выставочного помещения эту картину для экспозиции не приняла (т.е. отвергла)»[68]. Эта история произошла в связи с выставкой М. Рогинского «Пешеходная зона» в Третьяковской галерее.

Еще большую силу эти настроения Миши нашли свое отражение в его картине, в которой над штанами-брюками, валяющимися на табурете рядом со спичечным коробком, повисла надпись «Х.. вам».

37. Миша с огромным уважением относился к Эрнсту Неизвестному. Восхищался его мужеством, независимостью, смелостью. Мише очень нравился рассказ Неизвестного о том, как его вызывали в Московский горком КПСС на обсуждение вопроса о памятнике Хрущеву на Новодевичьем кладбище. Этот рассказ Миша услышал от самого Неизвестного в его мастерской и с удовольствием мне его пересказывал. Власть была против установки такого памятника, который сделал Неизвестный, — с бронзовой головой Хрущева между черным и белым, и горком провел несколько обсуждений. На первое из них Неизвестный пришел. А когда его пригласили на следующее обсуждение, ответил: «Я в ваш обезьянник (или гадюшник ? — точно не помню сейчас) больше не хожу».

38. В 1975 г. состоялась, по-моему, последняя перед эмиграцией большая неофициальная выставка живописи М. Рогинского — в мастерской скульптора Валерии Доброхотовой в Армянском переулке (в центре Москвы). На эту выставку ежедневно потоком шли посетители.

39. В 1978 г., перед отъездом в эмиграцию, Миша вместе со мной поехал в Ясенево попрощаться с последней из живших тогда близких родственников Рогинских старшего поколения — вдовой его дяди, ныне покойной Агафьей Андреевной Савельевой, которую все родственники и друзья любовно звали Ганей, или Ганечкой. Миша вновь навестил Ганю через 15 лет, во время приезда из Парижа. Он с удовольствием вспоминал своё, по его словам, «босоногое детство» в родной Ганиной деревне Шанчерово Рязанской области, куда на лето 1939 – 1940 г. его с младшим братом Витей брала Ганя. Она рассказывала своей дочери Наташе, что когда однажды кто-то из деревенских мальчишек — друзей Миши назвал его «жидом», он убежал в поле на целый день. Ему было тогда 8-9 лет. По-видимому, это была его первая встреча с антисемитизмом.

40. К 50-летию Миши в 1981 году его первая жена Маша, художник Женя Измайлов и я послали ему с оказией в Париж набор масляных красок. Женя сделал список того, что нужно купить, а я ездил искать и покупать краски. Когда знакомая моих родственников, которая осуществляла эту оказию, приехав в Париж, позвонила Мише, он отказался от встречи с ней и сказал, что она может делать с этими красками всё, что хочет, даже выкинуть их. Это показалось нам странным. Значительно позже, при приезде в Москву в начале 90-х годов, Миша объяснил, что по телефонному разговору с этой женщиной он решил, что она «гебешница». Такое время было. Ведь прошло всего три года с тех пор, как он эмигрировал, и «перестройка» ещё не просматривалась…

41. Миша впервые приехал в Москву из Парижа в 1993 г. Через 15 лет эмиграции и позже он не находил, что в Москве что-то изменилось кардинально. И считал, что многие композиции и городские пейзажи на его выставке «Пешеходная зона» в Третьяковской галерее (2002 г.) актуальны. Но, тем не менее, какие-то перемены он, конечно, замечал.

42. Меня поражало Мишино неравнодушное отношение к людям, которым, как ему казалось, становилось плохо в подземных переходах, в метро, на улице. Как бы он ни спешил, он никогда не проходил мимо них, а старался помочь. Говорил, что в Париже всегда так поступают.

43. Из его парижских историй мне запомнилась такая. Случайно он познакомился в Париже на улице с молодым русским парнем, приехавшим с российского севера (из Мурманска) и оставшимся во Франции. Этот парень был голодным, попал в бедственное положение и жил в поездах. Миша и Нана приняли участие в его судьбе, некоторое время он обитал у них. А потом Миша помог ему устроиться в Иностранный легион. Когда этот парень покинул Иностранный легион по состоянию здоровья (из-за проблем с давлением), Миша вновь пришел ему на помощь…

44. Он рассказывал мне, что во Франции слово «христианин» часто используется в быту для обозначения человека порядочного, справедливого, уважаемого, на которого можно положиться. Слова «он — христианин» звучат как марка высшего качества.

45. Политические симпатии Миши во Франции были, по его словам, на стороне левых, а точнее — на стороне социал-демократов.

46. Как-то в 90-х годах я спросил его, какой лозунг лучше всего выражает суть фашизма. Он тут же ответил: «Один народ, один рейх, один фюрер!».

47. Миша хорошо знал историю, литературу и был склонен к философии, интересовался ею, она была для него хобби[69]. Он удивительно точно и неожиданно ссылался на классиков и цитировал их. Это особенно проявлялось, когда во время его приездов из Парижа мы с ним обсуждали ситуацию в России и её возможное развитие.

