(продолжение, начало в №8/2016)
До нашей эры соблюдалось чувство меры…
В. Высоцкий
Мыслители древности не могли не размышлять о вопросах, которые мы называем экономическими. Те из них, кто пытался давать советы правителям, не могли обойти стороной важнейший вопрос о богатстве государства, а это приводило к проблеме его доходов и расходов. Но и другие задавались вопросами о богатстве и его источниках – хотя бы потому, что это было предметом повседневных забот для множества людей. И наверняка предметом судебных тяжб. Разрешались ли имущественные споры по усмотрению властей или по законам, — так или иначе нужны были какие-то принципы для их «справедливого» разрешения.
Короче, было много разных поводов задуматься о материальной стороне человеческой жизни. И к этому приложили руку даже самые крупные философы.
Из наиболее известных имен первым следует по праву назвать Ксенофонта Афинского (5 – 4 века н. э.). За свою жизнь он успел побывать полководцем, политическим деятелем и, наконец, писателем — автором исторических и философских сочинений. Из последней категории нам интересны две его книги: «О доходах» и «Домоводство».[1]
«Адам Смит древнего мира»
В первой из них он трактует источники доходов государства Афины.
«Я всегда придерживаюсь того мнения, что, каковы правители, таковы и государства, — начинает Ксенофонт. — Поскольку, однако, некоторые из лиц, занимающих руководящее положение в Афинах, высказывались в том смысле, что они ничуть не хуже других понимают, что такое справедливость, но что, мол, вследствие бедности народных масс они вынуждены все же поступать в какой-то степени несправедливо по отношению к городам,[2] то я решил посмотреть, не могут ли афинские граждане каким-нибудь образом прокормиться за счет собственной страны, что и было бы всего справедливее. Ибо я считаю, что если бы это оказалось возможным, то они одновременно смогли бы помочь своей бедности и перестали бы возбуждать подозрение эллинов».
По-видимому, Афины требовали от союзных государств слишком больших взносов, ссылаясь на бедность своего народа. Ксенофонт находит, что сами Афины имеют множество источников дохода, которые не используются. Он начинает с природных богатств Афин. Прежде всего, это благодатный климат, плодородные почвы страны и ее недра, содержащие изобильные запасы мрамора и серебра. На мрамор существует большой спрос по всему миру, пишет Ксенофонт, — он нужен для строительства храмов и гробниц, для скульптуры… А серебро — это просто деньги. Все эти дары природы могли бы использоваться гораздо шире и приносить много денег от продажи заграницу.
Потом идет неразумная политика в отношении метеков.[3] Они сами себя содержат, говорит Ксенофонт, и их следует поощрять. Он советует отменить специальную метекскую подать (видимо, взимавшуюся поверх общих налогов на жителей). Метеки станут жить богаче, и это даст государству больше налоговой выгоды. Также следует снять с них воинскую обязанность, надолго отвлекающую от работы. «К вящей славе города будет также и то, если окажется, что афиняне в битвах более полагаются на самих себя, нежели на иноземцев». И наконец, имеет смысл дать им больше прав. Такие меры покровительства метекам побудят многих других иноземцев переселяться в Афины, «а это в свою очередь привело бы к увеличению государственных доходов».
Ксенофонт
Затем, следует поощрять морскую торговлю. Снять все ограничения на предметы вывоза. Ввести поощрение для чиновников, которые наиболее справедливо и скоро разрешают споры (чтобы не задерживать отплытие судов). Устраивать званные обеды для самых достойных из иноземных купцов и судовладельцев. Так что они и их знакомые будут стремиться в Афины не только ради прибыли, но и ради почестей, и будут рады там поселиться. Все это увеличит налоговые сборы государства. «Для такого рода увеличения доходов не требуется никаких предварительных затрат, необходимы лишь гуманные постановления и соответствующее попечение».
Далее — серебряные рудники. Сейчас кому угодно дается право их разработку в обмен на налоги. Такой человек платит кому-то за аренду, так сказать, капитала (то есть, рабов), и ему достается вся выгода от продажи руды. Ксенофонт излагает план использования рудников к выгоде государства. Оно само должно обеспечивать рудники рабами, сдавая их в аренду, и получать всю выгоду. Детали этого плана касаются способов обеспечить достаточное количество рабов и их сохранность. «А когда рабы будут куплены, то неужели их станут меньше брать внаймы у государства, чем у частных лиц, при одинаковых условиях найма? Ведь сдаются же в аренду и участки священной земли, и святилища, и дома; и налоги берутся на откуп у государства. А чтобы купленные рабы оставались в сохранности, государство может требовать представления поручителей от лиц, берущих внаймы рабов, подобно тому как оно требует этого от тех, кто берет на откуп налоги. К тому же совершить беззаконие легче именно откупщику налогов, нежели лицу, берущему внаймы рабов».
Сопоставлять книги, написанные с разрывом в две с лишним тысячи лет, нужно осторожно. Отметим, что тема обеих книг – богатство народов. Конечно, поощрять предпринимательскую деятельность государственных властей как замену частному предпринимательству – это не по-смитовски. Но это, скорее всего, самое разумное решение в эпоху, когда не было такого контрактного права, как в Англии XVIII в., и налоги собирались откупщиками. Важнее же всего общая (отнюдь не тривиальная в те времена) идея Ксенофонта: залогом богатства собственно государства служит богатство его подданных. Также нельзя не заметить, что бесстрастный тон при беспощадной критике неумелого хозяйствования государства и методичный анализ экономических вопросов – всем этим наш древний грек неуловимо напоминает, – если угодно, предвещает – стиль великого шотландца. И это еще не все.
Домоводство
В оригинале название книги звучит как «Ойкономикос». Образовано из двух слов: «ойкос» (дом) и «номос» (правило, закон). Это — правила разумного ведения домашнего хозяйства. Ксенофонт ввел в употребление слово, которое станет названием нашей науки: economics — экономика.
Книга написана в жанре «сократического диалога». Ксенофонт в молодости был последователем Сократа и написал воспоминания о нем. Неизвестно, однако, насколько это историческое лицо соответствует Сократу в книге.
Исторический Сократ не занимался земледелием, а одноименный книжный персонаж начинает как раз с объяснения преимуществ земледелия перед другими видами хозяйственной деятельности. Он объясняет это тем, что хотя все его имущество составляет пять мин[4], он много наблюдал за умными хозяевами, и потому может давать дельные советы. С другой стороны, в «Воспоминаниях о Сократе» ему приписывается высказывание о том, что домашнее хозяйство, как и управление государством, входит в программу философского образования и преподавания. А Платон писал, что еще софист Протагор учил, «как лучше всего управлять своим домом и как сделаться способным государственным деятелем и оратором»
Большое место в книге занимают практические советы: о выборе слуг и управляющего, обработке почвы, посеве, уборке хлеба и других сельскохозяйственных процессах. Довольно очевидно, что «дом» в этом контексте означает усадьбу или поместье. Вопрос Сократа:
— А как мы определим хозяйство? То же ли это, что дом, или же и все, что человек имеет вне дома, тоже составляет часть хозяйства?
— Мне кажется, — отвечал Критобул, — все, что человек имеет, хотя бы оно находилось даже не в одном городе с владельцем, составляет часть хозяйства.
Помимо всего прочего, в книге есть несколько экономических озарений общего характера. Например:
— Значит эти предметы, хоть они одни и те же, для умеющего пользоваться каждым из них — ценность, а для не умеющего — не ценность: так, например, флейта для того, кто умеет искусно играть, — ценность, а кто не умеет, для того она ничем не лучше бесполезных камней, разве только он её продаст.
— Вот именно к этому выводу мы и пришли: для того, кто не умеет пользоваться флейтой, если он её продаёт, она ценность; а если не продаёт, хотя владеет ею — не ценность. — Мы говорим одинаково, Сократ, раз уже признано, что полезные предметы — ценность. И в самом деле, если не продавать флейту, то она не ценность, потому что она совершенно бесполезна; а если продавать, то ценность.
Несомненно, здесь выявляется различие между потребительной ценностью и меновой. Точно как у Адама Смита (см. главу 14). Или:
— Так вот, нет ничего способного к большему улучшению, как земля, которая из запущенной становится в высшей степени плодородной. Уверяю тебя, Сократ, что благодаря нашим стараниям ценность многих участков земли стала во много раз больше первоначальной.
Здесь угадывается прообраз Рикардовой категории земельной ренты.
Теперь обратимся у фигуре, которая, несомненно, стоит первой — и не только в греческом зале. Альфред Уайтхед, выдающийся философ ХХ в., заметил однажды:
«Наиточнейшая характеристика европейской философской традиции – это, что она представляет собой серию примечаний к Платону».