48. В очередной его приезд я рассказал ему об одной статье в прохановской газете «День» (ныне — «Завтра»), в которой утверждалось, что евреи диаспоры относятся к народам, среди которых они живут, как к фауне[70]. Миша тотчас противопоставил этой статье рассказ Н.С. Лескова «Продукт природы», в котором показано, что русские помещики и их управляющие относились к крепостным крестьянам как к «продукту природы», т.е. как к фауне.

49. По-моему, он немного ностальгировал по советскому «общепиту», когда в городе можно было без проблем недорого поесть. Так, недалеко от мастерской художника Александра Юликова, в которой он жил во время всех своих приездов в Москву с 1995 по 2003 год включительно, Миша нашел столовую какой-то организации, где можно было пообедать по его вкусу как в прежние времена.

50. В один из первых его приездов в Москву из Парижа Миша пригласил меня на какую-то большую выставку в Центральном доме художников на Крымском валу. Я видел, как тепло и уважительно его встречали художники у многих стендов. Миша говорил в интервью Даниле Кольцову[71]: «Это очень приятно, потому что я тут настолько, настолько, в общем, я одинок здесь, что когда, первый раз после 15 лет, приехал в Москву, меня так встречали, что я просто, я просто не знал … Мне говорили: «Миша, мы из-за вас пришли!». Понимаете! Такие вещи, я просто…».

51. В Москве проходили мастер-классы М. Рогинского — 1 июня 1999 г. в Центре современного искусства Сороса по инициативе директора центра Ирины Алпатовой[72], 15 ноября 2001 г. в Государственном центре современного искусства (ГЦСИ), где Мишу представил художественный руководитель центра Леонид Бажанов[73], и 12 ноября 2002 г. в зале Музея «Другое искусство» в Российском государственном гуманитарном университете (РГГУ). Этот музей, созданный на основе коллекции Леонида Прохоровича Талочкина (1936-2002), в 2014 г. прекратил свое существование и коллекция Талочкина была передана его вдовой в Третьяковскую галерею. На мастер-классе в ГЦСИ я был вместе с художником Аликом Святским, другом Миши, и его сыном Женей, тоже художником. Пришел и коллекционер Леонид Талочкин. Было много молодежи. Миша хорошо, интересно выступал и чувствовал себя востребованным.

52. Во время первых встреч с приехавшим из Парижа Мишей я как-то сказал ему: «Эмигранты обычно нас учат. Молодец, что ты не учишь». Он ответил: «Вить, ну как я могу вас учить, ведь я ничего не знаю». Прошло какое-то время, и он стал понемногу учить — и политике, и вообще. Он освоился и часто говорил то, что сказал в интервью Даниле Кольцову: «Вы живете в самой интересной в мире стране».

Но советы по рационализации жизни он давал с первых приездов в Москву. Так, он предложил решить проблему сбора мусора: выбрасывать мусор в полиэтиленовых пакетах вместо того, чтобы вываливать его во дворах в большие мусорные ящики (как делали раньше). Потом появились дешевые полиэтиленовые пакеты: так теперь и делают.

53. Перед эмиграцией Миши и Наны мы с женой устроили им торжественный обед и распили с ними бутылку французского конька «Камю». А в один из первых приездов в Москву из Парижа Миша позвонил мне и сказал, что привез мне знаменитый коньяк «Наполеон» в роскошной фирменной бутылке в виде синей книги с изображением Наполеона. И когда я предложил ему привезти этот коньяк в дом моей больной старшей двоюродной сестры, где я в то время постоянно находился, т.к. ухаживал за нею, он решил все-таки подождать, когда я вернусь жить домой, сказав, что такой коньяк надо пить при полном параде — в белой рубашке, в смокинге и с бабочкой. Так и сделали — торжественно распили его у нас дома.

54. В один из его приездов поздней весной мы с Мишей вдвоем ходили в Серебрянный бор. Это место находится неподалеку от его дома в районе Хорошевского шоссе, и он когда-то любил там бывать. Мы сели с ним на лавочку в безлюдном месте и перемежали нахлынувшие воспоминания с рассказами о сегодняшней жизни. В частности, Миша подробно и интересно рассказывал о жизни на Западе — во Франции, в Германии, останавливаясь на том, что характерно для немцев, а что для французов.

55. Позднее, благодаря Мише, я познакомился со множеством замечательных людей, которые были его друзьями и очень помогали ему. Среди них, в первую очередь, назову известного художника Александра Юликова[74], выдающегося театрального художника Сергея Бархина[75] и коллекционера Михаила Ершова, о которых Миша рассказывал с восхищением и благодарностью.

56. В последний приезд в Москву (2003 г.) в разговоре со мной он сказал «Быть сыном врага народа гораздо тяжелее, чем сыном убитого на фронте», т.е., чем мне, чей отец погиб в Московском народном ополчении в 1941 году. И я с ним согласился.

57. Миша скончался 5 июля 2004 г. в больнице Св. Жозефа (Hôpital Saint-Joseph.) в Париже после длительной тяжёлой болезни — лимфомы (рака лимфатической системы). Его прах захоронен в Москве на Донском кладбище, — там же, где покоится прах его родителей.