Мы обошли его сначала только потому, что в истории экономических идей он занимает место более скромное, чем Ксенофонт. Оба были афинянами, учениками Сократа и практически ровесниками.[5] Оба писали в жанре «сократического диалога». Но в текстах у обоих, насколько нам известно, нет признаков того, что они были известны друг другу хотя бы заочно.
Платон
Он, вероятно, первым предложил модель идеального — утопического — государства.[6] Об утопии Платона нам лучше поговорить в гл. 18. А пока укажем один момент, предвосхищающий нечто важное для экономической науки (в нашем смысле этого слова). В том же диалоге «Государство» обсуждается возникновение государства – полиса. Диалог написан от имени Сократа:[7]
— Государство, — сказал я, — возникает, как я полагаю, когда каждый из нас не может удовлетворить сам себя, но нуждается еще во многом. Или ты приписываешь начало общества чему-либо иному?
— Нет, ничему иному.
— Таким образом, каждый человек привлекает то одного, то другого для удовлетворения той или иной потребности. Испытывая нужду во многом, многие люди собираются воедино, чтобы обитать сообща и оказывать друг другу помощь: такое совместное поселение и получает у нас название государства, не правда ли?
— Конечно.
— Таким образом, они кое-что уделяют друг другу и кое-что получают, и каждый считает, что так ему будет лучше.
— Конечно.
— Так давай же, — сказал я, — займемся мысленно построением государства с самого начала. Как видно, его создают наши потребности.
Платон
По сути, обсуждается зарождение человеческого сообщества, где каждый умеет делать что-то определенное. Идет перечисление потребностей человека, начиная с еды, одежды, обуви и т.д. По ходу выявляется нужда в тех, кто делает орудия труда, а ведь им тоже нужна еда, одежда и пр. Затем, нужны те, кто перевозит продукты труда (купцы) и т. д. Чтобы выяснить все досконально, Сократ ставит вопрос: что удобнее для индивида – скажем, земледельца – тратить все свое время, выращивая хлеб для всех, или обеспечивать хлебом лишь себя одного, отдавая этому лишь часть своего времени и посвящая остальное время изготовлению других нужных ему вещей своими силами?
— Пожалуй, Сократ, — сказал Адимант, — первое будет легче, чем это.
— Здесь нет ничего странного, клянусь Зевсом. Я еще раньше обратил внимание на твои слова, что сначала люди рождаются не слишком похожими друг на друга, их природа бывает различна, да и способности к тому или иному делу также. Разве не таково твое мнение?
— Да, таково.
— Так что же? Кто лучше работает – тот, кто владеет многими искусствами или же только одним?
— Тот, кто владеет одним.
— Ясно, по-моему, и то, что стоит упустить время для какой-нибудь работы, и ничего не выйдет.
— Конечно, ясно.
— И, по-моему, никакая работа не захочет ждать, когда у работника появится досуг; наоборот, он непременно должен следить за работой, а не заниматься ею так, между прочим.
— Непременно.
— Поэтому можно делать все в большем количестве; лучше и легче, если выполнять какую-то одну работу соответственно своим природным задаткам, и притом вовремя, не отвлекаясь на другие работы.
В приведенном фрагменте диалога, по-видимому, впервые в истории выявляется значение разделения труда и специализации. Также открытым текстом говорится, что рабочее время есть ограниченный ресурс – экономическое благо, как мы теперь говорим, — который может быть использован с большей эффективностью или с меньшей. Но на этом Сократ не останавливается:
— Так что же? Внутри самого государства как будут они передавать друг другу все то, что каждый производит? Ведь ради этого мы и основали государство, чтобы люди вступили в общение.
— Очевидно, они будут продавать и покупать.
— Из этого у нас возникнет рынок и монета – знак обмена.
Итак, когда налицо разделение труда, спонтанно возникают рынок и деньги. Следом, по нашей логике, можно ожидать обсуждение принципов обмена продуктами и понятия о справедливом обмене. И диалог действительно направляется к предмету справедливости, но в другом направлении – грубо говоря, к тому, что мы называем охраной порядка. И уходит в сторону утопии, упомянутой у нас выше.
Проблемой справедливого обмена задался знаменитый ученик Платона — Аристотель. Подходит он к этому издалека. И пишет уже не диалоги, а трактаты.
О способах достичь богатства
Аристотель
В трактате «Политика» Аристотель, начав с рассмотрения вопроса о том, что такое государство и как оно устроено, приходит к тому, что существенным элементом государства является семья (у Платона этого нет). Приступив к рассмотрению семьи со всех сторон, он приходит к вопросу о собственности и богатстве.
Аристотель предлагает различать два умения: вести домашнее хозяйство[8] и наживать состояние. Во втором случае речь идет о приобретении средств, а в первом – о пользовании ими. Но и умение наживать состояние различается как по целям, так и по способам на два вида. Одно дело, когда приобретение является служебной целью для домохозяйства. И другое дело, когда приобретение является самоцелью.
В обоих случаях средством служит обмен. С точки зрения домоводства обмен нацелен на восполнение недостающего в хозяйстве. И очень долго обмен носил бартерный характер: семьи обменивались излишками того, что у них имеется.
Постепенно из этого естественного обмена развилась торговля как особый вид деятельности. Для удобства обмена люди придумали употреблять металлы – железо, медь, серебро — как общие измерители ценности различных товаров. Сперва металлы взвешивали, потом придумали ставить на слитках чекан с указанием веса. Так возникла монета.
Тогда-то и появилось стремление наживать и копить деньги. И под богатством, пишет Аристотель, зачастую понимают именно изобилие денег. Но это ошибка, говорит философ. Деньги выполняют свою роль только потому, что люди условились принимать их в уплату за реальные вещи. Стоит только людям переменить отношение к данной монете, как «деньги потеряют всякое достоинство». И обладатель даже большого количества денег может оказаться перед угрозой голодной смерти! Деньги — это только знаки, служащие необходимым элементом всякого обмена.
Поскольку целью домохозяйства не является накопление денег, постольку здесь стремление наживать состояние имеет свой предел. Но «все, занимающиеся денежными оборотами, стремятся увеличить количество денег до бесконечности». В первом случае целью является «приумножение того же самого», а во втором – «нечто иное». Первое «обусловлено необходимостью и заслуживает похвалы». Второе «по справедливости вызывает порицание». Поэтому оправдана ненависть к ростовщичеству. Оно делает сами денежные знаки предметом собственности», из-за чего они «утрачивают то свое назначение, ради которого они были созданы». Аристотель характеризует этот род наживы как «по преимуществу противный природе».
Итак, говорит философ, наживать состояние можно различными способами. Если это относится к домашнему хозяйству, то связано с земледелием, садоводством, скотоводством, пчеловодством и т.д. Другим способом является торговля (он различает три ее вида: морская, транзитная и розничная). Далее следует отдача денег в рост. Затем – наемный труд. Кроме того, он упоминает такие виды деятельности, как рубка леса и горное дело, которые мы могли бы назвать промыслами.
Во всех способах фигурирует обмен. И при любом из названных способов выгодно, «если кто сумеет захватить какую-либо монополию». Потому что монополист может установить цену более высокую, чем обычная цена.
А что такое обычная цена? Как она складывается и почему?
Уравнение обмена
К такому вопросу Аристотель обращается в другом своем трактате, который называется «Никомахова этика». Поначалу он рассуждает о том, что такое справедливость в отношениях между людьми. И приходит к такому виду межчеловеческих отношений, как обмен товарами.
Если два рода товаров обмениваются друг на друга, например хлеб на башмаки, то имеет место некая пропорция обмена. Какое-то количество хлеба обменивается на какое-то количество обуви. Тогда можно посчитать, сколько хлеба приходится на пару башмаков, т.е. пара башмаков = X мер хлеба.
Величина X и есть цена пары башмаков. Так сказать, хлебная цена обуви. Понятно, что возможен и счет в другую сторону, выражающий, так сказать, башмачную цену одной меры хлеба
Предполагается, что обмен совершенно доброволен для обоих участников. Это значит, что ни тот, ни другой не является монополистом. Тогда должно получиться то, что Аристотель называет «справедливой ценой». Как она формируется?
И хлеб, и обувь — продукты труда. Часть труда земледельца переходит к башмачнику, и наоборот. Но здесь возникает затруднение: «Ничто ведь не мешает работе одного из двух быть лучше, чем работа другого, а между тем эти работы должны быть уравнены».
Такого рода отношения между людьми, говорит Аристотель, возникают только тогда, когда налицо различные профессии. Мы бы сказали теперь, что должны существовать разделение труда и специализация. Должны быть в наличии, по Аристотелю, «разные и неравные стороны», которые как-то приравниваются одна к другой.