8. ПРИЗНАНИЕ

В мастерской Александра Юликова прошло несколько вечеров памяти Миши: в 2004 году — 9 июля в день его похорон (кремации) в Париже, 17 октября в день захоронения его праха на Донском кладбище в Москве и 26 января 2005 г. — в день открытия его выставки «Своё иное» в Государственном центре современного искусства в рамках Первой московской биеннале современного искусства.

И каждый раз довольно просторная мастерская была переполнена. И каждый раз говорились сердечные слова о нём, отмеченном глубоким талантом и огромной работоспособностью, и звучала оценка его творчества как большого явления в живописи. Открывая эти вечера, А. Юликов произносил выношенные им слова о том, что Миша — великий русский художник второй половины ХХ-го века. Эти же слова А. Юликов повторил в своём выступлении 5 августа 2004 г. на вернисаже посмертной выставки М. Рогинского «Фактически ничего не меняется», организованной Сергеем Поповым в галерее «Сэм Брук» Государственного культурного центра-музея В.C. Высоцкого.

Подобные оценки я слышал и при жизни Миши, например, в Третьяковской галерее (на Крымском валу) 24 апреля 2003 г. на встрече с художником Леонидом Соковым[76], проведенной в конференц-зале Отделом новейших течений под руководством Андрея Ерофеева в рамках программы «Клуб современного искусства». Тогда Л. Соков назвал Мишу великим художником.

19 ноября 2004 г. в Государственном центре современного искусства состоялся вечер памяти Михаила Рогинского с показом его картин. Вечер вёл художественный руководитель центра Леонид Бажанов.

В связи с кончиной Миши в прессе и в интернете ему было посвящено немало статей, в которых давалась оценка его творчества. В коротких воспоминаниях Никиты Алексеева «Он эмигрировал с двумя беспородными собаками и банками из-под тушёнки. Умер художник Михаил Рогинский» («Известия», 7 июля 2004 г.)[77] он назван «одним из самых замечательных русских художников». В большой и очень интересной статье «Мастер, рисовавший вечность» («iностранец», 12 июля 2004 г., № 26, с.23) Никита Алексеев сказал о Рогинском: «стало ясно, что таких художников, как он, на свете мало». Ирина Кулик в некрологе «Умер Михаил Рогинский» («Коммерсантъ», 7 июля 2004 г.)[78] назвала его «последним великим русским живописцем». В статье «Примус» («Еженедельный журнал», № 29 – 30, 26 июля – 1 августа 2004 г. с.57)[79] Александр Панов писал: «В итоге Рогинский и умер непризнанным гением в эмигрантском одиночестве. Его непризнанность — позор российской культуре и вечный укор ей. … P.S. А «примус» по-латыни — первый. Таким и был Михаил Александрович для русского искусства». Андрей Ковалев в статье «Умер дядя Миша» (Gif.Ru. Информагенство «Культура», 7 июля 2004 г.)[80] сказал о Мише: «Он был не только великим, но и идеальным художником. … Таких, как Рогинский уже не будет». А в статье «Династия лузеров» («Русский журнал», 13 июля 2004 г.)[81]он написал: «Очень печальная новость — умер Миша Рогинский, самый светлый человек шестидесятых. Нам уже почти удалось доказать всем и прежде всего самому дяде Мише, что он — главный художник второй половины ХХ века».

Характерная реакция на Мишины работы со стороны моих друзей и знакомых, далёких от живописи: «Это же наша жизнь…». Например, в письме ко мне Ольги Платоновой из США, детство и юность которой прошли близ Военного городка в Щукине и Покровско-Стрешневе, о живописи М.Рогинского говорится: «Это наша Родина, наш быт, наша жизнь в каждой его картине. Это — «подвинься, Зин», «А гадость пью из экономии…»[82]. Это — «На углу у старой булочной…, «Ах, Арбат …»[83]. Для меня он — бард, он отразил то, что всегда с тобой».

Такая реакция касалась работ разных периодов: городских пейзажей и натюрмортов 60-х годов (с чайниками, самоварами, примусами, бутылками, хлебом, спичками, штанами и др.), сцен в метро, трамваев, работ, сделанных на продажу перед эмиграцией во Францию, работ последних лет, показанных на выставке «Пешеходная зона» в Третьяковской галерее в 2002 г., и знаменитой «Двери».

И все же более верная ассоциация картин Миши скорее не с Окуджавой, а как отметил Сергей Бархин в статье «Мужественный Рогинский»[84] и в одноименном разделе своей монографии «Ламповая копоть»[85], с Андреем Платоновым. Он пишет: «Вещи, предметы на его картинах, как их идеи по Платону. Простые, бедные, гордые и социалистические предметы эти, как персонажи Андрея Платонова». И далее он пишет, что жизнь в его картинах «напоминает нашу жизнь у Андрея Платонова».

Сергей Бархин в своих замечательных «Заветках»[86] пишет, что Михаил Рогинский прожил очень трудную жизнь — и в Москве, и в Париже. Он продолжает: «И это — тяжело и плохо — была его идея правильной жизни и живописи. ВСЁ ДОЛЖНО БЫТЬ ПЛОХО! И, прежде всего, — «плохая» живопись. «Плохо» — то есть быстро, грязно, бедно, некрасиво, и вообще — вне эстетики. … И считал, что искусство, во всяком случае, его живопись должна отразить всю гадость на земле. Правда, для меня все его периоды: и «примусы»,  и «маленькие трамваи», и большие парижские картины и наша социалистическая жизнь, написанная в Париже — все было полно такой ностальгии и любви, что мне стало казаться, что его ПЛОХО — значит также и нежно, и грустно. Я всегда сравнивал художника Рогинского с писателем Платоновым».

Каким остался Миша в памяти знавших его?

«Михаил Рогинский был одним из честнейших художников, всю свою жизнь он отдал искусству, и сама радость творчества была для него лучшей наградой», — сказал в эфире радиостанции «Эхо Москвы» скульптор и живописец, редактор журнала «А-Я» неофициального русского искусства Игорь Шелковский»[87].

Александр Юликов говорит, что в первую очередь на него производили впечатление Мишины картины. Но отмечает: «Миша сам — замечательный человек. Тогда красивый, с большими, очень яркими, сверкающими голубыми глазами, как всегда, он и остался таким, очень брутально настроенный, так резко говорящий. С некоторым культом мужественности, я бы сказал».[88].

Это перекликается с тем, что вспоминал Владимир Немухин о Мише в годы учебы в художественной школе и в училище (см. выше раздел «Учеба, работа»).

А вот, что пишет Сергей Бархин в «Мужественном Рогинском»:

«Миша Рогинский оказался невысоким, но крепким мужиком с небольшой бородой и высоченным лбом, переходящим в лысину. С очень твердым прямым и уверенным взглядом и такой же сильной речью и отношением к жизни и искусству. Он был совершенно без комплексов, открыт и вел себя как человек, знающий правду и власть имущий. Он на равных говорил бы и с Пикассо, и с Мамардашвили, и с Сусловым, и с Церетели».

Там же Сергей Бархин назвал его «Самый мужественный Мастер».

Данила Кольцов в интервью с Мишей[89] сказал ему «Крутой Вы»:

—  Да?
—  Крутой мужик.
—  Спасибо. Спасибо.
—  Таких единицы.
—  Спасибо. Спасибо. Спасибо.

А Леонид Соков завершил свою статью «Мой Рогинский» словами:
«Всей своей жизнью, своими работами, трудом Миша доказал: живопись жива. Это ли не подвиг, это ли не героическая жизнь художника!!!»[90].

Миша оставил глубокий след в сердцах многих знавших его людей разных профессий.

* * *

Серьезное, глубокое, философское отношение к жизни и к искусству было свойственно ему всегда — с детства. Оно в его живописи и в рисунках. И поэтому я безошибочно узнаю его работы, несмотря на различные по стилю и подходам периоды творчества: это Миша Рогинский, и это Миша Рогинский, и это…

Москва, январь 2017 г. 

Примечания

[1] http://ru.wikipedia.org/wiki/Рогинский,_Михаил_Александрович

[2] Материал Музея личных коллекций при ГМИИ им. А.С. Пушкина. «Михаил Рогинский. Московская сага».http://antrakt.ng.ru/accent/2008-02-29/22_saga.html .

[3] http://www.roginsky.org/fond/

[4] Барабанов Евгений Викторович, – искусствовед. https://ru.wikipedia.org/wiki/Барабанов,_Евгений_Викторович

[5] Журн. «The New Times. Новое время», 19 сентября 2016 г., № 30, с.54-57 https://newtimes.ru/stati/syuzhetyi/«kartina-—-eto-neprilichnaya-veshh».html)

[6] «Михаил Рогинский. «Пешеходная зона». Живопись 1962-1967, 1995-2002. Каталог». — М.: Государственный центр современного искусства / Государственная Третьяковская галерея, 2003. – 168 с.

[7] О Михаиле Рогинском. Дураки едят пироги./ сост. А. Романова, Н. Василевская, ред. Г. Ельшевская. — М.: Новое литературное обозрение, 2009. -776 с., 19 илл.
«Дураки едят пироги» — надпись на картине М. Рогинского, 1966 г.- В.Ж.

[8] Мягкова Ирина Григорьевна (род. 1938, Москва) – театральный критик, кандидат искусствоведения, переводчик с фр., профессор Университета Нанси-2 (Франция), кавалер французского ордена «Золотая пальмовая академическая ветвь».

[9] Целков Олег Николаевич (род. 1934, Москва) — художник- нонконформист. В СССР работал в театре. Живет в Париже. http://ru.wikipedia.org/wiki/Целков,_Олег_Николаевич

[10] «Умер Михаил Рогинский». — Музей «Другое искусство». http://other-art.rsuh.ru/archive.html.

[11] Ерофеев Андрей Владимирович (род. 1956, Париж) — искусствовед и куратор выставок. http://ru.wikipedia.org/wiki/Ерофеев,_Андрей_Владимирович

[12] http://exil-archiv.de/ru/Russe/www.aerofeev.ru/content/view/70/79/index.html

[13] http://azbuka.gif.ru/critics/roginsky/  «Михаил Рогинский: «прежде» и «теперь»».