«Все, что участвует в обмене, должно быть каким-то образом сопоставимо» — это утверждение Аристотеля означает, что при самых непохожих работах (он берет для примера земледельца и врача) должно существовать что-то такое, что одинаково присуще обеим сторонам обменной сделки. «Все должно измеряться чем-то одним». Позднее Маркс назвал это «что-то» субстанцией ценности.
Чем бы ни была данная «субстанция», лишь ее наличие во всех товарах делает возможным как бартер, так и денежную торговлю — такова, по сути дела, мысль Аристотеля. Когда оба участника обмена договорились о цене λ = Хg (где λ — единица первого товара, g — единица второго товара, а X — число единиц второго товара, отдаваемое за единицу первого), тогда левая часть равна правой. Но в каком смысле дом равен сапогам, а хлеб равен посещению врача?
Этот вопрос занимал ученых в течение многих столетий. Над ним бились самые выдающиеся умы. Вопрос о глубинном основании цены оказался очень непрост. Скажем сразу: в экономической науке нет единого мнения на этот счет.
В последние сто лет ученые, в общем, договорились о том, как образуются рыночные цены, как они меняются под воздействием различных причин, при каких условиях они растут или снижаются. Однако до сих пор не было еще ни одного дня, когда бы все серьезные экономисты мира сошлись в едином мнении о том, какая последняя «субстанция» лежит в основании цены, т.е. на какой основе дом равен башмакам. А это значит, что и все перечисленные выше договоренности (т.е. общепринятые теории) не могут считаться окончательными.
Аристотель был первым ученым, кто не только поставил этот вопрос, но и предложил свой ответ. Вот он:
-
в самих товарах нет ничего такого, что могло бы приравнивать их друг к другу; но товарный обмен – это отношение не только между вещами, но и между их владельцами; в обменной сделке, следовательно, имеются четыре участника; именно товаровладельцам присуще нечто такое, что позволяет «приравнять» друг к другу их самих и обмениваемые товары;
Итак, четыре участника – это товаровладельцы α и β и их товары g и λ. Чем сильнее у лица α потребность в товаре λ, принадлежащем лицу β, тем больше своего товара g отдаст α за единицу λ. И наоборот. Отсюда следует пропорция:
α / β = λ / g.
Если α – башмачник, а β – хлебороб и если потребность башмачника в хлебе втрое превышает потребность хлебороба в башмаках (т.е. α / β = 3), тогда уравнение обмена (цена) складывается так: λ = 3g, и это означает, что за меру хлеба отдаются три пары башмаков (например, одна – для хлебороба, другая – для его жены и третья – для его маленькой дочки).
Идеи Аристотеля оказали огромное влияние на развитие теории цены. Но лишь в XVIII в. французский мыслитель Тюрго продолжил и развил мысль о взаимном соизмерении желаемости у товаровладельцев. И еще сто лет спустя сразу несколько блестящих ученых создали на этой основе теорию предельной полезности. Сегодня ее разделяют, пожалуй, большинство экономистов (хотя, возможно, и не все).
Примечания
[1] В русском языке утвердилось название «Домострой», перешедшее позже в одноименную православную книгу Сильвестра.
[2] Считается, что он имеет в виду города, входящие в так наз. «Второй Афинский морской союз». В него входили полисы («города») по всему побережью Балканского полуострова (кроме Пелопоннеса, принадлежавшего Спарте) и по островам Эгейского моря вплоть до Малой Азии.
[3] Класс иммигрантов и отпущенных рабов. В основном, занимались ремеслом и коммерцией.
[4] Мина – счетная денежная единица на Древнем Востоке, довольно крупная. Классическая греческая серебряная мина составляла 1/ 60 от таланта, или чуть меньше 0,5 килограмма серебра. Она равнялась 100 драхмам. Как монета не чеканилась.
[5] Годы жизни, по принятым сегодня приблизительным оценкам: Ксенофонт (около 430 г. — не ранее 356 до н. э.); Платон (428 или 427 — 348 или 347 до н.э.)
[6] Диалоги «Государство» и «Законы». В этом тексте «государство» означает греческий «полис».
[7] Перевод на русский дается по изданию: Платон. Сочинения в трех томах. ИФ АН СССР. Под ред. А. Ф. Лосева и В. Ф. Асмуса. «Мысль». М. 1971. Том 3 (1), сс. 145 – 146.
[8] Домашнее хозяйство, как говорилось выше, предполагается в широком смысле. Это больше похоже на хозяйство имения – с землей, скотом, рабами и пр.
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/2017-nomer6-majburd/