[14] Сапгир Генрих Вениаминович (1928, Бийск – 1999, Москва), поэт, сценарист; входил с «лианозовскую» группу поэтов и художников. http://ru.wikipedia.org/wiki/Сапгир,_Генрих_Вениаминович

[15] Велемир Мойст. «Умер Михаил Рогинский». — Газета.ru — Культура — 06.07.2004.
http://forum.artinvestment.ru/showpost.php?p=457915&postcount=1¬viewbutton=1

[16] Григорий Ревзин. «Цвет в конце туннеля. «Свое иное» Михаила Рогинского» («Коммерсантъ», 9 февраля 2005 г., № 22, с. 21). http://kommersant.ru/doc/545832 .

[17] Попов Сергей Викторович (род. 1976, Москва) — искусствовед, галерист, один из кураторов выставки М.Рогинского «Прежде и теперь» в Русском музее, организатор его выставок в галерее «Сэм Брук» в Музее В.С. Высоцкого и в Центральном доме художников в Москве.
http://ru.wikipedia.org/wiki/Попов,_Сергей_Викторович_(искусствовед)

[18] Анна Толстова. «Художник с большим запасом классичности. Михаил Рогинский в Русском музее». – газета «Коммерсантъ Санкт-Петербург», 30.04.2004, № 79.
http://www.kommersant.ru/doc/471582 , http://azbuka.gif.ru/critics/hudozhnik/ .

[19] Константин Агунович. «Красная дверь». http://azbuka.gif.ru/critics/krasnaya-dver/ .

[20] Ковалев Андрей Алексеевич (род. 1958) – арт-критик, историк искусства, кандидат искусствоведения, доцент факультета искусств МГУ им. М.В. Ломоносова, автор ряда книг и большого числа статей по искусству.http://ru.wikipedia.org/wiki/Ковалёв,_Андрей_Алексеевич

[21] Алексеев Никита Феликсович (род. 1953, Москва) — художник, автор многочисленных публикаций.
http://ru.wikipedia.org/wiki/Алексеев,_Никита_Феликсович
http://www.stengazeta.net/author.html?id=84

[22] Кулик Ирина Анатольевна (род. 1970. Москва) — арт-критик, старший научный сотрудник Музея современного искусства в Москве, защитила докторскую диссертацию во Франции по сравнительному литературоведению, автор многочисленных публикаций.
http://ru.wikipedia.org/wiki/Кулик,_Ирина_Анатольевна

[23] На момент ареста А.Э. Рогинского Б.М. Граева, бывшая студентка Киевского университета, участница гражданской войны и военнослужащая ЦДКА, была беспартийной (считала, что она недостаточно «подкована» по части научного марксизма, кандидатом ВКП(б) стала в 1940 г., а в партию вступила в 1941 г.). Однако она выступила на собрании в ЦДКА по поводу ареста А.Э. Рогинского в его защиту и заявила, что он кристально честный человек и настоящий коммунист. Она рассказывала мне, как они с отцом ждали ареста. Но обошлось: после снятия Ежова в конце 1938 г. с поста наркома внутренних дел наступил короткий период «потепления»: в связи с занятием этого поста Берией кого-то освободили. Тогдашний начальник ЦДКА бригадный комиссар (впоследствии генерал-майор и директор Театра Красной Армии) С.И. Паша в то время на собрании положительно отметил выступление моей матери в защиту Рогинского, которого, однако, это «потепление» не коснулось. Об этом «потеплении» в книге К.А. Залесского «Кто есть кто в истории СССР. 1924-1953» (М.: Вече, 2009, статья «Берия Л.П.», с.70) сказано, что Берия «в пропагандистских целях провел освобождение из лагерей «необоснованно осужденных: в 1939 году освобождено 223, 6 тысяч человек, из колоний — 103,8 тысячи человек, не считая депортированных из западных областей Белоруссии и Украины».

[24] По рассказу А.Э. Рогинского, он встретился на этапе со Скороходовым, который сказал ему: «Саша, ты здесь из-за меня» и показал ему свою изуродованную спину. Много лет спустя дядя Саша, как я называл Мишиного отца, говорил мне, что он и сам однажды был доведен до состояния, когда чуть не оговорил мою мать, к чему его многократно вынуждали следователи.

[25] Гудзенко Семен Петрович (1922, Киев – 1953, Москва), поэт фронтовик.
http://ru.wikipedia.org/wiki/Гудзенко,_Семён_Петрович, http://www.calend.ru/person/2107/

[26] Жадова Лариса Алексеевна (1927—1981), искусствовед, специалист по искусству XX века и русскому авангарду, автор нескольких монографий и множества статей; дочь генерала армии А.С. Жадова, командующего армией в годы войны, в 1950—1954 годы — начальника Военной академии имени М.В. Фрунзе; жена поэта-фронтовика Семена Гудзенко, скончавшегося в 1953 г. от старых ран; с 1957 по 1981 г. – жена Константина Симонова.

[27] Мастеркова Лидия Алексеевна (1927, Москва, СССР — 12 мая 2008, Сен-Лоран-сюр-Отен, департамент Мёз, Франция) — русская художница-нонконформистка из «лианозовской группы», в которую входили Лев Кропивницкий, Оскар Рабин, Владимир Немухин, Николай Вечтомов и др.
http://ru.wikipedia.org/wiki/Мастеркова,_Лидия_Алексеевна

[28] Вадим Алексеев. «Амазонка авангарда. Лида Мастеркова пишет оркестрово» — «Независимая газета», 20.01.2006, № 13.
http://www.ng.ru/saturday/2006-01-20/13_amazonka.html

[29] Немухин Владимир Николаевич (12.11.1925, дер. Прилуки Сепуховского района Московской области – 18.04.2016, Москва) — художник-нонконформист, считается классиком второй волны русского авангарда., участник «бульдозерной» выставки, консультант Георгия Костаки.
http://ru.wikipedia.org/wiki/Немухин,_Владимир_Николаевич

[30] Владимир Немухин. «Дверь — это натюрморт». Интервью Алене Романовой. — В кн. «О Михаиле Рогинском. Дураки едят пироги». — М.: Новое литературное обозрение, 2010, С. 264-265.

[31] Перуцкий Михаил Семенович (1892, Славута Волынской обл. — 1959, Москва) — художник, учился в Одессе,
http://sovcom.ru/index.php?category=painters&painterstype=painter&painter=3482
http://kupitkartinu.ru/painter/965/
http://forum.artinvestment.ru/showthread.php?p=195585

[32] Михаил Рогинский. «Автобиографические фрагменты». — В кн. «О Михаиле Рогинском. Дураки едят пироги». — М.: Новое литературное обозрение, 2010, С. 629-630.

[33] Позднее и я учился у Перуцкого. Помню такой забавный эпизод. Году в 1950-м я показал ему свой набросок акварелью «Летний вечер на Пушкинской площади», сделанный по предмету «Композиция». Перуцкий съязвил: «Ну что ты нарисовал? Это же любование. Так импрессионисты писали. А нарисовал бы ты лучше, как школьники хорошо закончили учебный год и в награду их привезли на Пушкинскую площадь». Это было для меня лестно: я то знал, как он в действительности относится к импрессионистам. — В.Ж.

[34] Годo’ — некто, не появляющийся на сцене знаменитой пьесы «В ожидании Годо» известного ирландского драматурга Сэмюеля Беккета, лауреата Нобелевской премии по литературе. Неизвестного Годо ждут в надежде, что он изменит жизнь и даст ей Смысл. Пьеса написана по-французски, переведена автором на англ. и признана «самым влиятельным англоязычным драматургическим произведением XX века». Пьеса переведена на русский и ставилась в России.
https://ru.wikipedia.org/wiki/В_ожидании_Годо#).

[35] Комеч В.А.. «Барачная лирика 2002.
Выставка Михаила Рогинского в Третьяковской галерее на Крымском Валу».
http://www.valdorf.narod.ru/archive/rogin.html

[36] С 2000 г. это московская детская художественная школа №1 им. В.А. Серова. На сайте этой школыhttp://www.serovartschool.ru/ist/ среди ее преподавателей назван М.А. Рогинский вместе со своими учителями М.С. Перуцким, А.М. Глускиным, К.Г. Дороховым и М.Т. Хазановым.

[37] Измайлов Евгений Аскерович (род. 1939, Москва) – художник, живет в Германии.
http://www.gallery-romanov.ru/basic-collection/izmailov/biography.htm

[38] Леонов Павел (1920-2011), художник, представитель «наивного искусства»,
http://pavel-otdelnov.livejournal.com/148294.html

[39] http://biblioteka.teatr-obraz.ru/page/zaochnyi-narodnyi-universitet-iskusstv-znui

[40] Перченков Григорий Вульфович (род. 1947, Москва, — 1980, там же), живописец, ученик М.А. Рогинского по художественной школе на Кропоткинской ул.
http://www.rujen.ru/index.php/ПЕРЧЕНКОВ_Григорий_Вульфович

[41] Космачев Вадим Иванович (род. 1938. Калуга) – скульптор, живет в Германии.
http://safmuseum.org/pages/bio.php?id=53.html

[42] Межиров Александр Петрович (1923, Москва — 2009, Нью-Йорк), поэт и переводчик, фронтовик.
http://ru.wikipedia.org/wiki/Межиров,_Александр_Петрович

[43] В первых числах июня 1947 г. я привез ему домой в военный городок билеты на футбольный матч «Динамо (Москва) — Торпедо», на который Миша сходил без меня, т.к. на обратном пути домой я попал под трамвай и лишился предплечья правой руки, из-за чего пришлось бросить на несколько лет художественную школу.

[44] «Сталинский соккер» — SPORTWEEK № 25-27 (164-166).
http://sportweek.ru/swarchiv/3712-stalinskiysokker

[45] Дмитриев Коля (Николай Федорович) (1933, Москва — 1948, дер. Репинка Калининской (ныне Тверской) области). См., например, http://artru.info/ar/18303/

[46] Шугрин Анатолий Иванович (1906–1987) — живописец, скульптор. Его ретроспективная выставка состоялась в Третьяковской галерее в 2009 г.
http://www.tretyakovgallery.ru/ru/calendar/exhibitions/exhibitions1574/

[47] Международный съезд инвалидов детства был организован христианским обществом «Вера и Свет», основанным и руководимым Жаном Ванье, бывшим французским моряком. Общество базируется во Франции и имеет отделения по всему миру, в том числе, в Москве. Оно оплачивало паломническую поездку во Францию инвалидов детства и сопровождающих их лиц. Саша Рогинский вместе с матерью был приглашён на этот съезд  московским отделением общества.

[48] Много лет спустя, в 1990 г. Андрей Донатович Синявский, с которым Миша познакомился в Париже, сказал, будучи в Москве на встрече в Институте мировой литературы: «Маяковский очень честный человек. Он — нонконформист, бунтарь. Не случайно его любит молодёжь. Ведь у его памятника собирались, читали стихи, некоторых арестовывали». (Е. Старцева. «Необъявленная встреча. Андрей Синявский»,http://www.proza.ru/2009/08/03/955).

[49] И. Ильинский играл главную роль (Присыпкина) в пьесе Маяковского «Клоп» в театре им. Мейерхольда (1929 г.). Маяковский читал ему и драматургу Н. Эрдману свою пьесу «Баня».

[50] Имеются в виду проходившие в Москве мастер-классы М. Рогинского — 1 июня 1999 г. в Центре современного искусства Сороса и 15 ноября 2001 г. в Государственном центре современного искусства.

[51] Фильм Вадима Захарова «Михаил Рогинский — художник. В парижской мастерской Михаила Рогинского в 2000 г.».

[52] Петровская Виктория Антоновна, старинный друг Рогинских и моей мамы, библиотечный работник, подруга молодости Оксаны Коцюбинской, дочери известного украинского писателя Михаила Михайловича Коцюбинского и первой жены Виталия Марковича Примакова, командира дивизии и корпуса червонного казачества.

[53] Петровский Евгений Иванович, комиссар дивизии червонного казачества, друг В.М. Примакова, окончил Военно-воздушную академию, был директором Центрального авиамоторного института (ЦИАМ), представителем Наркомата обороны в Италии и США. Обвинен в участии в контрреволюционной террористической организации (по делу М. Тухачевского и В. Примакова). Расстрелян в 1938 г.

[54] Шелковский Игорь Сергеевич (род. 1937, Оренбург), известный скульптор, живописец, график. В 1976 г. эмигрировал в Париж, где издавал журнал «А — Я», посвящённый современному неофициальному искусству, литературе и философии. Живет в Москве и Париже.
http://ru.wikipedia.org/wiki/Шелковский,_Игорь_Сергеевич
http://theoryandpractice.ru/presenters/9994-igor-shelkovskiy

[55]  Хвостенко Алексей Львович (1940, Свердловск — 2004, Москва), известный также как Хвост, поэт-авангардист, автор и исполнитель песен, человек разносторонне талантливый.
https://ru.wikipedia.org/wiki/Хвостенко,_Алексей_Львович

[56] Турецкий Борис Захарович (1928, Воронеж – 1997, Москва), художник-нонконформист.
http://ru.wikipedia.org/wiki/Турецкий,_Борис_Захарович

[57] Андрей Ковалев. «Зрелое воображение Михаила Рогинского. Из бесед с живыми авангардистами». — В кн. «О Михаиле Рогинском. Дураки едят пироги». – М.: Новое литературное обозрения, 2009, С. 701-702. (Интервью для «Русского журнала». Опубликовано 16.11.2001 г.).

[58] Владимир Левашов. «Михаил Рогинский». – В кн. «О Михаиле Рогинском. Дураки едят пироги». – М.: Новое литературное обозрения, 2009, С. 686.

[59] Чернышев Михаил Иванович (род. 1945, Москва). – художник, живет и работает в США.http://ru.wikipedia.org/wiki/Чернышов,_Михаил_Иванович

[60] Панин Алексей, ученик М.А. Рогинского по художественной школе на Кропоткинской ул., как и Г. Перченков.

[61] Бруни Лев Иванович (1950-2011, Москва), художник, искусствовед, журналист.
http://www.bridgeclub.ru/memorial/bruni.htm

[62] Одноралов Михаил Николаевич (род. 10.11.1944, Москва – умер 22.01.2016, Нью-Йорк) – художник, один из первых и наиболее активных участников движения нонконформизма в отечественном искусстве 1960–1970-х годов. С 1980 г. жил в США.
http://theoryandpractice.ru/presenters/3572-mikhail-odnoralov

[63] Евгений Измайлов. «Он оставался художником — одиночкой». — .В кн. «О Михаиле Рогинском. Дураки едят пироги». – М.: Новое литературное обозрения, 2009, С. 382.

[64] Никита Алексеев. «Москва в Париже». — В кн. «О Михаиле Рогинском. Дураки едят пироги». — М.: Новое литературное обозрения, 2009, С. 661-662. (газета «iностранец», №24 от 23.06.1999).

[65] Повзнер Лев Александрович (род. 1939, Москва), художник.
http://www.svoykrug.com/Artists/povzner.html

[66] Никита Алексеев. — Там же, С. 667, 669. (газета «iностранец», №24 от 23.06.1999).

[67] Талочкин Леонид Прохорович (1936 — 2002, Москва) — коллекционер современного искусства, основатель музея РГГУ «Другое искусство».
http://ru.wikipedia.org/wiki/Талочкин,_Леонид_Прохорович

[68] Людмила Петрушевская. «Мы Рогинского». — В кн. «О Михаиле Рогинском. Дураки едят пироги». – М.: Новое литературное обозрения, 2009, С.614.

[69] Андрей Ковалев. Там же. С. 697.

[70] Сергей Косаренко. «Антисистема. Россия в точке бифуркации» — газета «День» (гл. редактор А. Проханов), №8 от 28 февраля – 6 марта 1993 г. и №10 от 14-20 марта 1993 г.

[71] Данила Кольцов. «Михаил Рогинский. Все это люблю». — В кн. «О Михаиле Рогинском. Дураки едят пироги». — М.: Новое литературное обозрения, 2009, С. 651-652.

[72] Алпатова Ирина Георгиевна, искусствовед, в 1992-1999 г.г. — директор Московского центра современного искусства Сороса, один из организаторов выставки М. Рогинского в этом центре в 1999 г., составитель (совместно с Л. Талочкиным) книги «Другое искусство».Москва. 1956-76. Каталог выставки» (М.: Художественная галерея «Московская коллекция», СП «Интребрук», 1991. том 1 — 342 с., том 2 — 236 с.) и составитель (совместно с Л. Талочкиным и Н. Тамручи) книги «Другое искусство». Москва 1956-1988» (М.: «Галарт», ГЦСИ, 2005, 432 с.); http://www.mdk-arbat.ru/bookcard?book_id=519810 ; в этих книгах помещены и материалы о М.А. Рогинском.

[73] Бажанов Леонид Александрович (род. 1945, Москва) — искусствовед, историк искусства, куратор, специалист по современному искусству второй половины ХХ — начала XXI века, художественный руководитель Государственного центра современного искусства.
http://ru.wikipedia.org/wiki/Бажанов,_Леонид_Александрович

[74] Юликов Александр Михайлович (род. 1943, пос. Вятские Поляны, Кировская обл., с 1944 г. – в Москве) — художник, живописец, график, художник книги, составитель и дизайнер каталога «Михаил Рогинский. «Пешеходная зона». Живопись 1962-1967, 1995-2002».
http://ru.wikipedia.org/wiki/Юликов,_Александр_Михайлович

[75] Бархин Сергей Михайлович (род. 1938, Москва) — художник театра, книги и мультипликации, живописец и архитектор, засл. деятель искусств РФ (1991), народный художник РФ (1998), академик Российской академии художеств (2012), главный художник Большого театра (1995-2000), лауреат государственных премий РФ (1993, 2002), национальной премии «Триумф» (2004), многократный лауреат национальной премии «Золотая маска».
http://ru.wikipedia.org/wiki/Бархин,_Сергей_Михайлович

[76] Соков Леонид Петрович (род. 1941, д. Михалево Калининской обл) — скульптор и живописец,, один из наиболее известных представителей направления соц-арт, живет в США.
http://ru.wikipedia.org/wiki/Соков,_Леонид_Петрович

[77]  http://www.izvestia.ru/news/291885

[78] http://kommersant.ru/doc/488166

[79]  http://supernew.ej.ru/130-131/life/art/season/index.html

[80] http://www.gif.ru/themes/society/roginskiy/

[81]  http://old.russ.ru/culture/vystavka/20040713.html

[82] Из песен Владимира Высоцкого.

[83] Из песен Булата Окуджавы.

[84] Сергей Бархин. «Мужественный Рогинский» — В кн. «О Михаиле Рогинском. Дураки едят пироги». – М.: Новое литературное обозрения, 2009, С. 403, 408.

[85] Сергей Бархин. «Ламповая копоть». — М.: Издательство «Близнецы», издательство «ГИТИС», 2007, раздел «Мужественный Рогинский», С.381-388.

[86] Сергей Бархин. «Заветки». — М.: Издательство «Близнецы», 2011, С. 123-124.

[87] Умер художник Михаил Рогинский. 6.07.2004. http://www.forum-tvs.ru/lofiversion/index.php/t4283.html

[88] Александр Юликов. «Хрущобы — это банки Кэпбелл-супа». Интервью Алене Романовой. — В кн. «О Михаиле Рогинском. Дураки едят пироги». – М.: Новое литературное обозрение, 2010, С. 252.

[89] Данила Кольцов. Там же. С. 651.

[90] Леонид Соков. «Мой Рогинский». — В кн. «О Михаиле Рогинском. Дураки едят пироги». — М.: Новое литературное обозрения, 2009, С.627.

Это расширенный и переработанный вариант моей статьи «Заметки о Михаиле Рогинском», написанной специально для сборника «О Михаиле Рогинском. Дураки едят пироги», (М.: Новое литературное обозрение, 2010) и опубликованной в нем на с. 47-76.

 

Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/2017-nomer6-zhuk/